Экономические треки украинского кризиса

Дискуссия

Как и во время грузино-осетинского конфликта 2008 г., в сегодняшних дискуссиях о будущем экономических отношений России и стран Запада основное внимание уделяется прогнозам последствий разного рода санкций и возможным рыночным колебаниям. Однако нынешняя ситуация в гораздо больше степени демонстрирует сложность и амбивалентность переплетения международных экономических связей в мировом пространстве в сравнении с шестилетней давностью.

Как и во время грузино-осетинского конфликта 2008 г., в сегодняшних дискуссиях о будущем экономических отношений России и стран Запада основное внимание уделяется прогнозам последствий разного рода санкций и возможным рыночным колебаниям. Однако нынешняя ситуация в гораздо больше степени демонстрирует сложность и амбивалентность переплетения международных экономических связей в мировом пространстве в сравнении с шестилетней давностью.

С одной стороны, европейский бизнес осознает масштаб экономического сотрудничества с Россией, а потому представители не только компаний, но и целых промышленных отраслей, финансового сектора, считают, что долгосрочные санкции против Москвы попросту невозможны. С другой стороны, все более острая политическая риторика, тон которой задают США и Еврокомиссия, неизбежно вносит коррективы в рациональные устремления бизнеса. Крымский референдум и возможное распространение конфликтных зон на Украине чреваты относительно продолжительным сбоем в процессе российско-европейского и частичной заморозкой российско-американского экономического сотрудничества. Но основной вопрос заключается не в том, насколько долго продлится это похолодание, а каковы реальные условия для фундаментальных сдвигов в сферах экономического влияния, с учетом различных сценариев развития государственного устройства Украины.

Украина, несмотря на бедственное положение государства, балансирующего на грани дефолта, и независимо от собственной периферийной роли в мировых экономических процессах, представляет собой важный функциональный элемент в динамичном механизме глобализации. Ее значение открывается, по мере того как представители мирового сообщества озвучивают порой противоречивые позиции по сегодняшнему кризису. Причем эти противоречия демонстрируют не только рациональный дуализм и конфликт интересов отдельных сегментов истеблишмента, но и тот факт, что в мире происходят глобальные экономические сдвиги, ускорившиеся под воздействием украинского импульса.

gazprom.com

Первый экономический трек украинского кризиса – это энергетическая политика. Украина давно занимает одно из центральных мест в дискуссиях о диверсификации поставок российского газа в Европу и, следовательно, о снижении европейской зависимости от России, а потому неслучайно ей уделяется столько внимания на энергетических картах аналитических центров. Принято считать, что нестабильность ситуации на Украине создает постоянный негативный фон для российского экспорта газа, но она в то же время вызывает обеспокоенность европейских стран, которые хотят не столько ухода российских компаний с рынка, сколько более стабильных и гарантированных путей доставки энергоносителей.

В этом отношении «Южный поток», предлагающий трубопровод в обход «зоны нестабильности», видится стратегически более надежным европейским инвесторам и потребителям. В США в дни обострения украинского кризиса молниеносно активизировались лоббистские группы, продавливающие через администрацию Б. Обамы строительство терминалов сжиженного природного газа (СПГ), который должен прийти на помощь Европе и помочь ей отказаться от «Южного потока». Впрочем, такой способ будет слишком затратным, а статистика, напротив, демонстрирует стремление Европы максимально снизить зависимость от СПГ, все больше ориентируясь на традиционные пути доставки.

У ЕС сегодня есть пространство для маневра до 2015 г., т.к. запасов в хранилищах должно хватить на год, и это время Еврокомиссия бесспорно потратит на торг с Россией по поводу цен и структуры Газпрома, используя в качестве козыря ситуацию на Украине. Вполне вероятным представляется сценарий, по которому Россия согласится на ряд экспортных уступок, в частности, пойдет на смягчение позиции по Третьему энергопакету ЕС в обмен на сохранение собственной жесткой позиции по Украине. На данную ситуацию можно посмотреть и с другой стороны – Газпром уже в 2013 г. начал проводить политику планомерного снижения цен на газ для стран-членов ЕС, а поступающая из индустрии информация позволяет сделать вывод о том, что для укрепления собственных позиций Россия может все более активно использовать гибкую ценовую политику, чего не могут себе позволить ни США, ни страны Магриба, ни Иран. Поэтому даже если допустить введение Евросоюзом всех трех этапов санкций, они, во-первых, будут касаться отдельных категорий товаров, а во-вторых, если и затронут основы энергетического сотрудничества, то это будет носить ограниченный во времени характер.

РИА Новости

Второй трек, более масштабный и более завуалированный, заключается в глобальном и латентном изменении зон экономического влияния. Мир находится на историческом пике территориального распространения рыночной экономики, однако модели ее развития становятся все более полярными, а потому построение нового мирового порядка и новой системы международных отношений, в ожидании которых политики, бизнесмены, дипломаты и эксперты находятся с момента окончания холодной войны, все в большей степени зависит от рыночных же факторов и транснациональной конкуренции. Украина оказалась в эпицентре геоэкономического противостояния двух торговых зон, надвигавшихся друг на друга с разных сторон. И хотя Таможенный союз - новое и институционально слабое образование, очевидно, что даже такая попытка переформатирования экономического пространства может вызывать серьезную обеспокоенность ряда европейских и американских идеологов расширения рынка с Запада на Восток. Не стоит забывать, что краеугольным камнем украинского кризиса явилась не территориальная дифференциация страны, не закон о русском языке, не коррупция администрации В. Януковича и даже не экономическая стагнация, а соглашение об ассоциации с ЕС, послужившее катализатором переворота в Киеве. Именно геоэкономические процессы в Евразии сегодня во многом рождают полярные дискуссии о реконфигурации политического пространства, векторах модернизации, с новой силой пробуждая в политическом дискурсе такие понятия как «цивилизация» и «варварство», «модели развития» и «особый путь». Украина стала новым испытательным полигоном для проекта либеральной европеизации и полем, на котором в очередной раз столкнулись категориальные грани политических и экономических ценностей, идентичностей и культуры. Недальновидность, которую сейчас приписывают В.Януковичу, на деле была попыткой его администрации выгадать преимущества сразу из двух интеграционных проектов, однако он не рассчитал их встречную скорость и их быстро развившиеся глубокие противоречия (окончательно очерченные еврокомиссаром по расширению Штефаном Фюле).

Кроме того, украинский кризис неизбежно приведет к более активным процессам по всему постсоветскому пространству, активизируя дискуссии о новых парадигмах региональной безопасности и управления рисками. Неслучайно за ситуацией на Украине постоянно и пристально следит Китай, который сталкивается с аналогичными и пока еще также латентными геоэкономическими трансформациями в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР), происходящими на фоне возрастающих противоречий между интеграционными проектами АСЕАН+3 и американской альтернативой в виде Транстихоокеанского партнерства. Причем позиция правящих элит большинства Южно-Азиатских государств – от Вьетнама до Индонезии – весьма схожа с той, которая наблюдается на постсоветском пространстве. В двух словах ее можно описать как нерешительность и обеспокоенность, связанные с нарастанием региональной напряженности и неопределенными ролями главных игроков – в первую очередь, США, Китая, Индии, Японии в АТР, России, США, Евросоюза, Китая на постсоветском пространстве. Но конкуренция по поводу векторов экономических трансформаций существует не только между условным Западом и условными блоками развивающихся рынков (будь-то БРИКС, G20 или любой другой формат), она существует и внутри неоднородного Запада. США стараются всеми силами сохранить свои геоэкономические позиции в мире, однако для этого им необходима солидарность со стороны исторических партнеров – Западной Европы, Японии, монархий Персидского залива, ряда латиноамериканских государств. Но видение Соединенными Штатами геоэкономических зон имеет не только открытых противников (тот же Китай), но порождает сомнения и среди традиционных союзников.

Возникшая непростая конъюнктурная обстановка несомненно играет России на руку. Недаром В. Путин в своем послании 18 марта 2014 г. обратился к Германии - первой экономике Европы, пытающейся балансировать в условиях усиливающихся внутриевропейских и атлантических экономических противоречий.

После информационного всплеска, сопровождающего нынешний кризис, для России как никогда за последние 24 года будет важна продуманная внешнеэкономическая стратегия, тщательная работа с европейским, азиатским, а в перспективе и с латиноамериканским бизнесом, а также с общественным мнением этих регионов. России сейчас важно продемонстрировать не столько свою военную мощь, сколько усилить собственный образ гаранта экономической безопасности. Иначе страна может в очередной раз упустить уникальный исторический момент. Причем такой момент сейчас настает не только для России, но и для развивающихся рынков, которым все еще не достает консолидированной и более уверенной позиции по видению нового экономического пространства. Очевидно во всех происходящих процессах одно – динамичные события на Украине задали возможно самый сильный толчок в переформатировании экономического пространства Евразии с момента окончания холодной войны.