Игра по правилам и без: регламентация средств и методов ведения военных действий

Вся обозримая история человечества — это история войн. Война была как двигателем технического прогресса, так и средством завоевания высоких мест на геополитическом Олимпе, а также источником политической и экономической мотивации и мощным сплачивающим фактором для народов и наций. Уровень жестокости средств и методов ведения войны на протяжении почти всей истории был крайне высок, и сотни лет ни о каком гуманизме и регламентации военных действий речь даже не заходила.

В XIX в. парадигма отношения к войне стала постепенно меняться, изначально на уровне гражданских инициатив в разных странах. Единственный на тот момент способ гуманизации войны заключался в ограничении применения вооружений, которые либо наносили тяжелые увечья, либо приводили к медленной мучительной смерти. Однако даже не особо существенные ограничения ведения военных действий вызывали ожесточенное сопротивление и непонимание представителей отдельных государств, которые ссылались на их нецелесообразность и недостижимость.

По итогам международных конференций в Гааге в 1899 и 1907 гг. возникло так называемое «право Гааги», ознаменовавшее первый этап регламентации военного и гуманитарного права. Было принято множество документов, которые подробно расписывали общие правила ведения войны на море и на суше. Второй большой рывок в кодификации правил ведения военных действий был принят после Второй мировой войны и получил название «право Женевы». Помимо обновления статей, регламентирующих правила и обычаи ведения военных действий, «право Женевы» нацелилось на улучшение участи тех, кто волею судеб оказался затронут военным конфликтом.

В прогрессивном XXI в. мы регулярно читаем в новостях об издевательствах над ранеными, о расстрелах военнопленных и прочих ужасах, которые не смогли изжить «право Гааги» и «право Женевы», вместе взятые. Глобальная причина низкой эффективности международного гуманитарного права состоит в том, что обязательства по договорам и конвенциям берут на себя государства как юридические сущности, а на поле боя выходят живые люди со своим сложным внутренним миром, которые даже не всегда в курсе тех правил ведения войны, которые установили государства. Действующее военное право рассчитано на классическое военное противостояние, а хрестоматийных войн становится все меньше, да и к противостояниям подключаются не только отдельные страны, но и объединения. Также тематика ограничения конкретных видов вооружений имеет ряд фундаментальных недостатков, в том числе невозможность заставить государства подписать необходимые документы и контролировать их исполнение.

В настоящее время критическое значение приобретает освещение военных действий, которое благодаря современным информационным технологиям представляет собой отдельный полноценный сегмент современного военного противостояния. При этом ввиду отсутствия конвенций, регламентирующих информационное взаимодействие, государства не ограничивают себя в средствах, применяемых в информационных войнах.

Ведение современной войны в точном соответствии букве и духу Женевских конвенций крайне сложно, а в некоторых ситуациях — практически невозможно. Конвенции рассчитаны на гипотетическую «идеальную войну» — которая имеет четко определенный круг сторон и ограниченный театр военных действий, перед которой было эвакуировано гражданское население, а само военное противостояние напоминает шахматную партию, в которой противники делают последовательные ходы, точечно уничтожая военные объекты друг друга. Совершенно очевидно, что подобная ситуация сегодня может существовать исключительно на бумаге.

Существуют ли сегодня детально проработанные и документально зафиксированные правила ведения военных действий? Да. Соблюдаются ли эти правила? Большей частью нет. Означает ли это, что с самими правилами что-то не так, а международное гуманитарное и военное право в целом бесперспективны? Нет.

От Гааги до Женевы: закрепление правил ведения войны

Эмиль Сайфуллин:
Международное право умерло, да здравствует международное право!

Вся обозримая история человечества — это история войн. Война была как двигателем технического прогресса, так и средством завоевания высоких мест на геополитическом Олимпе, а также источником политической и экономической мотивации и мощным сплачивающим фактором для народов и наций.

Латинское крылатое выражение vae victis («горе побежденным») очень точно отражало незавидные перспективы проигравшей стороны: огромные контрибуции, разграбление территорий, угон населения в рабство на тяжелые работы. Неудивительно, что для достижения победы в ход шло любое оружие, включая отравленное и наносящее максимальные повреждения.

Уровень жестокости средств и методов ведения войны на протяжении почти всей истории был крайне высок. Пленные солдаты подвергались жесточайшим казням и пыткам — их пытали, сажали на кол, отрубали руки и ноги, сжигали заживо. Женщин-иноземок насиловали и уводили в плен. Отрубленные головы врагов забрасывались в осажденные города с помощью катапульт, а в колодцы сбрасывались чумные трупы.

В такой парадигме неудивительно, что сотни лет ни о каком гуманизме и регламентации военных действий речь даже не заходила. Так, легендарный военный теоретик Карл Клаузевиц полагал, что «введение принципа ограничения и умеренности в философию самой войны представляет полнейший абсурд» [1].

Тем не менее в XIX в. парадигма отношения к войне стала постепенно меняться, изначально на уровне гражданских инициатив в разных странах. Стали возникать пацифистские общества и собрания, например, Общества мира Нью-Йорка (1815) и Лондона (1816), начали проводиться Всеобщие конгрессы мира (например, в Париже в 1849 г. и Глазго в 1901 г.), а в 1863 г. усилиями швейцарца Анри Дюнана была создана первая в истории международная неправительственная организация, призванная оказывать содействие пострадавшим в войнах и конфликтах — Международный Комитет Красного Креста.

Ровно 155 лет тому назад по инициативе Российской империи была подписана Санкт-Петербургская декларация об отмене употребления взрывчатых и зажигательных пуль. Собственно, это и был единственный на тот момент способ гуманизации войны — ограничение применения вооружений, которые либо наносили тяжелые увечья, либо приводили к медленной мучительной смерти.

Важно отметить, что даже не особо существенные ограничения ведения военных действий, предлагавшиеся в XIX в., вызывали ожесточенное сопротивление и непонимание представителей отдельных государств. Далеко не все разделяли гуманистические инициативы, ссылаясь на их нецелесообразность и недостижимость.

Так, в 1899 г. британский адмирал Дж. А. Фишер заявлял: «Гуманизация войны! Да с таким же успехом можно гуманизировать ад! Суть войны — это насилие. Изменение сути войны — это полная глупость. Бей первым, бей сильно, бей везде!» [2]. С таким подходом контрастировал подход российского юриста Ф.Ф. Мартенса, автора знаменитой «оговорки Мартенса» о необходимости привнесения в военные действия «принципов гуманности и требований общественного сознания», включенной во все ключевые документы гуманитарного права.

По итогам международных конференций в Гааге в 1899 и 1907 гг. возникло так называемое «право Гааги», ознаменовавшее первый этап регламентации военного и гуманитарного права. Было принято множество документов, которые подробно расписывали общие правила ведения войны на море и на суше. Основной ограничительной мерой стал запрет на использование конкретных типов вооружений, в частности, на применение снарядов, распространяющих удушающие или вредоносные газы, а также пуль, легко разворачивающихся или сплющивающихся в человеческом теле. Удержало ли «право Гааги» человечество от Первой мировой войны, где впервые было применено химическое оружие? Нет. Было ли оно полезным с точки зрения плавного изменения господствующей парадигмы? Да.

Второй большой рывок в кодификации правил ведения военных действий был принят после Второй мировой войны и получил название «право Женевы». Помимо обновления статей, регламентирующих правила и обычаи ведения военных действий, «право Женевы» нацелилось на улучшение участи тех, кто волею судеб оказался затронут военным конфликтом. В третьей статье, общей для всех четырех Женевских конвенций 1949 г., говорится о необходимости гуманного обращения с ранеными, запрете на взятие заложников, запрете на пытки и унижающее обращение [3].

Почему гуманитарное право является одной из наиболее кодифицированных и наименее соблюдаемых отраслей действующего международного права?

Елена Королькова:
Международно-правовое регулирование деятельности частных военных и охранных компаний

В самом деле, почему в прогрессивном XXI в. мы регулярно читаем в новостях об издевательствах над ранеными, о расстрелах военнопленных и прочих ужасах, которые не смогли изжить «право Гааги» и «право Женевы», вместе взятые? Можно выделить шесть ключевых причин.

Во-первых, глобальная причина низкой эффективности международного гуманитарного права состоит в том, что обязательства по договорам и конвенциям берут на себя государства как юридические сущности (абстрактные, могучие и незримые), а на поле боя выходят живые люди со своим сложным внутренним миром, которые даже не всегда в курсе тех правил ведения войны, которые установили государства.

В любой сфере, где участвуют люди, велика роль человеческого фактора, знаменующего морально-нравственные особенности отдельного индивида. Когда мы изучаем со студентами международное гуманитарное право, я даю им такое задание: «Закройте глаза и представьте такую картину. Вы крестоносец XI века, идет битва с сарацинами за Иерусалим. Ярость боя, крики, запах крови и песка. Битва завершена, вы отдыхаете у нагретой солнцем каменной стены и вдруг замечаете, как юная испуганная девушка из местных пытается бочком подойти к колодцу, который находится недалеко, чтобы набрать немного воды. Ваши действия?». Важным условием задачи является то, что до появления гуманитарного права еще почти десять веков, и любые действия, которые приходят в голову (от изнасилования чужеземки до захвата ее в плен), совершенно не караются законами и обычаями тех времен. Поверьте, ответы представляют интерес не только с позиции права, но и с позиции психологии. Более того, в военном и гуманитарном праве психологические и моральные аспекты часто оказываются куда более значимыми, чем правовые регламентации.

На современной войне комбатанты делятся на три типа:

• те, которые будут нарушать нормы гуманитарного права в любом случае, несмотря на перспективу наказания (будут применять пытки, расстреливать военнопленных, издеваться над ранеными, глумиться над трупами и т.д.);
• те, которых перспектива наказания все-таки удерживает от применения насилия и проявлений особой жестокости;
• те, кто придерживается принципов гуманности даже по отношению к врагам, но не из-за юридических императивов, а из-за личных моральных установок.

Во-вторых, несмотря на то, что гуманитарное право «не разрешает вопросов законности или незаконности вооруженных конфликтов, а имеет дело с фактами вооруженного столкновения независимо от того, что послужило причиной их возникновения» [4], можно констатировать, что действующее военное право рассчитано на классическое военное противостояние.

Проблема в том, что хрестоматийных войн становится все меньше. Большинство военных действий современного типа представляет собой различные форматы разросшихся гражданских войн или же прокси-конфликтов с участием сторон, напрямую не вовлеченных в конфликт.

Достаточно задаться вопросом о том, идет ли сейчас у России война с Североатлантическим Альянсом, который активно поддерживает Украину не просто политически, но и вооружением и военной техникой. Являются ли в данном случае военные объекты стран — членов НАТО законными военными целями для российской армии? Вопрос весьма непраздный с учетом того, что никаких формальных действий по объявлению войны сторонами предпринято не было. Более того, генеральный секретарь НАТО на регулярной основе отнекивается от того, что Альянс является участником украинского конфликта, хотя реальность говорит о другом.

В-третьих, тематика ограничения конкретных видов вооружений имеет ряд фундаментальных недостатков.

• Ограничительные конвенции предполагают добровольное участие государств, и далеко не все договоры, регламентирующие применение отдельных видов вооружений подписаны и ратифицированы всеми странами. Именно поэтому словосочетание «запрещенное оружие» имеет в большей степени журналистский, нежели правовой контекст.

Аревик Мартиросян:
Пришло ли время для международного киберсуда?
• Государства могут нарушать даже те обязательства, которые взяли на себя добровольно. Например, Украина является стороной Конвенции о запрете противопехотных мин 1997 г., что не мешает ей активно применять противопехотные мины ПФМ-1, известные как «мины-бабочки» и «мины-лепестки», причем в местах скопления гражданского населения.
• По некоторым типам вооружений пока вообще нет ограничительных конвенций (например, оружие и боеприпасы с обедненным ураном). Европейский парламент несколько раз призывал ввести запрет на оружие с обедненным ураном, однако страны —члены НАТО последовательно отрицали связь между применением данного оружия и негативными последствиями для здоровья военных и гражданских лиц.

В-четвертых, одним из наименее проработанных вопросов в международном праве является международная ответственность как индивидов, так и государств за нарушение норм военного и гуманитарного права [5]. Также практически отсутствует прецедентная практика по привлечению к ответственности международных организаций, например, Североатлантического Альянса (НАТО). Важным моментом является также то, что международные конвенции подписываются государствами и накладывают обязательства именно на государства, а не на межгосударственные объединения. Помимо этого, вопросы ответственности многократно усложняются из-за активного вовлечения в военные конфликты новых субъектов, в частности наемников и частных военных компаний.

В-пятых, в настоящее время критическое значение приобретает освещение военных действий, которое благодаря современным информационным технологиям представляет собой отдельный полноценный сегмент современного военного противостояния. При этом ввиду отсутствия конвенций, регламентирующих информационное взаимодействие, государства не ограничивают себя в средствах, применяемых в информационных войнах.

В-шестых, ведение современной войны в точном соответствии букве и духу Женевских конвенций крайне сложно, а в некоторых ситуациях — практически невозможно. Дело в том, что конвенции рассчитаны на гипотетическую «идеальную войну» — которая имеет четко определенный круг сторон и ограниченный театр военных действий, перед которой было эвакуировано гражданское население, а само военное противостояние напоминает шахматную партию, в которой противники делают последовательные ходы, точечно уничтожая военные объекты друг друга. Совершенно очевидно, что подобная ситуация сегодня может существовать исключительно на бумаге.

1. Клаузевиц К. О войне: [В 2 т.]. М.: АСТ; СПб.: Terra Fantastica, 2002. С. 24.

2. Цит. по Eyeffinger A. The 1899 Hague Peace Conference: “The Parliament of Man, the Federation of the World”. The Hague, 1999. P. 257.

3. См. Первая Женевская конвенция «Об улучшении участи раненых и больных воюющих армий на поле боя» 1949 года; Вторая Женевская конвенция «Об улучшении участи раненых, больных и потерпевших крушение воюющих армий на море» 1949 года; Третья Женевская конвенция «Об обращении с военнопленными» 1949 года; Четвертая Женевская конвенция «О защите гражданского населения во время войны» 1949 года.

4. Алешин В.В. Международное гуманитарное право в условиях гибридных действий и изменения международных отношений // Вестник военного права, № 1, 2023. С. 8.

5. Подробнее см. Сазонова К.Л. Перспективы привлечения государств к международной ответственности за нарушения норм международного гуманитарного права // Правовая парадигма. № 1 (17), 2018.