Отношения России и Китая с Западом: насколько правомерны сравнения

Уже не первый год в экспертном дискурсе в ходу сравнения отношений Россия – Запад с тем, как складываются отношения с Западом у Китая. Представляется, что они не правомерны ни с фактической точки зрения, ни в принципе.

Уже не первый год в экспертном дискурсе в ходу сравнения отношений Россия – Запад с тем, как складываются отношения с Западом у Китая. Представляется, что они не правомерны ни с фактической точки зрения, ни в принципе.

Что касается фактов. У Китая на этом направлении далеко не все так безоблачно, как это пытаются представить. Уже лет десять на Западе Пекин обвиняют в проведении «напористой» внешней и военной политики в Восточной Азии, что квалифицируют в том числе как функцию его экономической мощи, т.е. рано или поздно это должно было случиться (история самих западных стран дает тому немало свидетельств). Будь то размещение ракет средней дальности на собственном побережье или создание искусственных островов (на основе рифов) в Южно-Китайском море, Пекин действует так, что любой содержательный «ответ» на этот «вызов» со стороны других держав означал бы качественную эскалацию с перспективой полномасштабного вооруженного конфликта, к которому никто не готов. Поэтому все ограничивается риторикой и увещеваниями. К тому же Китай имеет дело не с Западом вообще, а с США (внерегиональной державой) и Японией, которая возвращается к своим региональным корням после пребывания в составе распадающегося исторического Запада. Так же как и Россию, Пекин беспокоит размещение элементов глобальной системы ПРО США у своих границ.

Иван Тимофеев:
Большая мишень: стоит ли ждать американских санкций против КНР?

В чем различия по существу затрагиваемых при подобных сравнениях вопросов? Прежде всего Россия и Китай — это две разные страны, расположенные в разных регионах и имеющие свою историю и культуру. В практическом плане, если брать проблематику региональной безопасности, для Китая все сводится к собственной военной мощи. Для него не стоит вопрос о системе коллективной безопасности. Проблемы военно-политических альянсов Японии и Республики Корея с США решаемы в исторической перспективе в контексте «мирного подъема» Китая. Китаю некуда спешить, раз время на его стороне. Более того, союзы с США удерживают обе эти страны от создания ядерного оружия. Другая особенность региональной политики — (ракетно-)Ядерная проблема Корейского полуострова. В отсутствие военных решений она обусловливает взаимозависимость всех так или иначе вовлеченных сторон, включая Пекин и Вашингтон.

В отличие от ситуации в Евро-Атлантике, где за годы холодной войны накопилась огромная политико-психологическая инерция, прежде всего в плане сдерживания России, а она восходит к более ранней традиции европейской политики, и где не было формального урегулирования по ее завершении, КНР урегулировала вопрос Тайваня с США и соседями при установлении дипломатических отношений. Китай не сталкивается с расширенческой политикой НАТО и Евросоюза, которая чем дальше, тем больше становится проявлением линии на сдерживание России. Москве приходится реагировать. Хотя всем было бы лучше отказаться от односторонних шагов и политики свершившихся фактов/сюрпризов в пользу совместных или согласованных действий. Все должно быть на столе и ничего «под прилавком».

Для Китая единственный случай приближения территории военно-политических альянсов к его собственной — это недавняя «суверенизация» Японией части островов Сенкаку (Дяоюйдао), на которые претендует КНР (и Тайвань) как отторгнутых в результате Войны 1895 года. Они необитаемы, и на них, по просьбе Токио, США вроде как согласились распространить действие двустороннего Договора о безопасности. Такие гарантии проверяются только на практике, в чем никто не заинтересован. Поэтому данная проблема скорее служит обременением как для Токио, так и для Вашингтона. Острова могут быть легко оккупированы Китаем, что послужило бы слишком ничтожным поводом для войны США с КНР, связанных узами разного рода взаимозависимости, включая экономическую. Соответственно, этот фактор будет удерживать Вашингтон от любых резких движений по отношению к Китаю. Иначе рухнет альянс с Токио, для которого такое развитие было бы сродни национальной катастрофе. Другая, пока что в перспективе, возможность подобного рода — объединение Кореи на условиях Юга.

Вита Спивак:
Успех с китайским качеством: чем закончился визит Дональда Трампа в Китай

Таким образом, Китай в состоянии самостоятельно решать проблемы своей безопасности в духе известной формулы Александра III о союзниках России. Все обстоит совершенно иначе в Европе, где были развязаны обе мировые войны и война холодная. Здесь не было системы коллективной безопасности со времен Крымской войны. Блоковая политика всегда вела к войне, как минимум генерировала недоверие и была постоянным источником напряженности между государствами. Так, Китаю не надо было реагировать на дестабилизацию Украины и Сирии, что и стало главными пунктами наших противоречий с Западом. Никаких аналогов в Восточной Азии просто нет. И в том, и в другом случае самым непосредственным образом затрагивались интересы безопасности России. Понятно, что никто не хочет ссориться с Китаем, но с Россией это превратилось чуть ли не в спорт. Проблема в образе действий наших западных партнеров. Взять то же «Восточное партнерство». Мы выражали готовность участвовать в трехсторонних проектах в формате ЕС – фокусные страны – Россия, дабы это способствовало сшиванию пространства между ЕС и Россией, но получили твердый отказ.

С Украиной сначала речь шла о «рутинном» Соглашении об ассоциации, но осенью 2013 г. вдруг выяснилось, что в качестве «довеска» к нему пойдет Соглашение о глубокой и всеобъемлющей зоне свободной торговли. Это уже касалось будущего всего комплекса наших торгово-экономических связей с Украиной. Нам же в Брюсселе заявили, что это чисто двусторонний вопрос, который нас не касается. Понадобилось несколько месяцев кризисного развития, чтобы на саммите в январе 2014 г. партнеры признали, что у России есть законные экономические интересы на Украине. Дело в том, что при вступлении восточноевропейских стран в ЕС такие вопросы заранее обговаривались в трехстороннем формате. В случае с Украиной речь не шла о членстве — в этом, мягко говоря, все лукавство, поскольку для России такая ЗСТ практически имела те же последствия. То, что формальное членство не предлагалось, скорее было нечестным по отношению к самим украинцам. Уже не говоря о том, что это позволило избежать публичных дебатов по данному вопросу как внутри ЕС, так и на Украине: метод работы за закрытыми дверями, который привел к кризису в самом Евросоюзе. Потом в американских СМИ появились откровенные признания, что из Украины хотели сделать «витрину западной демократии» как средство воздействия на российский электорат. Пекину вряд ли приходилось сталкиваться с подобными, на уровне мелкого интриганства, маневрами западных партнеров. Хотя последствия отнюдь не мелкие: через разрыв конституционного пространства в результате госпереворота выпал Крым, а замена консенсусной политики на этнонациональную спровоцировала события на востоке страны.

Вся Мюнхенская речь В. Путина о том, что надо положить конец разделительным линиям в Европе, иначе их логика — своего рода хеджирование насчет России — в конечном счете возобладает в евроатлантической политике, что и получилось. В ней нет никаких угроз, как не было их во всех последующих выступлениях российской стороны на различных уровнях. Если, конечно, не считать угрозой само существование России. В июне 2008 г. Москва предложила заключить Договор о европейской безопасности, который не предусматривал роспуск НАТО — только обязательство всех стран региона, независимо от блоковой принадлежности, следовать принципу неделимости безопасности. Эту инициативу проигнорировали как «подкоп под НАТО»: зачем тогда альянс, который, при каждой возможности нам напоминают, является «ядерным»?

Иван Тимофеев:
Он вам не медоед! К вопросу о стелс-альтернативе для России

История показывает, что Россия слишком велика, чтобы сделаться незаметной для окружающих: мы живем не в вакууме, а во взаимозависимом мире. Да и контрпродуктивно, если иметь в виду то, что место России в Европе является центральным вопросом всей европейской политики. Наши партнеры пытались решать все остальные в надежде, что этот разрешится сам собой — как функция «витрины»? Отсюда раздражение. Итог неутешителен, включая искажающее воздействие российской политики Запада на наше внутреннее развитие, без которого у нас было бы меньше проблем, да и само развитие было бы более линейным. Причем искажали и в ту, и в другую сторону: то внедрят политтехнологии (чтобы избрать «правильного» президента), то спровоцируют защитную реакцию российской власти, то одним махом уничтожат «внесистемную» оппозицию (как это было в связи с Крымом).

Нет сомнений в том, что России надо продолжать трансформироваться. Не будь реформ Петра, сейчас не было бы России — здесь были бы другие государства. Другой вопрос, как европейцы разбирались бы между собой без России. Но с трансформационным вызовом сейчас сталкивается и Запад. Поэтому для растерявшихся западных элит, «пропустивших» нынешний комплексный кризис своего общества, «экзистенциальность» российской угрозы лежит отнюдь не в военной сфере. Западный электорат видит в России пример того, что можно выбросить в окно идеологию, которая определяла историю ХХ века и сплошь и рядом противостоит здравому смыслу, и не жить ради нее, жертвуя уровнем жизни, который стагнирует на протяжении целого поколения, что уже не прикрыть никакой статистикой. У России нет никакой «подрывной» идеологии, даже нет «русской идеи», которой можно было бы запугивать западного избирателя. И в этом огромное преимущество.

В знаменитой циркулярной депеше А.М. Горчакова от 21 августа 1856 г. наряду с тезисом о «сосредоточении» говорится о том, что «политика нашего августейшего государя имеет национальный характер, она ни в коем случае не является эгоистичной, и, ставя интересы своих народов на первое место, е.в. не допускает мысли о том, что этими интересами может быть оправдано нарушение прав других». Звучит современно: мы не ждем большего от других, но и на меньшее не согласимся. Своей внутренней и внешней политикой мы участвуем в борьбе за будущее общей для нас Европейской цивилизации. Отсюда накал страстей и крайняя степень неравнодушия к России. Причем тут Китай?