Михаил Маргелов, экс-глава комитета Совета Федерации по международным делам и специальный представитель Президента Российской Федерации по сотрудничеству со странами Африки поделился с редакцией РСМД своим взглядом на современные международные отношения и роль парламентской дипломатии на международной арене.
Михаил Маргелов, экс-глава комитета Совета Федерации по международным делам и специальный представитель Президента Российской Федерации по сотрудничеству со странами Африки поделился с редакцией РСМД своим взглядом на современные международные отношения и роль парламентской дипломатии на международной арене.
Вы руководили Комитетом Совета Федерации по международным делам почти 13 лет. Как бы Вы оценили изменения, которые произошли во внешней политике России за эти годы?
Наиболее очевидным отличительным признаком этих 13 лет во внешней политике я бы назвал линию охлаждения отношений России с США и, следовательно, с Западом в целом. И это не только мое мнение. Известно, что президент Владимир Путин был первым из иностранных лидеров, который выразил поддержку и сочувствие Дж. Бушу младшему сразу после 11 сентября. Тогда Россия поддержала США в их позиции по Афганистану, вошла в антитеррористическую коалицию, в бывших союзных республиках Средней Азии были размещены американские базы, а Северному альянсу оказывалась российская помощь в борьбе с талибами. Начал свою работу Совет Россия — НАТО. Казалось, все шло к укреплению партнерства наших стран.
Но вскоре после этого появилась американская концепция Большого Ближнего Востока с «распространением демократии», и Вашингтон начал попытки утвердить однополярный мир. Россия наряду с Францией и Германией выступили против агрессии в Ираке, показав свое нежелание быть младшим партнером США. Далее последовали обострение отношений вокруг размещения ПРО, оранжевая революция на Украине, а международные террористы разделились на «своих» и «чужих», что ослабляло объединяющую с 11 сентября повестку отношений России и США.
Светлым пятном в российско-американских отношениях выделяется «перезагрузка», но ее возможности реализованы не были, а противоречия между нашими странами в итоге привели к охлаждению отношений.
Что бы Вы отнесли к своим безусловным успехам в качестве председателя Комитета, а что можно было бы сделать иначе?
Прошло слишком мало времени с того момента, как я покинул этот пост. Да и время для «самокопания» еще не пришло. Поэтому трудно судить о том, как я бы поступил вновь в той или иной ситуации. А к числу успехов в своей работе я отношу активизацию парламентской дипломатии, которая в мое время не сводилась к одному только обмену парламентских делегаций. Я старался использовать различные формы взаимодействия с зарубежными коллегами, и кое-каких результатов достигать удавалось. Например, во время ратификации договора о СНВ в США.
Какую оценку можно дать нынешнему этапу развития парламентской дипломатии? Какую роль она может играть в международных отношениях и в российской внешней политике в частности?
Поскольку парламентскую дипломатию как род занятий я оставил, давать оценок ей не буду. Скажу лишь, что она эффективна при правильной постановке. У нее есть даже один плюс в сравнении с дипломатией официальной — возможность более откровенных дискуссий. У парламентариев больше свобод в выборе зарубежных партнеров для посещения и приглашения в Москву. Притом, что в нашей стране внешнеполитическая работа парламентариев всегда согласована с линией, проводимой политическим руководством страны и МИДом.
Как Вы планируете в будущем поддерживать связь со сферой международных отношений и внешнеполитическим сообществом России?
На новом посту вице-президента госкомпании «Транснефть» я буду заниматься ее внешними связями. Без помощи наших послов в разных странах и МИДа в целом успешные внешние связи установить затруднительно. Компании всего мира в своей экспансии пользуются поддержкой своих правительств, прежде всего, внешнеполитических ведомств. При этом, я остаюсь спецпредставителем президента России по сотрудничеству со странами Африки, а это непосредственное участие во внешней политике России на этом направлении. Кроме того, с 2003 года я возглавляю РОССНАА — Российское общество солидарности и сотрудничества со странами Азии и Африки. Это неправительственная организация, преемник Советского комитета солидарности стран Азии и Африки. Здесь есть широкое поле для публичной дипломатии и мы им пользуемся. И, безусловно, я надеюсь на тесное сотрудничество с РСМД.
Какие задачи будут стоять перед Вашим преемником? Меняется ли характер работы Комитета в нынешних международных условиях?
Не могу ответить. Для этого надо быть внутри палаты, советы со стороны здесь неуместны. А характер работы будет зависеть от нового руководства Комитета. Ему и думать над тем, как соответствовать нынешним международным условиям и их изменениям.
Подготовили: менеджер по коммуникациям Ольга Амелина и менеджер по связям с прессой и правительственными структурами Антон Цветов.
