Будущее отношений России и Запада: русская точка зрения (по В. Вульф и О. Шпенглеру)?

Текущая ситуация заставляет задуматься в числе прочих и о больших вопросах, таких как Реформация и её последствия, будущее Европы вообще в новом глобальном ландшафте. На этот счёт могут быть самые разные суждения, но вряд ли можно сомневаться в том, что в очередной раз в своей истории Запад не выдержал тест на рациональность — ключевой элемент своей светской культуры. Кто виноват: измельчал ли истеблишмент или Запад оказался застигнут врасплох и дезориентирован трансформацией Россией?

Проблема России (и отчасти Китая) в том, что наши перемены пришлись на момент, когда на Западе уже полным ходом формировалась критическая масса нынешнего кризиса: разрушалась устойчивая послевоенная модель в пользу исторически преодоленной кануна 1929 года. В конечном счёте из геополитической «тройки» ведущих стран мира первым на путь перемен вступил Китай. За ним последовала Россия. Теперь очередь за США/Западом. Если использовать горчаковскую категорию сосредоточения (после Крымской войны), то в очередной раз это происходит у нас, новый этап такого процесса наблюдается в Китае, и, наверное, пришло время привести свои дела в порядок Америке, восходящее развитие которой впервые застопорилось. Тренд обозначен: «ветер дует с Востока»?

Текущая ситуация заставляет задуматься в числе прочих и о больших вопросах, таких как Реформация и её последствия, будущее Европы вообще в новом глобальном ландшафте. На этот счёт могут быть самые разные суждения, но вряд ли можно сомневаться в том, что в очередной раз в своей истории Запад не выдержал тест на рациональность — ключевой элемент своей светской культуры. Кто виноват: измельчал ли истеблишмент или Запад оказался застигнут врасплох и дезориентирован трансформацией Россией?

Ветхозаветные юбилеи (когда раз в 50 лет прощались долги и люди освобождались от долгового рабства; а сейчас, если брать пример Греции, в таком положении оказываются целые страны), кондратьевские циклы, приближающееся 50-летие событий 1968 г. по обе стороны Атлантики — вся эта эклектика свидетельствует в пользу системного характера происходящего. 1968 год был отмечен взлётом левой политической мысли на Западе, затем начался уход в неолиберальные / неоконсервативные галлюцинации (Айн Рэнд, Чикагская школа, перековавшиеся троцкисты и др.), которые оказались не менее разрушительными, чем коммунистические. Все кончается крахом «утопического глобализма» (Р. Рено), в идейном плане обслуживавшегося постмодернизмом, который в действительности был нацелен на стирание культурных различий: «голые» в культурном отношении массы должны были стать более податливым материалом для социальной инженерии. Если волна Реформации, докатившись до России в форме Революции, здесь потухла, то её неоконсервативный вариант скорее похож на фарс и может означать закат Реформации уже на Западе.

Александр Крамаренко:
Отношения России и Китая с Западом: насколько правомерны сравнения

Шпенглеровская идея о псевдоморфозе в отношении России, которой была привита западная цивилизация, выглядит как чрезмерно категоричная. Почему не синтез и взаимообогащение? Если один из источников исследования О. Шпенглера — морфология Гёте — не вызывает сомнений, то с другим — философией Ницше — дело обстоит иначе. Конечно, нет прямой увязки его идей с нацизмом, но трудно отрицать справедливость глубокого обобщения Ф. Фукуямы (в связи с очередной годовщиной Ницше) в том плане, что «до сих пор западная политическая мысль не преодолела отрицания равенства человеческого достоинства». Ницше перевернулся бы в гробу, если бы узнал, какого рода публика — в своём глубоко (мелко-)буржуазном мироощущении — взялась претворять в жизнь его идеи. Кстати, сам О. Шпенглер порвал с Фондом Ницше после прихода к власти нацистов.

О. Шпенглер усмотрел связь между Толстым и большевизмом (её, впрочем, по-своему признал Ленин в статье о Толстом), истоками русского нигилизма вообще. Но наиболее ярко эта связь с протестантским фанатизмом как на уровне мироощущения, так и в выборе слов, проявилась в неслучайно замалчивавшейся инфернальной фигуре Троцкого. Да и реальная претензия России на мировую гегемонию — в форме мировой революции — была связана с большевизмом, а значит, имела протестантские корни (неслучайно высылку ведущих представителей российской интеллигенции в 1922 году связывают с выходом тогда в Москве сборника статей по книге О. Шпенглера). Примечательно, что П. Сорокин предсказал Советскому Союзу и Западу общий закат, основываясь как раз на конвергенции их социокультурных укладов: об этом, наверное, тоже стоит задуматься.

Кто мог представить, что в наши дни придётся вернуться к теме Реформации, что мы станем свидетелями сбывающихся пророчеств о судьбах Европы, что наступит момент, когда наша «европейская тоска», о которой говорил Достоевский в своей Пушкинской речи, сможет реально излиться в «примирение европейских противоречий уже окончательное». Тем более что в нынешних никак не разобраться без урегулирования всей проблематики «лоскутной» архитектуры европейской безопасности, доставшейся нам в наследство от эпохи холодной войны. Верно и то, что никогда не может быть сказано «последнее слово». Это то, что нам в России понять легче других. По следам М. Бахтина бывший архиепископ Кентерберийский Р. Уильямс в своём исследовании о Достоевском пришёл к выводу о том, что именно в этом главный посыл его творчества. По большому счёту применительно к Западу можно говорить о преодолении Нового Завета, что и стало итогом «сделки», раз речь идёт о докторе Фаусте (фаустовской душе). Как отмечал Тютчев, «с водой выплеснули ребёнка» и «стали судьями в собственном деле».

Александр Крамаренко:
2018 год: перспективные тенденции политики

Проблема России (и отчасти Китая) в том, что наши перемены пришлись на момент, когда на Западе уже полным ходом формировалась критическая масса нынешнего кризиса: разрушалась устойчивая послевоенная модель в пользу исторически преодоленной кануна 1929 года. В конечном счёте из геополитической «тройки» ведущих стран мира первым на путь перемен вступил Китай. За ним последовала Россия. Теперь очередь за США/Западом. Если использовать горчаковскую категорию сосредоточения (после Крымской войны), то в очередной раз это происходит у нас, новый этап такого процесса наблюдается в Китае, и, наверное, пришло время привести свои дела в порядок Америке, восходящее развитие которой впервые застопорилось. Тренд обозначен: «ветер дует с Востока»?

На Западе сплошь и рядом дело доходит до абсурда — верный признак проблемы. К примеру, беженцев из Африки на непонятных плавсредствах доставляют к кромке территориальных вод Ливии, где их «спасают» корабли береговой охраны европейских государств и транспортируют дальше на континент. Присутствующие при этом трансфере затем возвращаются в Ливию на своих катерах, не забыв захватить опроставшиеся надувные лодки. Запад, ставший на какое-то время Третьим Римом, пожинает плоды того, что забыл о своей периферии, полагая, что после окончания холодной войны эти страны будут автоматически, без присмотра и содействия, эволюционировать в направлении его собственной модели развития и ценностей. Эти 25 лет были начисто потеряны, и теперь приходится иметь дело с толпами страждущих попасть в Европу.

Не принималось в расчёт и то, что восточноевропейцы, а за ними британцы, каталонцы и другие хотят выйти из глобализации, лишающей их контроля над собственной жизнью. Та же Восточная Европа хотела оказаться за каменной стеной, то есть надёжными границами, только по её другую сторону. Никто не предупреждал, что придётся жить с открытыми границами и терпеть диктат «старших» по Евросоюзу (хотя были обещаны консенсус и полное равноправие). Не будем забывать, что решение А. Меркель о приёме массового потока мигрантов в Евросоюзе не было коллективным решением. Нет доказательств и того, что это решение отвечало внутригерманским конституционным нормам и практике.

Культура в который уже раз помогает понять то, что иначе понять нельзя. Так, без «Форреста Гампа» и К. Тарантино лишена смысла вся современная американская история. Тот же «Волк с Уолл-стрит» даёт уже 100-процентное отражение действительности в финансовом секторе, которая определяет ближайшую судьбу Америки. Примечательно то, что Россия как своего рода reference point всегда фигурировала в западном культурном дискурсе. Так обстоит дело у С. Кубрика в его «Д‑ре Стрейнджлаве» и у Э. Бёрджеса в «Заводном апельсине». Что, в свою очередь, позволяет судить как минимум о взаимовлиянии и какой-то общей для нас культурной архитектуре.

В более широком плане все сравнения вновь отсылают нас к Реформации и её последствиям. Создаётся впечатление, что американская цивилизация в её нынешнем виде — это последний порыв большого стиля западной культуры, связанного с Реформацией, капитализмом, рыночным тоталитаризмом, протестантской этикой и т.п. Вопрос в том, что будет дальше, на какой основе будет обновляться европейская культура в качественно новой и высококонкурентной глобальной среде. Встаёт вопрос о глобализации и капитализме с человеческим лицом, как в своё время, в ходе Пражской весны, ставился вопрос в отношении социализма.

Вадим Кортунов:
Итоги протестантского проекта: пятьсот лет спустя

С одной стороны — двухмерность и фанерность, с другой — полнота переживаемого существования. Каждое второе письмо Пушкина — о деньгах, но потому, что с ними для него были связаны свобода и независимость. Когда идёшь по улицам Нью-Йорка, то невольно прислушиваешься к разговорам окружающих. Здесь тоже каждый второй разговор о деньгах, но на них всё кончается, поскольку в этом вся жизнь — никакой личностной глубины не просматривается. Язык не поворачивается сравнивать Анну Каренину с Эммой Бовари. Исповедальная литература в духе Руссо (у нас Радищев и Толстой), как отмечает О. Шпенглер, связана с тоской по «тёплой руке священника», от которой отказались протестанты. Духом тактильности пронизан поздний В.В. Розанов, в особенности его «Апокалипсис нашего времени» (в данном отношении в английской литературе выделяется Д.Г. Лоуренс). В конечном счёте всё сводится к коммуникативному действию, в чём смысл всего Достоевского, которым, по словам Н. Бердяева, «Россия оправдает на Страшном суде народов своё бытие в этом мире». На уровне международных отношений коммуникативность проявляется в дипломатии, о чём свидетельствуют наши дипломатические успехи на Ближнем Востоке. Не диктат, не навязывание своей воли силой, а прямые контакты со всеми (кроме террористов) без всяких обид и предрассудков.

В США разговоры о стратегической глубине прикрывали стереотипное стратегическое мышление, когда даже яркие умы из окружения Дж. Кеннеди (Макджордж Банди, Роберт Макнамара и др.) уверенно вели дело к войне во Вьетнаме, будучи твёрдо убеждены в верности аналогии с побеждёнными во Второй мировой войне Германией и Японией. Затем забывчивость очередного поколения привела к войне в Ираке уже при откровенно «тупом» президентстве и его неоконсервативном окружении.

Если идти дальше наших противоречий на уровне информационной и силовой политики, то богатую пищу для размышлений даёт интернет-культура. Некоторые наши популярные клипы, казалось бы, одним махом уничтожают 1000-летнюю культуру, но они сами — продукт этой культуры в своей задушевности, поскольку отрицают то, что она всегда отвергала (представителям послевоенного поколения — через детей и внуков — нетрудно найти тут связь со всем лучшим, созданным в официальной и неофициальной культуре советского периода). Именно это качество, по мнению О. Шпенглера, служит отличительной чертой культуры, не вступившей в этап цивилизационной оцепенелости. Кстати, Тютчев, рассуждая о судьбах православия, писал о его созвучности русской душевности (в его стихах можно найти и «теплую руку»).

Эта душевность пронизывает всего Чехова при всём его пессимизме (жаль, что незаслуженно обходят вниманием чудесный и глубокий рассказ «Скрипка Ротшильда»). В отличие от Запада, нам всё время кажется, что вот-вот наступит «светлое будущее», которое постоянно отодвигается, и потому оно у нас всегда есть. Возможно, поэтому вся наша культура подсказывает, что «надо жить», что «увидим небо в алмазах». А если говорить о современности, то, к примеру, придёт время и для таких смелых решений, как предоставление жилья в части пятиэтажек молодёжи, которая их регенерирует (и получится не хуже, чем в Берлине), и взятие государством на себя выплаты процентов по ипотеке молодых семей, приобретающих своё первое жильё. В целом налицо признаки интеллектуально-нравственной регенерации молодежи, которая не ограничивается разнонаправленной гражданской активностью. Примеры дают фильмы Ю. Быкова, интервью Ю. Дудя и многие другие явления нашей культурной жизни. Заявляют о себе умные, образованные (и самообразованные), независимо мыслящие и внутренне свободные молодые люди, которые не берут на веру ничьих суждений, будь то власть или ее критики. Возможно, что в этом главное достижение той стабильности, которую обеспечило стране послевоенное поколение, по праву взяв на себя ответственность за ее судьбу, поскольку в отсутствие стабильности в обществе не могут развиваться никакие позитивные процессы. На вызов Петра Россия ответила гением Пушкина и всей великой Русской литературой ХIХ века, которой мы спасались в разные времена и еще будем спасаться от разного рода нигилистических искушений. На это ушел век. Сейчас все процессы ускоряются.

Глеб Макаревич:
Интеллектуальные изыскания, превратившиеся в роковые пророчества: возможная цена невыученных уроков

Нечто примечательное наблюдается в западных странах. Там возник межпоколенческий антагонизм, когда у старших поколений обеспеченная старость, а у молодежи никаких перспектив, так как экономические времена круто изменились. Активность молодежи обеспечила приход к руководству Лейбористской партией Великобритании Дж. Корбина и ее успех на выборах этого года. В США молодежь поддержала Б. Сандерса против истеблишмента Демпартии. Обоим за 70, но они стали символом альтернативы интеллектуально и нравственно несостоятельным элитам. Не исключено, что и лидеру германских социал-демократов М. Шульцу приходится считаться с мироощущением молодежи в ходе нынешних коалиционных переговоров с А. Меркель. Можно предположить, что качественно новый конвергенционный момент в Евро-Атлантике будет происходить на уровне и усилиями эмансипированной (в лучшем смысле этого понятия) молодежи. Как бы то ни было, на Западе растёт число тех, в т.ч. среди молодёжи, кто уверен, что в России всё возможно. И в этом тоже глубинная причина того, что происходит на (гео)политической поверхности мирового развития.

О. Шпенглер писал о закате, который продлится века. История покажет. Но даже наш общий закат может быть достойным. Что касается его международного измерения, то далеко не случайны попытки западных аналитиков (Э. Луттвак и др.) изучить опыт Византии, которой, в отличие от Западной Римской империи (образец для вашингтонского внешнеполитического истеблишмента, с резкой критикой которого «под занавес» выступил Б. Обама в интервью журналу «Атлантик мансли» в марте 2016 года), удалось растянуть свой закат на одну тысячу лет. Конечно, была важна постоянная налоговая база для содержания того, что мы сейчас назвали бы силами постоянной готовности, но главный инструмент — дипломатия. То есть то, что Россия оттачивает, в том числе в межцивилизационном формате, на Ближнем Востоке и в других регионах мира и что послужило бы специфическим российским вкладом в общее дело восстановившей свое историческое единство Европы.