Что нужно для многополярности?

Статья А.В. Кортунова об отсутствии многополярности в современном мире побуждает к интересным размышлениям. Я солидарен с автором в том, что многополярность пока выступает скорее желанной идеей ряда государства (прежде всего — России и КНР), чем политической практикой. Однако причину отсутствия многополярности я определил бы несколько иначе, чем А.В. Кортунов — в современном мире пока нет ни одной ревизионистской державы с мощным силовым потенциалом, выступающей за тотальный пересмотр существующих правил международного взаимодействия. В настоящее время, как и в первой половине XIX в., преобладают системные игроки. Соответственно, «многополярный мир» начнется с того момента, когда одна или несколько держав начнут не «игру по правилам», а «игру без правил» или, точнее, «игру за ревизию существующих правил».

Статья А.В. Кортунова об отсутствии многополярности в современном мире побуждает к интересным размышлениям. Я солидарен с автором в том, что многополярность пока выступает скорее желанной идеей ряда государства (прежде всего — России и КНР), чем политической практикой. Однако причину отсутствия многополярности я определил бы несколько иначе, чем А.В. Кортунов — в современном мире пока нет ни одной ревизионистской державы с мощным силовым потенциалом, выступающей за тотальный пересмотр существующих правил международного взаимодействия. В настоящее время, как и в первой половине XIX в.[1], преобладают системные игроки. Соответственно, «многополярный мир» начнется с того момента, когда одна или несколько держав начнут не «игру по правилам», а «игру без правил» или, точнее, «игру за ревизию существующих правил».

Андрей Кортунов:
Почему мир не становится многополярным

«Однополярный» и «многополярный» мир

Теория международных отношений выделяет два типа мировых порядков: гегемонистский порядок и порядок баланса сил. Принцип гегемонизма означает, что в рамках порядка есть государство (или коалиция), превосходящее остальные по совокупности ресурсов и мощи. Принцип баланса сил предполагает, что ресурсы распределены примерно поровну между ведущими игроками. Соответственно, «однополярный мир» — это порядок, основанный на гегемонии одной державы; «многополярный мир» — это просто порядок баланса сил, в рамках которого ресурсы великих держав будут примерно равны друг другу.

История международных отношений была, по сути, чередованием подобных порядков. Вестфальский порядок (1648–1815 гг.) был гегемонистским, то есть отцентрированным под интересы Франции как доминирующей державы. Венский (1815–1918 гг.) и Версальско-Вашингтонский (1919–1945 гг.) — порядками баланса сил, в рамках которых потенциалы великих держав были примерно равны друг другу. В рамках Версальско-Вашингтонского порядка соперничество государств дополнялось соперничеством идеологических проектов, что делало его порядком идеологической многополярности. Нынешний Ялтинско-Потсдамский порядок формировался как двойственный — с элементами баланса сил и гегемонизма. Постепенно он все больше становился гегемонистским, то есть отцентрированным под интересы доминирующей державы — США.

Во-первых, Соединенные Штаты после Второй мировой войны долгое время имели почти монопольное положение в области океанской и воздушной мощи. Советский Союз мог блокировать американскую мощь посредством самой сильной в мире континентальной армии, но он не обладал средствами для ее развертывания в Западном полушарии, в то время как Вашингтон мог проецировать свою мощь в Евразию. Попытка Кремля изменить баланс в 1970-х гг. закончилась, несмотря на временные успехи, неудачей.

Во-вторых, Соединенные Штаты по итогам Второй мировой войны получили ведущую роль в мировой финансовой системе. Современная (Ямайская) финансовая система — это модифицированный вариант Бреттон-Вудских соглашений 1944 г., коль скоро сохраняется набор ее базовых институтов и статус доллара как мировой резервной валюты. Советский Союз оказался вне мировой финансовой системы, хотя с конца 1950-х гг. взаимодействовал с ней не на собственных условиях.

В-третьих, США построили выгодную им систему региональных блоков. В Европе ее опорой выступает НАТО, в основе которой лежит сохраняющееся ограничение суверенитета Германии. В Азии американцы создали союзы с Японией, Филиппинами, Австралией и Новой Зеландией. На Ближнем Востоке существует система военно-политической опеки США над монархиями Персидского залива, окончательно зафиксированная «доктриной Картера» 1980 г. Советский Союз, несмотря на первоначальные успехи в третьем мире, не смог создать критическую массу, опрокидывающую систему американских блоков.

Кроме того, США сумели выстроить параллельно ООН неформальную ветвь управления в виде механизма «группы семи». Его силой выступает его завязка на военный механизм НАТО, что позволяет подкреплять необходимые решения.

Что немаловажно, американская дипломатия стала естественным лидером малых и средних стран. Вашингтон сумел позиционировать себя как их естественного защитника от «посягательств империй», что дало ему дополнительный ресурс. Некоторые из подобных малых стран успешно нашли свое место в рамках американской гегемонии. Например, А. В. Кортунов пишет: «Однако если посмотреть на сектор носимой электроники, то Южная Корея играет в этом секторе даже не как великая держава, а как одна из двух “сверхдержав”. Корейская корпорация Samsung — единственная компания в мире, которая полноценно и успешно конкурирует с американской Apple на глобальных рынках смартфонов». Правда, автор не указывает, что все это стало возможно только потому, что Южная Корея с 1953 г. находится под американским протекторатом. Без него маленькая страна с такими успехами — лакомая добыча для более сильного соседа.

Игорь Иванов:
Россия, Китай и новый миропорядок

Американцы сумели выстроить политику «мягкой силы». Подобно французской, она строится на распространении представлений о своей культуре как квинтэссенции прогресса, ее массовой популяризации и воспитании элит и союзников, и оппонентов. Еще большим успехом США стало превращение английского языка в средство международного общения. Для советского общества (прежде всего интеллигенции), несмотря на «холодную войну», была характерна высокая симпатия к США и американской культуре. Без нее были бы невозможны ни разрядка, ни перестройка.

Соединенные Штаты стали безусловным лидером западного мира. Их финансовый, технологический и силовой отрыв от остальных западных держав стал настолько значительным, что вопрос о лидерстве в западном мире был фактически решен. Это лишило СССР важнейшего ресурса, определенного В. И. Лениным как «игра на межимпериалистических противоречиях», т.е. возможности блокироваться с одними западными державами против других. Напротив, западный мир фактически обретал свое институциональное единство через коллективное противостояние СССР.

Советский Союз не обладал средствами для борьбы за мировую гегемонию из-за слабой способности проецировать свою мощь за пределами Евразии и отсутствия своего места в мировой финансовой системе. В рамках Ялтинско-Постдамского порядка американский ресурс можно изначально назвать гегемонистским, а советский — блокирующим. В этом смысле СССР был обречен на роль «вечно второго» в рамках Ялтинско-Потсдамского порядка. Для СССР до Второй мировой войны такая проблема не стояла, коль скоро он позиционировал себя как альтернативу Версальско-Вашингтонскому порядку и отказывался играть по его правилам.

Распад СССР, несмотря на ослабление нашей страны, не сильно изменил глобальное соотношение сил. Противниками США остаются страны с крупными военными и экономическими потенциалами, прежде всего Россия и КНР. Элиты этих стран могут учиться в США, иметь недвижимость на Западе, любить американскую культуру. Но объективно они остаются противниками Вашингтона, пока их потенциалы по-прежнему блокируют американскую гегемонию. Речь, прежде всего, идет о России, которая остается единственной страной мира, способной технически уничтожить США и производить сопоставимые с американскими виды вооружений. Становление полноценной американской гегемонии невозможно без ликвидации Совета Безопасности ООН в его нынешнем качестве (т.е. лишения его постоянных членов права вето), демонтажа российского стратегического потенциала и узаконивания права Вашингтона вмешиваться в дела малых и средних стран. Подобно тому, как в рамках Вестфальского порядка гегемония Франции была невозможна без ликвидации потенциалов Великобритании и Австрии и отбрасывания России из Европы.

В этом смысле «однополярный мир» как мир американской (шире — западной) гегемонии еще никогда не существовал. Скорее, США сделали в 1993 г. заявку на построение такого мира, а на протяжении последующих 25 лет реализовывали эту стратегию. Американская дипломатия создавала три задела для будущего однополярного мира: 1) утверждение принципа принудительной сменяемости лидеров суверенных государств с последующей организацией над ними юридических процессов; 2) апробация принудительного разоружения «опасных», с точки зрения Вашингтона, режимов; 3) внедрение системы «гуманитарных интервенций» и «антитеррористических операций», в рамках которых США утверждали свое право на вмешательство во внутренние конфликты других стран.

Успехи на этих направлениях у американцев были разными. Но главные препятствия для установления своей гегемонии — трансформациии Совбеза и разоружения России и КНР — им решить не удалось. В этом смысле современный Ялтинско-Потсдамский порядок не однополярен, но имеет гегемонистский характер. Ресурсы одной державы (США) пока превосходят ресурсы остальных игроков, позволяя им вести борьбу за установление собственной гегемонии.

Миф Европейского союза

Одним из спорных моментов в статье А. В. Кортунова для меня оказалась его оптимистическая оценка Европейского союза: «И хотя сегодня Евросоюз находится не лучшей форме, а отдельные компоненты этой сложной машины дают явные сбои, вряд ли кто-то станет отрицать, что ЕС по-прежнему остается самым успешным реализованным интеграционным проектом в современном мире». Не буду говорить о том кризисе, который испытывает ЕС в связи с выходом Британии — ключевой страны, с точки зрения его финансовой системы. Аналога Лондонской биржи как глобальной площадки у ЕС на обозримую перспективу нет. Важнее другое — Евросоюз остается важнейшим компонентом «однополярности», крупным ресурсом гегемонистской политики США.

Сама европейская интеграция была во многом американским проектом. Ее истоком стал «план Маршалла» 1947 г. Администрация Г. Трумэна поставила перед европейскими странами четкое условия для получения финансовой помощи: создание «Европейского экономического пространства» — создание ЕОУС в 1951 г. было, по сути, выполнением европейцами американских условий. Причину такого подхода четко обосновал госсекретарь Дж. Маршалл, выступая в Гарвардском университете 23 мая 1947 г.: «Нашим интересам больше соответствует единая, но не очень сильная Европа, чем сильная и непредсказуемая Германия». Иначе говоря, Европейская интеграция реализует американскую формулу «двойного сдерживания» — удерживать Германию внутри атлантической системы и СССР\Россию вне ее.

Эта формула лежит в основе европейской интеграции до сих пор. Практически все страны Евросоюза являются членами НАТО и имеют на своей территории американские военные базы. Как иронично заметил американский политолог Роберт Кейган, «Евросоюз — это парни, стоящие во фрунт перед нашим генералом в НАТО». Попытки создать что-то похожее на европейскую армию, предпринимавшиеся с 1992 г., пока не дали результатов. Неспособность создать общие вооруженные силы на протяжении четверти века — прекрасный индикатор «интеграционных успехов». Эти попытки предпринимаются в рамках «Берлинской формулы» НАТО 1996 г.: проект «Европейской обороной идентичности» осуществляется на основе инфраструктуры НАТО, то есть — при поддержке США. После заморозки проекта Общеевропейской безопасности и обороны (ОЕПБО) и роспуска Западноевропейского союза (ЗЕС) в 2010–2011 гг. шансы на создание «европейской армии» стали призрачными.

Городской завтрак РСМД на тему «Какой мировой порядок выгоден России?»

Американцы уже подстраховались от возможного сепаратизма ЕС. Британия заключила двусторонние союзные договоры с Францией (2010 г.) и Польшей (2017 г.). Несмотря на «Брексит», ни Париж, ни Варшава не спешат их аннулировать. Иначе говоря — два государства – члена ЕС (Франция и Польша) будут в оборонной сфере ориентированы на вышедшую из Евросоюза Британию, а не на «Европейскую оборонную идентичность». Создание «Европейской армии» в таких условиях становится практически невозможным — для этого необходимо хотя бы воссоздать ЗЕС.

Американская дипломатия при этом тщательно сохраняет ограничения суверенитета Германии, определенные Московским договором 1990 г.[2] и связанным с ним пакетом документов. Немцам по-прежнему запрещено проводить референдумы по военно-политическим вопросам, требовать вывода иностранных войск со своей территории, принимать внешнеполитические решения без консультаций с державами-победительницами и укреплять Бундесвер выше установленных в 1990 г. лимитов. Полноценного мирного договора с Германией по-прежнему нет, зато Вашингтон обеспечивает себе посредством контроля над ФРГ эффективный механизм постоянного вмешательства в европейские дела.

Как будет выглядеть Евросоюз без американского присутствия, хорошо показал кризис 1991 года[3]. Тогда Германия, с одной стороны, Британия и Франция, с другой стороны, заняли полярно противоположные позиции относительно распада Югославии. Германия ультимативно требовала признать незаисимость Словении и Хорватии, угрожая в ответ не больше не меньше, чем выходом из Европейского сообщества. Британия и Франция тогда пошли на компромисс, приняв «Брюссельскую декларация о критериях признания новых государств», но сразу заявили о желательности сохранения механизмов НАТО после окончания холодной войны. Без США — «державы-гаранта» системы европейских отношений, европейские страны быстро расколются на традиционные субблоки.

Кошмаром для США был бы распад Евросоюза и возрождение борьбы европейских стран друг с другом. В этом случае американцам пришлось бы выбирать между ними, а любой выбор (Франция или Германия, Германия или Польша и т.д.) сократил бы американскую сферу влияния в Европе. Не рыхлый ЕС, завязанный на американское присутствие в Европе, а ре-национализированные державы Европы могли бы бросить вызов США.

Опоры «однополярности»

Но что обеспечивает нынешнее доминирование США на мировой арене? В экономической сфере это безусловно сохранение долларом статуса мировой резервной валюты и основного расчетного средства во внешнеторговых операциях. Но еще более важную роль играют геополитические опоры американского доминирования, их ликвидация кардинально изменит соотношение сил в мире и поменяет все сложившиеся после 1991 г. правила игры.

1. Контроль над Суэцким каналом — ключевой транспортной артерией Восточного полушария. Он обеспечивается наличием прозападного правительства в Египте. Приход к власти в этой стране антиамериканских сил может привести к закрытию Суэцкого канала или появления там баз соперников США. Режим морской торговли в Восточном полушарии может быть пересмотрен в невыгодном для США и стран Евросоюза ключе.

Иван Тимофеев:
Мировой (бес)порядок. Преимущество для России?

2. Контроль США над Саудовской Аравией. Он был обеспечен американо-саудовским союзным договором 1945 г. и подтвержден «доктриной Картера» 1980 г. Контроль над Саудовской Аравией обеспечивает США контроль над мировым нефтяным рынком. Соответственно, кризис и распад Саудовской Аравии означали бы для Вашингтона потерю контроля над Ближним Востоком и его залежами углеводородного сырья, а, следовательно, и рынком нефти.

3. Наличие суверенной Украины в границах бывшей Украинской ССР. Эта страна выступает для США гарантом невосстановления СССР в какой-либо форме. Не случайно, что именно Киев так или иначе торпедировал интеграционные процессы в СНГ. Коллапс украинской государственности или даже радикальное изменение границ Украины будет означать пересмотр итогов распада СССР, поэтому Вашингтон делает все возможное для сохранения Украины хотя бы в ее границах по состоянию на 12 февраля 2015 г.

4. Контроль над Тайванем. Этот остров фактически блокирует для Китая выход в Мировой океан. Контролируя Тайвань, США обеспечивают себе возможность простреливать тактическими силами побережье КНР. Соответственно, мечты Пекина об океанском флоте так и остаются мечтами, пока не произойдет установление китайского контроля над Тайванем.

Ликвидируем мысленно эти четыре опоры и зададим вопрос — сохранится ли в этом случае американское преобладание в той форме, в какой мы привыкли его видеть после распада СССР?

Почему нет «многополярного мира»?

Гегемонистская политика США неизбежно привела их к конфликту со странами, которые не принимали американской гегемонии — Россией и Китаем. А.В. Кортунов обходит молчанием тот факт, что концепция «многополярного мира» не частная инициатива Е. М. Примакова или Мао Цзэдуна, а официальный российско-китайский документ. «Декларация о многополярном мире и формировании нового международного порядка» была подписана лидерами России и КНР 23 апреля 1997 г. Это был политический манифест России и КНР о неприятии ими американской гегемонии и провозглашении курса на построение «баланса сил».

Удалось ли России и Китаю реализовать этот проект? Пока (здесь можно согласиться с А. В. Кортуновым) нет. Им удалость создать политический альянс, блокирующий американскую гегемонию, переговорный формат БРИКС и политический союз ШОС, даже нанести опосредованное поражение США в конфликтах у своих границ. В рамках БРИКС началось создание платежной системы, альтернативной долларовой, но радикально изменить баланс сил Москве и Пекину пока не удалось. Этому мешает целый комплекс факторов.

Главный — России и Китаю пока не удалось одержать крупной победы, сопоставимой с распадом СССР в 1991 г. Однополярный мир базируется на представлениях о победе США (шире — Запада) в «холодной войне». Москва и Пекин пока не могут предъявить аналогичную победу, которая стала бы рубежом для перехода к мировой многополярности. Российская победа в «Пятидневной войне» 2008 г. при всей ее значимости на такую победу пока объективно не тянет, коль скоро война завершилась компромиссом.

Как, собственно, мог бы выглядеть коллапс однополярного мира? Наиболее вероятный сценарий — поражение Соединенных Штатов в крупной региональной войне. Тонущие американские авианосцы и эсминцы, сбитые американские самолеты, американские крылатые ракеты, ставшие трофеем победителя, сотни погибших американских солдат и бессильно мечущийся президент США — вот наиболее яркая картина конца однополярности. Другой сценарий — тяжелый внутриполитический кризис в США по образцу кризиса СССР 1989–1991 гг., ведущий к отделению ряда штатов и выводу американских войск с территорий союзников. Третий сценарий — начало мощного экономического кризиса в США, сопоставимого с Великой депрессией 1929–1933 гг., который повлечет за собой крах экономической глобализации и возвращение в мир национально-ориентированных экономик. Но в любом случае это должно быть событие, кардинально ослабляющее США и меняющее соотношение сил в мире.

Виктор Кувалдин:
Сумерки неолиберальной однополярности

Россия и Китай пока не доказали превосходства своих вооруженных сил над американскими. Мир видел триумф американской «воздушной мощи» в Ираке, Югославии и Ливии. О качестве противников США не будем спорить — телевизионные картинки с ударами американских ВВС и ВМФ оказались важнее реальности, что американские противники были заранее обречены. Эффективность систем ПВО как России, так и Китая — оппонента американской «воздушной мощи» — остается в теории. Мощь американских «Томагавков» была продемонстрирована на практике; мощь российских систем С-300 и С-400 — пока нет. Россия продемонстрировала в Сирии, что способна, как и США, проводить операции с использованием воздушно-космических сил. Но Вашингтон частично нивелировал этот психологический эффект за счёт нанесения ударов по российского союзнику — Сирии. Москва и Пекин пока не доказали способность бить американское оружие, а, значит, не продемонстрировали силовой крах однополярности. Подобному тому, как Франко-прусская война 1870 г. продемонстрировала в свое время на 70 лет неэффективность либеральной идеи.

России и Китаю не удалось переломить и геополитическую ситуацию. США имеют возможность проецировать мощь на пограничные с Россией и КНР (от Прибалтики до Южно-Китайского моря) районы. Попытки Москвы и Пекина создать систему альянсов в Западном полушарии, которые они предпринимали в 2008–2009 гг., пока кончаются неудачей. Американцы одержали незаметную для СМИ, но важную победу — сохранили контроль над процессами в Южной Америке. Бразилии как объективному контр-лидеру США пока не удалось создать действенный региональный блок, оппозиционный Вашингтону. Так, УНАСУР практически не состоялся[4], а «Боливарианская альтернатива» рухнула со смертью президента Венесуэлы У. Чавеса в 2013 г.

Российско-китайскому альянсу пока не удалось перетянуть на свою сторону кого-то из ключевых союзников США. Исключение — Турция, которая постепенно отдаляется от Вашингтона и создала «Астанинский формат» по Сирии совместно с Россией и Ираном. Но и Турция пока даже не вышла из военной организации НАТО, как Франция в 1966 году. Украинский кризис подтвердил, что ради России ни Германия, ни Франция не будут всерьез ссориться с США. В принципе, это стало понятно еще в ходе Косовского кризиса 1999 г., и за 15 лет ситуация не изменилась. Страны АСЕАН также не стали ссориться с США ради Китая, хотя последний 30 лет терпеливо выстраивал с ними всевозможные интеграционные форматы. Американские альянсы оказались крепкими, а союзники США пока не попытались избавиться от американского присутствия.

И всё же главное заключается в другом — ни Москва, ни Пекин пока не предпринимают реальных попыток сокрушения существующего мирового порядка. Их тактика — вынудить Вашингтон пойти на переговоры, заставив его признать хотя бы наличие своих «особых интересов» вблизи собственных границ. Москва и Пекин не отрицают западных правил как таковых, а скорее хотят их частичного пересмотра в свою пользу. Не удивительно, что однополярный мир меняется крайне медленно, коль скоро основные оппоненты хотят его частичной согласованной ревизии, а не его слома как такового.

Порядок без ревизионистов

Здесь, пожалуй, мы подходим к самому интересному пункту — Ялтинско-Потсдамский мировой порядок пока функционировал без крупных ревизионистских держав. Не случайно, что американская концепция «сдерживания коммунизма» опиралась на идею Дж. Кеннана о том, что советское руководство не хочет новой большой войны. СССР в самом деле не противодействовал, а содействовал установлению либерального порядка. Советская дипломатия выдвигала многочисленные предложения по разоружению. СССР был инициатором созыва Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, которое зафиксировало принципы незыблемости суверенитета и территориальной целостности всех государств. Советская дипломатия наряду с американской содействовала утверждению правозащитных и экологических стандартов в международном праве. Холодная война шла своим чередом, но ни один советский лидер не призывал к ликвидации ООН и не заявлял о нормальности аннексии или расчленения малых стран. Примечательно, что в годы перестройки так называемые консерваторы отрицали существование Секретного дополнительного протокола к «пакту Молотова-Риббентропа», а не заявляли, что раздел малых стран — естественное право великих держав. Шовинизм и пропаганда войны в Советском Союзе были официально запрещены. Иначе говоря, СССР объективно укреплял либеральный мировой порядок, а не призывал заменить его «правом силы» или «игрой без правил» в стиле мира 1930-х гг.

В публицистике за министром иностранных дел СССР А. Громыко давно утвердился имидж «мистера “нет”». Но в том-то и состоит парадокс, что А. Громыко, как и вся брежневская дипломатия, был «мистером “да”»! Именно при А. Громыко были и разрядка, и стратегический диалог, и возобновление переговоров по «евроракетам». Настоящими «мистерами “нет”» были, скорее, Л. Троцкий и Г. Чичерин — сравним стиль советской дипломатии 1970-х и 1920-х гг. В известном смысле политика М. Горбачева была наследницей брежневской дипломатии с ее идеями разоружения, стратегического диалога и «общеевропейского дома», а не «решающей схватки с американским империализмом». Но здесь вырисовывается и другая проблема — насколько мягкой и системной была цивилизация 1970-х гг., если на Западе считали «мистером “нет”» А. Громыко?

Андрей Кортунов:
Неизбежность странного мира

Американские политологи часто спорят о том, была ли успешной политика сдерживания СССР[5]. Однако на эту проблему можно посмотреть и с другой стороны. Концепции «ядерного сдерживания» и «мягкой силы» применялись США к системному игроку, каким был СССР с середины 1960-х гг. Такой игрок всегда играл по правилам, а его ответ был прогнозируем. Американцы отлично понимали[6], что СССР в критический момент пойдет на переговоры, даст Вашингтону «спасти лицо», не начнет войну с американским союзником и будет готов пойти на компромисс в области разоружения. В период «кризиса Запада» на рубеже 1960-х и 1970-х гг. советское руководство не предприняло ни одной попытки развалить НАТО и ударить по мировой экономической системе. Аналогично обстояло дело и с мягкой силой — американцы знали, что достижения США пробудят у советской интеллигенции симпатию и интерес, а не зависть, ненависть и желание переделить их в свою пользу. (Как, например, воспринимала достижения Запада Германская империя в конце XIX в.).

Любопытный пример — система экономических санкций. Соединенные Штаты используют этот механизм с начала ХХ в., однако за минувшие 70 лет ни одна держава ни разу не мстила США за санкции. Для сравнения: Япония ответила в 1941 г. на американские санкции Перл-Харбором. Не мстил американцам за санкции и СССР, ограничиваясь их публичной критикой, хотя, казалось бы, зачем нужна критика врага? Ни один советский лидер не предложил в ответ на санкции провести, например, бомбардировки монархий Персидского залива или организовать крупные диверсии против США. Не мстили за санкции всерьез Россия и КНР. За этим скрываются важные моменты — элиты стран-жертв санкций желали сохранить мировой порядок и ради этого были готовы терпеть какие-то неприятности со стороны США и стран ЕС, а, значит, фактически признать их первенство в существующем мировом порядке.

Параллельно в США шли интересные исследования о том, как распорядились бы ядерным оружием державы, построенные на других морально-политических идеологиях[7]. Авторы этих работ привлекали статьи о мистическом компоненте в идеологии германского нацизма, мировоззрении японских самураев и т.д. За этим проскальзывала тревога — а что будет, если однажды США придется вести холодную войну с противником, который играет не по их правилам и отрицает мировой порядок как таковой? Ответа на этот вопрос не было. Была только постановка проблемы — знаменитая формула «если сдерживание не сработает...» («If deterrence failed»). Что будет дальше — не знал никто.

Когда мы упоминаем понятия «вызов», «угроза», «опасность», мы должны четко понимать, для кого или чего это опасность. Это вызовы и угрозы, с точки зрения существующего Ялтинско-Потсдамского порядка и его держав-гарантов. С точки зрения ревизионистских государств, они таковыми вовсе не являются — эти державы, напротив, считают угрозой и вызовом сам существующий порядок и прилагают усилия для его ликвидации. Американские эксперты (прежде всего — Дж. Л. Гэддис и Л. Миллер[8]) приблизились к пониманию того, что мировоззрение подобных ревизионистских держав должно быть обратным нашему, сложившемуся по итогам Второй мировой войны. Его элиты и население должны воспринимать войну как норму, а не аномалию, не считать ценностью высокий уровень потребления и быть охваченными идеологией национального эгоизма, а то и шовинизма. Символ интеллектуальной элиты такой страны – не рефлексирующий о своей «западности» или «не-западности» русский интеллигент, а Освальд Шпенглер или Пауль Рорбах – мыслители с феноменальным европейским образованием, но изначально уверенные при этом в превосходстве своей страны и культуры и в наличии особых прав у великих держав. Гонка вооружений и мягкая сила в отношении таких игроков будут бессмыслицей, пока они отвергают правила игры.

Ревизионизм — это, строго говоря, ни хорошо и не плохо — это неизбежно. Ревизионистами в отношении Вестфальского порядка были Петровская Россия и Пруссия Фридриха Великого; Венского — Пруссия Бисмарка и Япония эпохи Мейдзи. Ревизионизм — это естественная часть истории всех мировых порядков, поскольку статус-кво не может быть вечным.

Алексей Фененко:
«Прусские уроки» для России

Подобные державы — это не КНДР, которую можно изолировать от «мирового сообщества». Эти государства обладают крупным военным и экономическим потенциалом и стремятся развалить само «мировое сообщество». Иначе говоря, не стоят в обороне, а постоянно наступают, не давая врагу права «спасти лицо». В отличие от КНДР, они достаточно сильны, чтобы самостоятельно организовывать крупные провокации и навязывать свою повестку переговоров. На исходе холодной войны американцы всерьез опасались, что подзабыли, как иметь дело с подобными противниками[9].

Могут ли появиться подобные державы? История подсказывает нам, что да, и иногда очень быстро. В течение 1860-х гг. в мире появились три таких государства: Пруссия, Пьемонт и Япония. Именно их попытки радикально перестроить мировой порядок предопределили ход истории на последующие 70 лет. Их возможное появление, безусловно, уничтожило бы однополярность, вернув мир к схватке непримиримостей. Вопрос в том, будут ли готовы сторонники однополярности бороться с подобными противниками.

***

В заключении хочу остановиться на одном тезисе А. В. Кортунова о том, что длительный переход к многополярности не в интересах мира. Но, собственно говоря, почему? Борьба с французской гегемонией длилась 150 лет с окончания Тридцатилетней войны до конца Наполеоновских войн; борьба с голландской гегемонией на море заняла почти весь XVII в. Система баланса сил была ликвидирована в ходе двух мировых войн, занявших целых тридцать лет. Нынешнее соперничество гегемонистского проекта и сторонников баланса сил может быть длительным и весьма кровавым. Однако история всех мировых порядков — это история борьбы и соперничества великих держав.

1. Имеется ввиду период от Венского конгресса 1815 г. до революций 1848 года.

2. https://ru.wikisource.org/wiki/Договор_об_окончательном_урегулировании_в_отношении_Германии

3. Cм.: Сиджански Д. Федералистское будущее Европы: от Европейского сообщества до Европейского союза. М.: Изд-во РГГУ, 1998. С. 325 – 356.

4. В рамках УНАСУР сохраняют свою субъектность старые интеграционные объединения: МЕРКОСУР и Андское сообщество.

5. https://www.armscontrol.org/act/2000_10/detoct00

6. Этот вывод сформулирован еще классик американской теории международных отношений Г. Моргентау в 1964 г., то есть в год прихода к власти в СССР Л.И. Брежнева: Morgenthau H. The four paradoxes of nuclear strategy // The American political science review. 1964. Vol.58. №1.

7. Morgan P. Saving Face for the Sake of Deterrence // Psychology and Deterrence. Baltimore, 1985.

8. Gaddis J. L. The Long Peace: Inquiries into History of the Cold War.– New York: Oxford University Press, 1987; Miller L. Global Order. Values and Power in International Politics. Boulder, 1994.

9. Mueller J. The Essential Irrelevance of Nuclear Weapons: Stability in the Postwar World // International Security. – 1988. – Vol. 13, № 2. – P. 55–79.