День Победы: сохранить будущее

75 лет Победы в Великой Отечественной войне Россия встречает в едва ли не фронтовых условиях. Шествие Бессмертного полка, традиционный парад на Красной площади и многие другие мероприятия в самых разных уголках России перенесены из-за карантинных мер. На международной арене и в информационном пространстве тем временем идут войны исторической памяти. Кто-то сносит памятники, кто-то чтит наследников СС, кто-то делает карьеру на фальсификациях, кто-то — на борьбе с ними. Вторая мировая уходит все дальше. А с ней и те, кто видел правду во всей ее неприкрытой наготе.

Для многих бывших «братских народов» война и победа превращена в «черную легенду». Для России, наоборот, война еще в большой степени стала национальным символом и ключевым элементом идентичности. В советский период для этого было сделано много. Контуры современного нарратива о победе стали формироваться в 1960-х гг., когда война отдалилась достаточно далеко, чтобы перестать быть частью повседневности и постепенно превращаться в историю. К тому же, на фоне «оттепели» война предстала в литературе, искусстве и кино в новом образе. Это был не только официоз, но и «окопная» правда. Впрочем, официоз тоже делался теми, кто прошел войну. А потому из всех официозов, он был, похоже, наиболее правдив. Можно было сфальшивить с марксизмом-ленинизмом. Но не с войной, которую прошли десятки миллионов.

После распада СССР на короткий период возникла реальная угроза забвения Победы. Однако угар «покаяния» быстро сошел на нет. Особенно когда стало понятно, что в идейном хаосе Победа — один из немногих оставшихся маяков. Это не идеология, в одночасье канувшая в лету. Не узколобый национализм. Не сиюминутная погоня за наживой. Память о войне — то немногое, что объединяло атомизированное и разрозненное общество. Можно сколько угодно спекулировать на том, как «российский режим» обратил себе на пользу тему победы и войны. Но то, что российское государство и общество, пожалуй, сделало больше многих остальных для памяти победы можно и нужно считать его моральной заслугой. Казалось бы, по-другому не могло быть в стране, где война коснулась каждой семьи. Однако расправа над прошлым там, где тоже гибли миллионы, идет вполне успешно.

Впрочем, войны памяти — не главное. Точнее они следствие более фундаментального фактора — времени. Уходящее поколение фронтовиков — лишь часть проблемы. Стремительно меняется сама реальность, которая будет размывать память о войне. Устремленность в прошлое рано или поздно исчерпает свои резервы. И России, бережно сохраняя память о прошлом, придется искать свою идентичность в будущем. В том числе и для того, чтобы будущего не лишиться.

75 лет Победы в Великой Отечественной войне Россия встречает в едва ли не фронтовых условиях. Шествие Бессмертного полка, традиционный парад на Красной площади и многие другие мероприятия в самых разных уголках России перенесены из-за карантинных мер. На международной арене и в информационном пространстве тем временем идут войны исторической памяти. Кто-то сносит памятники, кто-то чтит наследников СС, кто-то делает карьеру на фальсификациях, кто-то — на борьбе с ними. Вторая мировая уходит все дальше. А с ней и те, кто видел правду во всей ее неприкрытой наготе.

Для многих бывших «братских народов» война и победа превращена в «черную легенду». Для России, наоборот, война еще в большой степени стала национальным символом и ключевым элементом идентичности. В советский период для этого было сделано много. Контуры современного нарратива о победе стали формироваться в 1960-х гг., когда война отдалилась достаточно далеко, чтобы перестать быть частью повседневности и постепенно превращаться в историю. К тому же, на фоне «оттепели» война предстала в литературе, искусстве и кино в новом образе. Это был не только официоз, но и «окопная» правда. Впрочем, официоз тоже делался теми, кто прошел войну. А потому из всех официозов, он был, похоже, наиболее правдив. Можно было сфальшивить с марксизмом-ленинизмом. Но не с войной, которую прошли десятки миллионов.

Николай Болошнев:
Восточный фронт под западным пером

После распада СССР на короткий период возникла реальная угроза забвения Победы. Однако угар «покаяния» быстро сошел на нет. Особенно когда стало понятно, что в идейном хаосе Победа — один из немногих оставшихся маяков. Это не идеология, в одночасье канувшая в лету. Не узколобый национализм. Не сиюминутная погоня за наживой. Память о войне — то немногое, что объединяло атомизированное и разрозненное общество. Можно сколько угодно спекулировать на том, как «российский режим» обратил себе на пользу тему победы и войны. Но то, что российское государство и общество, пожалуй, сделало больше многих остальных для памяти победы можно и нужно считать его моральной заслугой. Казалось бы, по-другому не могло быть в стране, где война коснулась каждой семьи. Однако расправа над прошлым там, где тоже гибли миллионы, идет вполне успешно.

Впрочем, войны памяти — не главное. Точнее они следствие более фундаментального фактора — времени. Уходящее поколение фронтовиков — лишь часть проблемы. Стремительно меняется сама реальность, которая будет размывать память о войне. Устремленность в прошлое рано или поздно исчерпает свои резервы. И России, бережно сохраняя память о прошлом, придется искать свою идентичность в будущем. В том числе и для того, чтобы будущего не лишиться.

В этом смысле полезно обратиться к опыту памяти о войне 1812 г. Победа над Наполеоном весь XIX век была важнейшим национальным символом. 75 лет Бородинской битвы мы праздновали в 1887 г. За время с момента изгнания Наполеона произошли тектонические изменения. Россия испытала послевоенный взлет к небывалой мощи, и падение после Крымской войны. Затем снова подъем, бурное развитие капитализма, освобождение крепостных, масштабные реформы Александра II, а за ними — реакцию Александра III. Всего через четыре года Россия заключит военный союз с Францией — противником из прошлого. А еще через тридцать лет будет в эпицентре бойни с союзниками из того же прошлого.

Константин Пахалюк:
К вопросу о политизации памяти о Великой Отечественной войне в современной Европе

Важнее, однако, другое. В конце 1880-х гг. становится очевидной все более ожесточенная борьба за образ будущего. Миром овладевают новые утопии. Мощнейшей из них становится левая идея в самых разных ее вариациях. Казалось бы, война на стороне государственной власти. Террористы-народники разгромлены. Их ячейки жестко зачищаются в самом зародыше. 8 (20) мая 1887 повешен Александр Ульянов и его товарищи. По формальным признакам — террористы, на деле — горстка студентов-идеалистов, очарованных социализмом и едва ли не канонизированных после гибели империи. На путь революционной деятельности становится Владимир Ульянов. К революции он будет идти с маниакальным упорством, превратившись одновременно в крупнейшего теоретика и практика революции, а в иных категориях — терроризма и антигосударственной деятельности при поддержке иностранного государства. К концу 1880-х гг. Россия уже «беременна» смутой. Ее предчувствие появляется в культуре и литературе задолго до реакции Александра III. Рационалист Иван Карамазов на страницах последней книги Федора Достоевского сходит с ума, проигрывая тупоумной, но упрямой и при этом самопожирающей воле Павла Смердякова. В этом архетип русской смуты. Под покровом рациональной утопии скрывается анархия, реки крови и катастрофа для страны. Прошедший через карательную машину, суд и показной расстрел Достоевский во многом оказался пророком. Кстати, «Братья Карамазовы» в 1886 г. попадают под цензуру — запрещен отрывок «Рассказ старца Зосимы».

Памяти о войне 1812 г. и привычных консервативных основ едва хватает для схватки на идеологическом фронте. Последующую борьбу за идеи о будущем Российская Империя проигрывает вчистую. Эпидемии левых идей попросту нечего противопоставить. То же — с наступающим либерализмом. Попытки заигрывать с шовинизмом черносотенцев оборачиваются позорными страницами нашей истории. Катастрофу приближает «маленькая победоносная война». Патриотический подъем начала Первой мировой оказывается кратковременным. В конечном итоге побеждает маргинальная, но хорошо организованная (в понятиях имперской власти — террористическая) группа, предлагающая массам стройную и привлекательную теорию будущего. И готовая ради утопии на самые крайние меры.

Урок из прошлого прост. Борьбу за будущее вряд ли выиграть лишь с опорой на консерватизм. Он подходит для временной паузы. Для тактической передышки. Но обречен на проигрыш идеям, ориентированным в будущее. Их едва ли остановить даже самыми современными методами контроля. Если государство и общество упускают идею будущего, ее подхватят фанатичные маргиналы. Цена их успеха — очередная смута. Нужно отдать должное советской власти. Память о 1812 г. она бережно сохранила. Равно как и память о Великой Отечественной. Но в 1991 г. свое будущее утратила окончательно. Современная Россия, так много сделавшая для сохранения памяти о самой страшной войне и великой Победе, должна помнить уроки прошлого. И не проиграть в борьбе за будущее.