Экономическое соперничество России и Ирана в Сирии: новая реальность в свете улучшения ирано-американских отношений?

Итоги январского визита в Россию вновь избранного президента Ирана Сейида Ибрахима Раиси получили неоднозначные отклики экспертов. С одной стороны, со ссылкой на близкую к Корпусу стражей исламской революции (КСИР) иранскую газету «Джаван» обозреватели Al-Monitor провели различие между настроем И. Раиси на укрепление диалога с Россией и курсом его предшественника Х. Роухани на улучшение отношений с Западом. В то же время на контрасте с самим И. Раиси, который до приезда в Москву утверждал, что переговоры с руководством РФ станут поворотным моментом в двусторонних политических и торгово-экономических отношениях, некоторые аналитики были сдержаны в оценках. В частности, констатировали задержку в приоритетном для Тегерана вопросе заключения соглашения о всестороннем стратегическом партнерстве аналогичного подписанному в марте прошлого года ирано-китайскому документу.

На наш взгляд, высказанные мнения не противоречат друг другу, если взглянуть на политику Тегерана под углом развития ситуации вокруг иранского ядерного досье, которое, конечно, входило в повестку дня московской встречи В. Путина и И. Раиси. Речь идет о начавшемся в Вене 27 декабря 2021 г. восьмом раунде переговоров с целью восстановления Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД) и возвращения США в это многостороннее соглашение. Здесь, что характерно, американцы уже выразили осторожный оптимизм, назвав «сделку» с Ираном вероятной.

Приведет ли потепление отношений Тегерана и США к росту экономического присутствия Ирана в Сирии и в результате — к обострению соперничества с Россией? На этот вопрос с учетом изложенного, думается, нельзя дать однозначный ответ. С одной стороны, едва ли иранцы упустят возможность еще крепче привязать к себе Сирию в качестве младшего регионального союзника. С другой, возникнут новые сферы для российско-иранского сотрудничества. Таким образом, в случае с Сирией новой реальностью может стать и соперничество, и взаимовыгодное партнерство между Москвой и Тегераном.

Итоги январского визита в Россию вновь избранного президента Ирана Сейида Ибрахима Раиси получили неоднозначные отклики экспертов. С одной стороны, со ссылкой на близкую к Корпусу стражей исламской революции (КСИР) иранскую газету «Джаван» обозреватели Al-Monitor провели различие между настроем И. Раиси на укрепление диалога с Россией и курсом его предшественника Х. Роухани на улучшение отношений с Западом. В то же время на контрасте с самим И. Раиси, который до приезда в Москву утверждал, что переговоры с руководством РФ станут поворотным моментом в двусторонних политических и торгово-экономических отношениях, некоторые аналитики были сдержаны в оценках. В частности, констатировали задержку в приоритетном для Тегерана вопросе заключения соглашения о всестороннем стратегическом партнерстве аналогичного подписанному в марте прошлого года ирано-китайскому документу.

На наш взгляд, высказанные мнения не противоречат друг другу, если взглянуть на политику Тегерана под углом развития ситуации вокруг иранского ядерного досье, которое, конечно, входило в повестку дня московской встречи В. Путина и И. Раиси. Речь идет о начавшемся в Вене 27 декабря 2021 г. восьмом раунде переговоров с целью восстановления Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД) и возвращения США в это многостороннее соглашение. Здесь, что характерно, американцы уже выразили осторожный оптимизм, назвав «сделку» с Ираном вероятной.

О балансе влияния на Сирию

Полина Василенко:
Визит президента Ирана в Москву: стратегические колебаниям

Взаимоприемлемый для Ирана и США выход из тупика с СВПД, подразумевающий ослабление санкций, если Тегеран умерит свои ядерные амбиции, станет детерминантой разновекторной иранской политики. Причем далеко выходящей за рамки СВПД — определяющей единую (без разбивки как ранее на линии «консерваторов» и «либералов») стратегию и тактику на пространстве Ближнего Востока, трактовку стратегических партнерств с такими странами, как Россия и Китай, имея ввиду признание последними «особых прав» и «сфер интересов» Ирана как региональной державы.

В случае пересмотра Вашингтоном антииранского санкционного режима можно предположить, что, несмотря на союзные отношения, руководству и дипломатам России и Ирана потребуется большая работа для нахождения компромиссов в точках несовпадения политических, военно-политических и экономических интересов. Одним из потенциальных узлов таких противоречий представляется Сирия.

Примечательно, что сирийские эксперты из Syrian Law Journal еще в октябре 2020 г. резонно поставили будущий modus vivendi, касающийся баланса влияния России и Ирана в Сирии, в зависимость от результатов президентских выборов в США. В случае переизбрания республиканца Д. Трампа прогнозировалось сохранение или ужесточение санкций, объективно сдерживающих потенциал Тегерана по оказанию помощи в рамках экономического восстановления Сирии. Напротив, победа демократа Дж. Байдена связывалась с возвращением США в СВПД и снижением санкционной нагрузки на Иран (ход переговоров в Вене пока подтверждает данную версию). Как следствие, вразрез с интересами самих американцев создавался потенциал для наращивания экономического присутствия иранцев в странах, рассматриваемых в качестве участников амбициозного антиизраильского проекта «Шиитского полумесяца» (Ирак, Сирия, Ливан), проводником которого выступал покойный генерал К. Сулеймани.

Подходы Москвы и Тегерана к Сирии

Изначально при совпадении главной цели — сохранения власти президента Б. Асада и недопущения реализации в Сирии сценария failed state — подходы России и Ирана концептуально различались. Если в Москве последовательно выступали за полное восстановление государственного суверенитета и властной вертикали в САР с монополией госорганов на применение насилия, в Тегеране не собирались отказываться и от опоры на негосударственных акторов (Хезболлу и другие шиитские формирования) в качестве проводников иранского влияния. Российская сторона сделала ставку на присутствие не только армии, но и полиции как гарантов локальных примирений в различных уголках Сирии (запад, центр, юг, север, северо-восток), предоставляя гумпомощь по линии Минобороны и пытаясь привлечь внимание мирового сообщества к гуманитарному кризису в поиске доноров для постконфликтного восстановления. Иранцы же избрали курс на долгосрочную привязку к себе сирийской экономики посредством кредитов (в 2013–2019 гг. — на сумму свыше 6 млрд долл., не считая гумпомощи, составившей 3 млрд долл.), а затем приобретения экономических активов (ликвидной недвижимости, включая земельные участки) в качестве инструмента контроля над сирийской территорией и элитой.

С точки зрения территориального контроля ситуация также складывалась по-разному. Иранцы, идя навстречу российской стороне, свели до минимума свое присутствие в центре (провинции Хомс и Хама). Москве удалось купировать иранские попытки разместить выдаваемые за экономические объекты в непосредственной близости от российских военных баз в прибрежных провинциях Латакия и Тартус, чтобы при случае как щитом прикрываться ими от нападений ВВС Израиля (хотя один трагический инцидент произошел 17 сентября 2018 г., когда сирийскими ПВО после налета израильских самолетов был по ошибке сбит российский самолет радиолокационной разведки Ил-20).

На юге (провинции Эль-Кунейтра, Деръа и Эс-Сувейда) иранцы и Хезболла с 2018 г., невзирая на озабоченности Москвы, не заинтересованной в конфронтации вдоль линии разделения с Израилем на Голанских высотах, продолжили наращивать свое присутствие. В этой связи лидер Хезболлы шейх Хасан Насралла заявил: «Даже если весь мир объединится, чтобы заставить нас уйти из Сирии, ему не удастся это сделать», — едва ли он осмелился бы на подобный демарш, не получив одобрение Тегерана. В июле 2021 г. присутствие в провинции Деръа иранцев и Хезболлы, пытавшихся мимикрировать под сирийскую армию, в частности, элитную 4-ю дивизию, способствовало эскалации напряженности между властями САР и бывшей оппозицией в зоне локального примирения в районе Дерьа аль-Балад, вопреки миротворческим усилиям России. Этот факт резонно отмечали некоторые эксперты, в частности, К. Семенов.

Сейед Махмуд Реза Саджади:
Прощать прошлое: Иран верит в серьезные отношения с Россией и с Востоком

С востока Сирии (провинция Дейр-эз-Зор) поступают свидетельства о попытках КСИР превратить приграничную полосу с Ираком (район Абу-Кемаля) в зону своего эксклюзивного контроля и присутствия «зонтичных» шиитских формирований, оттеснив сирийских силовиков от потоков трансграничной торговли. Недавно в мировых СМИ со ссылкой на местные источники появились утечки о массовой вербовке иранцами в Дейр-эз-Зоре в ряды союзных милиций бывших боевиков оппозиции и сирийских военнослужащих.

Невзирая на шероховатости, России и Ирану, похоже, удалось сформировать modus vivendi, регламентирующий правила игры и разделение ролей в части экономического присутствия обеих стран в САР. Российская сторона проявляет интерес к геологоразведке и добыче полезных ископаемых (нефть, фосфаты), в том числе на морском шельфе, в то время как Иран развивает поставки в Сирию товаров (продукты питания, медикаменты, промышленное оборудование), получая земельные участки (5 тыс. га под сельское хозяйство и 1 тыс. га под нефтегазовые терминалы для КСИР в 2017 г.). Еще в 2019 г. Дамаск и Тегеран обсуждали вопрос об объединении электросетей через Ирак, был подписан контракт между Министерством электроэнергетики САР и иранской компанией «Mapna Group» о строительстве электростанции в Латакии мощностью 526 МВт; тогда же ирано-сирийское совместное предприятие «SIAMCO» заявило о планах по выпуску национального легкового автомобиля марки «Cham».

Вместе с тем говорить о том, что в условиях нынешнего статус-кво экономические интересы России и Ирана не пересекаются, было бы некорректно. Иранская сторона, как и Россия, заинтересована в доступе к местному минеральному сырью на максимально выгодных для себя условиях. Пока, судя по имеющейся информации, стороны смогли договориться о параллельной разработке фосфатных месторождений Хнейфис и Эш-Шаркыйя в провинции Хомс, которые в 2016 г. были освобождены от боевиков ИГИЛ (организация признана террористической, ее деятельность запрещена на территории РФ) проиранскими милициями. При этом если российским компаниям «Меркурий» и «Велада» власти САР в декабре 2019 г. разрешили разведку и добычу нефти на блоке 23 (к северу от Дамаска) и блоках 7 и 19 (в Заевфратье), иранцы в следующем году предсказуемо получили карт-бланш на освоение блока 12 в районе Абу-Камаль. Разделение сфер ответственности сложилось и применительно к стратегическим объектам транспортной инфраструктуры: российской компании в 2019 г. был передан в аренду на 49 лет второй по величине сирийский морской порт Тартус, иранцы получили часть крупнейшего порта Латакия.

Возможности и угрозы для Москвы и Тегерана в Сирии

Если рассматривать через призму ССВУ-анализа сильные и слабые стороны, возможности и угрозы для Москвы и Тегерана в Сирии при сохранении modus vivendi, картина получается следующая. В ходе военной операции с опорой на опыт советско-сирийского сотрудничества России удалось укрепиться в местных силовых структурах, особенно в разведсообществе. Дислокация контингентов российской военной полиции, служащей гарантом перемирий, создало феномен «матрицы безопасности», в итоге усилив пророссийские симпатии среди представителей этнических и конфессиональных групп (сунниты, курды, арабские племена) на контрасте с трениями с проиранскими шиитскими ополчениями.

Поддержка САР в ООН, диалог Президента РФ с лидерами США, стран ЕС, ССАГПЗ, Турции, Израиля, российское посредничество в сирийском политическом процессе (Астанинский формат, саммиты Россия — Иран — Турция) усилили позитивное восприятие России частью сирийской элиты и особенно рядовыми гражданами. Позитивное значение имели гуманитарные поставки пшеницы, вакцин от Covid-19, участие российских организаций в восстановлении местной инфраструктуры. Кроме того, благодаря контактам с курдами в Сирии и за ее пределами российская сторона способна сыграть конструктивную роль в хозяйственной реинтеграции САР, рассматриваемой как основа для национального диалога и политического урегулирования.

Россия и Иран в Сирии и за ее пределами: предстоящие вызовы. Рабочая тетрадь РСМД и Центра по изучению Ирана и Евразии

Есть сильные стороны и у Ирана, который с 2012 г. первым оказал сирийцам военную помощь, включая наземную поддержку КСИР совместно с Хезболлой, которая стала решающей в победах сирийской армии в 2016–2017 гг. Это привело к установлению контроля иранцев над обширными территориями (восток, юг, приграничье с Ливаном, запад) и появлению многочисленных сторонников Ирана в сирийской армии, включая упоминавшуюся 4-ю дивизию, а также в госорганах, госкомпаниях, среди частных предпринимателей. С 2013 г. Иран стал основным донором Сирии, до 2019 г. осуществлявшим ежемесячные поставки нефти и нефтепродуктов. Именно этот важный для Ирана инструмент, скорее всего, будет реанимирован в случае появления дополнительных финансовых ресурсов после ослабления американских санкций.

Относительно слабым местом России остается более узкая инвестиционная база для внешнеэкономической деятельности, нежели у государств ССАГПЗ, ЕС и Китая, что диктует необходимость поиска консенсуальных моделей взаимодействия с внешними акторами в вопросах восстановления Сирии. Сказываются и осторожность российского частного бизнеса в условиях санкций, дефицит опыта делового сотрудничества по сравнению с арабскими и западными странами.

У иранцев, в свою очередь, всегда существовали цивилизационно-исторические, этнические, конфессиональные и языковые различия с сирийцами. Нынешнее клерикальное устройство Ирана резко контрастирует со светской САР. В ходе сирийского конфликта произошла поляризация силовых структур, правительственных, предпринимательских кругов с разделением на противников и сторонников Ирана. Кроме того, частичная международная изоляция Ирана нивелирует потенциал его участия в сирийском мирном процессе и коллективных проектах по финансированию восстановления.

Военно-политическое присутствие России и Ирана на сирийской земле создает эксклюзивные возможности его конвертации в экономические дивиденды. Речь не только о доступе к полезным ископаемым, но и о формировании кластеров сотрудничества в промышленности, сельском хозяйстве, в сфере инфраструктуры, транспорта, в секторах ИТ, строительства, электроэнергетики.

Основные угрозы для России, как показывает ССВУ-анализ, связаны с чрезмерной ангажированностью на первых лиц САР с менее выраженными, чем у иранцев, китайцев и арабов позициями (на перспективу) среди среднего слоя элиты, технократов и частного бизнеса. Налицо пусть и непубличное недовольство части местной элиты «недостаточной» донорской помощью со стороны России, причем экономические позиции РФ могут в будущем ослабнуть не только из-за Ирана, но и в случае начала реализации политики «открытия Сирии» (инфитаха) аравийскими государствами. Иранское же экономическое присутствие остается уязвимым ввиду зависимости от внешней конъюнктуры и постоянной угрозы военных ударов Израиля.

***

Приведет ли потепление отношений Тегерана и США к росту экономического присутствия Ирана в Сирии и в результате — к обострению соперничества с Россией? На этот вопрос с учетом изложенного, думается, нельзя дать однозначный ответ. С одной стороны, едва ли иранцы упустят возможность еще крепче привязать к себе Сирию в качестве младшего регионального союзника. С другой, возникнут новые сферы для российско-иранского сотрудничества. Пример — перспективный проект восстановления железной дороги от побережья САР до иракской границы (магистраль Латакия — Тартус — Хомс — Тадмор (Пальмира) — Дейр-эз-Зор — Абу-Кемаль), продлевающий на 270 км действующие от Латакии до фосфатного месторождения Эш-Шаркыйя в районе Пальмиры участки. Как стало известно автору от российских экспертов, стоимость данного проекта ориентировочно составляет 300 млн евро (270 млн евро на прокладку дороги и 30 млн евро на оборудование). При наличии финансирования со стороны Ирана Россия в состоянии предоставить полное техническое содействие. Таким образом, в случае с Сирией новой реальностью может стать и соперничество, и взаимовыгодное партнерство между Москвой и Тегераном.