События вокруг Украины 2010-х годов сыграли для коллективного Брюсселя роль «плохо забытого старого». Решения саммитов в Уэльсе 2014 года и Варшаве 2016 года запустили процесс возвращения альянса к исконной зоне ответственности, тактически выдвинув на первый план защиту восточных рубежей. Специальная операция России 2022 года может завершить этот цикл, укрепив идентичность НАТО как регионального военного альянса, построенного вокруг общей угрозы как минимум на какое-то время. Спустя месяц после её начала события всё ещё развиваются стремительно, что затрудняет прогнозирование, но уже можно зафиксировать несколько тенденций.
Качественным сдвигом для материального измерения НАТО имеет шансы стать решение Германии выделить дополнительные 100 миллиардов евро на оборонные расходы и довести их к 2024 году до 2 процентов ВВП. Рост военного бюджета альянса стимулирует совершенствование технической базы, в том числе киберсистем, улучшение логистических решений, в первую очередь в Европе.
С функциональной точки зрения, ключевым направлением деятельности НАТО на ближайшую перспективу, весьма вероятно, станет укрепление арсенала сдерживания России. Сегодня здесь можно наблюдать два противонаправленных процесса. С одной стороны, с территории стран НАТО, во-первых, осуществляются поставки вооружений Украине. С другой стороны, эти действия пока необязательно понижают порог эскалации. Об отказе от ограничений Основополагающего акта Россия — НАТО о неразмещении ядерного оружия в «новых» странах альянса, например, на официальном уровне речь не идёт . Более того, по итогам взаимного сигнализирования сформировалось понимание недопустимости масштабной войны.
С идеологической точки зрения ситуация благоприятствует развитию понятного для всех нарратива об общей угрозе как центрального элемента трансатлантической солидарности для решения и внутренних, и внешних задач. В условиях, когда информационное поле накалено до предела, альтернативные точки зрения подлежат «культуре отмены», оставляя две опции — поддержку общего курса или осторожное молчание. И та, и другая скорее способствуют, чем препятствуют концентрации НАТО на сдерживании России в краткосрочной перспективе.
Североатлантический альянс в постбиполярную эпоху — история поиска формулы функционирования, которая позволила бы поддерживать центростремительные тенденции с материальной, функциональной и идеологической точек зрения.
До середины 2010-х годов расширение НАТО происходило почти инерционно, количественно и качественно. В результате список задач альянса стал широко диверсифицированным (от операций по кризисному урегулированию до борьбы с киберугрозами и изменением климата), а зона ответственности поистине глобальной, вобрав Западные Балканы, Ближний Восток и — практически — Китай. Однако построение новой идентичности через эффект масштаба столкнулось с трудностями. Стратегическая концепция 2010 года, зафиксировавшая grand design постбиполярной НАТО, поставила очень высокую планку, в то время как стратегические культуры союзников, в особенности «новых», как минимум не успевали адаптироваться, а как максимум вступали в противоречие с ней по всем трём обозначенным выше направлениям.
События вокруг Украины 2010-х годов сыграли для коллективного Брюсселя роль «плохо забытого старого». Решения саммитов в Уэльсе 2014 года и Варшаве 2016 года запустили процесс возвращения альянса к исконной зоне ответственности, тактически выдвинув на первый план защиту восточных рубежей. Специальная операция России 2022 года может завершить этот цикл, укрепив идентичность НАТО как регионального военного альянса, построенного вокруг общей угрозы как минимум на какое-то время. Спустя месяц после её начала события всё ещё развиваются стремительно, что затрудняет прогнозирование, но уже можно зафиксировать несколько тенденций.
Качественным сдвигом для материального измерения НАТО имеет шансы стать решение Германии выделить дополнительные 100 миллиардов евро на оборонные расходы и довести их к 2024 году до 2 процентов ВВП. Наращивание показателя — проклятый вопрос альянса с середины 1970-х годов, эксплицитно поставленный на саммите 2006 года в Риге, когда появилась формула «2/20» [1]. Берлин не спешил реализовывать её даже под давлением администрации Дональда Трампа, не превышая 1,5 процента. Сегодня он подаёт пример другим сомневавшимся членам НАТО: о повышении оборонных расходов в первые недели конфликта объявили Нидерланды [2] Канада начала разработку плана по наращиванию этого показателя по итогам визита премьер-министра в Европу и срочного саммита НАТО и ЕС [3].
Рост военного бюджета альянса стимулирует совершенствование технической базы, в том числе киберсистем, улучшение логистических решений, в первую очередь в Европе.
ФРГ уже объявила о намерении взаимодействовать с ЕС в разработке истребителей и танков, а подобные проекты можно реализовать, например, в рамках Постоянного структурированного сотрудничества в области обороны (PESCO). Если внутри проекта вновь усилится франко-немецкий тандем, это может придать новый импульс развитию «стратегического суверенитета» Европы в области обороны, и Версальская декларация по итогам саммита ЕС 10–11 марта подтверждает такое намерение. Одобренный 21 марта «Стратегический компас», первая оборонная концепция ЕС, также сыграет свою роль в реализации задач и со стратегической, и с психологической точки зрения [4].
С функциональной точки зрения, ключевым направлением деятельности НАТО на ближайшую перспективу, весьма вероятно, станет укрепление арсенала сдерживания России. Он знаком альянсу по периоду холодной войны — это регулярные военные учения, позиционный характер размещения войск (который позднее был изменен на более мобильную систему юнитов СБР), уже упомянутое развитие военного потенциала. С теоретической точки зрения это устойчивые общие практики, которые способствуют поддержанию гомогенности альянса.
Сегодня здесь можно наблюдать два противонаправленных процесса. С одной стороны, с территории стран НАТО, во-первых, осуществляются поставки вооружений Украине: это не только США, но и Германия [5], изменившая изначальное решение в ходе операции. Турция военной помощи безвозмездно не оказывает, но увеличился тематический экспорт [6]. Во-вторых, за счёт внутренних перестановок укрепляются рубежи альянса в Центральной и Восточной Европе — Словакии, Польши, Румынии, Прибалтике, Болгарии, а также группировка США в Европе. В-третьих, с 14 марта в Норвегии показательно проходят одни из самых крупных манёвров НАТО — Cold Response 2022.
С другой стороны, эти действия пока необязательно понижают порог эскалации. Об отказе от ограничений Основополагающего акта Россия — НАТО о неразмещении ядерного оружия в «новых» странах альянса, например, на официальном уровне речь не идёт [7]. Более того, по итогам взаимного сигнализирования сформировалось понимание недопустимости масштабной войны. Ещё до начала активной фазы конфликта военные советники НАТО были выведены с территории Украины [8]. 4 марта по итогам СМИД генеральный секретарь Йенс Столтенберг заявил, что «на Украине не должно быть ни самолётов, ни наземных сил НАТО». «НАТО не может воевать с Россией», — считает британский премьер Борис Джонсон. Аналогичную позицию высказал Джо Байден. На этом фоне намеки о потенциальном вступлении Швеции и Финляндии в НАТО, поставках польских МиГ-29 на Украину, введении бесполётной зоны над ней, звучавшие в первые недели конфликта, в той или иной форме были дезавуированы [9]. Политическое измерение конфликта, а именно потенциальное ускоренное присоединение Украины к ЕС, также не получило «зелёного света» на саммите ЕС: лидеры крупных стран однозначно выступили против ускорения процедуры. Срочный саммит НАТО 24 марта тоже прошел без резких решений.
С идеологической точки зрения ситуация благоприятствует развитию понятного для всех нарратива об общей угрозе как центрального элемента трансатлантической солидарности для решения и внутренних (поддержания ВПК и бюрократии, взаимозависимости союзников), и внешних (пассивного обеспечения безопасности) задач. В условиях, когда информационное поле накалено до предела, альтернативные точки зрения подлежат «культуре отмены», оставляя две опции — поддержку общего курса или осторожное молчание. И та, и другая скорее способствуют, чем препятствуют концентрации НАТО на сдерживании России в краткосрочной перспективе.
Финальное слово за новой Стратегической концепцией НАТО, которая будет принята на саммите альянса в Мадриде в июне. Эксперты отмечают, что Россия может получить в документе симметричный внесённым ею в список недружественных странам НАТО статус. История показывает, что доктринальные документы скорее фиксировали «новую реальность», чем создавали её, и вероятность концентрации на «российской угрозе» действительно высока. Однако она же напоминает, что «реальность» документов уже в течение пары лет из актуальной становилась исторической. Повторится ли закономерность в 2022 году?
Впервые опубликовано на сайте Международного дискуссионного клуба «Валдай».
1. Выделять на оборону не менее 2 процентов ВВП страны, и 20 процентов от этой суммы – на технологические разработки в оборонном секторе. Достичь первого показателя оказалось труднее, чем второго. 2% и более на ВВП из стран НАТО исторически выделяли сами США, Великобритания, Франция, Норвегия, за период 2016–2021 годов отметки достигли Греция, Польша, Словакия, Румыния и страны Балтии.
2. Ранее показатели Амстердама также не превышали 1,5 процента.Более того страна, несмотря на тесные союзные отношения с США, не стремилась к увеличению расходов. Но ещё до начала спецоперации правительством Марка Рютте было принято решение пойти на этот шаг на фоне общей эскалации ситуации в Европе.
3. Показатели Оттавы составляли 1,4 процента ВВП, и правительство, мало заинтересованное в развитии европейской части НАТО, не спешило их наращивать.
4. Важно учитывать при этом, что принятие концепции не имеет непосредственной связи с кризисом вокруг Украины. Разработка документа началась в 2020 году, и её завершение изначально было запланировано на период председательства Франции в ЕС в начале 2022 года. Тем не менее текущие события внесли вклад в согласование текста, до этого проходившее не без трудностей.
5. Изначально Берлин отказывался от поставок летального оружия Украине, сегодня официально известно о намерении доставить 500 ПЗРК «Стингер» и 1000 противотанковых установок, 400 ручных гранатометов, 14 бронетранспортеров и топливо.
6. Это в первую очередь БПЛА, боеприпасы, бронежилеты и каски.
7. Хотя в экспертном сообществе есть радикальные голоса, призывающие к отказу от документа или постулирующие его фактический уход в прошлое как ввиду действий России, так и после отправки дополнительных контингентов в Румынию, Болгарию, Словакию и Венгрию по итогам саммита 24 марта.
8. Соответствующие заявления США, Канада и Великобритания сделали в середине февраля, а Вашингтон повторил вновь 13 марта, когда украинская сторона сообщила о потенциальной гибели одного из таких военнослужащих.
9. Так, премьер-министр Швеции заявила, что вопрос о вступлении Стокгольма в НАТО не стоит на повестке дня как потенциально провокационный. Телефонный разговор президента России Владимира Путина с президентом Финляндии был направлен не в последнюю очередь на предотвращение финского сближения с альянсом. При этом важно понимать, что по факту обе страны очень тесно связаны с НАТО, и формальное вступление едва ли сильно изменит стратегическое уравнение в Северной Европе.