Европа: построение будущего

18 ноября 2020 г. в НИУ ВШЭ состоялась открытая лекция Чрезвычайного и Полномочного Посла Федеративной Республики Германия в Российской Федерации Гезы Андреаса фон Гайра на тему «Перспективы Европы».

Каково место и роль Европейского союза в современном мире? Как развивается проект европейской интеграции? Какую роль в нем играет Германия? Как развиваются отношения между ЕС и Россией? Ответы на эти и многие другие вопросы можно будет узнать 18 ноября в ходе лекции «Перспективы Европы».

Лекция организована НИУ ВШЭ совместно с Посольством Федеративной Республики Германия в Москве в рамках председательства Германии в Совете Европейского союза и Комитете Министров Совета Европы и в рамках Года Германии в России.

18 ноября 2020 г. в НИУ ВШЭ состоялась открытая лекция Чрезвычайного и Полномочного Посла Федеративной Республики Германия в Российской Федерации Гезы Андреаса фон Гайра на тему «Перспективы Европы».

Каково место и роль Европейского союза в современном мире? Как развивается проект европейской интеграции? Какую роль в нем играет Германия? Как развиваются отношения между ЕС и Россией? Ответы на эти и многие другие вопросы предложил посол фон Гайр в ходе своей лекции, организованной НИУ ВШЭ совместно с Посольством Федеративной Республики Германия в Москве в рамках председательства Германии в Совете Европейского союза и Комитете Министров Совета Европы и в рамках Года Германии в России.

Полный текст открытой лекции Посла фон Гайра в Национальном исследовательском университете «Высшая школа экономики» (НИУ ВШЭ)

Перевод с английского.

Господин профессор Кузьминов,
господин профессор Простаков,
дорогие студенты!

Прежде всего хочу высказать свою благодарность за приглашение выступить перед Вами сегодня.

Сожалею, что вследствие пандемии у меня нет возможности пообщаться с Вами очно; в то же время меня радует, что в режиме онлайн мне удастся охватить столь широкую аудиторию.

Моя благодарность за приглашение усиливается от осознания того факта, что Ваш университет является одним из лучших и наиболее престижных вузов России. Он является прекрасной площадкой для дискуссий на темы, связанные с Европой.

I. С самого начала своего существования ВШЭ установила тесное сотрудничество с европейскими университетами, а также с официальными учреждениями Евросоюза.

Образовательные и научные контакты между Россией и Европой имеют весьма давнюю историю, причём эти контакты были — и до сих пор остаются — весьма обогащающими для обеих сторон. Исходя из истории можно утверждать, что многие университеты России имеют в своей основе в высшей степени европейскую ДНК. В свою очередь мы, европейцы, также многое почерпнули у россиян, в том числе и в области науки и образования.

Даже если говорить только о моей родине, Германии: сотрудничество и обмен в области науки и образования относятся к числу наиболее стабильных и устойчивых — и, с моей точки зрения, также и наиболее ценных — связей между нашими странами. Я рассматриваю эти связи в качестве важнейшего вложения в построение нашего совместного будущего.

Я искренне горжусь тем, что сегодня среди российских студентов, получающих образование за рубежом, наиболее популярной страной для учёбы является именно Германия.

В 2019 году в Германию приехало более четырнадцати тысяч студентов и учёных, каждый из которых тем самым внёс свой вклад в наведение мостов между нашими странами.

В свою очередь, для студентов из Германии привлекательной страной для учёбы является Россия, поскольку российские высшие учебные заведения предлагают весьма привлекательные условия и известны высокими образовательными стандартами.

Сотрудничество учёных наших двух стран также продолжает приносить прекрасные плоды. В этой связи мне хотелось бы отметить по меньшей мере два крайне интересных проекта: проект «European XFEL», в рамках которого исследовательские центры России и Германии совместно работают над созданием Европейского рентгеновского лазера на свободных электронах — самого крупного в мире рентгеновского лазера; и успешно завершившийся несколько недель назад проект «MOSAiC» — крупнейшую в истории научную экспедицию в Арктику, в которой принимали совместное участие в том числе и исследователи из России и Германии.

В настоящее время наши связи продолжают укрепляться: так, нами был недавно успешно завершён Российско-германский год научно-образовательных партнёрств, а в сентябре нами был открыт Год Германии в России, в рамках которого запланировано большое количество мероприятий и проектов, имеющих отношение к образованию и науке.

II. Можно ли назвать адекватным современный дискурс на тему взаимоотношений между Россией и Европой?

Выше мною были упомянуты лишь некоторые аспекты многоплановых взаимоотношений, связывающих российские высшие учебные заведения и научные учреждения с европейскими странами.

Я убеждён, что, если бы перед нами сегодня стояла задача осветить этот вопрос более полно, то нам стало бы ещё очевиднее, что связи, соединяющие Россию и Европу в области науки и образования, являют собой пример наиболее прочных международных партнёрских взаимоотношений даже и в общемировом масштабе.

Высокая развитость этих связей хорошо иллюстрирует собою одну из сторон реалий, сложившихся на сегодняшний день во взаимоотношениях между Россией и Европой: действительно, существуют сферы этих взаимоотношений, в которых дела обстоят хорошо.

Однако у этих реалий имеется и оборотная сторона: как все мы и читаем в разного рода изданиях, и ощущаем на собственном опыте, в общем отношения между Россией и Европой, выражаясь дипломатическим языком, переживают сейчас не самые лучшие времена.

Если конкретизировать, то между нами имеются весьма существенные расхождения во мнениях по фундаментальным и чувствительным политическим вопросам.

В принципе, этой оценкой мне сегодня можно было бы и ограничиться, перейдя далее к риторике о необходимости многотрудной работы надо всеми аспектами наших многоплановых взаимоотношений для решения имеющихся проблем и восстановления доверия...

Однако меня не оставляет ощущение, что у проблемы имеются гораздо более глубокие корни.

Мы стали просто как-то неадекватно воспринимать друг друга. Действительно ли с обеих наших сторон всё ещё сохраняется убеждение, что поддержание хороших взаимоотношений между Россией и Европой — в наших общих долгосрочных интересах?

Иными словами, придаём ли мы этим взаимоотношениям, независимо от их сиюмоментного хорошего или плохого состояния, ту стратегическую значимость, которой они заслуживают?

Предложу задаться даже и более базовыми вопросами: Можно ли утверждать, что мы всё ещё достаточно хорошо понимаем друг друга? Понятно ли мы разъясняем друг другу наши позиции? Прислушиваемся ли мы друг к другу с достаточным вниманием?

И ещё: какими словами мы отзываемся друг о друге?

Я убеждён, что сейчас самое время серьёзно поразмышлять над всеми этими вопросами: если мы не остановимся и не задумаемся, то мы рискуем серьёзно повредить саму основу наших взаимоотношений.

Такова основная мысль моего сегодняшнего, посвящённого Европе, выступления перед вами.

Для обеих сторон важно и объяснять, и быть готовым проявлять понимание. В этом, если угодно, и состоит основная суть дипломатии.

И это именно то, с чего я начал своё сегодняшнее выступление — с попытки объяснить мои взгляды; причём далее я намерен продолжить делиться с вами некоторыми моими мнениями касательно европейской повестки, делая это в форме ответов на вопросы, слышать которые мне доводилось особенно часто.

Просьба рассматривать все мои сегодняшние высказывания именно как моё личное мнение, а не как официальную позицию моего правительства либо позицию Германии в качестве государства — председателя Евросоюза или Совета Европы.

Для меня наше с вами сегодняшнее общение является, прежде всего, частным разговором одного европейца с другими европейцами. В рамках этого разговора я, естественно, буду рад вашим комментариям, и буду рад узнать от вас что-то новое.

При этом, говоря о Европе, я, естественно, буду подразумевать не только 27 государств — членов Евросоюза, но более широкий круг стран. В то же время нельзя забывать, что упомянутый мною Евросоюз не только является частью этой широко понимаемой Европы, но и играет в последней существенную, решающую роль.

Ведь именно Евросоюз позволил европейскому континенту достичь высокой и попросту беспрецедентной для этого континента — по меньшей мере в рамках современной исторической эпохи — степени интеграции.

На этих словах вернусь к моему самому первому вопросу, который был сформулирован следующим образом: «Можно ли назвать адекватным современный дискурс на тему взаимоотношений между Россией и Европой?» — мой ответ на этот вопрос вы уже слышали, и этот ответ отрицательный.

Далее я намерен рассмотреть следующие вопросы:

• В чём основная причина и смысл евроинтеграции?
• Какой механизм является ключевым для существования — и выживания — единой Европы?
• Обладает ли «супертанкер по имени Европа» достаточной способностью к адаптации?
• Не является ли европейская модель развития устаревшей?
• Готова ли Европа к будущему — существованию в условиях глобализации?
• Каково будущее взаимоотношений между Европой и Россией?

III. В чём основная причина и смысл евроинтеграции?

Иногда, находясь в России — и не только в России, и следя за местным дискурсом, у меня складывается впечатление, что дело Европы там считается безнадёжно проигранным.

В рамках этого дискурса озвучиваются утверждения, рисующие европейский континент каким угодно, только не объединённым.

В частности, Евросоюз представляется потерявшим моральный компас и/или ведущим свою внешнюю политику исключительно по указке американцев; «Брексит» подаётся в качестве доказательства того, что идея евроинтеграции якобы «сдувается»; ну а миграцию предлагается считать верным могильщиком европейской идентичности.

Так что же вообще означает европейская интеграция?

В этом году во всём мире, во всей Европе, и в особенности здесь, в России, проходили празднования 75-летия окончания Второй мировой войны. Я был глубоко тронут, слушая реквием Иоганнеса Брамса, исполнявшийся по этому поводу в сентябре в московском лютеранском кафедральном соборе российским музыкальным коллективом при участии маэстро из Израиля в честь тех многих миллионов людей, которые потеряли свои жизни в ходе самой ужасной из войн в истории человечества, а также в ходе Холокоста, при том, что источником обеих этих великих бед была моя родина, Германия.

Однако то, чего не удалось достичь после окончания Первой мировой войны, было успешно реализовано после 1945 года: государства западной части европейского континента, ранее воевавшие друг с другом буквально веками, приняли решение о поэтапной взаимной интеграции, с тем, чтобы сделать войны между собой не просто невозможными, но и немыслимыми.

Сам по себе характер данного начинания попросту уникален: гордые национальные государства, наследники многовековой истории, добровольно соглашались поступиться частями собственного суверенитета, объединив последние в руках общих институтов.

Так возник союз европейских наций — наций, объединённых приверженностью идеалам демократии, свободы, и верховенства закона.

В этом и состоит основной дух и основной смысл евроинтеграции, в рамках которой эволюционным путём и возникло образование, ныне известное как Евросоюз.

После падения «железного занавеса» этот союз оказался привлекательным и для стран, новообретших свою свободу, частью которой является в том числе и свобода выбирать себе партнёров на мировой арене — причём, мне представляется, что высокая привлекательность Евросоюза, или, иными словами, убедительность преимуществ партнёрства с Евросоюзом сохраняется и поныне, выражаясь в большом количестве стран, желающих сотрудничать с Евросоюзом или даже претендующих на членство в нём.

Безусловно, этому сообществу государств удалось создать на европейском континенте регион экономического процветания — однако прежде всего Евросоюз был и остаётся уникальным миротворческим проектом.

Именно мирное сосуществование демократических государств на основе верховенства закона явилось тем фундаментом, на котором гражданам смогла быть предоставлена беспрецедентная степень свободы, в том числе и в деле реализации их экономического потенциала, а не наоборот.

Причём обнадёживающие результаты такого подхода заметны далеко за пределами границ Евросоюза.

Всё вышесказанное не потеряло своей актуальности и сегодня, когда мы пытаемся лучше осознать роль и значение современных общеевропейских институтов.

Можно утверждать, что ответ на вопрос об основной причине евроинтеграции лежит по бесчисленным военным кладбищам всей Европы, включая Россию.

IV. Какой механизм является ключевым для существования — и выживания — единой Европы?

На прошлой неделе в Санкт-Петербурге Эрмитажем и Берлинским музеем была открыта великолепная совместная экспозиция, посвящённая железному веку и проходящая под весьма метко подобранным девизом «Европа без границ».

Действительно, нелишне почаще вспоминать о том, что в былые времена Европа не знала границ: ища применение своим способностям и товарам, люди путешествовали по всему континенту от Итальянского полуострова до нынешней Германии или Кавказа, оказывая при этом воздействие на развитие друг друга. Это часть нашего общего наследия, нашей общей истории.

Подобные отражения прошлого наводят нас на определённые мысли о том, каким могло бы стать наше будущее; подводят к пониманию того, что привычные нам ныне прочерченные по Европе границы не являются неизбежной и неизменной данностью.

С 1990 г. в этом направлении были предприняты серьёзные шаги: почти тридцать европейских государств заключили между собой так называемое Шенгенское соглашение, фактически упразднившее границы между ними. От Португалии до Эстонии, от Швеции и до Греции стало возможным путешествовать без пограничного контроля.

Европейская молодёжь получила возможность учиться, жить и работать где угодно по своему выбору.

Только за последние семь лет в рамках одной только программы «Эразмус» академического обмена два миллиона студентов отправились учиться в другие страны, своим личным опытом пополняя копилку опыта жизни во всё теснее срастающейся воедино Европе. И, кстати, хочу особо отметить, что Россия также является участником этой программы.

И это я упомянул лишь некоторые из наиболее впечатляющих достижений евроинтеграции.

К тому же списку достижений надлежит отнести и общеевропейскую валюту Евро, охотно принимаемую во всём мире и являющуюся валютой внутренних расчётов в большинстве государств — членов Евросоюза.

Или можно вспомнить такие мощные центры экономического влияния, как Германия, Франция или Италия — несмотря на то, что национальные экономики каждой из этих стран являются значимыми в общемировом масштабе, затрагивающие эти страны торговые соглашения с Токио или Вашингтоном заключаются не Берлином, Парижем или Римом, а Брюсселем, и только им, причём Брюссель выступает на мировой арене от имени всех двадцати семи государств объединённой Европы и защищает наши общие интересы гораздо эффективнее, чем это могло бы сделать любое из упомянутых государств в одиночку.

Надо упомянуть и имеющийся у Совета Европы уникальный механизм защиты прав человека и установления доступных для каждого гражданина стандартов в области защиты этих прав — кстати, в будущем году мы будем праздновать 25-летие членства России в этом Совете. Только в 2019 году в Европейский суд обратились несколько тысяч россиян.

Также можно вспомнить целые комплексы мероприятий, разработанных ОБСЕ и направленных на упрочение принципов прозрачности, доверия и контроля — опять-таки, одним из членов ОБСЕ является Россия.

Эти мероприятия сыграли важнейшую роль в том числе и в деле обеспечения в общем мирного завершения холодной войны в Европе.

На настоящий день ОБСЕ способствует по меньшей мере снижению накала конфликта в восточной части Украины; в ОБСЕ поступили запросы о том, чтобы в рамках этой организации могли и далее проводиться переговоры по будущему Нагорного Карабаха; также данная организация могла бы сыграть свою роль в урегулировании кризиса в Беларуси.

Кстати, ОБСЕ получила приглашение выступить в качестве наблюдателя на президентских выборах в США — по аналогии с тем, как она выполняла подобную роль во многих европейских странах.

Если обратиться к совсем недавнему времени, то можно упомянуть и европейскую инициативу «PESCO» так называемого постоянного структурированного сотрудничества по вопросам безопасности и обороны, объединившую двадцать пять государств-членов Евросоюза в рамках стратегии более тесного внутриевропейского взаимодействия в сфере безопасности, и предполагающую осуществление этими государствами более слаженных действий, включая совместные закупки, в указанной сфере.

Достижения евроинтеграции можно перечислять ещё очень и очень долго.

Идеальна ли созданная в Европе система?

Нет, не идеальна: требуются, и ежедневно предпринимаются, непрерывные усилия по совершенствованию, усилению и тонкой наладке этой системы.

Но является ли дело евроинтеграции проигранным?

Ни в коем случае не является!

И в этой связи я хочу донести до вас одну важную мысль: сама идея евроинтеграции произросла из (и продолжает развиваться далее на основе) заложенного в её фундамент уникального способа межгосударственных взаимодействий — культуры достижения работающих компромиссов.

В сущности, весь механизм евроинтеграции, и весь Евросоюз как продукт этого механизма, является наиэффективнейшей машиной по выработке компромиссов из когда-либо существовавших в мире.

Каждый день между государствами — членами Евросоюза происходит огромное количество встреч и иных взаимодействий на самых разных уровнях, причём в процессе этих взаимодействий обсуждается, предлагается к обсуждению, урегулируется, подвергается оптимизации или исправлению, и в общем успешно решается, бесчисленное количество самых разных вопросов, причём решения принимаются всегда коллегиально.

Да, нам всем известно, что, бывает, по некоторым вопросам достичь единого мнения в рамках Евросоюза и не удаётся — но количество таких неудач, по сравнению с количеством вопросов, по которым участникам удалось достичь скоординированного совместного решения, просто пренебрежимо мало.

Правда и то, что процесс принятия таких совместных решений может быть непростым, иногда является небыстрым, и может требовать большого терпения. Но разрешите задать вопрос: а существуют ли в мире какие-либо иные 27 стран, которые бы пытались коллегиально определять совместную политику практически во всех областях, и которые делали бы это с большей, чем Евросоюз, оперативностью и эффективностью? Думаю, что нет.

Таким образом, можно утверждать, что ключевым механизмом, делающим возможным евроинтеграцию, является готовность её участников идти на компромиссы. А готовность эта произрастает из убеждённости участников в том, что мир и благополучие надёжнее всего поддерживать именно совместными усилиями, на основе приверженности всех участников ценностям демократии и верховенства закона.

При этом приемлемость достигнутых компромиссов для всех участников обеспечивается за счёт того, — и все участники знают это — что на каждом этапе процесса принятия решений учитываются все точки зрения.

V. Обладает ли «супертанкер по имени Европа» достаточной способностью к адаптации?

Культура достижения компромиссов выдвигает высокие требования ко всем участникам процесса, а сам процесс выработки компромисса может быть весьма непрост.

Мы сталкиваемся с этим на практике ежедневно — даже при проведении встреч здесь, в Москве, на уровне послов ЕС.

Поиск общего знаменателя для позиций различных сторон — дело непростое, однако справедливость выработанного компромисса делает найденные решения и достигнутые договорённости более прочными и устойчивыми в долгосрочной перспективе.

В поиске подходящего примера предложу снова обратиться в сторону Евросоюза — а именно, к одной из самых сложных кризисных ситуаций, с которым последнему пришлось столкнуться: к ситуации с коронавирусом.

Когда пандемия только начиналась, ни одно государство планеты не было к ней по-настоящему готовым. Повсюду был начат поиск приемлемого компромисса между двумя задачами — сохранения человеческого здоровья, и сохранения здоровья экономики, причём самые первые из принимавшихся ответных мер естественным образом не выходили за границы национальных государств и принимались исходя из узконациональных интересов.

Выработка общеевропейского подхода к борьбе с пандемией заняла некоторое время, и поначалу сопровождалась исполненными злорадства комментариями извне, в которых слышалось в том числе и неверие в реальность успехов ЕС в деле поддержания трансграничного товарооборота, столь важного для сохранения прибыльности экономик как стран Евросоюза, так и их зарубежных торговых партнёров.

Однако все эти насмешки над ЕС прекратились, когда всеми двадцатью семью государствами Евросоюза — причём с достаточной оперативностью — было принято решение о выделении беспрецедентной суммы в 750 миллиардов евро на поддержку пострадавших от неблагоприятных экономических последствий пандемии. Эти огромные средства были изысканы в дополнение к бюджету ЕС и к тем фондам, которые и без того выделялись на восстановление своих экономик национальными правительствами.

Ну или поговорим о «Брексите»: я прекрасно помню те заседания Европейского совета, на которых мне довелось поприсутствовать непосредственно после принятия Великобританией её решения о выходе из Евросоюза. В то время и из-за пределов Евросоюза, и изнутри последнего раздавалось немало голосов, в которых можно было услышать удовлетворение тем фактом, что Лондону удалось «хорошенько встряхнуть» Евросоюз, и даже, возможно, лелеявших надежды на то, что примеру Великобритании последуют и другие государства — члены Евросоюза.

Однако уже через сравнительно небольшое время государства — члены Евросоюза заново убедили друг друга в том, что ни у одной из европейских стран шансы достичь успеха в глобализированном мире не улучшатся от того, что эта страна станет выступать на мировой арене в одиночку, а не в составе Евросоюза. И с тех пор — таково сложившееся у меня впечатление — эти двадцать семь стран сплотились ещё теснее, чем до «Брексита».

Некоторых тогда, должно быть, удивила та оперативность, с которой Евросоюз адаптировался к фундаментально новой для себя ситуации, а также то, сколь твёрдой и единой оказалась линия, проводимая Евросоюзом в переговорах с Лондоном.

В этом же контексте можно вспомнить и о климатической политике — например, о консенсусе, достигнутом в отношении предельно амбициозного и прогрессивного «Зелёного пакта для Европы» (англ. «Green Deal»), предложенного Европейской комиссией в прошлом декабре и способного стать важнейшим катализатором общемировых усилий по остановке или по меньшей мере замедлению глобального потепления.

Или поговорим, например, о внешнеполитической повестке ЕС за последние несколько недель: сам факт того, что двадцать семь государств смогли достаточно оперативно договориться о введении санкций в отношении лиц, ответственных за фальсификацию результатов выборов в Беларуси и применение насилия против собственного народа, наверняка явился сюрпризом для тех, кто мог надеяться на возникновение в ЕС раскола по указанному вопросу — никакого раскола не произошло, и Евросоюз оказался способным выработать чёткую единую позицию, сохранив приверженность стандартам, ранее принятым всеми нами под эгидой ОБСЕ.

Должны ли все эти примеры означать, что в Евросоюзе всё идеально? Отнюдь: нам, странам — членам Евросоюза, приходится непрерывно работать над улучшением наших взаимоотношений, над решением целого ряда проблем практического плана, а также иногда и над повышением уровня взаимного уважения стран в том числе и к специфичному национальному опыту и идентичности друг друга.

Но сомневаться в том, что «супертанкер по имени Европа» обладает достаточной способностью к адаптации, право, не стоит.

VI. Не является ли европейская модель развития устаревшей?

Ну или, перефразируя вопрос, является ли Европа, и, в частности, Евросоюз, современным и открытым для будущего регионом? Предлагаемый мною ответ на этот вопрос будет состоять из двух частей.

Первая часть:

Европа располагает как передовой промышленной и научной базой, так и человеческим потенциалом, а также — что совершенно необходимо — открытым обществом, что в сумме позволяет Европе успешно конкурировать с остальными ведущими мировыми игроками, находясь в авангарде научно-технического прогресса и успешно соперничая на мировой арене за привлечение ведущих интеллектуальных сил мира к делу работы на благо своей экономики.

Несмотря на все успехи, мы не можем позволить себе почивать на лаврах, но должны и намерены принимать все меры к тому, чтобы и в будущем сохранять за собой ведущее место на передних рубежах наиболее прорывных технологий прежде всего в таких областях, как цифровизация, нанотехнологии и биотехнологии.

Именно по этой причине в Европе ведутся интенсивные работы по реализации Стратегии общеевропейского цифрового рынка (англ. «Single European Digital Market»), а также программы комплексной цифровизации экономики под названием «Цифровой компас» (англ. «Digital Compass»). На этапе обсуждения также находится общеевропейская программа так называемого «Цифрового суверенитета» (англ. «Digital Sovereignty»), призванная, как я её понимаю, способствовать созданию единой европейской регуляторной базы для упорядочивания ситуации в области цифровых технологий.

Мною уже упоминались наши усилия в области нормализации климата; достойны упоминания и предпринятые Европейской комиссией под председательством Германии на прошлой неделе шаги по борьбе с пандемией, а также уроки, извлечённые нами из этой борьбы; также можно упомянуть и программу «Единое информационное пространство для здравоохранения» (англ. «Common European Health Data Space»), запланированную к реализации в качестве одного из этапов наших далеко идущих планов продолжения общеевропейской интеграции в области здравоохранения... Одной из областей, в которых европейцам ещё предстоит найти способ достичь большего единодушия, является внешняя политика.

И на этом мы переходим ко второй части моего ответа: Если присмотреться к тем ключевым задачам, которые стоят перед нами в эпоху глобализации — будь то борьба с изменениями климата или с бедностью, задача обеспечения более справедливого доступа ко всё более сокращающимся природным ресурсам планеты или задача надлежащего урегулирования сферы цифровых технологий, так называемого «киберпространства» — то становится очевидным, что решения для этих задач могут быть найдены только совместно, общими усилиями различных наций, государств и континентов.

Причём, когда я говорю о поиске решений для стоящих перед нами задач, я имею в виду не только избавление от имеющихся проблем.

Я говорю и об оптимальном использовании тех замечательных новых возможностей, которые открываются перед всеми участниками международного сотрудничества, осуществляемого во всемирном, в глобальном масштабе — о том, чтобы накормить и напоить всё человечество, о том, чтобы обеспечить всем живущим доступ к образованию, медицинской помощи, и — о чём я просто обязательно должен также упомянуть — к таким ценностям, как свобода и безопасность.

Для того, чтобы всё это стало реальным, необходимо желание открыться навстречу всему миру наряду с готовностью воздержаться — в том числе и на уровне постановки политических задач — от навязывания собственного доминирования другим.

Горький урок насчёт недопустимости навязывания собственного доминирования другим — это один из тех уроков, которые были извлечены нами, европейцами, из относящейся к прошлому столетию трагической истории нашего собственного континента.

Как однажды выразился один весьма мудрый европеец, «Как только хотя бы один европеец возомнит, что ему недостаточно второго места — Европа окажется в беде».

Мы, европейцы, на примере своего собственного трагического прошлого осознали, что любая политика, основанная на том, что «моя собственная страна прежде всего» — для нас не работает.

Поэтому мы, страны — члены Евросоюза, прикладываем все усилия — и пока нам это успешно удаётся — к тому, чтобы продолжать наше существование в составе равноправного союза, даже если некоторые из членов этого союза и выделяются относительно остальных своей экономической или военной мощью. Убедить человека извне в целесообразности именно такого подхода иногда бывает трудно, поскольку наш подход кардинально отличается от более распространённого в международной политике принципа «права сильного» — но именно в вышеописанном нашем подходе и заключена сила нашего единства.

Эту тему можно развить и дальше. Попробуем посмотреть на ситуацию с другой стороны: благодаря тому, что национальные государства, являющиеся членами объединённой Европы, относятся друг к другу как к равным, нам удалось за прошедшие десятилетия научиться лелеять и бережно взращивать одновременно два начала — единство, и разнообразие. Результатом явилось то, что может быть названо «высокой степенью толерантности».

Во Франции есть их круассаны, в Италии — капучино, а в Загребе или Праге — сливовица: на нашем небольшом континенте мы, европейцы, наслаждаемся всеми благами разнообразия наших культур, которые никогда не сплавятся воедино — и это хорошо.

Именно разнообразие лежит в основе нашей истории, наших культур, нашего искусства, наших языков.

Но одновременно с разнообразием у нас имеется и то, что нас сильнейшим образом объединяет. И этот объединяющий фактор выходит далеко за рамки единства законодательных норм: это наше понимание свободы и достоинства каждой человеческой личности без исключения.

Говоря об ареале распространения этого фактора, я имею в виду не только Евросоюз.

Я имею в виду и Совет Европы, 47 государствами-членами которого была создана достаточно совершенная и интенсивно работающая система защиты прав человека. Нельзя не упомянуть и о том множестве вопросов, которые решались при участии Бюро ОБСЕ по демократическим институтам и правам человека, устанавливавшего стандарты в области свободы прессы, честного и свободного проведения выборов, и других областях, а также осуществлявшего контроль за соблюдением этих стандартов.

Данный нарратив хорошо описывается термином, найденным мною несколько лет назад в названии книги одного британского автора: «достоинство различия» (англ. «dignity of difference», автор книги — Джонатан Сакс (Jonathan Sacks)).

Если бы Европа не представляла собою пространство, на котором могут свободно сосуществовать различия и разнообразие, Европы бы просто не было.

Значит ли это, что в Европе разрешено всё без исключения? Вовсе нет: границы свободы каждого индивида чётко очерчены исходя из необходимости защиты свободы и достоинства других.

Являются ли эти границы свободы неоспоримыми? Тоже нет: более того, сейчас мы являемся свидетелями интенсивных дискуссий, развернувшихся по вопросу определения необходимого баланса между свободой и безопасностью, причём эти дискуссии весьма важны, поскольку в них проявляется присущая нашим демократиям жизнестойкость.

Вот лишь один пример: федеральный канцлер ФРГ Ангела Меркель во время пандемии подчеркнула, что обусловивший необходимость ограничения прав и свобод граждан вирус явился серьёзным вызовом демократическому обществу (нем. «das Virus ist eine demokratische Zumutung»).

Более того, во многих европейских странах во время разного рода кризисов последнего десятилетия оживлялись политические силы, ратовавшие за изоляционизм и за «особый путь» собственной нации. Не обладает иммунитетом к подобным тенденциям и моя собственная родина.

В настоящее время на этапе подготовки к открытию находится попросту экстраординарная экспозиция современного искусства, увидеть которую можно будет уже в будущем году в Берлине, Париже и Москве.

В экспозицию будут включены работы более восьмидесяти наиболее известных художников из тридцати пяти европейских стран, не исключая Россию, причём все эти работы объединены европейской тематикой, а сама выставка будет проходить под лозунгом «Объединённое разнообразие» (англ. «Diversity United»).

Я с большим нетерпением ожидаю начала этого весьма значимого для Европы культурного мероприятия, которое явится в том числе и частью программы Года Германии в России, и замечательно проиллюстрирует собою тот факт, что создание атмосферы уважения к культурным различиям и поощрение культурного разнообразия относятся к важнейшим из задач, стоящих перед Советом Европы.

Таким образом, вторую часть моего ответа на вопрос о современности Европы я хотел бы резюмировать следующим образом: в условиях глобализации наше общее будущее потребует наличия высокой степени взаимной терпимости как между континентами, так и между культурами — той самой терпимости, которая у нас в Европе уже присутствует, вот уже долгое время являясь предпосылкой успеха нашей европейской интеграции.

VII. Готова ли Европа к будущему — к существованию в условиях глобализации?

Европа, как таковая, не претендует на статус мировой сверхдержавы. Тем не менее, у нас есть интересы: мы, европейцы, заинтересованы в том, чтобы на всей планете господствовали мир, стабильность и процветание. Именно на всей планете, поскольку процессы глобализации в мире только набирают обороты, а в условиях глобализации как проблемы, так новые возможности имеют тенденцию распространяться очень быстро и на любые расстояния, невзирая ни на какие государственные границы.

В последние годы данный факт стал всем нам ещё более очевидным.

Приведу лишь пару примеров, относящихся к Германии: когда несколько лет назад Европа столкнулась с аномально большим притоком мигрантов, германский политик Вольфганг Шойбле (нем. Wolfgang Schäuble), ныне являющийся председателем Бундестага, охарактеризовал сложившуюся тогда ситуацию именно как «рандеву с глобализацией».

Или вот ещё пример: ещё лет десять назад никто в Германии и представить себе не мог, что наши военнослужащие могут быть направлены в Западную Африку, в Мали, и будут обучать силовиков Сахеля борьбе с международным терроризмом в попытке стабилизировать этот неустойчивый регион.

Нам, европейцам, пришлось осознать реалии глобализации, в условиях которой даже, казалось бы, географически весьма удалённые события способны непосредственно затронуть наши собственные интересы по обеспечению безопасности — как национальной, так и общеевропейской.

Сравнительно недавно резкие изменения климата, а также распространение пандемии, также наглядно продемонстрировали, что для глобальных проблем требуются глобальные же решения.

Европейский ответ на вызовы современности заключается вовсе не в превращении нашего континента в крепость, ограждённую ото всех опасностей внешнего мира. Мы отдаём себе отчёт в том, что наше благополучие и наша безопасность зависят от благополучия и безопасности наших соседей.

Разумеется, нашей целью является Европа, которая в состоянии эффективно защищать свои внешние рубежи — и мы уже продвигаемся в этом направлении. Но одновременно с этим нам, европейцам, необходимо будет и далее увеличивать свою открытость по отношению к нашим соседям (и не только соседям), ища во всём мире своих единомышленников и налаживая с ними партнёрские взаимоотношения.

По этому пути мы, европейцы разных стран, намерены продвигаться сообща, со временем всё интенсивнее используя для этой цели возможности, предоставляемые нам Евросоюзом — в том числе и потому, что со временем интересы каждой из европейских наций становятся всё более созвучны нашим совместным, общеевропейским интересам.

Логика подобного подхода представляется, я думаю, достаточно понятной: большие геостратегические тренды проявляют динамику, «уводящую» эти тренды всё более в сторону Азии, и всё дальше от Европы. В то же время реальность демографических трендов такова, что население европейских стран сокращается, тогда как азиатских и африканских — растёт.

Вследствие этого перед нами, европейцами, встаёт выбор, что делать дальше — либо сплачиваться каждому в собственных национальных границах, следствием чего стало бы лишь дальнейшее снижение веса каждого из наших национальных государств на мировой арене, либо делать ставку на европейское единство, и оставаться в обойме крупнейших мировых игроков, но уже в качестве и в составе единой Европы.

Что касается наших партнёров, то для них эти тенденции на практике означают, что наши с ними отношения хотя и сохранят в будущем их двусторонний характер, но в то же время — даже если это кому-то не нравится — будут приобретать всё более выраженные общеевропейские нотки.

VIII. Каково будущее взаимоотношений между Европой и Россией?

Выслушав всё, что я уже успел рассказать Вам сегодня, у Вас может возникнуть резонный вопрос: какое отношение сказанное имеет к России? Ответ прост: практически всё сказанное мною имеет самое непосредственное отношение и к России в том числе.

Ни одна страна не может никуда деться от двух вещей: от собственной истории, и от собственной географии.

Поэтому никому из нас всё равно никуда не уйти от того, что мы уже де-факто живём в «едином европейском доме». Естественно, все мы заводим себе друзей и «вне дома», но при этом все мы заинтересованы в построении наилучших возможных взаимоотношений с нашими соседями по дому. И единственное, чего в реальности не может сделать никто из нас — это взять и съехать из нашего общего дома.

И здесь я хочу вернуться к вопросам, озвучивавшимся мною в самом начале:

Как, по нашему мнению, нам лучше находить друг с другом общий язык?

Действительно ли мы и сейчас с обеих сторон соблюдаем правила, о соблюдении которых условились в прошлом?

Как мы намерены решать накопившиеся между нами проблемы?

Действительно ли у нас и сегодня с обеих сторон всё ещё присутствует желание строить совместное будущее?

Продолжу: какими словами мы отзываемся друг о друге?

Каждой из договаривающихся сторон придётся определиться с ответом по каждому из этих вопросов.

Ну а теперь, будучи немцем и европейцем, я готов предложить вам сегодня мою попытку освещения вопроса перспектив взаимоотношений между Европой и Россией под тремя различными углами зрения.

Первый: считаю, что нам непременно следует приступить к серьёзнейшему поиску решений для тех текущих политических проблем, по которым у нас имеются фундаментальные разногласия.

К списку таких проблем можно отнести и аннексию Крыма, и дело Скрипалей, и отравление Алексея Навального, и массированные хакерские атаки на Бундестаг и ОЗХО, и другие вопросы — по всем этим вопросам на уровне Евросоюза уже определены весьма чёткие позиции, причём после так называемого «убийства в берлинском Тиргартене» нельзя исключать, что этот список может быть и расширен. Объединяющим для всех подобных событий явился тот факт, что ими оказались затронуты сами основы нашей общеевропейской идентичности: в лице этих событий мы, европейцы, столкнулись с грубейшими нарушениями как международного права, так и прав человека — а когда идёт атака на самые базовые из тех правил, по которым живёт каждый из нас, то мы просто не можем оставаться в стороне, и не можем не высказать, что мы обо всём этом думаем.

Если бы Евросоюз, соответственно Европа, промолчали и стерпели подобное, то это было бы для нас равнозначно предательству нашей собственной идентичности.

И то, что мы как Европа озвучиваем свою позицию по этим вопросам, не является вмешательством в чьи-либо внутренние дела: Советом Европы, а также Всеобщей декларацией прав человека, гражданам всех государств — членов Совета Европы гарантируется возможность обращения в Европейский суд.

Если говорить об ОБСЕ, то согласно Парижской хартии 1990 года все её члены возложили на себя чёткие обязательства, включающие обязанность соблюдения общепринятых стандартов в области прав человека, а также приверженности принципам демократии и верховенства закона; к числу этих обязательств относились и такие, как неприменение силы друг против друга, уважение территориальной целостности, и соблюдение принципов совместности и неделимости в сфере безопасности.

В свете этих обязательств, нарушения основных принципов демократии или прав человека не могут рассматриваться в качестве сугубо внутренних дел ни одного из государств-членов соответствующих организаций. Под обязательствами соблюдать эти принципы стоят подписи всех европейских государств.

Второй: не отменяя всего сказанного выше, нам нельзя забывать и о стратегических аспектах наших взаимоотношений — ведь у нас имеются общие стратегические интересы в определённых областях, в которых нам попросту необходимо друг с другом взаимодействовать.

Две недели назад делегацией Евросоюза и руководимым мною Посольством ФРГ в Москве было организовано экспертное совещание с представителями Российского совета по международным делам, посвящённое именно подобным вопросам.

Изо всех участников совещания лишь одним единственным представителем российской стороны была озвучена резко скептическая позиция касательно будущего взаимоотношений между Россией и Евросоюзом.

Все остальные участники как с российской, так и с европейской стороны стремились определить круг тех областей, в которых наше сотрудничество является или являлось бы целесообразным, а также пытались обозначить конкретные пути развития и совершенствования такого сотрудничества.

В итоге у меня сложилось впечатление, что у наших сторон присутствует явная взаимная заинтересованность в сотрудничестве и поиске совместных решений прежде всего в таких сферах, как противодействие изменению климата и здравоохранение — это даже если умолчать о таких темах, как кризисы в Ливии, Сирии, Украине или на Кавказе, в отношении которых требуется прагматичное и целенаправленное сотрудничество по поиску работающих решений.

А теперь о стратегических перспективах наших взаимоотношений.

Со стороны Евросоюза эти взаимоотношения предполагается развивать в рамках единой стратегии, по поводу которой в настоящее время ведутся обширные дискуссии, несколько недель назад вышедшие на уровень министров иностранных дел государств — членов Евросоюза.

Упомянутая стратегия будет основана на пяти базовых принципах, которые в сумме делают её весьма ориентированной в будущее.

Стратегией предусматриваются как возможность применения принципа так называемого «выборочного взаимодействия» (англ. «selective engagement») в тех областях, которые представляют общий интерес, так и пути выхода из ситуации, складывающейся вокруг самых сложных из стоящих между нами вопросов — таких, как положение на востоке Украины и реализация Минских соглашений.

Что касается Совета Европы, председательство в котором сегодня переходит к Германии, то моим правительством была проведена непростая работа по поддержке принятого полтора года назад решения о восстановлении допуска России к участию в Парламентской ассамблее Совета Европы.

Мы также исполнены надежд на то, что в будущем Россия будет более активно участвовать в работе ОБСЕ.

В настоящее время Россией поддерживается участие Минской группы ОБСЕ в деле урегулирования вопросов, связанных со статусом Нагорного Карабаха — но в то же самое время Россия не является сторонницей посредничества ОБСЕ в деле урегулирования ситуации в Беларуси — и такая позиция России вызывает большие вопросы.

Говоря о стратегических аспектах взаимоотношений, хочется озвучить и такой вопрос:

с учётом всего того, что успело произойти с 2014 года — каково нынешнее видение самой Россией будущего её отношений с Европой? Существует ли в России ориентированный на будущее стратегический план развития таких отношений?

Полагаю, что обсуждение этих вопросов необходимо продолжить. Нашим взаимоотношениям недостаёт стратегического измерения, стратегической глубины, и я полагаю, что в этом отношении обеим сторонам надлежит, и ещё предстоит достигнуть консенсуса.

Возможно, я бы предложил подумать над составлением некоего подобия дорожной карты желаемого развития этих взаимоотношений. Как мне представляется, у данного предложения имеется множество плюсов, и минимум минусов.

Кстати, с учётом тех комментариев, которые мне иногда доводится выслушивать касательно Евросоюза здесь, в России, хочу озвучить следующее своё убеждение: считаю, что в долгосрочной перспективе, и с учётом всех тех вызовов, которые несёт с собой глобализация, именно сильный и мощный Евросоюз является для России наилучшим партнёром из всех возможных.

Третий: люди в наше время стали близки друг к другу. Так, у меня на родине, в Германии, очень любят русскую культуру — и эта любовь разделяется практически всей Европой.

Думается, нам следует приложить все усилия к тому, чтобы максимально нарастить интенсивность межличностных контактов.

Мне было весьма любопытно узнать мнение самих россиян по этому вопросу: в мае 2020 года в одном из социологических опросов Левада-Центра, целью которого было проанализировать состояние российского общественного мнения по отношению к Евросоюзу, содержался вопрос о том, считают ли россияне Россию европейской страной. Так вот, мнения разделились: 45 процентов респондентов ответили положительно, 44 процента — отрицательно, а оставшиеся затруднились дать однозначный ответ.

При этом результаты того же опроса позволили сделать вывод, что в общем россияне оценивают Евросоюз позитивно, считая его привлекательным местом для учёбы, работы и жизни.

Из пяти стран, в ответ на задававшийся Левада-Центром вопрос названных россиянами в качестве предпочтительных для эмиграции, три страны оказались европейскими.

В качестве наиболее привлекательных для них характеристик Евросоюза россиянами были указаны высокий уровень жизни, стабильность, демократия, и верховенство закона.

82 процента респондентов высказали убеждённость в том, что построение более тесных отношений с Евросоюзом было бы в интересах России.

Любопытно, каковы были бы ответы россиян на вопрос о том, насколько они воспринимают самих себя европейцами или частью западной цивилизации — но эта тема достойна отдельной лекции.

IX. На этом наша лекция на тему «Европа: построение будущего» подходит к концу.

В ходе лекции я поделился с Вами своим взглядом на различные аспекты единой Европы, а также постарался выразить мои надежды на то, что россиянам удастся составить себе объективное мнение о современной Европе — такой, какая она есть на самом деле. Безусловно, Европа не идеальна, но, как я уже неоднократно слышал от различных европейских политиков, «нынешняя Европа — это лучшая Европа из всех, которые у нас когда-либо были».

Надеюсь, что мне также удалось показать, насколько сама Россия является частью Европы, и сколь велики могли бы быть перспективы развития нашего сотрудничества в будущем — естественно, если сами россияне решат, что такое будущее им действительно нужно.

Чем же мне завершить своё выступление? Разрешите просто процитировать название одной исторической книги, вышедшей несколько лет назад — эта книга называлась «Un seul lit pour deux rêves» (фр.) — «Одна кровать для двух мечтаний».

Это я к тому, что мечты у нас могут быть сколь угодно разными, но раз уж, просыпаясь поутру каждый день, мы понимаем, что нам всё равно суждено жить вместе, то нам имеет смысл сделать наши ежедневные взаимоотношения максимально гармоничными.