Фантом европейского сепаратизма

Большинство сепаратистских движений в Европе или маргинализованы, или удовлетворены автономистскими уступками соответствующих центральных правительств, или, как в случае Корсики, сдерживаются партнерами по политической борьбе. Наиболее активные на данный момент сепаратистские движения — фламандское, каталонское и баскское — тоже не представляют существенной угрозы. Фландрия по объему полномочий де факто уже является квазинезависимым государством в составе Бельгии, и нарушать сложившийся консенсус не в интересах наиболее влиятельных сепаратистских игроков. Страна Басков, не воодушевленная, а скорее напуганная каталонским примером, склонна удовлетвориться своим нынешним статусом.

Наиболее проблемной точкой остается Каталония. Очевидно, что Мадрид изначально избрал неверную политику «жёсткой руки», и нынешние жёсткие меры в отношении Барселоны вряд ли снизят уровень поддержки сепаратистского дискурса среди населения, скорее, наоборот. Однако на данном этапе окно возможностей для каталонцев уже закрылось.

«Эффекта домино» ожидать не приходится хотя бы потому, что большинство сепаратистских сюжетов не взаимосвязаны и основаны на отличающихся факторах и тенденциях, находящихся в тесной связке с внутренней политикой того или иного национального государства.

Сепаратистскую угрозу в Европе в последнее время принято существенно преувеличивать. Так, британская газета The Independent опубликовала карту, на которой отмечены потенциальные очаги сепаратизма, и на ней практически нет «белых пятен». Алармизм отдельных исследователей и журналистов естественным образом подогревают последние события в Каталонии. Однако не всегда стоит поддаваться иррациональным страхам.

independent.co.uk

Стоит сделать несколько концептуальных оговорок: во-первых, речь в статье будет идти в первую очередь о Европейском союзе; не входящие пока в ЕС страны Южных Балкан рассматриваться не будут в силу специфики их этнополитического и этноконфессионального развития. Во-вторых, говоря о сепаратизме, необходимо его разграничить с ирредентизмом (стремлением к объединению региона с другим государством) и автономизмом (направленным на расширение полномочий региона в составе государства). Для нас сепаратизм в большинстве случаев означает стремление к созданию независимого центра власти [1].

Исторически в Европе выделяется несколько крупнейших очагов сепаратизма, которые то затухают, то начинают полыхать с новой силой. Следует понимать, что в каждом из случаев сепаратистские движения формировались в середине-конце XIX в. как продолжение «весны народов» и реакция на индустриализацию. Однако вскоре после начальной институционализации национально-освободительного движения успех был достигнут только в случае Ирландии, и то лишь ценой кровопролитной борьбы. После провозглашения Эйре национально-сепаратистские движения в других уголках Европы затухли, чтобы с новой силой заявить о себе в середине ХХ в. Массовая внутренняя миграция и особенности экономического развития стимулировали актуализацию национальных требований басков, каталонцев, корсиканцев (здесь уместно вспомнить о массовой репатриации «черноногих» в ходе Алжирской войны и после нее), бретонцев и фламандцев. В Испании, Франции и Великобритании подобная актуализация привела к террору против органов власти и мирного населения.

Центры активности сепаратистских настроений

В настоящий момент к наиболее активным сепаратистским движениям в Европе стоит отнести фламандское, каталонское и баскское. Шотландия «успокоилась» после референдума 2014 г. (хотя Brexit в 2019 г. может существенно актуализировать там сепаратистскую повестку). Бретонские сепаратисты оттеснены на задворки политической сцены; к тому же в основном их требования ограничиваются расширением автономии. На выборах в Ассамблею Корсики в декабре 2017 г. победила коалиция «Мир Корсике», составленная из автономистов Femu a Corsica и сепаратистов Corsica Libera, близких к террористическому «Фронту национального освобождения Корсики». Данная победа может в 2018 г. предоставить ещё один повод для обсуждения, однако это маловероятно. Сепаратист Жан-Ги Таламони будет вынужден координировать свои действия и заявления с умеренными автономистами во главе с Жилем Симеони, а также с общенациональными партиями «Вперёд, Республика!» и «Республиканцы», а те, деморализованные каталонским примером, не допустят развития событий по образцу Барселоны [2].

Сергей Хенкин:
Каталонский лабиринт

Фламандское движение за автономию, а потом и за независимость, зародилось в XIX в. К концу XX столетия ему удалось то, чего не смогли достичь большинство «мятежных» регионов: страна была преобразована в федерацию с весьма существенными полномочиями субъектов. Институциональными акторами фламандского сепаратизма является ряд политических движений («Фламандское национальное движение», «Комитет языкового действия», «Форпост») и политических партий («Фламандский интерес», до 2004 г. называвшийся «Фламандским блоком», и «Новый фламандский альянс»). «Фламандский интерес», последовательно выступающий именно за образование независимой Фламандской республики, на последних выборах в федеральный парламент (2014 г.) потерпел сокрушительное поражение — его электорат перешёл к более умеренному «Новому фламандскому альянсу», выступающему за дальнейшее постепенное расширение автономии региона и превращение федерации в конфедерацию. Как показывает опрос общественного мнения, проведённый Институтом социологических исследований Лувенского университета в октябре 2015 г., полную независимость сейчас поддерживают лишь 6,4% жителей Фландрии (при этом больше трети населения выступают за расширение фламандской автономии).

Зарождение баскского сепаратизма также принято относить к концу XIX столетия. Баскский интеллектуал Сабино Арана впервые сформулировал основные требования сторонников независимости Эускади, которые впоследствии нашли отражение в деятельности Баскской националистической партии, а также террористической организации ЭТА («Страна Басков и свобода», создана в 1959 г.) и её политического крыла «Батасуна». После окончания эпохи франкизма Страна Басков получила существенные полномочия. Сейчас основными политическими приверженцами сепаратизма остаются радикальный (хотя и умеривший свою риторику) избирательный блок Euskal Herria Bildu и умеренная Баскская националистическая партия. В ходе каталонского кризиса лидер БНП Андони Ортузар заявил, что Стране Басков не следует торопиться с тем, чтобы следовать примеру Каталонии. Его слова подкрепляют данные опроса общественного мнения, проведённого агентством Gizaker в октябре 2017 г. Согласно этим данным, 62,9% басков не считают, что Эускади стоит следовать каталонскому modus operandi, и только 22,6% опрошенных высказались за полную независимость Страны Басков.

Елена Ананьева:
Трилемма ирландской границы

Каталонский сепаратизм, корни которого следует искать ещё в статусе Каталонии в составе объединённого Испанского королевства, организационно оформился в 1922 г. с созданием партии «Каталонское государство». Впоследствии каталонское национальное движение вместе с баскскими соратниками, пережив весьма сложный период франкистской диктатуры, добилось существенных успехов в рамках унитарного испанского государства. С начала 1990-х гг. каталонский является в регионе единственным языком обучения, государственного производства и сервиса [3]. На данный момент с лозунгами о независимости Каталонии выступают Республиканская левая партия Каталонии, Каталонская европейская демократическая партия (PDeCAT) и партия «Кандидатура народного единства». Данные партии достаточно настойчивы в своих требованиях: несмотря на конституционные запреты, были проведены сначала консультативный опрос о независимости, а потом и референдум, в результате которого под знаменами Эстелады на улицы вышли несколько десятков тысяч человек, была принята декларация о независимости Каталонии, а президент Женералитата Карлес Пучдемон был обвинен в государственной измене и бежал в Бельгию (единственную страну ЕС, де факто не признающую так называемый протокол Аснара о затрудненном предоставлении статуса беженца гражданам ЕС).

Сказать легче, чем сделать

Некоторые исследователи утверждают, что ЕС поощряет региональный сепаратизм, концентрируя принятие решений на суб- и наднациональном уровне и минимизируя компетенции собственно национальных властей. Однако концепция «Европа регионов», призванная определить место регионов в Евросоюзе, — инструмент политики субсидиарности, позволяющей оптимизировать принятие политических решений в ЕС за счет решения возникающих проблем на максимально низком уровне. Второй аспект политики «Европы регионов» — экономическое стимулирование межрегионального сотрудничества, основанное на справедливом расчете, что двум (или более) пограничным регионам двух стран будет гораздо проще договориться между собой, чем проводить все решения через национальные правительства. В этом смысле стоит помнить о том, что региональная политика в ЕС практически неразделима с так называемой политикой сплочения.

Европейскому союзу невыгодно резкое увеличение числа членов за счет внутреннего расширения хотя бы потому, что согласовать интересы 28 полноправных членов проще, чем, к примеру, сорока. В случае крупномасштабного расширения состава членов, будь то внутреннее или внешнее, Евросоюзу придётся в очередной раз радикально пересматривать все механизмы принятия решений, чтобы наднациональная «машина» не буксовала на каждом светофоре (что было сделано в преддверии расширения 2004 г. в рамках Ниццкого договора). А в текущих условиях это крайне затруднительно и способно вызвать всплеск «институционального» евроскептицизма.

Владимир Швейцер:
Западная Европа: осень сепаратизма

Во многом из-за этого официальные лица Европейского союза неоднократно высказывались о том, что, если на карте Европы появятся новые государства, все процедуры вступления в ЕС им придется проходить «с нуля». Этим обусловлено и стремление, в частности, фламандских сепаратистов представить сецессию не как отделение Фландрии, а как «распад» Бельгии, при котором образуются два новых государства-правопреемника бельгийской федерации, Фландрия и Валлония, и оба «унаследуют» членство страны в международных организациях. Можно с уверенностью утверждать, что, если какой-то из проблемных регионов и доведёт идею сецессии до логического завершения, его ожидают большие институциональные трудности в присоединении к общеевропейскому политическому и экономическому пространству, от которого он своими действиями себя добровольно отторгнет. В случае с Каталонией председатель Еврокомиссии Жан-Клод Юнкер уже заявил, что новообразованному государству придется проходить все ступени вступления заново, в том числе одобрение расширения всеми нынешними членами ЕС, включая Испанию. То же самое и в Брюсселе, и в штаб-квартире НАТО (относительно членства в Альянсе) было ранее озвучено в адрес шотландских сепаратистов [4].

Суммируя все вышесказанное, прежде всего хотелось бы успокоить алармистов: существенных угроз территориальной целостности отдельных стран ЕС как не было, так и нет. Большинство сепаратистских движений или маргинализованы, или удовлетворены автономистскими уступками соответствующих центральных правительств, или, как в случае Корсики, сдерживаются партнёрами по политической борьбе. Наиболее активные на данный момент сепаратистские движения — фламандское, каталонское и баскское — тоже не представляют существенной угрозы. Фландрия по объему полномочий де факто уже является квазинезависимым государством в составе Бельгии, и нарушать сложившийся консенсус не в интересах наиболее влиятельных сепаратистских игроков. Страна Басков, не воодушевленная, а скорее напуганная каталонским примером, склонна удовлетвориться своим нынешним статусом.

Людмила Бабынина:
Европейский союз 2018: интеграционный процесс необратим

Наиболее проблемной точкой остается Каталония, и в этом случае достаточно сложно делать прогнозы, хотя бы потому, что история вершится на наших глазах. Очевидно, что Мадрид изначально избрал неверную политику «жёсткой руки» (чего избегал делать в предшествующие 40 лет). Его нынешние меры в отношении Барселоны вряд ли снизят уровень поддержки сепаратистского дискурса среди населения, скорее, наоборот. Однако на данном этапе окно возможностей для каталонцев уже закрылось, и то, что могло перерасти в массовый протест, успешно подавлено. Конечно, проблема может вновь актуализироваться, пусть и не в 2018 и не в 2019 гг. К чему это приведет — практически целиком зависит от решений Мадрида. Внеочередные выборы в Женералитат в декабре 2017 г. выиграла партия «Граждане», выступавшая против сепаратистской повестки, но кабинет соответствующей направленности она сформировать не сможет, и совокупное большинство остается за сепаратистскими партиями.

«Эффекта домино» ожидать не приходится хотя бы потому, что большинство сепаратистских сюжетов не взаимосвязаны и основаны на отличающихся факторах и тенденциях, находящихся в тесной связке с внутренней политикой того или иного национального государства. «Сильней на свете тяга прочь, и манит страсть к разрывам», — писал Борис Пастернак. Манит по-прежнему, но новых разрывов пока что ждать не приходится.

1. Попов Ф.А. География сецессионизма в современном мире. М., 2012. С. 24-25.

2. Нам могут возразить примером Ирландии, где, несмотря на отвлечение внимания от деятельности ответвлений ИРА в последние годы, террор вооружённых католических группировок до сих пор представляет реальную угрозу. Однако Ирландию мы целенаправленно исключаем из данного анализа, так как данный сюжет является примером ирредентизма. По этой же причине вне поля нашего интереса находятся, к примеру, трансильванские секеи и Южный Тироль (Альто-Адидже).

3. Тэвдой-Бурмули А.И. Этнополитическая динамика современной Западной Европы. М., 2010. С. 125.

4. Ананьева Е.В. Референдум о независимости Шотландии: цепная реакция // Сепаратизм в политической жизни современной Европы. М., 2015. С. 45.