Игра нарративов: как Китай использует идеи в борьбе за глобальное лидерство

За последние несколько лет наращивание дискурсивной силы стало одним из ключевых фокусов внешнеполитической стратегии КНР. Планы у Пекина глобальные — альтернативные дискурсы призваны потеснить западную «дискурсивную гегемонию», скорректировать нормы и правила поведения на международной арене, а также создать благоприятную среду для реализации китайской внешней политики. Конструируются альтернативные дискурсы посредством стратегических нарративов — взаимосвязанных историй, которые разъясняют аудитории причины и суть событий мировой политики, а также роль разных международных акторов. Для их продвижения за последние годы КНР выстроила многоуровневую систему внешней коммуникации, которая позволяет не только работать сразу по нескольким направлениям, но и успешно адаптировать продвигаемые идеи под разные аудитории.

Китайские стратегические нарративы работают на трех уровнях: некоторые идеи нацелены на объяснение логики системы международных отношений в целом, другие концентрируются на конструировании идентичности самого Китая, еще один пласт идей предлагает трактовку отдельных аспектов, например, защиты прав человека, кибербезопасности или миграции. Разрабатываются они совместными усилиями правящей элиты, СМИ и научного сообщества. Несмотря на высокую степень централизации процесса разработки и реализации нарративов, они не всегда однозначны и могут меняться под влиянием различных факторов. Например, региональные власти периодически творчески интерпретируют «генеральную линию» и могут привносить в нее дополнительные детали. Нередко абстрактные официальные формулировки наполняются разным смыслом в зависимости от внутренних и внешних обстоятельств, и на них может оказывать влияние «транслятор» нарратива, например, журналист или дипломат. Особенно показательны в этом плане дипломаты, которые разными способами адаптируют нарративы для своей аудитории: встраивают их в господствующие национальные дискурсы, привлекают локальные мифы и символы для их подкрепления, обращаются к проблемам меньшинств и диаспор.

Китайская система каналов трансляции стратегических нарративов ориентирована на самую разнообразную аудиторию от политических элит до широкой общественности. Способы донесения информации до целевой аудитории также существенно различаются: посты в соцсетях, выступления на международных форумах, включение китайских идей в международные документы — лишь несколько примеров используемых форматов.

Означает ли это, что скоро весь мир заговорит на языке китайских нарративов, а прочие дискурсы будут восприниматься как маргинальные или альтернативные? Скорее всего, это не произойдет по ряду причин. Несмотря на хорошее финансирование идеологической работы, развитую систему каналов и широкий набор инструментов работы с иностранными аудиториями существует и множество проблем, которые снижают эффективность попыток Пекина завладеть дискурсом. Среди них — не всегда высокое качество производимого контента, сложности с привлечением новой аудитории и выстраиванием с ней доверительных отношений. Кроме того, китайские нарративы существуют не в вакууме и постоянно вынуждены конкурировать с другими идеями, многие из которых существуют уже давно и имеют больший кредит доверия международной аудитории. Некоторые исследователи в принципе говорят о невозможности создания в современных условиях единственного господствующего нарратива из-за развития технологий и фрагментации аудиторий. В этом случае уместнее говорить о «нарративных альянсах», которые будут объединять страны с похожим «видением мира». При таком развитии событий, Китай имеет все шансы стать лидером одного из таких альянсов и формировать мировоззрение своих последователей.

В июне 2024 г. гонконгская газета «SCMP» сообщила о том, что перед китайскими исследователями поставили очередную задачу по конструированию нарративов о Южно-Китайском море. Они должны обеспечить благожелательное общественное мнение и поддержать китайские интересы в этом регионе. Новости о попытках Китая изменить «принятое» толкование международных проблем неизменно вызывают широкие общественные дискуссии, хотя дискурсивное оформление внешней политики — популярный внешнеполитический инструмент многих стран [1]. Тем не менее за последние несколько лет Пекин сделал наращивание дискурсивной силы одним из ключевых фокусов своей внешнеполитической стратегии и, как отмечают исследователи, существенным образом изменил свой подход «к информационному и идеологическому сопровождению активности страны на мировой арене» [2].

Василий Кашин:
Китай и дискурсивная сила

Планы у Пекина глобальные — альтернативные дискурсы призваны потеснить западную «дискурсивную гегемонию», скорректировать нормы и правила поведения на международной арене, и создать благоприятную среду для реализации китайской внешней политики. Для конструирования альтернативных дискурсов КНР использует стратегические нарративы. По сути, это взаимосвязанные истории, которые разъясняют аудитории причины и суть событий мировой политики, а также роль разных международных акторов. Стратегическими их делает то, что у них есть общая стратегическая цель — повлиять на восприятие и поведение других акторов международных отношений. Например, Пекину важно, чтобы международные партнеры признавали китайскую политическую модель успешной и легитимной, отказались от алармистских трактовок его растущего влияния и согласились с тезисом о правомерности китайского лидерства в глобальной политике. Кроме этого, Китай заинтересован в корректировке подходов к регулированию некоторых аспектов существующего мирового порядка, которые он считает несправедливыми. Для достижения этих целей за последние годы Пекину удалось выстроить многоуровневую систему внешней коммуникации, которая позволяет не только работать сразу по нескольким направлениям, но и успешно адаптировать продвигаемые идеи под разные аудитории.

Ключевые идеи китайских нарративов

Китайские стратегические нарративы работают на трех уровнях: некоторые идеи нацелены на объяснение логики системы международных отношений в целом, другие концентрируются на конструировании идентичности самого Китая, еще один пласт идей предлагает трактовку отдельных аспектов, например, защиты прав человека, кибербезопасности или миграции. Например, возьмем китайский нарратив о системе международных отношений. При описании прошлого международной системы, Пекин продвигает идею, что Китай и другие развивающиеся страны глобального Юга оказали существенное влияние на развитие всего человечества. В то же время, в китайских трактовках прошлого делается акцент на негативной роли колониализма и европейского империализма, которые замедлили развитие Китая и стран Азии и Африки и предопределили их невыгодное положение в международной системе на многие годы. Эти тезисы позволяют Пекину подчеркнуть общий опыт и солидарность с другими азиатскими и африканскими государствами, а также противопоставить себя и весь глобальный Юг странам Запада.

Говоря о современном состоянии системы международных отношений, Китай дает положительную оценку послевоенному международному порядку и его центральным элементам: международным организациям, в первую очередь ООН и основным международным финансовым институтам, а также принципам суверенитета и территориальной целостности. Вместе с тем Пекин резко критикует так называемый международный порядок, основанный на правилах (rules-based international order), который поддерживают США и их союзники. В качестве примера несправедливых «правил», которые нарушают международные торговые соглашения и подрывают мировую экономику, приводятся односторонние санкции. Кроме этого, в качестве альтернативы западному дискурсу о том, что нынешняя международная система представляет собой арену борьбы между демократиями и автократиями, Пекин популяризирует тезис о том, что на самом деле идет противостояние между теми, кто поддерживает гегемонию для сохранения своего привилегированного положения, и теми, кто борется с ней. Свое же развитие Китай позиционирует как мирное и взаимовыгодное для других стран, противопоставляя его экспансионистской и неоколониальной политике Запада. Например, китайская инициатива «Один пояс, один путь» преподносится как проект, направленный на усиление взаимосвязанности и развитие всех участвующих стран, а не как инструмент наращивания китайской мощи [3]. В качестве рецепта для построения более стабильной и предсказуемой международной системы в будущем Пекин предлагает создание «сообщества единой судьбы человечества», основанного на таких ценностях как взаимное уважение, равенство, взаимовыгодное сотрудничество, сохранение открытости и инклюзивности мировой экономики, более справедливое и рациональное глобальное управление и многополярность. При этом Китай не предлагает пересмотреть мировую систему коренными образом, речь все равно идет про деление мира на «великие державы» и всех остальных, с той лишь разницей, что мировая система во главе с великой державой «нового типа» будет более справедливой и предсказуемой.

Иван Зуенко:
О демократии в Китае

Нарратив об идентичности Китая задает рамки допустимого поведения для самого Пекина и тем самым влияет на ожидания других акторов глобальной политики. Можно наблюдать амбивалентность сигналов, которые Пекин отправляет международной аудитории. С одной стороны, китайский нарратив идентичности опирается на националистические идеи, такие как идея «унижения» страны в прошлом или идее о том, что «западный империализм» нацелен на сдерживание китайского развития. Эти идеи консолидируют общество и легитимируют власть КПК, но в то же время позиционируют Китай как жертву и противопоставляют его другим странам. С другой стороны, Китай заявляет о себе как об ответственной великой державе и великой державе «нового типа», выступающей за глобальное сотрудничество, мир и совместное развитие. Противоречивость китайской идентичности проявляется и в том, что КНР, являясь второй экономикой мира, позиционирует себя как развивающееся государство. Однако тут важно отметить, что для Китая понятие «развивающаяся страна» связано не с уровнем экономического развития, а с особым типом исторического, политического и культурного развития [4].

Китай активно участвует и в обсуждении отдельных вопросов международной повестки, таких как изменение климата, миграция, права человека, кибербезопасность, предлагая альтернативные решения и критикуя существующие подходы. Например, Китай популяризирует идею того, что стимулирование социально-экономического развития — решение многих вопросов международной повестки — от достижения мира и предотвращения конфликтов [5] до регулирования вынужденной миграции [6]. Что касается последнего, Китай, например, настаивает на том, что беженцы не являются иммигрантами, потому надо делать все возможное, чтобы они смогли вернуться на родину и участвовать в ее восстановлении, то есть выступает против практики натурализации беженцев.

От идеи к истории: создание и адаптация нарративов

Китайские стратегические нарративы создаются совместными усилиями правящей элиты, СМИ и научного сообщества. В отличие от стран, где возможна общественная дискуссия о стратегических целях государства, в Китае процесс разработки и реализации внешней политики централизован и не предполагает значительной вариативности. Однако эта система тоже не лишена нюансов. Во-первых, региональные власти периодически творчески интерпретируют «генеральную линию» и могут привносить в нее дополнительные детали [7]. Во-вторых, в освещении новых тем, по которым КПК еще не выработала единую позицию, возможны расхождения в трактовках. В-третьих, абстрактные официальные формулировки нередко наполняются разным смыслом в зависимости от внутренних и внешних обстоятельств, и на них может оказывать влияние «транслятор» нарратива, например, журналист или дипломат [8]. Таким образом, китайские стратегические нарративы хотя и создаются централизованно, не всегда однозначны и могут меняться под влиянием различных факторов.

Андрей Кортунов:
Сильный Китай нужен всем

Примеры такой вариативности можно найти при анализе нарративов, которые транслируются китайскими дипломатами аудиториям разных стран [9]. Например, то, какие исторические события попадают в фокус и какие трактовки им даются, существенно отличается в зависимости от страны-партнера. В странах Африки дипломаты КНР апеллируют к общему колониальному прошлому, критикуя «неоколониализм» Запада и позиционируя Китай как союзника, а, например, в Казахстане на первый план выходят исторические связи по Великому шелковому пути, которые представляются как предшественники сотрудничества в рамках инициативы «Один пояс, один путь». Кроме того, китайские идеи встраиваются в господствующие национальные дискурсы, привлекают локальные мифы и символы для подкрепления китайских нарративов. Например, для российской аудитории используется термин «коллективный Запад», популярный в российском дискурсе, и делаются отсылки к Великой Отечественной войне, важному для российской идентичности. В Эфиопии китайский нарратив апеллирует к мифу о былом величии эфиопской цивилизации, подчеркивая возможность ее возрождения. Информационная среда США не дружественна для продвижения китайских идей, однако Китай использует то обстоятельство, что американское общество довольно поляризовано, и обращается к тем целевым группам, которые могут найти китайские идеи привлекательными. Например, тезисы о противоречивом прошлом (и настоящем) США с точки зрения расовых вопросов явно ориентированы на азиатские диаспоры и афроамериканское сообщество, которое Пекин активно поддерживал во время движения Black Lives Matter.

Наконец, нарративы адаптируются не только под особенности получателей информации, но и под цели и задачи китайской внешней политики. Так, от стран глобального Юга Китай ждёт поддержки своих проектов и норм, а также критики «несправедливой» международной системы. От США же он, скорее, хочет добиться ослабления давления и критики при сохранении возможностей для сотрудничества.

Разные площадки — разные подходы

Китайская система каналов трансляции стратегических нарративов ориентирована на самую разнообразную аудиторию от политических элит до широкой общественности. Способы донесения информации до целевой аудитории существенно различаются: посты в соцсетях, выступления на международных форумах, включение китайских идей в международные документы — лишь несколько примеров используемых форматов.

Самым масштабным каналом распространения нарративов можно считать китайскую систему СМИ, которая включает медиа разных форматов и размеров: крупные государственные медиакорпорации типа информагентства Синьхуа (Xinhua) и небольшие региональные издания (например, Khmer), массовые (CGTN) и нишевые (Sixth Tone или Global Times). Некоторые СМИ, например, China Daily, являются общеизвестными «рупорами партии», другие же, например, Sixth Tone не афишируют свою аффилиацию с китайским правительством. Кроме того, Китай использует тактику «одолжить лодку, чтобы выйти в море» (借船出海), договариваясь с престижными иностранными медиа компаниями, которые редко ассоциируются с китайским правительством, о распространении нужной для КНР информации. Например, China Daily имеет соглашения с крупными мировыми газетами о публикации специальной вкладки China Watch (например, the Wall Street Journal, Los Angeles Times).

Не менее масштабный охват представляют социальные сети. У большинства крупных китайских СМИ, дипломатических миссий и государственных органов есть аккаунты в социальных сетях, в том числе — в заблокированных на территории материкового Китая. Так как формат соцсетей предполагает менее официальный диалог с аудиторией, некоторые китайские дипломаты примерили на себя амплуа ярых спорщиков и провокаторов и смогли привлечь внимание широкой публики. Кроме этого, учитывая, что более молодой аудитории не всегда интересно читать новости или сообщения от официальных лиц, Китай привлекает для распространения своих идей различных блоггеров, связь которых с КНР не всегда очевидна.

Юлия Мельникова, Любовь Нечаева:
Российско-китайские отношения на современном этапе: взгляд из Москвы

Что касается политических элит, Китай довольно успешно использует международные форумы и организации для продвижения своих нарративов на высшем уровне. При этом Пекин не только распространяет альтернативные идеи на площадках международных организаций, например, включая их в международные документы или методично повторяя их в официальных выступлениях, но и стремится повлиять на саму инфраструктуру этих институтов. Например, сейчас представители КНР возглавляют 4 специализированных агентств ООН из 15. Кроме того, КНР создает свои институты (около 20 за последние 30 лет), которые в общей сложности уже охватывают все регионы мира и фокусируются на проблемах актуальных для Пекина: ФОКАК, Форум по правам человека в формате Юг-Юг, ШОС, АБИИ.

Наконец, Китай стремится сделать свой голос более заметным в академическом сообществе. Среди тактик, которые используются для популяризации нарративов среди исследователей и аналитиков можно выделить, например, создание сетей мозговых центров совместно с другими странами или проведение совместных научных мероприятий, на которых темы и «предпочтительные» способы их обсуждения модерируются китайской стороной [10].

Как можно увидеть, каналы распространения китайских нарративов охватывают широкую аудиторию, что отражает многовекторность китайской внешней политики и ее стратегических целей, но означает ли это, что скоро весь мир заговорит на языке китайских нарративов, а прочие дискурсы будут восприниматься как маргинальные или альтернативные? Скорее всего, это не произойдет по ряду причин. Несмотря на хорошее финансирование идеологической работы, развитую систему каналов и широкий набор инструментов работы с иностранными аудиториями существует и множество проблем, которые снижают эффективность попыток Пекина завладеть дискурсом. Среди них — не всегда высокое качество производимого контента, сложности с привлечением новой аудитории и выстраиванием с ней доверительных отношений. Кроме того, китайские нарративы существуют не в вакууме и постоянно вынуждены конкурировать с другими идеями, многие из которых существуют уже давно и имеют больший кредит доверия международной аудитории. Некоторые исследователи в принципе говорят о невозможности создания в современных условиях единственного господствующего нарратива из-за развития технологий и фрагментации аудиторий [11]. В этом случае уместнее говорить о «нарративных альянсах» [12], которые будут объединять страны с похожим «видением мира». При таком развитии событий, Китай имеет все шансы стать лидером одного из таких альянсов и формировать мировоззрение своих последователей. В этом случае, России пришло время отрефлексировать, какое место она займет в этой конфигурации.

Экспертный комментарий подготовлен в рамках проекта Российского научного фонда № 23-28-00994 на тему “Стратегические нарративы КНР в период председательства Си Цзиньпина: содержание и механизмы распространения” (https://rscf.ru/project/23-28-00994/).

Литература:

1. Hodges, A. (2011). The" War on terror" narrative: discourse and intertextuality in the construction and contestation of sociopolitical reality. OUP USA.

2. Денисов, И. Е., Зуенко, И. Ю., & Сучков, М. (2022). От мягкой силы к дискурсивной силе новые идеологемы внешней политики КНР. М.: ИМИ МГИМО МИД России.–2022.

3. Van Noort, C., & Colley, T. (2021). How do strategic narratives shape policy adoption? Responses to China's Belt and Road Initiative. Review of International Studies, 47(1), 39-63. doi:10.1017/S0260210520000388

4. Лексютина, Я. В. (2024). О двойной международной идентичности современного Китая. Международная аналитика, 15(1), 63-76.

5. Freeman, C., Gill, B., & McFarland, A. (2023). China and the Reshaping of Global Conflict Prevention Norms. United States Institute of Peace.

6. Song, L. (2018). China and the international refugee protection regime: Past, present, and potentials. Refugee Survey Quarterly, 37(2), 139-161.

7. Zeng, J. (2019). Narrating China's belt and road initiative. Global Policy, 10(2), 207-216.

8. Noesselt, N., Eckstein, T., & Priupolina, E. (2021). Decrypting China's self-image as" great power" (No. 130/2021). Working Papers on East Asian Studies.

9. Соболева Е., Кривохиж С. (2024) Китайский стратегический нарратив о международной системе и его адаптация для разных иностранных аудиторий. Мировая экономика и международные отношения, т. 68, № 6.

10. Vangeli, A. (2019). Diffusion of ideas in the era of the Belt and Road: Insights from China–CEE think tank cooperation. Asia Europe Journal, 17(4), 421-436.

11. Kurlantzick J. (2023) Beijing's Global Media Offensive: China's Uneven Campaign to Influence Asia and the World. New York: Oxford University Press.

12. Homolar, A., & Turner, O. (2024). Narrative alliances: the discursive foundations of international order. International Affairs, 100(1), 203-220.