Ирано-американские отношения: от эскалации к диалогу?

После длительного периода жесткой риторики во внешней политике Ирана произошел стратегический разворот. Верховный лидер ИРИ аятолла Али Хаменеи, ранее категорически запрещавший любые переговоры с США по ядерной программе, вдруг резко изменил свою позицию. На это решение повлияло несколько факторов. Помимо кризисных явлений в экономике, которые обострились в 2024 г., произошло ослабление идеологии: влияние спутниковых каналов, вещающих из США и Великобритании, значительно усилилось. Особенно тревожным для властей стало продвижение наследия династии Пехлеви — часть молодежи начала рассматривать их как «альтернативу» правящему духовенству. Политические аналитики, военные и спецслужбы предупреждают руководство о возможном «внутреннем восстании», которое может вспыхнуть в случае нападения извне. Опасения касаются не просто протестов, а сотрудничества прозападно настроенных групп с внешними агрессорами. Кроме того, Иран начал терять свое региональное влияние. Все эти сигналы заставляют руководство Ирана начать переговоры, сохранив при этом контроль над их содержанием и допустимыми рамками.

Одним из ключевых вопросов ирано-американских переговоров остается судьба ядерной программы ИРИ. Несмотря на годы взаимных обвинений и разрушенного доверия, Тегеран демонстрирует готовность к тактическим уступкам, но не к капитуляции. Отказ от ядерных наработок в целом считается невозможным, поскольку в иранской политической культуре это воспринимается как национальное унижение, однако рассматриваются такие возможные уступки, как временное приостановление работ по обогащению урана выше 60%, сокращение объемов запасов высокообогащенного урана, расширенный доступ МАГАТЭ на отдельные ядерные объекты, декларация мирного характера программы с юридическими гарантиями. Взамен Иран будет добиваться существенного ослабления санкций — не только финансовых, но и технологических, в том числе запрета на инвестиции в нефтегазовую сферу. Отдельным и чрезвычайно чувствительным вопросом остается ракетная программа Ирана. Это направление считается неприкосновенным символом национального достоинства и стратегической автономии. Соответственно, любое предложение о сокращении ракетного потенциала Иран, скорее всего, отвергнет.

Однако перспектива переговоров между Ираном и США никак не исключает военного напряжения. Напротив — обе стороны предприняли целую серию демонстративных шагов, чтобы заявить, что идут к диалогу с позиции силы. Иран нарастил военную активность на внешних рубежах: в апреле 2025 г. Тегеран впервые передал дальнобойные баллистические ракеты и БПЛА (включая Shahed-136 и Mohajer-6) своим союзникам в Ираке. Особое значение приобрели учения в Ормузском проливе, где иранские военно-морские силы провели серию маневров с ракетными катерами, минами и подводными беспилотниками. Дополнительно Иран усилил военное присутствие на юге страны, расширяя базы в Бушире, Бендер-Аббасе и Хормозгане, что создает оперативную глубину на случай атаки со стороны США или Израиля, а также служит внутреннему нарративу: «Иран не сдается и готов к защите».

США, в свою очередь, ответили размещением шести стратегических бомбардировщиков B-2 Spirit на базе Диего-Гарсия в Индийском океане, в пределах досягаемости ключевых объектов в Иране. Эти бомбардировщики могут нести как ядерное, так и высокоточное обычное вооружение. Также была переброшена авианосная группа ВМС США в Персидский залив, и усилена ПВО на базах в Кувейте, Катаре и Ираке. Таким образом, демонстрация военной мощи в регионе — это не только подготовка к возможному конфликту, но и часть дипломатической игры. Иран показывает, что способен дать жесткий ответ, и что любые уступки — это не капитуляция, а акт прагматизма во имя стабильности. США же сигнализируют о готовности к силовому сценарию, чтобы иметь рычаги влияния на переговорах.

На фоне нарастающего ирано-американского напряжения все более отчетливо проявляется роль России как потенциального посредника и гаранта сдерживания конфликта. Эта роль складывается не только из текущей политической конъюнктуры, но и из глубоких структурных связей, выстроенных между Москвой и Тегераном в последние годы. Москва заинтересована в сохранении текущего режима в Иране как фактора стабильности и как партнера в формирующемся многополярном мире. Российско-иранское сближение несет не только политическое, но и инфраструктурное значение: в 2023 г. обе страны существенно продвинулись в реализации МТК «Север — Юг», представляющего альтернативу западноцентричной логистике. Россия — это не только партнер Ирана, но и редкий игрок, сохраняющий каналы общения одновременно с Тегераном и рядом государств Запада, что делает ее потенциально успешным посредником, особенно в условиях, когда у США ограничены возможности для прямого диалога с ИРИ, а европейские посредники утратили былое влияние.

От угрозы войны к переговорам

В первые месяцы 2025 г. Иран и США находились на грани открытого вооруженного конфликта. Обострение произошло по нескольким причинам, которые совпали по времени, усилив эффект нестабильности, став один из самых опасных периодов в истории их отношений. В Иране до самого недавнего времени царила тревожная атмосфера ожидания: будет ли война, или удастся предотвратить эскалацию?

Первая причина cтоль серьезного обострения, вне всякого сомнения, возвращение к власти Дональда Трампа. Как известно, именно он в свое первое президентство в 2018 г. вышел из ядерной сделки (Совместного всеобъемлющего плана действий — СВПД), восстановил старые и даже ввел новые, очень болезненные санкции против Ирана. Трамп демонстрировал довольно жесткую линию в отношении исламского режима, считая его угрозой правам человека и стабильности в регионе. Уже в начале февраля 2025 г. Трамп поставил Ирану жесткие условия: очень сильно сократить, а возможно, и полностью демонтировать ядерную программу, отказаться от ядерного оружия и межконтинентальных баллистических ракет, прекратить поддержку союзных Ирану группировок в регионе (ХАМАС, Хезболлы, хуситов, иракских шиитов). В случае отказа он угрожал масштабными бомбардировками, но в то же время допустил возможность переговоров. Стоит напомнить, что Трамп лично отдал приказ убить главу спецподразделения «Кудс» в составе Корпуса стражей исламской революции (КСИР) Касема Сулеймани, обвинив отряды шиитских ополченцев под его командованием в якобы массовых убийствах гражданских лиц в Сирии. Сами иранцы, наоборот, считают Сулеймани благородным рыцарем и одновременно профессиональным военным, который спас народы Сирии и Ирака от террористов-людоедов, и были возмущены его бессудным убийством. Если говорить об экономической стороне действий Трампа против Ирана, то именно в его первую каденцию экспорт иранской нефти сократился почти в десять раз — с более чем 2,5 млн баррелей в сутки в апреле 2018 г. до 300 тыс. в июне 2019 г.

Петр Кортунов:
Перо или меч на Ближнем Востоке: ожидать ли новой «ядерной сделки»?

При Байдене санкции не были сняты, но контроль за их соблюдением стал слабее. Поэтому к 2024 г. Иран начал быстро восстанавливать экспорт нефти, который вырос до 1,9 млн баррелей в день летом 2024 г. Это вселило надежду на постепенное экономическое восстановление, однако возвращение Трампа в Белый дом в январе 2025 г. означало новую волну угроз. Уже в первый месяц после инаугурации он заявил, что у Ирана есть только два месяца на уступки, иначе последует жесткий ответ.

Вторая причина — агрессивная, захватническая политика Израиля. Еще основатель исламского режима аятолла Хомейни описывал Израиль как созданное Западом колониально-поселенческое образование, которому свойственно расширяться, постоянно отбирая территории у соседних мусульманских стран и совершая преступления над их жителями, чтобы в конечном итоге силой оружия создать «Великий Израиль» от Нила до Евфрата. Впрочем, в реальной жизни между разными правительствами Израиля, конечно, существуют некоторые различия. Чаще всего при «левых» правительствах Израиль ведет себя более мирно и адекватно, при «правых» — более агрессивно и жестоко. Но особенно агрессивно — именно так, как описывал Хомейни — эта страна по отношению к соседям ведет себя в последние несколько лет, когда во главе ее оказались самые радикальные, ультраправые силы. Достаточно посмотреть на то, что это правительство сделало с Газой, разрушив ее до основания. После падения режима Башара Асада в Сирии Израиль сразу же воспользовался моментом и уничтожил все сирийское тяжелое вооружение, фактически разоружив страну, после чего начал захватывать новые сирийские территории вдобавок к уже аннексированным Голанским высотам и совершать там очередные преступления. Израиль стремится свергнуть действующее правительство Ирана и привести к власти своих марионеток. Премьер-министр Биньямин Нетаньяху, известный своей принципиальной враждебностью к иранскому режиму, открыто говорил о желании видеть его конец. В иранском информационном поле циркулировали слухи о том, что Израиль даже рассматривает кандидатуру сына свергнутого шаха, Резы Пехлеви, в качестве символического лидера будущего «светского Ирана». В самом Иране отношение к династии Пехлеви очень негативное: ее воспринимают как прозападную династию, отчужденную от традиционных исламских корней, которая разграбляла иранские ресурсы и угнетала мусульман и исламское духовенство. Однако в Иране существует некоторая часть молодежи, а также оппозиционных публицистов, которая настроена радикально, враждебно относится к исламу и арабам и поддерживает Трампа, Нетаньяху и династию Пехлеви. Эта молодежь в случае начала военных действий наверняка перейдет на сторону оппозиции.

Кроме того, Иран начал терять свое региональное влияние. Израиль провел серию успешных операций против союзников Ирана — в первую очередь против Хезболлы в Ливане и против проиранских ополченцев в Сирии. Были убиты ключевые командиры Хезболлы, некоторые офицеры КСИР, уничтожены склады вооружения. Примечательно, что часть сирийских исламистов, ранее враждовавших с Израилем, восприняла это позитивно — как месть за участие Хезболлы в поддержке режима Асада, таким образом превратившись во временных тактических союзников Израиля. Сирия — некогда стратегический союзник ИРИ — после переворота в декабре 2024 г. и прихода к власти исламистов, глубоко враждебных иранцам, все чаще занимает открыто негативную позицию по отношению к Тегерану.

Таким образом, к началу 2025 г. в Иране царит атмосфера пессимизма. Такие чувства, как смятение, тревога и боль от осознания потери влияния на Ближнем Востоке, разделяют многие иранцы, особенно среди консерваторов. Однако вместе с этим в Тегеране среди патриотов Ирана и сторонников исламского режима укрепляется решимость: если произойдет военное нападение — со стороны США, Израиля или обеих этих стран, ответ Ирана будет максимально жестким, о чем открыто заявляли представители КСИР и видные религиозные деятели страны.

Внутренний поворот: как Иран пришел к переговорам

Илья Васькин:
Неожиданный Пезешкиан, или о чем говорят итоги президентских выборов в Иране 2024 года

После длительного периода жесткой риторики во внешней политике Ирана произошел стратегический разворот. Верховный лидер ИРИ аятолла Али Хаменеи, ранее категорически запрещавший любые переговоры с США по ядерной программе, вдруг резко изменил свою позицию. Что же стояло за этим решением? Надо сказать, что этот поворот стал следствием не только внешней угрозы, но и глубокой внутренней переоценки — рациональной, вынужденной, но осознанной.

До этого в Иране господствовала формула: «никаких уступок под давлением». Хаменеи указывал на провал ядерной сделки 2015 г., из которой США вышли при Трампе в 2018 г. Он считал новые переговоры бессмысленными и опасными, поскольку «американцы снова обманут». Однако к апрелю 2025 г. обстановка изменилась настолько, что иранские политические и военные элиты начали убеждать духовного лидера в необходимости диалога. Главную роль в этом сыграли реформаторские круги, в частности избранный президент Масуд Пезешкиан, настаивавший, что без переговоров возможна катастрофа: масштабная война, внутренние волнения вплоть до свержения режима. Именно он, вероятно, стал ключевым переговорщиком внутри политической системы, убеждая Хаменеи применить принцип маслахат (целесообразности) — религиозно обоснованную возможность отхода от принципов ради спасения исламского режима.

На это решение повлияло несколько факторов:

• Экономический кризис: по официальным данным, цены на товары с 21 марта по 20 апреля 2025 г. выросли на 39%, а уровень безработицы среди молодежи в последнем квартале 2024 г. был равен 20%. Конечно, в недавней истории Ирана были показатели и хуже, но и нынешние цифры являются неблагоприятными. Также в 2024 г. сокращались резервные фонды и валютные резервы, а инвестиции практически отсутствовали из-за санкций. На страну обрушился и энергетический кризис.
• Ослабление идеологии: влияние спутниковых каналов, вещающих из США и Великобритании, значительно усилилось. Каналы вроде Manoto, BBC Persian и Iran International долгое время продвигают светские, прозападные взгляды, критикуя исламский режим. Особенно тревожным для властей стало продвижение наследия династии Пехлеви — несмотря на их жестокое правление и борьбу против традиционных иранских и исламских ценностей, о чем все еще помнит старшее поколение в Иране, часть молодежи начала рассматривать их как «альтернативу» правящему духовенству.
• Риски во внутренней политике: политические аналитики, военные и спецслужбы предупреждали руководство о возможном «внутреннем восстании», которое может вспыхнуть в случае нападения извне. Опасения касались не просто протестов, а сотрудничества прозападно настроенных групп с внешними агрессорами. Эти группы, по оценке МВД ИРИ, активизировались на фоне протестов 2022 г. и получали поддержку из-за рубежа.

Все эти сигналы — со стороны армии, духовенства, администрации, службы разведки — заставили руководство прибегнуть к формуле политического выживания. Хаменеи, опираясь на опыт времен войны с Ираком, пришел к выводу: «если продолжать линию на конфронтацию — будет катастрофа». Поэтому он разрешил начать переговоры, сохранив при этом контроль над их содержанием и допустимыми рамками.

Ядерная программа: компромисс возможен, капитуляция — нет

Одним из ключевых вопросов ирано-американских переговоров остается судьба ядерной программы ИРИ. Несмотря на годы взаимных обвинений и разрушенного доверия, Тегеран демонстрирует готовность к тактическим уступкам, но не к капитуляции. По словам источников в иранских политических кругах, верховный лидер Али Хаменеи дал согласие на обсуждение всех параметров ядерной программы — включая уровни обогащения урана и условия допуска международных инспекторов на объекты. Однако отказ от ядерных наработок в целом считается невозможным, поскольку в иранской политической культуре это воспринимается как национальное унижение. Эта позиция последовательно подтверждается публичными заявлениями как самого Хаменеи, так и ключевых представителей КСИР. Сценарий, который рассматривается в Тегеране, включает следующие возможные уступки:

• временное приостановление работ по обогащению урана выше 60%,
• сокращение объемов запасов высокообогащенного урана,
• расширенный доступ МАГАТЭ на отдельные ядерные объекты,
• декларация мирного характера программы с юридическими гарантиями.

Внерегиональные акторы на Ближнем Востоке. Доклад РСМД

Взамен Иран будет добиваться существенного ослабления санкций — не только финансовых, но и технологических, в том числе запрета на инвестиции в нефтегазовую сферу. Эти ограничения, действующие с конца 1990-х гг., особенно болезненны: по оценкам бывшего иранского чиновника Хосейна Селахварзи, ущерб от них для экономики ИРИ в совокупности с 2012 г. превышает 1 трлн долл.

Отдельным и чрезвычайно чувствительным вопросом остается ракетная программа Ирана. Это направление считается неприкосновенным символом национального достоинства и стратегической автономии. Верховный лидер прямо указывал, что ракетный потенциал «гарантирует безопасность страны» в условиях возможной изоляции или нападения. Соответственно, любое предложение о сокращении ракетного потенциала Иран, скорее всего, отвергнет.

26 апреля 2025 г. в порту Шахид Раджаи около Бендер-Аббаса на юге Ирана произошел взрыв и пожар, в результате которых погибли как минимум 40 человек, и пострадали 1241. По некоторым данным, произошел взрыв перхлората натрия — вещества, используемого для топлива баллистических ракет. Некоторые иранские депутаты обвинили во взрыве Израиль, указывая, что взрыв произошел в четырех местах одновременно, а значит, имела место спланированная диверсия. Если данные обвинения подтвердятся, это будет означать, что Израиль все равно продолжает свою «тайную войну» против Ирана, даже несмотря на смягчение позиции администрации Трампа.

«Игра мускулами»: демонстрации силы как переговорный ресурс

В связи с этим можно сделать вывод, что переговоры возможны, но их рамки весьма ограничены. Результаты уже прошедших двух раундов непрямых переговоров — в Омане и в Риме — вселяют определенный оптимизм. Однако перспектива переговоров между Ираном и США никак не исключает военного напряжения. Напротив — обе стороны предприняли целую серию демонстративных шагов, чтобы заявить: «мы идем к диалогу с позиции силы». Иран, со своей стороны, нарастил военную активность на внешних рубежах. В апреле 2025 г. Тегеран впервые передал дальнобойные баллистические ракеты и БПЛА (включая Shahed-136 и Mohajer-6) своим союзникам в Ираке. Эти шаги рассматривались как акт поддержки шиитских ополчений, а также сигнал о готовности нанести удары в случае начала масштабного конфликта.

Особое значение приобрели учения в Ормузском проливе, где иранские военно-морские силы провели серию маневров с ракетными катерами, минами и подводными беспилотниками. Через Ормузский пролив проходит до 20% мировой морской торговли нефтью — это около 18 млн баррелей в сутки. Возможная блокада пролива рассматривалась как крайняя мера давления на международные рынки в случае нового витка санкций. Дополнительно Иран усилил военное присутствие на юге страны, расширяя базы в Бушире, Бендер-Аббасе и Хормозгане, что создает оперативную глубину на случай атаки со стороны США или Израиля, а также служит внутреннему нарративу: «Иран не сдается и готов к защите».

США, в свою очередь, ответили размещением шести стратегических бомбардировщиков B-2 Spirit на базе Диего-Гарсия в Индийском океане, в пределах досягаемости ключевых объектов в Иране. Эти бомбардировщики могут нести как ядерное, так и высокоточное обычное вооружение. Также была переброшена авианосная группа ВМС США в Персидский залив, и усилена ПВО на базах в Кувейте, Катаре и Ираке.

Таким образом, демонстрация военной мощи в регионе — это не только подготовка к возможному конфликту, но и часть дипломатической игры. Иран показывает, что способен дать жесткий ответ, и что любые уступки — это не капитуляция, а акт прагматизма во имя стабильности. США же сигнализируют о готовности к силовому сценарию, чтобы иметь рычаги влияния на переговорах.

Россия как посредник: интерес к стабильности и стратегическое партнерство

Руслан Мамедов:
Второй срок Трампа. Контуры ближневосточной политики США

На фоне нарастающего ирано-американского напряжения все более отчетливо проявляется роль России как потенциального посредника и гаранта сдерживания конфликта. Эта роль складывается не только из текущей политической конъюнктуры, но и из глубоких структурных связей, выстроенных между Москвой и Тегераном в последние годы.

В апреле 2025 г. в Москву прибыла делегация ИРИ во главе с министром иностранных дел Аббасом Арагчи, чтобы обсудить с министром иностранных дел России Сергеем Лавровым предварительные итоги консультаций по новой ядерной сделке. Помимо ядерной проблематики, стороны затронули широкий круг вопросов региональной повестки — включая Сирию, Южный Кавказ и Центральную Азию. Эта встреча была не просто дипломатическим ходом — она была призвана продемонстрировать реальные интересы двух сторон: Москва заинтересована в сохранении текущего режима в Иране как фактора стабильности и как партнера в формирующемся многополярном мире. Иран, в свою очередь, воздерживается от антироссийской риторики, не поддерживает антироссийские резолюции на международных форумах и демонстрирует уважение к российским интересам в регионе.

Российско-иранское сближение несет не только политическое, но и инфраструктурное значение. В 2023 г. обе страны существенно продвинулись в реализации международного транспортного коридора «Север — Юг», направленного на соединение Петербурга с индийским портом Мумбаи через Иран. Этот проект, поддержанный Россией и ИРИ, становится альтернативой западноцентричной логистике, а его реализация невозможна без устойчивого режима в Иране.

Кроме того, Москва уже продемонстрировала способность быть успешным посредником в региональных конфликтах. В 2023 г. при участии российских дипломатов удалось восстановить диалог между Ираном и Азербайджаном после длительного периода враждебности, вызванной разногласиями по поводу границы, религиозных тем и отношений с Израилем. Этот опыт может быть использован и в рамках ирано-американских переговоров — особенно с учетом дефицита доверия и отсутствия прямых каналов между Тегераном и Вашингтоном.

Российская позиция четко выражена: Москву не устраивает дестабилизация в Иране, поскольку это грозит подрывом регионального баланса, усилением западного присутствия и возможной утратой иранского партнерства. Как подчеркивал Сергей Лавров, Россия будет способствовать любым шагам, которые ведут к деэскалации и снятию санкционного давления с Ирана, при условии соблюдения суверенитета и международного права.

Таким образом, Россия — это не только партнер Ирана, но и редкий игрок, сохраняющий каналы общения одновременно с Тегераном и рядом государств Запада. Это делает ее потенциально успешным посредником, особенно в условиях, когда у США ограничены возможности для прямого диалога с ИРИ, а европейские посредники утратили былое влияние.

Сценарии развития событий и окно возможностей

Андрей Евсеенко:
Сегодня американская политика в секторе Газа — это скорее тактика, чем стратегия

Для Ирана настал решающий момент. На фоне глубокого внутреннего кризиса, санкционного гнета и нарастающего внешнего давления Тегеран оказался перед выбором: либо ограниченная сделка с Западом с сохранением стратегических активов, либо затяжная конфронтация, способная перерасти в масштабную дестабилизацию региона. На данный момент представляется следующая развилка.

Первый сценарий — умеренная деэскалация

Если США и Иран достигнут компромисса по ядерному вопросу — пусть даже в ограниченном формате — это создаст временное окно стабилизации. Иран получит частичную отмену санкций, возможность нарастить экспорт нефти и привлечь инвестиции в критически важные отрасли. Взамен он предложит прозрачность, снижение обогащения урана и контроль со стороны МАГАТЭ. Это может также частично разрядить обстановку вокруг Израиля, снизив риск прямого военного столкновения.

Однако даже в рамках этого сценария сохранятся ограничения:

• идеологическая враждебность между ИРИ и Израилем,
• жесткая позиция Ирана по ракетной программе,
• присутствие США в Ираке и Персидском заливе.

Такая «замороженная разрядка» может продержаться 1–3 года при условии политической воли обеих сторон и отсутствия провокаций.

Второй сценарий — новая волна эскалации

Если переговоры зайдут в тупик — из-за чрезмерных требований Вашингтона, отказа Ирана уступить по чувствительным вопросам или вмешательства внешних игроков, ситуация может быстро выйти из-под контроля. В этом случае возможны:

• прямые удары по ядерным объектам ИРИ (Израиль, США),
• ответные атаки по американским базам в Ираке и Катаре,
• блокада Ормузского пролива,
• всплеск активности шиитских ополчений в регионе.

Внутри Ирана это может вызвать новый, очень сильный виток протестов, особенно если проблемы в экономике снова начнут усугубляться под давлением усиленных санкций. Опасность заключается и в том, что часть оппозиционно настроенных радикальных группировок может воспользоваться нестабильностью для организации внутреннего мятежа с многочисленными жертвами, как об этом ранее предупреждали представители иранской контрразведки.