Научный руководитель Института образования НИУ ВШЭ Исак Фрумин в беседе с программным директором РСМД Иваном Тимофеевым и старшим аналитиком космического центра Сколтеха Ярославом Меньшениным поделился соображениями о необходимости изучения нелинейных систем, ценностях свободного действия, а также тем, какие специальности и каким образом изменятся.
Научный руководитель Института образования НИУ ВШЭ Исак Фрумин в беседе с программным директором РСМД Иваном Тимофеевым и старшим аналитиком космического центра Сколтеха Ярославом Меньшениным поделился соображениями о необходимости изучения нелинейных систем, ценностях свободного действия, а также тем, какие специальности и каким образом изменятся.
Исак Давидович, если посмотреть на цели Федеральных государственных образовательных стандартов, то одна из них — «преемственность основных образовательных программ» школьного и высшего образования. Каким образом обеспечить, с одной стороны, достоверность знаний, а с другой, «преемственность» на всех уровнях образования и во всех регионах?
Я прошу прощения за возможную резкость, но за подобными вопросами стоит линейная картина мира, исключающая роль случайности и человеческой инициативы. Такие слова, как «преемственность», линейные. А я считаю, что нужно обсуждать нелинейные богатые среды. Связано это с тем, что лишь у малого числа людей есть последовательные проекты, а 50% людей уже через три года работают не по специальности. Поэтому ответа на ваш вопрос в моей картине мира нет.
В таком случае, возникает вопрос, каким образом эти стандарты разрабатываются, поскольку именно в их описании и фигурируют такие термины как «преемственность»? Учитывается ли при этом международный опыт?
Мы учитываем международный опыт, но с сильным советским преломлением. Калинин говорил, что воспитание — это наука о том, как из любого материала сделать человека по заданному образцу. Этот поход никуда не делся. Он все время себя проявляет. Поэтому, например, и эти стандарты ориентированы на линейное выстраивание. При этом я не против, чтобы внутри одной дисциплины была линейность, то есть, чтобы был некий культурный образец: например, не стоит начинать учить стереометрию до того, как пройдена планиметрия. Но ситуация, на самом деле, не столь линейна, как она видна в стандартах.
Считаете ли Вы, что учителям в школах необходимо давать больше свободы в их действиях?
Нужно давать больше свободы и больше спрашивать. И результаты, конечно, будут другие, потому что свободное действие всегда энергичнее, глубже и умнее действия несвободного. Есть десятки исследований, которые это доказывают.
Нет ли противоречия в том, что одновременно предлагается и дать больше свободы, и больше спрашивать? Учителя жалуются на большое количество формальностей: необходимость заполнения различных бумаг, отчетов и тому подобных вещей.
Я бы сформулировал так: нужно дать больше свободы и внятно пояснить, за что собираешься спрашивать. И долго не менять эти правила. В самом по себе «спрашивании» нет ничего плохого. Свобода, с моей точки зрения, связана с результативностью.
Уже больше десяти лет в России действует Единый государственный экзамен (ЕГЭ). С позиции человека, не понаслышке знакомого как со школьным образованием, так и с университетским, считаете ли Вы, что ЕГЭ оправдывает себя?
ЕГЭ на сто процентов себя оправдывает. У меня есть масса претензий к ЕГЭ, но то, как раньше поступали с итоговой оценкой, а, тем более, со вступительными экзаменами, вообще никуда не годилось. Были расценки на поступление в вуз. Контрольные работы массово переписывались. Конечно, ЕГЭ все еще примитивен по ряду аспектов, но в целом – это движение в правильном направлении.
Вы были одним из создателей концепции Открытого образования в России. При этом в одном из проектов было принято решение обучать выпускников технических университетов гуманитарным областям знаний. Подход себя оправдал?
Оправдал. Важно уметь переходить из одного состояния в другое. Я считаю, что развитие шестого чувства, о котором писал Николай Гумилев, полезно и важно. Практика это тоже подтверждает.
В статье «Незавершенный переход: от госплана — к мастер-плану», написанной совместно с Ярославом Кузьминовым и Дмитрием Семеновым, Вы отмечали, что лишь около 50% студентов первого курса инженерных специальностей имеют приемлемый для обучения уровень знаний. В качестве одной из мер решения данной проблемы было предложено сократить бюджетный прием на инженеров вдвое, в два раза увеличив при этом финансирование подготовки в расчете на одного студента. Известны ли Вам примеры подобных экспериментов в каких-либо университетах? Можно ли применить подобный подход и к другим специальностям?
Я уверен, что такой подход нужно применять к другим специальностям. Шанс нужно давать всем студентам. В томском ТУСУРе мне как-то рассказывали, что 14 тыс. платных заочников обучают по принципу «кто справится – тот справится». А деньги, заплаченные этими заочниками, университет инвестирует в 1,5 тыс. отобранных студентов, занимающихся по инновационной программе. Я сторонник того, что высшие учебные заведения должны быть местом, где необходимо поддерживать наиболее продуктивных. Конечно, можно считать, что высшее образование — это общественное благо, где о более слабых нужно больше заботиться. Но это путь в никуда.
Есть целый ряд университетов, которые делают программы для отличников. Подобные программы существуют в различных странах, в том числе, в России и США. Отбираются 200 человек, за каждого из которых государство платит по сто тысяч. Получается 20 миллионов. Из них 15 миллионов тратится на обучение 25 студентов — больше работают с ними индивидуально, отправляют на стажировки и так далее. А остальные средства тратятся на оставшихся студентов.
Каков Ваш прогноз по наиболее востребованным специальностям в перспективе десяти-двадцати лет? Будут ли среди них такие, которые сегодня трудно вообразить? Будут ли новые организационные формы работы?
Интересны два вопроса, с моей точки зрения. Первый — какие специальности исчезнут. На моей памяти, исчезли чертежники. И второй — какие специальности и каким образом изменятся. И в этом смысле я согласен с коллегами из Гарвардской школы образования, изучающими данные перемены. Почти все специальности, требующие рутинной работы с данными, будут автоматизированы.
Касательно новых организационных форм работы, у меня нет ощущения, что люди будут меньше работать. Люди будут работать в Интернете. Вот, например, электронная почта: раньше ответ на бумаги составлял 3-4 дня, пару лет назад стали требовать ответить «завтра”», а сейчас указывают даже время, к которому нужно отправить ответ.