С точки зрения хронологии распространения эпидемии COVID-19 Южная Корея стала вторым главным очагом данного заболевания в мире и достаточно долго удерживалась на этом месте. Однако сейчас (данные на 5-е апреля) передвинулась на 17-ю позицию (10 156 заболевших, 177 летальных случаев, 6 325 вылечившихся) в большей степени благодаря эффективным мерам по борьбе с пандемией, которые достаточно полно описаны в СМИ и широко изучаются профессиональным медицинским сообществом как в самой РК, так и в мире.
В совокупности с другими мерами (в том числе с практиками компьютерного отслеживания перемещений всех инфицированных людей и немедленного оповещения об этом находящегося поблизости населения) Сеулу удалось добиться одного из самых низких показателей смертности от COVID-19 — 0,9% при среднем по миру показателе в 3,4% — и значительного снижения числа новых заболевших.
Конечно, в данном случае в полной мере проявились как высокий (по ряду направлений — передовой) общий уровень медицины и состояния системы здравоохранения в Южной Корее, так и особенности конфуцианской культуры, психологии, закрепившиеся в сознании населения. Они и предопределяют более серьезное, чем в ряде других регионов мира, отношение к нормам дисциплинированного коллективистского поведения.
Как отмечают южнокорейские специалисты, выработке эффективных мер противодействия эпидемии способствовал приобретенный ранее опыт борьбы со вспышками коронавирусов Sars (2003 г.) и Mers (2015 г.). Принятый тогда закон об общественном здравоохранении наделил правительство весьма специфичными рычагами для распределения ресурсов и проведения мобилизационных мероприятий по борьбе с распространением инфекционных заболеваний.
Весьма показательно, что на фоне реальных успехов правительства по обузданию эпидемии основный тренд общественных настроений в последние недели существенно сместился на президента Мун Чжэ Ина. Его рейтинг растет настолько уверенно, что политологи уже предсказывают убедительную победу правящей демократической партии «Тобуро» на предстоящих 15 апреля парламентских выборах.
Изучение и причин быстрого и массового распространения COVID-19 и положительного опыта борьбы с ним в Южной Корее, несомненно, актуально для всех стран, столкнувшихся с этим инфекционным заболеванием, включая Россию.
С точки зрения хронологии распространения эпидемии COVID-19 Южная Корея стала вторым главным очагом данного заболевания в мире и достаточно долго удерживалась на этом месте. Однако сейчас (данные на 5-е апреля) передвинулась на 17-ю позицию (10 156 заболевших, 177 летальных случаев, 6 325 вылечившихся) в большой степени благодаря эффективным мерам по борьбе с пандемией, которые достаточно полно описаны в СМИ и широко изучаются профессиональным медицинским сообществом как в самой РК, так и в мире.
Среди причин быстрого и массового распространения болезни выделяется, во-первых, недостаточно решительное и адекватное реагирование руководства страны на раннем периоде ее проникновения. Российские граждане, в том числе, студенты, недавно вернувшиеся из Сеула, рассказывают, что на начальном этапе власти, стремясь избежать паники, не информировали население должным образом. Например, мероприятия по дезинфекции помещений в университетах и других общественных местах начались с первых чисел января 2020 г., но без объяснения реальных причин этих действий.
Главной причиной массового «завоза» инфекции называется факт, что Сеул до сих пор не закрыл границу и транспортное сообщение с Китаем. Это неоднозначное решение президента РК Мун Чжэ Ина стало причиной резкого недовольства значительной части населения Южной Кореи неадекватными мерами правительства по борьбе с эпидемией, вылившегося в кампанию по сбору подписей за импичмент президента. Было собрано более 1,3 млн подписей. В вину ему вменялось нежелание принять жесткие меры и готовность пожертвовать интересами страны в угоду отношениям с Китаем. РК оказала большую помощь КНР в разгар эпидемии, в том числе поставила 3 млн масок, в результате чего, якобы, возник их дефицит внутри Кореи; до сих пор не запретила въезд китайцев в свою страну. В итоге критики Мун Чжэ Ина упрекали его в том, что он действует «как китайский, а не южнокорейский президент».
В данном контексте необходимо отметить, что с точки зрения долгосрочных интересов РК политика ее президента, видимо, оправдана. Думается, что предпринятыми шагами Мун Чжэ Ину удалось полностью восстановить двусторонние отношения, подорванные решением предшествующей южнокорейской администрации разместить на своей территории американские комплексы ПРО «THAAD». В ответ на это Пекин ввел весьма болезненные, обширные и продолжительные экономические меры санкционного характера против Южной Кореи. Во всяком случае лидер КНР Си Цзиньпин публично выразил глубокую благодарность Мун Чжэ Ину за «протянутую в трудную минуту руку помощи».
После того, как эпидемию удалось взять под контроль, южнокорейские представители с гордостью стали утверждать, что они, сохранив верность принципам демократического общества, сумели это сделать без блокирования городов и введения других авторитарных мер, которые помогли Китаю и Северной Корее в борьбе с COVID-19. Однако на начальном этапе слабый контроль над ситуацией принес негативные результаты.
В данной связи показательна история с ролью секты «Синчхончжи» («Новый мир»), в которой произошло самое тяжелое коллективное заражение — почти 60% от общего числа в стране. Как и протестантская церковь в РК в целом, одна из новых религиозных организаций (основана в 1984 г., 230 тыс. верующих) отличается агрессивной прозелитической активностью за рубежом и имеет 20 тыс. своих последователей в КНР, Японии и странах ЮВА; в том числе, несколько сотен в г. Ухань, откуда вирус и проник в корейскую часть паствы. На 18 февраля, когда в стране уже был объявлен, но слабо исполнялся запрет на все мероприятия с численностью более 100 человек, в РК был зафиксирован всего 31 случай заболевания. Но ставший позднее печально известным «пациент № 31», 61-летняя последовательница этой религии, отказавшаяся пройти тест на коронавирус при имевшихся к тому показаниях, дважды посетила одну из крупных церквей (Синчхончжин) в третьем по величине городе Тэгу. Там, как правило, от 500 до 1 000 человек в течение двухчасовой службы сидят на полу плечом к плечу. Это привело к взрыву заболевания — через три дня число инфицированных увеличилось до 2337 человек.
В результате этой вспышки болезни главным ее очагом (три четверти всех случаев заражения) стал г. Тэгу и провинция Кёнсан-Пукто, в которой и расположен мегаполис. Столкнувшись с нехваткой медицинских ресурсов в данном районе, власти стали вывозить больных в лечебные учреждения других регионов, чем способствовали расширению географии распространения эпидемии. Это и стало еще одной ошибкой. Позднее специалисты пришли к выводу, что правильнее было бы лечить всех больных на месте, в очаге поражения, перебросив туда дополнительные медицинские силы и средства из других провинций.
Тем не менее после этого власти страны, реализовав грамотный комплексный подход, мобилизовав крупные административные, финансовые, человеческие и научно-технические ресурсы, сумели не только взять ситуацию под контроль, но и добились впечатляющих успехов. Была организована эффективная широкая система ранней диагностики заболевания. По уровню тестирования до второй половине марта Южная Корея занимала первое место в мире (15 тыс. бесплатных тестов в день); по состоянию на 25 марта было проведено около 358 тыс. тестов. Массированное тестирование в Южной Корее позволило этой стране раньше других выявить важный (в том числе для всего международного сообщества) факт: существует значительная группа преимущественно молодого населения, представители которой переносят заболевание бессимптомно, но при этом остаются «разносчиками» вируса.
В совокупности с другими мерами (в том числе с практиками компьютерного отслеживания перемещений всех инфицированных людей и немедленного оповещения об этом находящегося поблизости населения) Сеулу удалось добиться одного из самых низких показателей смертности от COVID-19 — 0,9 % при среднем по миру показателе в 3,4% — и значительного снижения числа новых заболевших.
Конечно, в данном случае в полной мере проявились как высокий (по ряду направлений — передовой) общий уровень медицины и состояния системы здравоохранения в Южной Корее, так и особенности конфуцианской культуры, психологии, закрепившиеся в сознании населения. Они и предопределяют более серьезное, чем в ряде других регионов мира, отношение к нормам дисциплинированного коллективистского поведения.
Как отмечают южнокорейские специалисты, выработке эффективных мер противодействия эпидемии способствовал приобретенный ранее опыт борьбы со вспышками коронавирусов Sars (2003 г.) и Mers (2015 г.). Принятый тогда закон об общественном здравоохранении наделил правительство весьма специфичными рычагами для распределения ресурсов и проведения мобилизационных мероприятий по борьбе с распространением инфекционных заболеваний. Министерство здравоохранения РК в 2015 г. было законодательно наделено нетипичными для западных демократий широкими полномочиями для сбора персональных данных в отношении как уже подтвержденных, так и потенциальных пациентов без судебного ордера в периоды эпидемий. Эти правовые инструменты подтвердили свою высокую эффективность в период разворачивающегося кризиса, позволив, в частности, создать вышеотмеченную широкую инфраструктуру отслеживания распространения заболевания и передвижения его носителей.
Проявились и уроки, извлеченные из трагедии с затонувшим паромом «Севоль» в апреле 2014 г., в результате которой погибли 304 пассажира, в основном школьники. Возмущение населения запоздалой реакцией руководства РК, непрофессиональными действиями властей, попытками скрыть многочисленные просчеты и факты коррупции, связанные с той трагедией, стали одной из главных причин импичмента (2016 г.) и последовавшего за ним длительного тюремного заключения президента РК Пак Кын Хе. Поэтому сейчас администрацией Мун Чжэ Ина обеспечивается максимально возможная прозрачность, полное и оперативное информирование населения страны о всех деталях развития эпидемии и борьбы с ней.
Весьма показательно, что на фоне реальных успехов правительства по обузданию эпидемии основный тренд общественных настроений в последние недели существенно сместился на президента Мун Чжэ Ина. Его рейтинг растет настолько уверенно, что политологи уже предсказывают убедительную победу правящей демократической партии «Тобуро» на предстоящих 15 апреля парламентских выборах.
В заключении уместно подчеркнуть, что изучение и причин быстрого и массового распространения COVID-19, и положительного опыта борьбы с ним в Южной Корее, несомненно, актуально для всех стран, столкнувшихся с этим инфекционным заболеванием, включая Россию.