Нынешнее американо-китайское противостояние нередко сравнивают с советско-американским противостоянием времен холодной войны. Но между этими двумя явлениями есть глубинное различие. В советско-американском противостоянии участвовали не просто две сверхдержавы, а две системы, мирное сосуществование которых представлялось и Москве, и Вашингтону чем-то вроде затишья перед «последним и решительным боем».
Но к настоящему времени и Вашингтон, и Москва, и Пекин пришли к пониманию, что военное столкновение между ними грозило бы всеобщим уничтожением, и боя в прежнем понимании не будет, сколько бы Трамп ни размахивал ракетно-ядерной дубинкой. Кроме того, Китай, в отличие от прежнего Советского Союза, в силу многих причин не способен выступить инноватором переустройства мира. Он возвысился в существующей системе. Присущая ей глобализация была важнейшим источником китайского экономического чуда. Поэтому он не заинтересован в том, чтобы ломать нынешнюю систему и взамен ее строить новую.
Пекин просто намерен в определенной степени переформатировать систему, выторговав или выбив в ней для себя более масштабную нишу. По сути, он готов оставаться на «экономическом подхвате» у США и Запада в целом, если это будет приносить ему достаточные дивиденды. А такое положение вполне устроило бы и США. Поэтому не стоит говорить о возможности становления некоей американо-китайской биполярности.
Китай, несомненно, заинтересован в добрых отношениях с Россией, особенно в условиях своих нынешних проблем с американцами. Но эти отношения Пекин стремится строить главным образом в двустороннем формате, когда сам он играл бы роль ведущего, а Москва — ведомого.
Для российской же государственности критически важно, чтобы международное равновесие было полицентричным. Для обеспечения такого равновесия России необходимо направить усилия не на посредничество в улаживании американо-китайских разборок или их подхлестывание, а на создание своего рода качественно нового движения неприсоединения. Его участниками могли бы быть Индия, государства АСЕАН и другие региональные державы, скажем, «старой» континентальной Европы, прежде всего, Германия.
Нынешнее американо-китайское противостояние нередко сравнивают с советско-американским противостоянием времен холодной войны. Но между этими двумя явлениями есть глубинное различие. В советско-американском противостоянии участвовали не просто две сверхдержавы, а две системы, мирное сосуществование которых представлялось и Москве, и Вашингтону чем-то вроде затишья перед «последним и решительным боем».
Но к настоящему времени и Вашингтон, и Москва, и Пекин пришли к пониманию, что военное столкновение между ними грозило бы всеобщим уничтожением, и боя в прежнем понимании не будет, сколько бы Трамп ни размахивал ракетно-ядерной дубинкой. Кроме того, Китай, в отличие от прежнего Советского Союза, в силу многих причин не способен выступить инноватором переустройства мира. Он возвысился в существующей системе. Присущая ей глобализация была важнейшим источником китайского экономического чуда. Поэтому он не заинтересован в том, чтобы ломать нынешнюю систему и взамен ее строить новую.
Пекин просто намерен в определенной степени переформатировать систему, выторговав или выбив в ней для себя более масштабную нишу. По сути, он готов оставаться на «экономическом подхвате» у США и Запада в целом, если это будет приносить ему достаточные дивиденды. А такое положение вполне устроило бы и США. Поэтому не стоит говорить о возможности становления некоей американо-китайской биполярности.
Китай, несомненно, заинтересован в добрых отношениях с Россией, особенно в условиях своих нынешних проблем с американцами. Но эти отношения Пекин стремится строить главным образом в двустороннем формате, когда сам он играл бы роль ведущего, а Москва — ведомого.
Для российской же государственности критически важно, чтобы международное равновесие было полицентричным. Для обеспечения такого равновесия России необходимо направить усилия не на посредничество в улаживании американо-китайских разборок или их подхлестывание, а на создание своего рода качественно нового движения неприсоединения. Его участниками могли бы быть Индия, государства АСЕАН и другие региональные державы, скажем, «старой» континентальной Европы, прежде всего, Германия.
На Индию как поднимающегося гиганта Азии нужно обратить особое внимание. Отношения Москвы и Нью-Дели — традиционно дружественные, однако, на протяжении всего постсоветского периода они находятся в состоянии определенного застоя. Притом, что локомотивами российско-индийского партнерства за пределами политики служат такие стратегические для любого государства области, как энергетика, в т.ч. атомная, военно-техническое сотрудничество и мирное освоение космоса, экономическая основа этого партнерства в целом очень узкая.
Необходимо активизировать механизм трехстороннего российско-индийско-китайского партнерства в рамках группы РИК. Для России стратегически важно поднять отношения с Индией до уровня отношений с Китаем и обеспечить продвижение инициативы Большого евразийского партнерства.
Следует также развивать диалог с Токио, сместив в нем упор с проблем двусторонних отношений на вопросы региональной безопасности. Главный интерес Японии не столько в том, чтобы вернуть острова, сколько в выстраивании устойчивых отношений с Россией как самостоятельной по отношению к Китаю державой в Евразии.
Первостепенная задача России, однако, в том, чтобы поднять собственную независимую эффективную инновационную экономику. Только на этой основе Россия сможет сохранить себя в качестве независимого центра силы и точки принятия решений и играть весомую роль в отношениях как с Западом, так и с Китаем.