Когда для России закончилась Первая мировая? К 100-летию Брест-Литовского мирного договора

Первая мировая война вовсе не закончилась для многих граждан России 3 марта 1918 г. Более того, уже в среде военной эмиграции стала набирать концепция «утерянной победы», согласно которой в целом успешный для России ход Первой мировой войны был искусственно прерван революционными потрясениями 1917 г., а победа была отнята различного рода революционерами.

В официальном советском историческом нарративе Первая мировая была войной без окончания. Она не обладала «собственным лицом», превращаясь в катализатор объективных социально-экономических противоречий и «нулевую точку» революции 1917 г. Все события после февраля 1917 г. рассматривались уже не как часть собственно Первой мировой, а как часть революции и Гражданской войны. Словно мановением вольной руки Первая мировая, причем представленная как череда поражений и провалов, оставалась в старом самодержавном мире; она вытеснялась из истории мира нового, а сам Брест-Литовский договор был не более чем одной из точек, которую пришлось большевикам поставить на пути в социалистическое будущее.

Когда Россия вышла из Первой мировой войны? Формальный ответ прост: 3 марта 1918 г. с подписанием в оккупированном немцами Брест-Литовске сепаратного мирного договора. С одной стороны, его подписало большевистское правительство, с другой — державы Четверного союза (Германия, Австро-Венгрия, Болгария и Турция). Ключевые пункты: потеря около 780 тыс. кв. км, включая часть Закавказья, Прибалтику и Украину, а также фактическое признание того факта, что все военные усилия 3,5 лет пошли прахом. В дополнительном протоколе от 27 августа 1918 г. Советская Россия согласилась на выплату контрибуции (формально — в счет содержания военнопленных) в 6 млрд марок. В распоряжении немцев оказались крупные запасы железной руды и марганцы на Украине, столь важные Германии в условиях пока еще продолжающейся войны на истощение.

virtualbrest.by
Прибытие российской делегации

Однако чем являлся Брест-Литовский мир и был ли он окончательной точкой участия России в этой войне? И здесь мы сталкиваемся с двумя ключевыми историческими нарративами, основанными прежде всего на разном отношении к событиям Первой мировой, революции 1917 г. и развернувшейся в дальнейшем Гражданской войны. Речь идет не столько о научном дискурсе, сколько о пространстве исторической памяти, которое строится на ценностном, эмоциональном отношении к историческим событиям.

Одна традиция связана с тем, как интерпретировались эти события в официальном советском историческом нарративе, в котором ключевое место занимала Великая Октябрьская социалистическая революция (учреждающий миф советской державы), а все остальные события выстраивались относительно нее в единой телеологической перспективе: то, что «до» — путь к революции, «после» — свершение и успешный путь. В этом контексте Брестский мир был одновременно и окончанием ненужной для народа мировой войны, и вынужденным тактическим ходом в условиях военного давления немцев.

Немного исторического контекста

Здесь необходимо прояснить ряд исторических событий. В 1917 г. большевики осуществили восхождение к власти во многом благодаря антивоенной риторике, а первым декретом стал Декрет о мире. Рост антивоенных настроений через несколько лет войны отмечался во всех воюющих странах, однако именно в России они нарастали наиболее сильно. Основные причины — низкий уровень подготовки запасных частей, усталость от «окопного» сидения, удаленность фронта от мест проживания солдат, чуждость целей войны для большинства нижних чинов (слабость национального самосознания), ухудшение экономического положения в тылу, а также разочарование итогами кампании 1916 г.

Ширящееся чувство несправедливости, разъедающее социальную ткань общества, — вот о чем нужно говорить в первую очередь. Солдаты в окопах считали несправедливым, что они неделями сидят под огнем, в то время как другие отсиживаются в тылах. Мобилизованные пеняли на тех, кто через взятки или связи откупался или находил теплое местечко в тыловых штабах. Третьи полагали несправедливым, что генералы рискуют их жизнями за даром, т. к. не могут привести войска к скорой победе. Почему я должен жертвовать собою, если плодами победы воспользуются другие? В обществе чувство несправедливости было направлено против различного рода наживающихся на подрядах коммерсантов и нуворишей, против, как полагали, «бездарных» чиновников и военных, которых винили то в дороговизне, то в неудачах на фронте. И конечно же, все эти недовольства концентрировались на носителе верховной власти, императоре Николае II. Весьма показательно, что через два года войны общественное мнение практически всего образованного общества было направлено против него, и даже монархисты говорили, что для спасения монархии надо убрать монарха.

Константин Пахалюк:
Память о Первой мировой и «мягкая сила» современной России

Уже осенью 1916 г. зафиксированы первые случаи отказа тех или иных частей переходить в наступление. Неудивительно, что после февральских событий уровень дисциплины, боевой дух и готовность жертвовать своими жизнями резко упали вниз. Попытки спасти положение за счет введения смертной казни, создания «ударных частей» (тем самым институционально разведя боеспособных и небоеспособных солдат), «перекройки» легитимности через систему военных комитетов и активной пропаганды не успели привести к должному успеху. Масштабные перемещения командного состава привели к тому, что на всех ответственных должностях оказались новые люди, которые пусть и отличились ранее, но они все равно нуждались во времени, чтобы освоиться с новыми обязанностями. Проблема несправедливости также не была решена в войсках. Небольшие, но очень красноречивые примеры из документации 11-й армии. В конце апреля солдаты 7-го финляндского стрелкового полка при отводе в тыл отказались участвовать в занятиях, потребовав оставить это время для отдыха и приведения в порядок, заявив: «если же нас находят недостаточно подготовленными в строевом отношении, то пусть отведут в глубокий тыл» [1]. В середине мая некоторые подразделения 6-го туркестанского полка воспротивились переходу в новый район из-за недостатка пулеметов, неполных рядов и отсутствия летней одежды. Вскоре 6-й и 7-й туркестанские полки отказались сменять части гвардейской дивизии (Павловский и 2-й гвардейский стрелковый) на фронте впредь до приведения ею окопов в надлежащий вид. В других случая неповиновение объяснялось и слабым продовольственным обеспечением. Так, в мае весьма характерную телеграмму генерал А.Е. Гутор направил в штаб Юго-западного фронта: «Представляя при сим рапорт командира 17-го армейского корпуса от 5 сего мая за №1002 и присоединяясь вполне к изложенному в нем, ходатайствую о принятии всех мир к возможно скорому удовлетворению наиболее существенных материальных нужд армии, т. е. питания, обуви, платья и белья и чтобы тем устранить самую острую нужду, дабы она не била в глаза» [2].

«Корниловский мятеж» ударил по наметившемуся союзу между Временным правительством в лице Керенского и верхушкой военного руководства. Министр-председатель одержал пиррову победу: те генералы, с чьими именами небезосновательно связывалось возрождение боеспособности армии, оказались арестованы. Армия продолжила разлагаться, а потеря Керенским «силового ресурса» привела к тому, что октябрьское восстание большевиков оказалось успешным. Было бы ошибочным считать, что на тот момент вся армия была на их стороне, однако на Северном и Западном фронтах они обладали куда большей поддержкой, чем на Юго-Западном и на Кавказе. В условиях борьбы за столицу это имело решающее значение.

virtualbrest.by
Германские войска под командованием генерала Эйхгорна заняли Киев. Март 1918 г.

С провозглашением Декрета о мире большевики связывали не столько завершение самой войны, сколько превращение ее в мировую революцию. Немцы согласились вести переговоры на условиях «мира без аннексий и контрибуций», отметив, однако, что такой вариант они согласны рассматривать только при участии всех воюющих сторон. Безусловно, позиции обеих сторон были лицемерными: немцы стремились навязать наиболее тяжелые условия, в то время как большевики использовали переговоры как площадку для революционной пропаганды, а сами затягивали их, ожидая нарастания революционного кризиса в Германии и странах Антанты. Ввиду усталости народов от войны, продовольственного кризиса у немцев и активизации рабочего движения эти надежды не были лишены оснований. Проблема заключалась в том, что в распоряжении большевиков не было армии, способной вести революционную войну. Более того, уже с конца 1917 г. действующая армия начала стихийно демобилизоваться, что было подкреплено декретом от 10 (23) ноября о постепенном сокращении численности армии. А параллельно в переговоры вступила делегация от Украинской рады, что расширило пространство маневра для немецкой дипломатии. Сразу после заключения мирного договора с нею немцы обострили свои позиции, выставив ультиматум, который был отвергнут Троцким. Вернее, именно тогда он предложил формулу «ни войны, ни мира», а армию распустим. Он уже успел передать приказ большевистскому главнокомандующему прапорщику Крыленко приказ о полной демобилизации, однако теперь уже Ленин отменил его. Немцы восприняли позицию Троцкого как отказ, начав 18 февраля 1918 г. широкомасштабное наступление (операция «Удар кулаком»). Силовая угроза произвела должный эффект, Ленин пошел на уступки и подписал договор на еще более тяжелых условиях, нежели тех, которые обсуждались до этого. В итоге Брестский мир иначе чем «похабным» назвать было нельзя [3].

Само его подписание привело к политическому кризису: из правительства (СНК) вышли левые эсеры, против договора выступили и левые коммунисты (во главе с Н.И. Бухариным), однако благодаря активной работе Я. М. Свердлова удалось избежать раскола партии. Они считали Брестский мир уступкой германскому империализму, фактическим отказом от идеалов мировой революции и «сдачей» своих товарищей на Украине [4]. На местах некоторые советы даже принимали резолюции, призывавшие отменить данный договор, и высказывали опасения о возврате «царско-помещичьих» порядков. Не было единства относительно Брестского мира и среди российских промышленников: одни активно сотрудничали с советской властью по вопросу национализации и консультировали «экономические статьи» договора, другие скорее позитивно отнеслись к миру с Германией (особенно те, кто летом-осенью 1918 г. бежал из Советской России и развернул активную предпринимательскую деятельность в независимой Украине), третьи — негативно [5]. Даже образованный в Москве контрреволюционный Правый центр (занимался поддержкой зарождающегося Белого движения на Юге) раскололся по данному вопросу. Некоторые кадеты (Партия народной свободы) рассматривали возможность того, чтобы в условиях неминуемой внешней угрозы оказать временную поддержку большевикам [6].

Забытая война. Интервью с Александром Чубарьяном

Отметим, что и Ленин, и немцы прекрасно понимали определенную условность многих положений о мире. Так, ни одна из сторон не прекратила пропаганду на территории другой, а уже весной-летом немецкие войска стали постепенно продвигаться на восток, заняв даже Крым и Ростов-на-Дону. Безусловно, многими это рассматривалось как слабость позиций большевиков и потеря завоеваний революции. Но ситуация изменилась осенью, когда державы Центрального блока потерпели поражение. В ноябре 1918 г. в Германии грянула революция, 11 ноября было подписано Компьенское перемирие, а уже спустя два дня Советская Россия денонсировала Брестский мир.

Брестский мир в советском историческом нарративе

Уже после Гражданской войны, когда актуальные политические события превратились в историю, Брестский мир оказался точкой пересечения двух значимых тезисов, легитимирующих советскую власть: антимилитаристская позиция большевиков (которые изначально боролись за прекращение империалистической войны, ведущейся только в интересах крупного капитала) и представление о враждебном окружении (именно германский империализм поставил первое в мире государство «рабочих и крестьян» в тяжелейшее положение, навязав нечестный, грабительский мир). Причем вина перекладывалась на Антанту и США, поскольку именно они отвергли ленинский призыв к миру, а потому заставили вести только сепаратные переговоры [7]. Неудивительно, что на фоне политической борьбы 1920–1930-х гг. и репрессий припоминание бывшим левым коммунистам их былой позиции превратилось в очередной политический аргумент и обвинение в оппортунизме, который чуть ли не стоил жизни советской власти. После Великой Отечественной войны патриотическая линия в интерпретации событий 1917 г. стала усиливаться: царское и временное правительства обвинялись в антинародной политике, в то время как именно большевики представлялись борцами за народные интересы. Естественно, их роль в развале армии в 1917 г. обходилась стороной, а Брестский мир представлялся как вынужденный шаг.

Не будет преувеличением сказать, что в официальном советском историческом нарративе Первая мировая была войной без окончания. Она не обладала «собственным лицом», превращаясь в катализатор объективных социально-экономических противоречий и «нулевую точку» революции 1917 г. Все события после февраля 1917 г. рассматривались уже не как часть собственно Первой мировой, а как часть революции и Гражданской войны. Словно мановением вольной руки Первая мировая (причем представленная как череда поражений и провалов) оставалась в старом самодержавном мире; она вытеснялась из истории мира нового, а сам Брест-Литовский договор был не более чем одной из точек, которую пришлось большевикам поставить на пути в социалистическое будущее. Так, даже образование Рабоче-крестьянской Красной Армии (РККА) декретом от 23 февраля 1918 г. рассматривалось как часть именно истории Гражданской войны, хотя связаны эти события были с наступлением немцев на Псков.

Брестский мир и белоэмигрантский исторический нарратив

Другой альтернативный нарратив относительно Брест-Литовского мира и окончания Первой мировой связан с эмигрантской историографической традицией. Здесь, безусловно, конечная точка — 11 ноября 1918 г., день подписания Компьенского перемирия. Сегодня эта дата является ключевой в памятном календаре многих стран. Россия не стала исключением. Можно вспомнить, что когда в 2000-е гг. отдельные представители власти и общественники Калининградской области стали проводить памятные мероприятия, вспоминая о «забытой войне», то приурочивались они именно к этой дате. Даже после того, как в 2013 г. на федеральной уровне, согласно решению Государственной Думы, 1 августа стал официальным Днем памяти, дата 11 ноября не затерялась в полной мере. Так, например, Российское военно-историческое общество регулярно организует в этот день возложение венков к памятнику героям Первой мировой на Поклонной горе. На символическом уровне это является попыткой восстановить историческую справедливость и словно сказать, что Россию нельзя вычеркивать из истории этой войны, а ее вклад — из общей победы Антанты.

Спецпроект РСМД «Русская дипломатия в эмиграции»

В этом контексте Брест-Литовский мирный договор рассматривается не как вынужденная мера, а как акт предательства национальных интересов страны, предательства усилий русской армии, тех жертв, которые она принесла. Первыми проводниками подобной точки зрения было русское офицерство, составившее костяк Белого движения. Захват власти большевиками считался нелегитимным (особенно после разгона Учредительного собрания), равным образом как и их право подписывать подобные международные документы. Далеко не все альтернативные «белые» правительства признали Брестский мир с Германией: так на юге не признало мир руководство Добровольческой армии во главе с А.И. Деникиным, образованное летом 1918 г. Временное Сибирское правительство объявило о своих тесных связях с Антантой. Образованная в сентябре Уфимская директория однозначно заявила о непризнании Брестского мира. Более того, отдельные бои весной 1918 г. проходили на Кавказской фронте и в Персии, а некоторые герои этих столкновений стали последними георгиевскими кавалерами Первой мировой [8].

Более того, во Франции продолжали находиться русские солдаты из т.н. Русского экспедиционного корпуса. Около тысячи из них сформировали Русский Легион Чести. Весной 1918 г. 1-й батальон был придан Марокканской дивизии, вместе с которой он участвовал сначала в отражении крупного немецкого наступления. Летом он был переформатирован «по образцу» Французского Иностранного легиона: численность доведена до 900 человек, одетых в форму колониального типа, офицерские позиции заняли французы, а командиром стал майор Трамюзе. В таком составе батальон отличился при прорыве «линии Гинденбурга» в сентябре 1918 г. В октябре главнокомандующий генерал А.Ф. Петен наградил Русский Легион Чести Военным крестом с пальмовой ветвью. А проявленный героизм позволил этой части принять участие в ноябрьских торжествах в честь окончания войны. Любопытно, что участником этих боев был и ефрейтор Р.Я. Малиновский — будущий маршал Советского Союза. За них он получил «французский» Военный крест и «русский» Георгиевский крест 3-й степени [9].

Были ли эти солдаты последними защитниками чести своей страны или же простыми наемниками — вопрос спорный, зависящий от взгляда на легитимность большевистского правительства и оценки связи простого человека с государством. Вместе с тем очевидно, что Первая мировая война вовсе не закончилась для многих граждан России 3 марта 1918 г. Более того, уже в среде военной эмиграции стала набирать концепция «утерянной победы», согласно которой в целом успешный для России ход Первой мировой войны был искусственно прерван революционными потрясениями 1917 г., а победа была отнята различного рода революционерами. Отрицание объективного характера революционных потрясений и развала армии требовало поиска других объяснений, которые могли быть найдены только в области конспирологии. А сама Гражданская война стала фактическим продолжением Первой мировой.

1. РГВИА. Ф. 2148 Оп.1 Д. 979. Л. 38.

2. РГВИА. Ф. 2148. Оп.1. Д. 981. Л. 20.

3. Макаренко П.В. Большевики и Брестский мир // Вопросы истории. 2010. № 3. С. 3-21.

4. Войтиков С.С. «Оппозиция в собственном доме». Поражение в Первой мировой войне и «национальное» сплочение в рядах большевистсокй партии. 1918 год // Новейшая история России. 2014. № 3. С. 218-233.

5. Шацилло М.К. Реакция представителей российских деловых кругов на Брестский мир 1918 г. // Вестник РУДН. Серия: история России. 2010. № 1. С. 105-117.

6. См.: Селезнев Ф.А. Вопрос о сепаратном мире с Германией в контексте борьбы российских элит (1914-1918 годы) // Вестник РФФИ. 2017. № 1. С. 22-31.

7. Панцов А.В. Брестский мир // Вопросы истории. 1990. № 2. С. 60.

8. Кузьмин А.В., Мазяркин Г.Н., Максимов Д.Н., Юшко В.Л. Кавалеры Военного ордена Святого Великомученика и Победоносца Георгия за период с 1914 по 1918 г. М., 2008. С. 8.

9. См.: Павлов А.Ю. «Русская Одиссея» эпохи Первой мировой. Русские экспедиционные силы во Франции и на Балканах. М., 2011. С. 130-140.