Можно ли было спасти Договор о ракетах средней и меньшей дальности (ДРСМД)? Безусловно, да. Взаимные претензии сторон относительно выполнения отдельных положений этого соглашения уже давно и весьма детально обсуждались как российскими, так и американскими экспертами на разных уровнях и в различных форматах. Нет дефицита в самых разнообразных предложениях и рекомендациях, призванных устранить имеющиеся разногласия и дать Договору новую жизнь. Равным образом, вряд ли кто-то станет утверждать, что внезапно перед Вашингтоном или перед Москвой возникли какие-то новые, невиданные ранее угрозы безопасности, требующие незамедлительного развертывания одной из сторон ракет средней и меньшей дальности.
И тем не менее Договор умирает. Причем это умирание началось не на прошлой неделе, а как минимум несколько лет назад. Немногочисленные оптимисты утешают себя надежной на то, что заявление Трампа по ДРСМД — всего лишь отражение его своеобразной манеры вести переговоры, уже привычный «трамповский блеф» и политический «наезд», и что пока никакого окончательного решения в Белом доме не принято. Но даже оптимисты вынуждены признать, что шансы на сохранение ДРСМД сокращаются с каждым месяцем.
Российская сторона уверенно возлагает главную ответственность за агонию Договора на Соединенные Штаты. Действительно, на официальном уровне именно в Вашингтоне, а не в Москве высказывались сомнения в ценности ДРСМД. Именно американское руководство вынесло разногласия по поводу выполнения Договора в публичное пространство, именно США с недавних пор последовательно игнорировали многолетнюю традицию не увязывать вопросы стратегических вооружений с другими аспектами двусторонних отношений. В самой Америке политическая оппозиция не без оснований упрекает Государственный департамент в недостаточных усилиях по спасению Договора.
Но справедливости ради стоит признать, что и в России многие выражали и продолжают выражать недовольство Договором, считая его невыгодным для России, а его подписание в 1987 г. — чуть ли не предательством интересов национальной безопасности со стороны Михаила Горбачева и его команды. Дескать, и носителей СССР тогда сократил вдвое больше, чем США, а боезарядов — так даже втрое. И американские системы морского базирования оказались вне соглашения. И союзники США по НАТО не взяли на себя никаких обязательств в рамках ДРСМД. И сегодня мы слышим комментарии в том смысле, что Москва в очередной раз переиграла Вашингтон, вынудив американцев взять на себя всю ответственность за слом ненужного и даже опасного для России соглашения.
Без стержня
Как бы то ни было, ни одна, ни другая сторона не проявила политической воли и настойчивости, готовности к компромиссам, тем более — к односторонним шагам во имя сохранения Договора. Задача спасения ДРСМД, как, очевидно, и задача сохранения контроля над вооружениями в целом, оказалась недостаточно приоритетной для руководства обеих стран, чтобы перевесить ситуативные интересы отдельных ведомств, давление настроенных на «жесткость» политических группировок и общую логику российско-американской конфронтации.
Пагубные последствия слома ДРСМД более чем очевидны. Даже если оставить за скобками демонтаж столь важных для обеих сторон механизмов верификации, отказ США от Договора — новый виток в спирали эскалации напряженности в двусторонних отношениях. По своему политическому значению Договор по РСМД сравним с советско-американским Договором по ПРО от 1972 г. А выход администрации Дж. Буша младшего из Договора по ПРО в конце 2001 г. российские руководители до сих пор регулярно предъявляют своим американским коллегам как одно из главных решений Белого дома, повернувших вспять позитивное развитие отношений между двумя странами в начале века.
Еще более важно другое: за почти три десятилетия, прошедшие после развала Советского Союза, Москве и Вашингтону так и не удалось найти новую основу развития своих отношений, не связанную с контролем над стратегическими вооружениями. Не случайно основным достижением периода «перезагрузки» в первую администрацию Барака Обамы считалось все-таки не вступление России в ВТО, не отмена поправки Джексона–Веника, не развитие экономического сотрудничества, а подписание Договора СНВ-3.
Контроль над стратегическими вооружениями оставался стержнем отношений между Москвой и Вашингтоном с начала 70-х годов прошлого века. Вынимая этот стержень (а за выходом США из ДРСМД перспективы продления последнего действующего двустороннего Договора по стратегическим вооружениям ДСНВ-3 становятся крайне неопределенными), мы не только окончательно лишаем наши двусторонние отношения особого статуса в мировой политике, но и резко снижаем важность России и США друг для друга.
Региональное и глобальное
Естественно, негативные последствия коснутся не только наших двух стран, но и многих других. Первыми новую ситуацию почувствуют на себе европейцы, поскольку системы средней и меньшей дальности порождают новые риски в первую очередь именно на Европейском континенте. Судя по всему, заявление Трампа по ДРСМД оказалось для европейских партнеров Вашингтона неприятной неожиданностью. Не случайно, что одним из первых на это заявление весьма резко отреагировал именно Берлин устами министра иностранных дел ФРГ Хайко Мааса.
Последствия почувствуют на себе и китайцы. Понятное дело, что, отказываясь от Договора, США развязывают себе руки не только на Европейском, но и на Азиатском театре. Нетрудно предсказать, что Пентагон рано или поздно начнет расширять арсенал средств сдерживания Китая, закрепляя за собой позиции «эскалационного доминирования». И системы средней дальности могли бы сыграть здесь не последнюю роль — если, конечно, среди азиатских союзников и партнеров США найдутся желающие такие системы увидеть на своей территории.
Проиграет и глобальная международная безопасность. Хотя бы по той причине, что в условиях отказа от ДРСМД очень проблематичным представляется будущее режима нераспространения ядерного оружия, которое должно стать предметом обсуждения на следующей Обзорной конференции 2020 г. Ведь если США и Россия, имеющие в своем распоряжении львиную долю мировых ядерных арсеналов, не готовы поступиться даже одним–двумя типами их носителей, то что они вправе требовать у других членов мирового сообщества? Не исключена возможность того, что следующая Обзорная конференция окажется одновременно и последней, логично дополнив процесс распада двусторонней системы контроля над стратегическими вооружениями.
Конец эпохи и начало новой
Но причитаниями и рисованием апокалиптических картинок делу уже не поможешь. Контроль над стратегическими вооружениями в том виде, в котором мы его знали со времен первых соглашений, подписанных почти полвека назад Леонидом Брежневым и Ричардом Никсоном, подходит к своему закономерному концу. Последние разрушительные шаги администрации Трампа, вероятно, ускорили печальную развязку и придали ей дополнительный драматизм, но эта развязка так или иначе была неизбежной. Вернуться в 70-е годы прошлого века или даже в 2010 год, когда Дмитрий Медведев и Барак Обама подписали ДСНВ-3, в любом случае не получится независимо от того, какая администрация окажется в Белом доме в 2024 или в 2030 г.
С другой стороны, трудно себе представить, что в мире существуют государства, заинтересованные в ничем и никем не ограниченной гонке ядерных вооружений. «Игра без правил» в этой сфере слишком рискованна, а с каждым новым проходящим десятилетием XXI века, если не с каждым проходящим годом, она становится рискованнее, чем раньше. Следовательно, какие-то новые механизмы контроля над стратегическими вооружениями так или иначе будут прорастать сквозь нагромождение обломков старой двусторонней советско/российско-американской системы. Сегодня, наверное, никто не может предсказать, какими конкретно будут эти новые механизмы. Более понятно, какими они наверняка не будут.
Во-первых, в прошлом останется двусторонний формат контроля над стратегическими вооружениями. Соединенные Штаты выражают все больше озабоченности развитием ядерного арсенала Китая, баллистического потенциала Ирана и т. д. Собственно говоря, критика ДРСМД, звучащая сегодня из уст Джона Болтона, Джеймса Мэттиса и других членов команды Трампа, связана не столько с возможными российскими нарушениями, сколько с тем, что Договор никак не ограничивает развитие ракетно-ядерных сил КНР. России также так или иначе придется принимать во внимание растущие возможности официальных и неофициальных членов «ядерного клуба», помимо США. Соответственно, двусторонний российско-американский формат должен быть тем или иным образом преобразован в формат многосторонний. Задача не из тривиальных, но так или иначе заняться ее решением придется.
Во-вторых, будущие соглашения едва ли станут оформляться в виде традиционных, юридически обязывающих и подлежащих ратификации договоров. Ратифицировать какие бы то ни было международные договоренности сегодня оказывается делом крайне сложным, а во многих случаях — попросту невозможным. Тем более в ядерной сфере. Особенно если исходить из того, что нам еще предстоит пройти через исторически длительный период острой российско-американской конфронтации. Какие в этих условиях могут быть даны гарантии выполнения сторонами достигнутых договоренностей? Вопрос пока остается открытым. Впрочем, как показывает опыт того же ДРСМД, равно как и Договора по ПРО, такие гарантии не дают и юридически обязывающие соглашения – из любого такого соглашения можно оперативно выйти, выполнив несложные формальные процедуры.
В-третьих, в центре будущего контроля над стратегическими вооружениями вряд ли будут находиться количественные параметры ядерных арсеналов договаривающихся сторон. Нет никаких оснований полагать, что количественная гонка вооружений — по типу той, которая велась Советским Союзом и Соединенными Штатами во второй половине прошлого века, повторится в нынешнем столетии. Главной головной болью переговорщиков будут не количественные, а качественные характеристики стратегических арсеналов – таких, как, например, растущее использование в этой области элементов искусственного интеллекта.
Допустимо предположить, что из опыта прошлого в будущем более востребованными окажутся не традиционные двусторонние модели ДРСМД или СНВ-III, а более гибкий многосторонний формат соглашения по иранскому ядерному досье 2015 года. Хотя, как все уже успели убедиться, и этот формат не дает полноценных гарантий выполнения договоренностей, оставаясь заложником внутриполитических сдвигов в одной из ведущих ядерных держав.
Возможно, сам термин «контроль над вооружениями» потребует пересмотра. На место двустороннего, юридически обязывающего, преимущественно количественного «контроля над вооружениями» может прийти многостороннее, неформализованное, преимущественно качественное «управление стратегическими вооружениями». В этой новой системе координат очень большую роль будут играть наличие многочисленных линий коммуникаций не только на высшем, но и на других уровнях, оперативный обмен военной информацией, сравнение военных доктрин, представлений об угрозах и планов развития стратегических сил, совместное противодействие распространению ядерного оружия, ядерному терроризму и прочее.
В ядерном мире наступает новая эпоха. Этот мир становится более сложным, менее предсказуемым и, потенциально, — более опасным, чем уходящий в прошлое мир XX века. Хотелось бы надеяться, что предстоящий выход США из ДРСМД не просто даст России добавить еще один пункт к и без того длинному списку обид и претензий Москвы в адрес Вашингтона, но и активизирует поиски новых моделей и новых алгоритмов снижения ядерных рисков и укрепления стратегической стабильности на глобальном и региональном уровнях.
Для этого у нашей страны есть все необходимые предпосылки — наличие уникального опыта в разработке и использовании самых различных механизмов контроля над вооружениями, богатые традиции советской и российской школы международников-переговорщиков, сохранившееся сообщество высокопрофессиональных экспертов по стратегическим вооружениям. Кроме того, Россия по-прежнему остается одной из двух ядерных сверхдержав. А поскольку в ближайшее время вторая ядерная держава едва ли сделает многосторонний контроль над стратегическими вооружениями своим главным приоритетом, конкуренция со стороны США на этом поле России пока не грозит.
В стратегической ядерной игре, ведущейся с середины прошлого века, человечество так и не справилось с большинством предложенных историей квестов, но, по крайней мере, сохранило жизнь. Теперь нас всех переводят на новый уровень повышенной сложности. Первому игроку приготовиться.