Конституционные поправки и международное позиционирование России: символизм и реальность

Одобренные в России поправки к Конституции в своей суверентистской части вызвали известную полемику за рубежом и у нас в стране, что понятно. Другое дело, что их значение подается гипертрофированно. Забывается, что они лишь дублируют общие принципы современного международного права, которые еще называются Вестфальскими. Конечно, вполне можно было бы обойтись и без этих поправок, которые как бы служат дополнительной страховкой. Но они — часть общего пакета, который надо рассматривать в целом и во внутриполитическом контексте. Они ни в коей мере не превращают страну в крепость или бункер, хотя такой тренд в международной жизни присутствует — достаточно взять Америку Трампа. Даже Венецианская комиссия Совета Европы дала свое весьма умеренное заключение, пусть даже пока частичное. Но главное, наверное, в том, что в современных условиях невозможно ни «закрыть» страну изнутри, ни изолировать ее извне. Достаточно посмотреть не только на Россию, но и на Китай, который администрация Трампа усиленно пытается «закрыть». Символизм поправок — как наш «ответ Трампу» (точнее, западным элитам в целом) — понятен и оправдан, но какова реальность?

Важно то, что Москва последовательно выступает против любых ограничительных мер, будь то передвижение людей или торгово-экономические связи.

Никакие поправки к Конституции не помешают России ответить взаимностью на руку, протянутую Западом. Все будет решать контекст наших отношений. Да и последнюю рубашку ведь не потребуют у нас наши состоятельные партнеры — договоримся по всем стратегическим вооружениям, включая новые системы, чтобы всем было спокойно. Пока же, как у Стинга: That’s not the shape of my heart — это нам не по душе, и с этим ничего не поделаешь.

Но ложимся в неё и становимся ею,
Оттого и зовем так свободно — своею.
Анна Ахматова

А с Запада несло викторианским чванством,
Летели конфетти и подвывал канкан.
Анна Ахматова

Я читал, что наш век — это век вырождения Фауста. Это так.
Дмитрий Быков

Теперь пора мелких фрактальных событий, плавного размывания посредством постепенного соскальзывания… Это вводит нас в горизонтальную эру событий без последствий, последний акт разыгрывается самой природой в свете пародии.
Фатальные стратегии, Жан Бодрийяр

Одобренные в России поправки к Конституции в своей суверентистской части вызвали известную полемику за рубежом и у нас в стране, что понятно. Другое дело, что их значение подается гипертрофированно. Забывается, что они лишь дублируют общие принципы современного международного права, которые еще называются Вестфальскими. Конечно, вполне можно было бы обойтись и без этих поправок, которые как бы служат дополнительной страховкой. Но они — часть общего пакета, который надо рассматривать в целом и во внутриполитическом контексте. Они ни в коей мере не превращают страну в крепость или бункер, хотя такой тренд в международной жизни присутствует — достаточно взять Америку Трампа. Даже Венецианская комиссия Совета Европы дала свое весьма умеренное заключение, пусть даже пока частичное. Но главное, наверное, в том, что в современных условиях невозможно ни «закрыть» страну изнутри, ни изолировать ее извне. Достаточно посмотреть не только на Россию, но и на Китай, который администрация Трампа усиленно пытается «закрыть». Символизм поправок — как наш «ответ Трампу» (точнее, западным элитам в целом) — понятен и оправдан, но какова реальность?

Андрей Кортунов:
Крепость или бункер?

Важно то, что Москва последовательно выступает против любых ограничительных мер, будь то передвижение людей или торгово-экономические связи. Конечно, можно только сожалеть, что санкции активно используются во внешней политике западных стран, но в этом есть и позитивная сторона: они пришли на смену обычной войне, что свидетельствует о её невозможности и нежелательности и знаменует тот огромный прогресс, которого добилось человечество ценой двух мировых войн и войны холодной — эти жертвы не были напрасными. А что до санкций, то жизнь возьмет свое. Так, американские политологи, в частности М. Рожански и М. Киммадж на страницах National Interest, призывают Вашингтон относиться к России как к «третьему соседу» (после Канады и Мексики); бывший посол США в Москве У. Бёрнс в Atlantic пишет о важности «сосуществования» с Китаем, а депутат Бундестага Кристиан Шмидт (фракция ХДС/ХСС) считает, что пришло время вернуться к вопросу о членстве России в НАТО, который ставился Москвой еще в советскую эпоху.

Более того, благодаря санкциям Россия оказалась лучше подготовленной к жизни в условиях деглобализации, которая, опять же — не война, как в 1914 году, — пришла на смену безоглядной глобализации. Пандемия коронавируса — в рамках того, что Глобальный институт McKinsey назвал «великим ускорением», — подтвердила непреходящее значение национальных государств и их базовой самодостаточности, включая сферу здравоохранения. Понятно, что не менее важно и международное сотрудничество, за которое всегда выступала Москва, но в плане демократической подотчетности власти электорат не может спросить с ООН, а только со своего правительства.

России всегда было чуждо чванство в международных отношениях. И Мюнхенская речь В. Путина отнюдь не была вариантом Фултона. Просто президент России заявил, как это сделал канцлер А.М. Горчаков в своей депеше от 21 августа/2 сентября 1856 г., что политика страны отныне будет «национальной» с фокусом на «развитие внутренних сил» (если цитировать Горчакова). Политобозреватель Financial Times Г. Ракман, примеряя на Великобританию в связи с Брекзитом судьбу России после распада Советского Союза, проводил ту мысль, что надо считаться с интересами стран, долгое время существовавших в качестве великих держав, в противном случае надо быть готовыми им противостоять. Поэтому в Мюнхене не было сказано ничего запредельного и агрессивного — простая констатация факта.

Но возвращаясь к горчаковскому циркуляру. Ему предшествовало четыре десятилетия активной европейской политики Санкт-Петербурга — в духе легитимизма и «европейского концерта» / Священного союза, начиная с усилий по нанесению Наполеоновской Франции окончательного поражения, что, замечу, было экономно и нравственно. Эту линию сейчас называют интервенционизмом. Как и любая политика, она рано или поздно изнашивается: поэтому «сапоги» лучше менять вовремя, не дожидаясь, пока они износятся до дыр. Как верно и то, что «Родину нельзя унести на подошвах своих сапог», раз уж речь зашла о сапогах. После распада СССР современная Россия отказалась от попыток вмешиваться в дела других, разве что в случаях, когда ее провоцировали, как это было с Кавказским кризисом 2008 года и Украинским 2014 года. Но и тут вопросы нравственности и экономии ресурсов были на первом месте: к всеобщему удовлетворению, понятно, что у некоторых — скрытому, удалось избежать «большой войны» на Кавказе и второй Крымской войны.

Главным драйвером деглобализации и санкционной политики Запада является Америка Трампа. Но так ли уж Трамп оригинален? Думаю, не больше, чем Александр II, которому пришлось иметь дело с наследием Александра I и Николая I, увлекавшихся европейскими делами в ущерб собственным. Тот же У. Бёрнс пишет, что Америка более не в состоянии диктовать другим и ей надо «изгнать немало бесов». Вот Трамп и изгоняет их при поддержке своего электората, настрадавшегося от глобализации, которая, как считает британский исследователь Д. Гудхарт, поделила западное общество на космополитичные элиты и укорененное в своих странах большинство. Америке стало не до интервенционизма элит, будь то его силовой или либерально-гуманитарный вариант. Если США и могут диктовать, то только союзникам, да еще на двусторонней основе, как это было при недавнем перезаключении Соглашения о Североамериканской зоне свободной торговли.

Мэттью Рожански, Майкл Киммадж:
Третий сосед: может ли Америка ужиться с путинской Россией?

Нынешние волнения в США отсылают еще к одному элементу общности между Америкой и Россией — рабству / крепостному праву и их отмене. Можно представить себе, что было бы, если бы наши крестьяне получили «права людей» только сто лет спустя, как афроамериканцы. Режим апартеида, похоже, мутировал в одержимость правом на ношение оружия. В России тоже запасались оружием в канун отмены крепостного права. Кое-кто даже эмигрировал на этой почве (о таких пишет Анна Григорьевна Достоевская в своих воспоминаниях). Сейчас демократы выступают в роли Горбачева, правда, готовые «слить» уже саму страну, а не только её международные позиции. Трудно не согласиться с сенатором А. Пушковым относительно «геополитической капитуляции», но виноваты и сами немцы, которые могли потребовать у американцев приглашения России в НАТО в качестве условия пребывания в альянсе повторно объединенной Германии. Лучше поздно, чем никогда: уверен, Россия не будет кокетничать и тогда альянс мягко преобразуется в общерегиональную систему коллективной безопасности. Если нет, то тем хуже для НАТО, которой приходится прикрывать политику рэкета/вымогательства американцев по отношению к союзникам: Трамп теперь готов требовать от них увеличения военных расходов не до 2%, а уже до 4% ВВП!

Встает вопрос о симуляции и симулякрах. Трамп явно имитирует политику Москвы в части глобальной энергетической державы и использования ВПК как средства реиндустриализации Америки. Как бы то ни было, всем остается ждать, чем закончится революция Трампа, призванная сделать Америку нормальной страной, и удастся ли либеральным элитам ее остановить, в том числе на путях предполагаемого «левого переворота» — если победившего Дж. Байдена отставят по 25-й поправке и его место займет левый / левая вице-президент. Именно эти элиты одержимы «российской угрозой», именно они создают ситуацию фактического двоевластия в стране, что и обусловливает непредсказуемость Америки для всех её партнеров, не только России. При этом они никак не хотят признать, что началом конца либерализма, если его не путать с неолиберализмом и «либеральным порядком», стал распад СССР с его социальными идеалами и с его внешней политикой «мир, дружба, жвачка, какао». Ей на смену не могла не прийти политика национальных интересов, не замешанных на идейных сантиментах. Этим сейчас занимается и Трамп, разумеется, как может. Нельзя недооценивать серьезность происходящего в США, но и впадать в галлюцинацию о грядущем распаде Америки тоже было бы неверным: не распалась же Россия!

Никакие поправки к Конституции не помешают России ответить взаимностью на руку, протянутую Западом. Все будет решать контекст наших отношений. Да и последнюю рубашку ведь не потребуют у нас наши состоятельные партнеры — договоримся по всем стратегическим вооружениям, включая новые системы, чтобы всем было спокойно. Пока же, как у Стинга: That’s not the shape of my heart — это нам не по душе, и с этим ничего не поделаешь.

О фаустовской душе западного человека и её «полете в бесконечное пространство» писал еще О. Шпенглер. Сейчас наступило время переоценки ценностей Западной цивилизации. Ф. Тютчев писал, что «Россия самим фактом своего существования отрицает будущее Запада», имея в виду переходный характер нашего затянувшегося раздельного существования в истории. Мы могли об этом не думать, но это постоянно ощущали западные элиты, которые далеко не случайно до сих пор не могут нам простить Победу над нацистской Германией.

Александр Крамаренко:
Стратегическая стабильность в эпоху коронавируса: от геополитики к биополитике?

Наконец, если всерьез говорить об угрозе закрытости страны, то это невозможно уже в силу того, что в 90-е годы мы, к сожалению, «вляпались» в капитализм образца до Великой депрессии (он же неолиберализм, рейганомика и тэтчеризм), потерявший «человеческое лицо», и он понравился части наших элит — с его ужасающим неравенством и возможностью крыть наименее обеспеченные слои населения «нищебродами». Преодолевать трагический провал в чуждую нашему духу систему координат призваны социальные поправки, но это уже тема внутриполитических дебатов, предмет более широкого вопроса о сути облика России, который по-разному искажался на разных отрезках нашего псевдоморфного (О. Шпенглер) социокультурного развития. Вполне возможно, что задача будет решаться вместе с Европой, которой предстоит повторная «социализация» экономики (первая была предпринята в ответ на «вызов Советского Союза» после Второй мировой войны).

В целом, ситуация в Америке и мире свидетельствует о том, что усталость элит всегда приводит к инерции банальной политики, что плохо кончается. Ж. Бодрийяр убедителен, когда пишет о «фрактальных (см. Википедию) событиях без последствий» (поскольку «сами следы стираются этой новой судьбой»). Мы имеем Запад, сжимающийся до своего англосаксонского сегмента, НАТО, которая превращается в убогий бизнес-проект без перспектив на выживание в качественно новой глобальной среде, и т.д. Более того, Североатлантический альянс удваивается, поглощая энергию своей противоположности — вымогательство Вашингтона, и иллюстрирует идею Бодрийяра об «экстазе», оставляя союзников уже в тривиальном экстазе. Все оказались перед лицом комплексной развязки комплексной глобальной ситуации. И тут поможет признание того, что все имеют право на свою правду, а теперь… и на свои факты. С этих позиций, конечно, можно по-разному судить о современном положении России и ее месте в мире, но без претензий на истину, которая стала главной жертвой исторического опыта Европы не без решающего вклада Запада, явно заигравшегося со смыслами.