Контртерроризм плюс: восток Сирии при президенте Байдене

Избранный президент США Джо Байден чётко демонстрирует, что не только он — командный игрок, уже определивший контуры своей будущей администрации, — но и вся Америка вернется в лоно «команды», играющей в составе давних региональных альянсов, под его руководством. В случае с Сирией Дж. Байден и номинированные им на посты госсекретаря Энтони Блинкен и советник по нацбезопасности Джейк Салливан также занимают ясную позицию: США должны сохранять свое присутствие на востоке Евфрата для поддержки местных партнеров в их борьбе с предотвращением возрождения ИГ (организация признана террористической, ее деятельность запрещена на территории РФ) и должна продолжать добиваться реальных политических уступок от Башара Асада. Однако именно ставка на оживление поддержки партнеров на Ближнем Востоке является в сирийском досье тем фактором, который усложняет поиск решения сирийской головоломки: большинство из них имеют разные позиции в конфликте. В их интересах не углублять, а ослаблять противоречия с Вашингтоном по целому перечню вопросов, что может привести к новым компромиссам по САР, но необязательно к тем, на которые рассчитывают в Дамаске и Москве.

Гипотетически Москва могла бы работать на востоке САР и даже предложить Западу вариант, при котором ее деятельность могла быть выведена из-под действия «закона Цезаря». То есть не поощрять прямую продажу энергоресурсов режиму через тех же братьев Катаржи, концентрировать средства в «серых зонах» с ограниченным влиянием режима и тем самым стимулировать реконструкцию Сирии.

При этом среди региональных игроков наблюдается понимание того, что, во-первых, Москва при розыгрыше комбинаций всегда занимала позицию, нацеленную на дополнительную легитимацию режима Б. Асада. А во-вторых, Россия заинтересована в использовании САР для расширения своего влияния в Африке и на Ближнем Востоке, поэтому она сама использует кризисы для продвижения своих интересов, но при этом есть сомнения в том, что существует консенсус — когда и до каких пределов стоит поддерживать конкретных политических лидеров и этноконфессиональные группы.

Избранный президент США Джо Байден чётко демонстрирует, что не только он — командный игрок, уже определивший контуры своей будущей администрации, — но и вся Америка вернется в лоно «команды», играющей в составе давних региональных альянсов, под его руководством. В случае с Сирией Дж. Байден и номинированные им на посты госсекретаря Энтони Блинкен и советник по нацбезопасности Джейк Салливан также занимают ясную позицию: США должны сохранять свое присутствие на востоке Евфрата для поддержки местных партнеров в их борьбе с предотвращением возрождения ИГ (организация признана террористической, ее деятельность запрещена на территории РФ) и должна продолжать добиваться реальных политических уступок от Башара Асада. Однако именно ставка на оживление поддержки партнеров на Ближнем Востоке является в сирийском досье тем фактором, который усложняет поиск решения сирийской головоломки: большинство из них имеют разные позиции в конфликте. В их интересах не углублять, а ослаблять противоречия с Вашингтоном по целому перечню вопросов, что может привести к новым компромиссам по САР, но необязательно к тем, на которые рассчитывают в Дамаске и Москве.

Проактивность следующей администрации

Марианна Беленькая:
Израиль между Трампом и Байденом

В экспертном сообществе и СМИ распространена точка зрения, что США при президенте Дж. Байдене не будут тратить весь политический капитал на сирийское досье, несмотря на сохранение небольшого присутствия американских военных и подрядчиков в САР, а будут заняты ремонтом отношений с союзниками и более глобальными сделками. Тем более что и у Джо Байдена есть стремление к оптимизации присутствия на Ближнем Востоке, демилитаризации внешней политики, возвращению «подавляющего большинства» американских войск домой, однако не в таком гротескном виде, как у Д. Трампа — тот заявлениями о выводе войск лишь провоцировал новые кризисы. Правда, стоит учитывать, что задача оживления дипломатии и укрепления многосторонних союзов потребует от команды Байдена широкой ревизии решений Д. Трампа и, как следствие, активного вовлечения в проблематику Ближнего Востока, где различные треки имеют достаточно пересечений.

Например, отголоски затянувшегося политического шторма в Ливане напрямую слышны в САР и влияют на девальвацию сирийского фунта. Остановивший свою политическую жизнь в ожидании парламентских выборов Ирак в принципе не против предоставить транзитный маршрут для поставок сирийских товаров в Персидский залив — в обход санкций. Проблема палестинцев, которую Д. Трамп окончательно обострил, «оседлав» объективный процесс нормализации отношений Израиля с арабскими странами, также имеет сирийское измерение из-за продолжающихся контактов Дамаска с фракциями анклава под присмотром Ирана. А необходимость корректировки отношений с Турцией, нарушившей, по мнению Вашингтона, натовскую солидарность приобретением ЗРС С-400, упирается в потребность поддержки политики Анкары в Идлибе и урегулирования вопроса участия курдских фракций в политических переговорах. Эта последняя проблема в период президентства Д. Трампа осложнялась и тем, что из-за своенравного поведения хозяина Белого дома разработка политики на сирийском направлении ложилась на плечи военных, а не политиков.

Таким образом, гипотетически у Байдена будет довольно широкий инструментарий давления на Сирию, при котором конфликт с открытым финалом станет работать на позицию Вашингтона, а не на союзников Дамаска, которые до этого, не встречая особого сопротивления, рассматривали такую модель как сценарий «ползучей интеграции» Сирии обратно в арабский мир.

Тактическое преимущество

В экспертной среде высказывается и точка зрения, согласно которой команда Дж. Байдена может всё-таки принять решение о выводе войск из Сирии, поскольку в Вашингтоне есть ощущение усталости от конфликта, а среди демократов много тех, кто сосредоточен прежде всего на борьбе с ИГ, а не на достижении цели реформирования сирийской государственности. Однако стоит учитывать следующий парадокс: контртеррористическая стратегия Дж. Байдена за годы президентства Д. Трампа лишь выкристаллизировалась, и этот факт снижает вероятность того, что присутствие США в Заевфратье подвергнется ревизии в плане резкого сокращения возможностей.

Россия и ЕС в Сирии. В поиске новых подходов? Рабочая тетрадь РСМД

Джо Байден является известным сторонником стратегии, которую он давно назвал «контртерроризм плюс» (Counterterrorism Plus): подхода, где в борьбе с мировым терроризмом упор сделан не на крупномасштабное развертывание войск, а на использование небольших групп спецназа с активной воздушной поддержкой. Ещё в период президентства Б. Обамы Дж. Байден доказал выигрышность своей модели по сравнению с моделью генерала Дэвида Петреуса, который предлагал подход secure-hold-build, то есть обеспечение безопасности территории, развертывание войск для её удержания и создание госинститутов.

Контртеррористическую стратегию Джо Байдена подкрепляет и более чем пятилетний опыт работы с Сирийскими демократическими силами (SDF). Пусть не лишенный недостатков из-за преобладания в альянсе курдской компоненты он в очередной раз доказал выигрышность подхода «тактического преимущества» (предоставление партнерам возможности преодолевать локальные угрозы при решении собственных задач) по сравнению с подходом «зеркального отображения» (Mirror imaging) — воссоздания в локальном масштабе силовых структур по американскому образцу.

Дж. Байден также не раз заявлял, что действия США должны быть сосредоточены на том, чтобы остатки Аль-Каиды (организация признана запрещенной, ее деятельность запрещена на территории РФ) и ИГ не смогли восстановить себя. В сочетании с процессами оптимизации американского присутствия в Ираке вряд ли возможен вывод войск с сохранением поддержки местных союзников с воздуха, хотя такой сценарий до сих пор обсуждается в американской экспертной среде. Стратегия «околосирийского наблюдения» с баз в Иордании, Ираке и т.д. невозможна без присутствия на земле, которое минимальными усилиями обеспечивает ограничение доступа в регион: в случае вывода войск вряд ли США даже при их доминировании в воздухе получат беспрепятственный доступ в воздушное пространство Сирии.

В ожидании президента Байдена

Судя по общей динамике «на земле», заинтересованные игроки воспринимают период «хромой утки» Д. Трампа как время для улучшения своих позиций. Получить больше вариантов для обмена — оптимальный вариант в условиях, когда команда нового главы Белого дома уже дала понять, что диалог с Б. Асадом невозможен, а продвижение декоративного политического процесса под видом реального признано не будет.

Так, в Тегеране возлагают большие надежды на то, что президентство Джо Байдена положит начало новому этапу диалога с Вашингтоном и даже возобновлению ядерного соглашения от 2015 г. При этом иранцы не могут не понимать, что пересмотр сделки должен будет включать в себя какую-то либо гарантию хотя бы не столь выпуклого вмешательства Ирана в сирийскую политику. На этом фоне последние месяцы Иран осторожно повышает свои ставки, усиливая, например, вербовку сирийцев в подразделения шиитского интернационала в районе Заевфратья, — в общем занимается тем, от чего может при определенных условиях отказаться. При этом у Тегерана есть достаточное количество активов для любого размена: за все эти годы он сформировал многоэшелонированное присутствие в Сирии, которое выражается не только в укреплении 4-й механизированной дивизии под управлением брата президента Махера Асада и Республиканской гвардии и укоренении в них проиранских бригад, но и в реализации долгосрочных и важных экономических проектов вроде строительства электрических станций с передающей сетью в различные провинции Сирии.

Москва вроде бы также решила выйти из режима «стратегической паузы» на востоке Сирии, обусловленной не столько вовлечением в операцию «Белая пустыня» по борьбе с диверсионными группами ИГ (началась фактически с момента гибели россиян 18 августа), сколько стремлением не ассоциироваться с подрывной деятельностью сирийской разведки на территориях, находящихся под управлением AANES (Автономной администрации северо-восточной Сирии). Несмотря на периодические «дорожные» гонки российских и американских патрулей, очевидно, затишье последнего полугодия объяснялось тем, что Москва не хотела ассоциироваться с игроком, который пытается подорвать полуавтономию в Заевфратье, чтобы при более благоприятной конъюнктуре снова выступить в роли посредника и стать выгодоприобретателем. Однако в ближайшее время, скорее всего, — формально в рамках продолжения очередного этапа операции — присутствие российских военных для сформированной группировки сирийских войск «Заевфратье» будет расширено, тем более что боевики ИГ также повысили активность — и это привело к установлению комендантского часа на ряде участков трассы М20.

Интересна и деятельность, развернута в последние месяцы в Заевфратье под управлением AANES. Лаконично её можно описать как консолидацию сил с перспективой объединения делегаций северо-запада и северо-востока, но с открытой возможностью для компромисса.

Этот процесс важен, поскольку именно от Джо Байдена небезосновательно ждут оживления так называемого курдско-курдского диалога — между представителями Курдского национального совета (КНС), взаимодействующего с Турцией и тяготеющего к иракскому клану Барзани, и партиями Курдского национального единства — структуры, объединившей в мае 2020 г. в Камышлы 25 курдских политических движений и организаций, среди которых и Демократический союз. Формально стороны достигли договоренности о формировании Высшего курдского переговорного органа из 40 человек, однако его еще предстоит вписать в политическую формулу при множестве разногласий из-за формы отношений с Рабочей партией Курдистана.

Здесь США и Турция при всех разногласиях всё же могут найти общий знаменатель. Например, если политическое руководство Турции поддержит инициативы собственных спецслужб, в частности, Национальной разведывательной организацией (MIT), направленные на сдержанное разделение полномочий между двумя условными блоками — КНС и Демсоюзом, а Вашингтон усилит дальнейший процесс ограничения влияния РПК в восточной Сирии, то есть поспособствует снижению в курдских отрядах доли несирийских бойцов и убедит сирийских если не отказаться совсем от принадлежности к партии, но хотя бы избавиться от соответствующей символики.

Понятно, что на этом пути у Анкары и Вашингтона достаточно проблем, учитывая сопротивление РПК появлению в Восточной Сирии двоевластия по иракской модели (Демократическая Партия Курдистана/Патриотический союз Курдистана), но возможности для компромиссов здесь всё же существуют. Тем более что есть и другие немаловажные микропроцессы, которые в период президентства Байдена могут обрести далеко не формальные черты. Среди них — создание цепочки более мелких альянсов вроде Фронта мира и свободы (Peace and Freedom Front), основу которого составили КНС и движение «Завтра Сирии» (Syria's Tomorrow Movement) Ахмеда Джарбы. Или усиление Партии будущего Сирии (Future Syria Party) и диалог её членов в Ракке с представителями Идлиба, Хамы и Хомса.

Александр Аксененок:
Россия и Сирия: нюансы союзнических отношений

Однако это не означает, что сирийские курды обрубили все возможности для компромиссов. Так, они не закрывали каналы связи с режимом (и, что немаловажно, оставили под его контролем аэропорт в Камышлы) ни после бомбардировок авиацией Б. Асада их позиций в 2016 г., ни после операции Турции в Африне в 2018 г., которая стала возможной в результате бартерной сделки Москвы и Анкары, ни после голосования в ООН, которое закрыло возможность получения AANES помощи в обход Дамаска.

Новые компромиссы

Прошедшая в конце ноября 2020 г. конференция политического крыла SDF — Сирийского демократического совета (SDC) — по итогам 13 общественных консультаций привлекла внимание не только попыткой AANES легитимизировать себя в очередной раз и объявить о реформах, но и выступлением на мероприятии наряду с реальной оппозицией представителей Каирской и Московской платформ.

Ещё в январе 2016 г. Москва предпринимала попытки включить SDC в состав «московской группы» Кадри Джамиля (тогда против представителей курдов из Каирской платформы выступили члены «эр-риядской группы»), но в итоге на тот момент сопредседатель Демсоюза Салех Муслим, приехавший в швейцарскую столицу, так и не попал на переговоры из-за давления Анкары. В начале 2020 г. в информпростанстве появились сообщения о возможности включения SDC в Каирскую платформу для работы в Конституционном комитете, а 31 августа — после визита в РФ главы SDC Ильхам Ахмед и Кадри Джамиля и подписания между ними меморандума о взаимопонимании — снова в Московскую.

Очевидно, Москва пытается перетянуть на свою сторону как можно больше этноконфессиональных групп с территории Заевфратья. По большому счету именно благодаря приглашению в январе 2018 г. на Конгресс нацдиалога в Сочи декоративного Совета шейхов племен северо-востока Сирии, переметнувшихся на сторону Б. Асада и Ирана представителей племен вроде Наваф аль-Башира и Мамдуха аль-Фадауса, посредничества Ахмада Джарбы Россия теперь апеллирует тезисом, что все этносы и конфессии САР вовлечены в политический процесс и работу Конституционного комитета.

Впрочем, из-за противодействия Дамаска, который препятствовал началу работы этой структуры и не может всерьез принять в систему даже декоративную оппозицию, любые серьезные изменения Конституции и режима крайне сомнительны. Кроме того, Анкара после обострения ситуация в Идлибе в феврале–марте так или иначе учитывает попытки балансировки РФ между Турцией и ее региональными оппонентами, которые, кстати, пытались снизить турецкое влияние на группу Комитета от оппозиции.

Введение «закона Цезаря» усилило переговорные позиции альянса SDF, в руках которого сосредоточена не только нефть, но и основные посевы зерновых. Союзники Дамаска же не могут строить свою сирийскую политику на возможном уходе США — это перекрывает все изъяны в модели управления подконтрольных SDF территорий и осложняет отношения с племенами и тем более — с курдами, которые по целому ряду причин довольно скептически оценивают многовекторную политику Москвы, воспринимая её как попытку «усидеть на двух стульях». Российское предложение племенам о заключении сделки по образу «юго-западного примирения» и расчёт на то, что американский контроль над северо-востоком Сирии ослабнет из-за фракционных разногласий, себя не оправдывает.

Иван Тимофеев:
Человек эпохи Джексона — Вэника. Как Байден поступит с американскими санкциями

Представители Саудовской Аравии, ОАЭ и Египта неоднократно посещали подконтрольную SDF территорию. Но из-за турбулентности позиции Д. Трампа в отношении Сирии эти контакты наравне с официальными отношениями Абу-Даби и Каира с Дамаском воспринималась не как поддержка «альтернативной Сирии», а как пристрелка к сложной политической архитектуре по линии Дамаск-регионы. Приход Дж. Байдена, вероятно, изменит ситуацию: учитывая возможные санкции за сотрудничество с Дамаском и вовлеченность Турции в одну из схем реализации сирийской нефти через Иракский Курдистан, ОАЭ, Саудовская Аравия и Европа вполне могут предоставить некую гарантию продолжения существования военно-политического проекта SDF с укреплением в нем арабского компонента (даже в случае негативного сценария — ухода США из этих регионов). Как ни странно, это может сказаться на снижении напряженности Турции, Саудовской Аравии и ОАЭ в их борьбе за влияние на оппозицию в Конституционном комитете и отразиться на поддержке последними турецких буферных зон — вряд ли эти территории повлияют на баланс сил в региональном соперничестве, однако могут заложить основу для переговоров спецслужб по защите суннитского населения.

Очевидно, это принесет Москве дополнительные проблемы, но с одной оговоркой: усиление давления не только создаст необходимость еще большего вовлечения в сирийский конфликт для кризис-менеджмента, но и повысит возможности РФ проводить маневры во внутриэлитных раскладах Сирии — подобная ситуация запустит процесс реформ даже при очевидном жестком сопротивлении им режима Б. Асада.

Гипотетически Москва могла бы работать на востоке САР и даже предложить Западу вариант, при котором ее деятельность могла быть выведена из-под действия «закона Цезаря». То есть не поощрять прямую продажу энергоресурсов режиму через тех же братьев Катаржи, концентрировать средства в «серых зонах» с ограниченным влиянием режима и тем самым стимулировать реконструкцию Сирии.

При этом среди региональных игроков наблюдается понимание того, что, во-первых, Москва при розыгрыше комбинаций всегда занимала позицию, нацеленную на дополнительную легитимацию режима Б. Асада. А во-вторых, Россия заинтересована в использовании САР для расширения своего влияния в Африке и на Ближнем Востоке, поэтому она сама использует кризисы для продвижения своих интересов, но при этом есть сомнения в том, что существует консенсус — когда и до каких пределов стоит поддерживать конкретных политических лидеров и этноконфессиональные группы.