Краткая история и будущее советских символов в Эстонии

Порвав с советским прошлым, в Эстонии встал вопрос о легитимности и целесообразности нахождения в публичном пространстве множества монументов, прославлявших ушедшую эпоху. Монументы и прочие упоминания (названия улиц, парков) о советской эпохе в Эстонии можно условно разделить на коммунистические и военные. В первом случае имело место прославление партийных и государственных деятелей и организаций прошлого, а также изображение советской символики, строительство скульптур рабочих, солдат, студентов и крестьян. Если здесь вопрос о переименовании и уничтожении был решен за первое независимое десятилетие, то память о борьбе против фашизма, даже с параллельной героизацией коллаборационистов и послевоенного антисоветского подполья (прикрывающейся рассуждениями о борьбе за свободную Эстонию как против Германии, так и против СССР), стереть оказалось труднее.

В случае с военными монументами есть две основные подгруппы — памятники, посвященные различным сюжетам Великой Отечественной войны, вместе с монументами в память о погибших гражданских и военнопленных, а также воинские захоронения. Изначально они подверглись различным трансформациям, направленным на их включение в новый мемориальный ландшафт под другими лозунгами и минимизацию их коммеморативной функции как советских мест памяти путем очищения от знаковых систем. Так, был упразднен Вечный огонь, а надписи с терминами «Великая Отечественная война», «освободители», «борцам против фашизма», «павшим за свободу» были заменены на политически нейтральные. Акцент был сделан на том, что это не мемориалы освободителям Эстонии от фашизма, а памятник всем погибшим во Второй мировой войне. Однако такой процесс затронул только наиболее заметные монументы в плотно населенных и эстоноязычных местах страны — в провинции памятники фактически были брошены на произвол судьбы либо же изредка демонтировались по решению муниципалитетов.

Здесь и проявилась разница между эстоноязычным и слабо интегрированным русскоязычным сообществами. Для первых напоминание о тяжелом времени борьбы больше говорит о еще одной «оккупации», пришедшей на смену немецкой, другие же рассматривают память о событиях 80-летней давности как неотъемлемую часть своей идентичности и истории Эстонии и Европы. Правовой институт «неграждан» — лиц с серыми паспортами, большинство из которых русскоязычные, и которые частично поражены в правах из-за того, что не имеют юридической связи с довоенной Эстонией — лишний раз накладывал горький отпечаток на историко-политические баталии. Это привело к более тесному сближению русскоязычной общины с Москвой, одним из наиболее ярких проявлений чего стало празднование Дня Победы 9 мая по российскому подобию — с шествием «Бессмертного полка» и демонстрацией российской и советской символик. Их противники рассматривают этот праздник как «мягкую силу» Москвы с целью дестабилизации обстановки в стране. Памятники стали играть консолидирующую роль и способствовали рефлексии на тему «своего» и «чужого».

Пока есть те, кто разделяет альтернативную эстонской версию прошлого, места памяти будут выполнять свою мемориальную функцию, что демонстрирует история с Нарвой, где местные жители продолжают приносить цветы и свечи на место легендарного танка Т-34, демонтированного эстонскими властями в августе 2022 г. Актуальным представляется вопрос о дальнейших действиях Таллинна — либо стратегия ожидания, когда население забудет о местах памяти, либо решение о размещении вместо них своих символических объектов. Ряд представителей эстонской интеллигенции также выразили точку зрения, что, пусть это наследие и непростое, оно имеет культурную ценность и является неотъемлемой частью истории.

Среди русскоязычного населения старшее поколение по традиции чаще смотрит в сторону России, а молодые больше верят западным и эстонским СМИ. Часть их них не одобрила СВО, к этому добавился мощный информационный фон, что после Украины якобы следующей целью станет Прибалтика. В случае с Нарвой не стоит забывать тот факт, что только чуть меньше половины горожан имеют эстонское гражданство, еще чуть больше трети — российское, а тридцатилетние изменения в структуре экономики оставили большое количество пенсионеров, не готовых к адаптации и предпочитающих оставаться в пределах своей идентичности, сформированной в советское время. Молодое поколение больше интегрировано с официальным Таллинном, однако резонансный перенос из города памятника «Бронзовый солдат» в 2007 г. и последовавшие акции протеста привели к нежеланию дальнейшей адаптации, что выразилось в своеобразной нарвской идентичности — отказом от некого «возрождения» СССР, но половинчатой лояльностью к эстонскому государству и гораздо большей связи с местным сообществом. Сегодня в Эстонии смело утверждают о сформировавшейся тесной связи советских символов с внешней политикой России, а защита монументов связывается не с памятью, а действиями России на Украине, что, в свою очередь, не имеет однозначной поддержки среди русскоязычного населения.

Отношение населения Эстонии к советским памятникам до сих пор остается камнем преткновения как среди различных этнических групп страны, так и на уровне внешнеполитических контактов с Россией. Еще до 1991 г. как в Таллине, так и в Москве возникли различные дискуссии относительно секретных протоколов к пакту Молотова-Риббентропа и легитимности присоединения трех стран Прибалтики к Советскому Союзу. В частности, в конце 1989 г. Верховный совет Эстонской ССР и Съезд народных депутатов СССР приняли свои постановления об исторической, политической и правовой оценке событий 1940 г. Если Таллин был довольно резок и категоричен, заявив об агрессии, военной оккупации и последующей аннексии, то в Москве не стали критиковать соглашения с Германией, но осудили секретные протоколы к ним, посчитав их нарушением независимости ряда третьих стран. Не признав юридических последствий присоединения к СССР, Эстония взяла за основу практику континуитета, объявив себя продолжателем «первой» Эстонской Республики, существовавшей в 1918–1940 гг. на обломках бывших Эстляндской и части Лифляндской губерний Российской империи. В связи с чем события 1991 г. трактуются не как обретение, а как восстановление независимости.

Порвав с советским прошлым, в стране встал вопрос не только о проблемах интеграции представителей неэстонских этнических групп, но и о легитимности и целесообразности нахождения в публичном пространстве множества монументов, прославлявших ушедшую эпоху.

Как все начиналось

Сергей Андреев:
Эстонские радикалы после выборов: как ответить на «Русский вопрос»

Монументы и прочие упоминания (названия улиц, парков) о советской эпохе в Эстонии можно условно разделить на коммунистические и военные. В первом случае имело место прославление партийных и государственных деятелей и организаций прошлого, а также изображение советской символики, строительство скульптур рабочих, солдат, студентов и крестьян. Если здесь вопрос о переименовании и уничтожении был решен за первое независимое десятилетие (редкие исключения сделали для упоминания деятелей искусства и достижений в области науки, а на русскоязычном северо-востоке страны еще можно встретить улицы Валерия Чкалова и Юрия Гагарина и жилые микрорайоны вроде «Спутника» и «Дружбы»), то память о борьбе против фашизма, даже с параллельной героизацией коллаборационистов и послевоенного антисоветского подполья (прикрывающейся рассуждениями о борьбе за свободную Эстонию как против Германии, так и против СССР) стереть оказалось труднее.

В случае с военными монументами есть две основные подгруппы — памятники, посвященные различным сюжетам Великой Отечественной войны (как правило, стелы и военная техника), вместе с монументами в память о погибших гражданских и военнопленных, а также воинские захоронения. Изначально они подверглись различным трансформациям, направленным на их включение в новый мемориальный ландшафт под другими лозунгами и минимизацию их коммеморативной функции как советских мест памяти путем очищения от знаковых систем. Так, был упразднен Вечный огонь, а надписи с терминами «Великая Отечественная война», «освободители», «борцам против фашизма», «павшим за свободу» были заменены на политически нейтральные по типу «Павшим во Второй мировой войне». То есть акцент был сделан на том, что это не мемориалы освободителям Эстонии от фашизма, а памятник всем погибшим во Второй мировой войне. Однако такой процесс затронул только наиболее заметные монументы в плотно населенных и эстоноязычных местах страны — в провинции памятники фактически были брошены на произвол судьбы либо же изредка демонтировались по решению муниципалитетов. В Ида-Вирумаа (уезд на северо-востоке со значительной долей русскоязычного населения) монументы практически не подверглись изменениям.

Здесь и проявилась разница между эстоноязычным и слабо интегрированным русскоязычным сообществами. Для первых напоминание о тяжелом времени борьбы больше говорит о еще одной «оккупации», пришедшей на смену немецкой, другие же рассматривают память о событиях 80-летней давности как неотъемлемую часть своей идентичности и истории Эстонии и Европы. Правовой институт «неграждан» — лиц с серыми паспортами, большинство из которых русскоязычные, и которые частично поражены в правах из-за того, что не имеют юридической связи с довоенной Эстонией (обычный переезд во время «советской оккупации» без процедуры натурализации не дает полноценный паспорт) — лишний раз накладывал горький отпечаток на историко-политические баталии. Это привело к более тесному сближению русскоязычной общины с Москвой, одним из наиболее ярких проявлений чего стало празднование Дня Победы 9 мая по российскому подобию — с шествием «Бессмертного полка» и демонстрацией российской и советской символик. Их противники рассматривают этот праздник как «мягкую силу» Москвы с целью дестабилизации обстановки в стране. Памятники стали играть консолидирующую роль и способствовали рефлексии на тему «своего» и «чужого».

Знаковым событием, обнажившим раны интерпретации прошлого, стал перенос «Бронзового солдата» в Таллине — монумента и захоронения в центре города. Националистические круги неоднократно пытались добиться демонтажа памятника. Только осенью 2006 г. был инициирован, а в январе 2007 г. принят закон «Об охране воинских захоронений». Согласно закону, останки военнослужащих должны быть перезахоронены Министерством обороны, если они покоятся в «неподобающих для этого местах» — в парках, зеленых зонах, зданиях вне кладбищ, а также в местах, где воинским захоронениям невозможно обеспечить надлежащий уход. Вместе с захоронением переносу также подлежит и надгробие каждой могилы, но другой вопрос — установленный мемориал, который не находится под защитой закона. Немногим позже президент Эстонии Тоомас Хендрик Ильвес отклонил принятый парламентом законопроект «Об устранении запрещенных строений», который признавал бы запрещенными сооружениями все то, что «возвеличиваете оккупацию и сеет вражду». Перезахоронение могил и перенос «Бронзового солдата» привели к тому, что СМИ по аналогии с неофициальным названием памятника окрестили «Бронзовой ночью» массовые беспорядки и серии демонстраций в Таллине и русскоязычных городах северо-востока с перекрытием автотрасс. Протест удалось погасить, однако более попытки переноса советских монументов не предпринимались. «Бронзовый солдат», в свою очередь, стал прочно ассоциироваться с русской общиной Эстонии и протестом против исторической политики официального Таллинна.

Что говорят сейчас

Сергей Андреев:
Парадоксы «русской карты» в Эстонии

Начало специальной военной операции (СВО) России на Украине вызвало резко отрицательную реакцию в Эстонии. В СМИ все чаще стали проводиться аналогии действий России с действиями СССР в 1939–1940 гг. и звучать призывы к безоговорочному демонтажу символов прошлой эпохи. По стране прокатилась серия актов вандализма, был поврежден и «Бронзовый солдат» (хотя полиция и возбудила уголовное дело). Уже в мае 2022 г. премьер-министр Кая Каллас заявила о необходимости сноса всех «красноармейских памятников», отметив, что это не касается захоронений. В августе она объяснила эту политику «обеспечением внутреннего мира» и тем, чтобы «не дать России возможность использовать наше прошлое с целью расколоть наше общество». Она отметила, что избавление от памятников затронет всю Эстонию, но будет происходить в сотрудничестве с местными властями.

На поверхность эстонского информпространства с новой силой всплыли прежние пассажи о равенстве советского и нацистского режимов и оккупации Эстонии. В преддверии 9 мая 2022 г. правительство временно запретило определенную символику, которую охарактеризовало как «военную пропаганду» и «разжигающую ненависть» — Георгиевскую ленту, флаги СССР и России, советскую военную форму, букву Z. Аналогичные меры предприняты и в 2023 г. При этом отдельного запрета на советскую и российскую символику на постоянной основе в уголовном кодексе страны никогда не было, однако де-факто за ее ношение может последовать задержание полицией под предлогом «разжигания ненависти».

Особую озабоченность власти Эстонии проявляют к русскоязычному сообществу, закономерно накопившему недовольство за прошедшие годы политики «негражданства». Особняком стоит город Нарва, практически полностью заселенный русскими и располагающийся прямо на границе и, соответственно, находящийся полностью в российском информационном поле. Как и к любому русскоязычному муниципалитету, органы правопорядка относятся к нему с особым вниманием в ожидании новой «Бронзовой ночи».

В то же время эстонское руководство демонстрирует свой оптимизм и заявляет, что силы правопорядка готовы к любому развитию событий, и что повторение событий 2007 г. кажется маловероятным ввиду большей интегрированности русской молодежи и растущего временного разрыва с советской эпохой. В частности, приводится сделанный службой Turu-Uuringute AS в августе 2022 г. по заказу Государственной канцелярии Эстонии соцопрос об отношении к военным монументам как среди эстонцев, так и среди лиц других национальностей (в подавляющем большинстве — русских). Утверждалось, что по сравнению с июнем среди неэстонцев увеличилась поддержка перезахоронения останков погибших — с 39% до 55%, замены надписей на политически нейтральные — с 18% до 31%, переноса памятников в музеи — с 21% до 34% (среди эстонцев — с 80% до 85%). При этом уменьшилась доля тех, кто считает важным посещение захоронений времен Великой Отечественной войны — с 60% до 54%. Также, по данным Turu-Uuringute AS, среди неэстонцев упало доверие к российским СМИ — с 30% до 24%, а аудитория эстонских и западных СМИ увеличилась лишь на 2% — до 34% и 26%, соответственно. Однако опрос отражает общие данные по Эстонии: в ряде приграничных русскоязычных территорий, сохраняющих беспрепятственный доступ к российским масс-медиа, ситуация будет не в пользу Таллинна.

Что и как сносят

Правительство Каллас, невзирая на резкий рост антироссийских настроений, не спешило сразу же мигом убирать монументы, а заявило о «цивилизованном» переносе, что потребовало ряд юридических ходов, поскольку памятники были внесены в реестр Департамента охраны памятников истории и культуры. Ведомство начало исключение из списка охраняемых монументов 273 захоронений: отныне они теряют статус значимых культурных объектов и подпадают только под действие закона «Об охране воинских захоронений». Такой шаг позволяет Министерству обороны по поступлении обращения от муниципальных властей эксгумировать могилы и перенести монументы в музей или на новое место захоронения, сама же новая могила теряет статус воинского мемориала. Под защитой Департамента осталось лишь три монумента, остальное же отдано на откуп местным властям. Летом 2022 г. при правительстве была создана комиссия, которая по окончании работы в ноябре признала 74 из 322 обследованных памятников «нейтральными», а остальные — рекомендованные к демонтажу либо частичному изменению с сохранением скульптуры. При этом, к тому моменту 56 из них уже были убраны по решению властей муниципалитетов.

Если в эстоноязычных частях решения о переносе не встречает ярого сопротивления, то в Таллинне и Нарве ситуация противоположная. В июне 2022 г. в таллиннское горсобрание поступило предложение о переносе за пределы города воинских мемориалов, однако правящая в столице Центристская партия (имеет репутацию защитников русскоязычного населения) заблокировала проект.

Дмитрий Попов:
«Война с памятниками» как столкновение исторических нарративов в Латвии

Но наибольшее внимание было приковано к Нарве. Особенно чувствительным являлся факт существования Маршрута Победы — традиции поездок ветеранов и всех желающих по памятникам на местах боев, расположенным в окрестностях города. Самый знаменитый из них — танк Т-34-85, увековечивавший память о прорыве советских войск в 1944 г. Местные власти изначально заявили, что не будут сносить танк, на что премьер Кая Каллас категорично ответила, что тогда государство само примет это решение, и что торговаться по этому поводу не намерена. На протяжении июля–августа 2022 г. танк прочно доминировал в СМИ, напоминавших о новой «Бронзовой ночи», и что «Таллинн теряет Нарву», горожане организовали круглосуточный дозор за монументом. На вопросы СМИ и обвинения в сотрудничестве с Россией ряд местных жителей заявили, что вопрос состоит исключительно в уважении к истории. Мэр Нарвы Катри Райк, в свою очередь, старалась уйти от вопросов, переадресовав эту проблему правительству. Министр иностранных дел Урмас Рейнсалу попытался найти рычаги давления на общественность, пригрозив, что участники акций против демонтажа из числа иностранцев могут быть лишены вида на жительство. 16 августа 2022 г., несмотря на отсутствие резолюций местных властей, правительство приняло решение о переносе памятников в Нарве. Процедура демонтажа нарвского танка заняла около трех часов, после чего он был перевезен в Эстонский военный музей в Виймси. При этом сообщений о беспорядках не поступало, местные жители впоследствии стали приходить с цветами к месту бывшего монумента.

Очередной инфоповод возник в феврале 2023 г., когда парламент страны принял поправки к Закону о применении Строительного кодекса, которые расширяют круг подлежащих удалению объектов. Закон уточняет, что видимые части здания, памятники, скульптуры и другие объекты «не могут выражать подстрекательство к вражде, поддерживать или оправдывать оккупационный режим, акты агрессии, геноцид, преступления против человечности или военные преступления». То есть под снос должны пойти уже не только памятники, но и любые даже малозначительные оставшиеся изображения советской символики. Однако менее чем через месяц президент Алар Карис отказался подписать закон, сославшись на неясную широкую интерпретацию и призвав четче сформулировать критерии, по которым будут определяться «неподходящие» строения.

***

Пока есть те, кто разделяет альтернативную эстонской версию прошлого, места памяти будут выполнять свою мемориальную функцию, что демонстрирует история с Нарвой, куда местные жители продолжают приносить цветы и свечи. Актуальным представляется вопрос о дальнейших действиях Таллинна — либо стратегия ожидания, когда население забудет о местах памяти, либо решение о размещении своих символических объектов (на данном пути находится соседняя Латвия, где президент заявил, что на месте памятника Освободителям Риги должен появиться мемориал «жертвам советской оккупации»). Ряд представителей эстонской интеллигенции также выразили точку зрения, что, пусть это наследие и непростое, оно имеет культурную ценность и является неотъемлемой частью истории (среди возразивших — профессор-искусствовед Криста Кодрес, профессор кафедры истории культуры Таллинского университета Марек Тамм, доцент эстонской Художественной академии Рийн Алаталу).

В то же время масштабного возмущения и дестабилизации наподобие «Бронзовой ночи» не произошло, а украинский кризис внес некоторую сумятицу в головах русскоязычного населения. Старшие поколения по традиции чаще смотрят в сторону России, а молодые больше верят западным и эстонским СМИ. Часть их них не одобрила СВО, к этому добавился мощный информационный фон, что после Украины якобы следующей целью станет Прибалтика. В случае с Нарвой не стоит забывать тот факт, что только чуть меньше половины горожан имеют эстонское гражданство, еще чуть больше трети — российское, а тридцатилетние изменения в структуре экономики оставили большое количество пенсионеров, не готовых к адаптации и предпочитающих оставаться в пределах своей идентичности, сформированной в советское время. Молодое поколение больше интегрировано с официальным Таллинном, однако события 2007 г. привели к нежеланию дальнейшей адаптации, что выразилось в своеобразной нарвской идентичности — отказом от некого «возрождения» СССР, но половинчатой лояльностью к эстонскому государству и гораздо большей связи с местным сообществом. Сегодня в Эстонии смело утверждают о сформировавшейся тесной связи советских символов с внешней политикой России, а защита монументов связывается не с памятью, а действиями России на Украине, что, в свою очередь, не имеет однозначной поддержки среди русскоязычного населения.

Нарвский случай подорвал ряд юридических основ переноса. Изначальная схема, по которой памятники лишались охранного статуса и переносились Министерством обороны после обращения от муниципалитета, была сломана в Нарве, когда все было решено правительством без санкций местных властей (хотя мэр города так и не сказала четкое «да» или «нет»). Новый тон задала премьер Кая Каллас, еще в августе 2022 г. двояко заявив в интервью по поводу нарвского танка, что вопрос демонтажа будет осуществляться совместно с местным муниципалитетами, но что из-за отсутствия решения городских властей правительство решило своим указом разрубить этот узел. Также она упомянула, что намерение убрать памятники и перенести захоронения неизменно и должно быть услышано во всех уголках страны. Учитывая нарвский прецедент и порой превалирование эмоциональных суждений, есть основания полагать, что захоронения и наземные монументы будут переноситься как по решению муниципалитета, так и волевым решением Таллинна в случае проблем на местном уровне. При том что проба пера в виде единоличной санкции Таллинна произошла в самом оппозиционном месте страны в ожидании еще одной «Бронзовой ночи» и завершилась для эстонских властей без серьезных потрясений (что, однако, не отменяет факт тихого накопления обид, которые в будущем могут вылиться под другими предлогами, вроде экономических проблем, весьма актуальных на депрессивном северо-востоке в эпоху санкций и переустройства международного разделения труда). Закон о полном стирании вообще всех советских символов (вроде оставшихся звезд на фасадах кинотеатров) потребует дополнительного финансирования в непростое время и, соответственно, более широкой поддержки в руководстве страны и на местном уровне.