Либеральны ли нормы?

В крайне интересной и провоцирующей на размышления статье А. Кортунов определил три основных составляющих «либерального миропорядка»: рациональность, нормативность и открытость. Хотя, на мой взгляд, ни одно проявление человеческой деятельности — тем более столь сложное и запутанное, как международные отношения, — нельзя описать одной-двумя «большими теориями», будь то либерализм, реализм или индекс Биг-Мака, при чтении статьи возник вопрос: почему нормативность присуща либерализму? Либеральны ли нормы?

Hominum causa omne jus constitutum est.
Всякое право установлено ради людей.

В крайне интересной и провоцирующей на размышления статье А. Кортунов определил три основных составляющих «либерального миропорядка»: рациональность, нормативность и открытость. Хотя, на мой взгляд, ни одно проявление человеческой деятельности — тем более столь сложное и запутанное, как международные отношения, — нельзя описать одной-двумя «большими теориями», будь то либерализм, реализм или индекс Биг-Мака, при чтении статьи возник вопрос: почему нормативность присуща либерализму? Либеральны ли нормы?

Простой ответ: нет. Нормам, если честно, всё равно, что о них думают либералы или реалисты, — они существуют и применяются вне зависимости от какой-либо иной парадигмы, кроме правовой.

Примечательно, что «нормативность» в некоторых древнейших сообществах связана с консервативностью — по крайней мере, точно не с «либерализмом», что бы ни понималось под этим понятием. Так, Цинь Шихуанди, первый император, объединивший Китай в 221 г. до н.э., был приверженцем легизма (кит. 法家, фацзя) и, в некотором роде, «верховенства закона», что не помешало ему расправиться в крайне нелиберальной манере с центральным персонажем фильма «Герой».

Можно взглянуть и на более современные нормы, действующие до сих пор. Основные международные документы, защищающие личность от государства, будь то Женевские конвенции о защите жертв войны 1949 г., Международный пакт о гражданских и политических правах 1966 г. или Конвенция против пыток 1984 г., были подписаны в то время, когда реализм/неореализм был господствующей теорией международных отношений. Такой же вывод применим и в отношении многих других международных документов: ГАТТ 1947 г., Венская конвенция о дипломатических сношениях 1961 г., Конвенция ООН по морскому праву 1982 г. В конце концов, ряд договоров о ядерном разоружении был подписан между двумя конфликтующими сторонами холодной войны не в связи с их приверженностью к идеалам либерализма.

REUTERS/Yves Herman
Андрей Кортунов:
Неизбежность странного мира

Читатель, разбирающийся в вопросах права, может вполне закономерно задать вопрос: меняется ли фокус на разные источники права в зависимости от парадигмы? Если да, то реализм должен стремиться к позитивизму, то есть следованию букве закона так, как об этом договорились страны. К счастью, это не совсем так: почти весь Нюрнбергский процесс, например, был построен на обычном международном праве, так как на многие из конфликтующих сторон во время Второй мировой не распространялись Женевские конвенции 1929 г.

Почему же нормам всё равно, что о них думают? [1]

Право, законы, нормы связаны не столько с «главенствующими парадигмами» или любыми другими конструктами в головах политиков. В конце концов, более либеральный (несомненно, по меркам III в. до н.э.) Лю Бан, пришедший после Цинь Шихуанди и основавший династию Хань, оставил часть легистского наследства, пусть и в более мягком виде. Вопрос был не в легизме или конфуцианстве (пиетет к которому возрождал Лю Бан), но в сохранении нормативности.

Любому обществу необходимы нормы. На начальном этапе развития человечества эту роль выполнял обычай — точно таким же образом, как обычай в международном праве помог привлечь к правосудию (часть) военных преступников во время Нюрнбергского трибунала и продолжает выполнять важную роль в международных отношениях до сих пор (например, в вопросах, связанных с делимитацией морских границ).

REUTERS / China Daily
Джон Айкенберри:
Будущее либерального мирового порядка

Нормы со временем кристаллизуются в более чёткие правила, оформляются в договоры и конвенции, обрастают механизмами обеспечения их соблюдения. Право становится «честнее» с развитием человеческого общества — причина бурного развития соблюдения и защиты прав человека и международного гуманитарного права со второй половины ХХ в. до сегодняшнего дня мало связана с либерализмом как таковым, но с элементами, которые к нему могут относиться: уходом от (открытой) дискриминации в обществе, повышением роли индивидуума, новыми вехами развития человечества в целом.

Может быть, причина не в «господствующей парадигме международных отношений», но в чём-то более базовом, понятном каждому?

Трагедия Второй мировой войны привела нас к осознанию важности защиты человека, его жизни и достоинства — так, в 1949 г. появились новые Женевские конвенции, расширившие защиту международного гуманитарного права. Ужас Холокоста отразился в принятой в 1948 г. Конвенции о предупреждении преступления геноцида. Множественные территориальные споры вынудили страны договориться о Конвенции по морскому праву. Войны на территории бывшей Югославии стали стимулом для развития международного уголовного права.

Антон Цветов:
Мировой порядок и либерализм как метод

Несмотря на то, что и сейчас мы слышим про ужасающие нарушения права — уничтожение госпиталей, обстрелы гуманитарных конвоев, пытки в секретных тюрьмах, даже «сильные мира сего» чаще придерживаются права. Как часто говорил на занятиях по международному гуманитарному праву профессор Марко Сассоли, «сложно найти такого идиота, который не будет соблюдать право во время вооружённого конфликта, — риски слишком высоки». Что, к сожалению, не означает что международное право, как и любое другое, не знает нарушений.

***

Вне зависимости от того, с какой политологической точки зрения подходить, со многими наблюдениями и выводами А. Кортунова невозможно не согласиться. Нынешние события в мире напоминают 1930-е гг., порой до пугающих деталей: открыто ксенофобская риторика, приход крайне правых сил посредством популистских лозунгов через демократические выборы, нарастающая критика основных институтов международного сотрудничества (Лиги Наций в ХХ в., ООН в ХХI в.), «бескровная» аннексия части других государств под предлогом защиты своей этнической группы.

Однако все, кто желает повторить историю середины прошлого века, должны помнить: каждый Мюнхен в итоге приводит к Нюрнбергу.

1. На самом деле, конечно, их это тоже волнует — и как заметит тот же въедливый читатель, знающий про разные источники права, интерпретация права не менее важна, чем кодификация. В некоторых случаях интерпретация права решает всё: должны ли мы интерпретировать право на самоопределение как более важное или релевантное, чем право на территориальную целостность, или наоборот?