Made in China: зачем Китай экспортирует свою модель государственного управления?

В конце 2019 г. в сообществе китаеведов на Западе активизировались дебаты относительно попыток КНР активизировать «экспорт» собственной модели развития в другие страны, прежде всего — развивающиеся экономики. Одни напоминают высказывания председателя КНР Си Цзиньпина, неоднократно говорившего о преимуществах китайской модели развития, которая является выгодной альтернативой существующим сегодня теориям государственного управления. Другие говорят о том, что на самом деле Китай вовсе и не стремится расширять свою практику на другие страны (о чем в 2017 г. заявлял председатель Си), так как в этом нет никакой очевидной выгоды для него самого. На чьей стороне истина и что важно знать о ситуации вокруг продвижения отдельных элементов китайской модели управления в другие станы мира?

Можно предположить, что за неизбежным расширением экономического присутствия КНР в мире будет следовать активизация попыток продвижения своей политической культуры, которая хотя и не является идеологией, но имеет схожие цели: заложить основу для тесного сотрудничества с правительствами стран, разделяющих схожие ценностные ориентиры. Именно это и вызывает своего рода столкновение двух практик управления — западного образца, основанного на демократических принципах, и новой модели, предлагаемой КНР. Вслед за продвижением характерной модели управления КНР привносит определенные элементы своей политической культуры, что приближает системы управления в других странах к китайским реалиям. Это дает Китаю много возможностей для укрепления позиций в отдельных регионах и, безусловно, отвечает целям Си Цзиньпина, упомянутым в его труде, о ликвидации недостатка взаимопонимания Китая и других стран. Это, вероятно, можно перефразировать так: для лучшего понимания Китая им нужно стать. А для этой цели существует хорошая альтернатива принятым моделям государственного строительства — «новый тип политической партийной системы». Стоит лишь добавить — «с китайской спецификой».

В конце 2019 г. в сообществе китаеведов на Западе активизировались дебаты относительно попыток КНР активизировать «экспорт» собственной модели развития в другие страны, прежде всего — развивающиеся экономики. Одни напоминают высказывания председателя КНР Си Цзиньпина, неоднократно говорившего о преимуществах китайской модели развития, которая является выгодной альтернативой существующим сегодня теориям государственного управления. Другие говорят о том, что на самом деле Китай вовсе и не стремится расширять свою практику на другие страны (о чем в 2017 г. заявлял председатель Си), так как в этом нет никакой очевидной выгоды для него самого. На чьей стороне истина и что важно знать о ситуации вокруг продвижения отдельных элементов китайской модели управления в другие станы мира?

Китайская модель госуправления

Под китайской моделью государственного управления — одной из опор той самой модели развития, которая привела к известному экономическому чуду, — понимается объединение инструментов однопартийного управления в политике с государственным капитализмом в экономике. Это позволяет иметь полный контроль за целевым распределением ресурсов. Строгий контроль и максимальное концентрирование рычагов управления в едином центре — пожалуй, один из характерных признаков китайской модели управления. Она подходит многим развивающимся странам, которые в течение длительного времени имели однопартийную (или авторитарную) систему управления с достаточно жестким государственным контролем. Это характерно, в частности, для большинства стран Африканского континента, в связи с чем там ощущается сильное влияние КНР.

Сегодня Китай, основываясь на собственных экономических успехах последних 30 лет, концептуально оформил собственную модель развития. Си Цзиньпин неоднократно заявлял, что уникальный опыт государственного управления Китая может быть полезен для других развивающихся государств. Кроме того, Председатель КНР стал говорить о важности реформирования всей системы глобального управления, не забывая упомянуть, что Китай готов возглавить данный процесс. КНР уже стремится привнести в мировую практику отдельные элементы собственной системы. Это, в частности, различные инструменты жесткого контроля, продвигаемые Китаем на международных площадках, например, в вопросе управления Интернетом.

Современная форма противостояния США и КНР за влияние в развивающихся странах связана не с конкретной ценностно-идейной моделью (будь то социализм или либерализм), а с тем, кто в конечном итоге сможет предложить более успешную и результативную форму государственного управления. Ясно, что КНР не станет опираться на социалистическую идеологию для продвижения своей мягкой силы и укрепления позиций в отдельных государствах — ведь это будет воспринято как угроза навязывания чуждой идеологии и повторения эпизодов периода холодной войны.

Другое дело — желание поделиться «лучшими практиками» государственного управления, которые лишь указывают верный путь достижения экономического процветания, но никоим образом не ограничены какими бы то ни было идеологическими рамками. Провозглашается важность «сильной правящей партии», которая должна концентрировать все процессы управления в своих руках; «она должна стать ядром общества и иметь достаточно сил и полномочий, чтобы проводить программы развития». Про партийную конкуренцию, парламентские обсуждения, гражданское общество в китайской модели речи нет.

Татьяна Дейч:
Китай «завоевывает» Африку

Подобные рекомендации — это своего рода способ неявного продвижения собственных идеологических установок. Заметно стремление Китая к усилению контроля над отдельными регионами и странами, что продиктовано в первую очередь экономическими интересами, в частности — необходимостью обеспечить последовательную реализацию Инициативы пояса и пути. Заручиться поддержкой правительств развивающихся стран (многие из которых сильно коррумпированы и (например, на Африканском континенте) тяготеют к авторитарным формам) и не вызвать обратную реакцию возможно, только отказавшись от прямого насаждения своей социалистической идеологии в пользу более мягкого варианта продвижения собственной политической модели как аналога общепринятой демократии.

Не преуменьшая роль экономики как главного драйвера усиления влияния КНР в развивающихся странах мира, можно отметить, что ориентация страны на схожее с КНР политическое мышление может способствовать налаживанию двустороннего сотрудничества с Китаем. Это поможет быстрее заключать контракты на реализацию тех или иных экономических проектов и получать поддержку на площадках международных организаций (за счет стран Африки, Латинской Америки, Океании и т.д.) для усиления международного авторитета КНР. Неслучайно в октябре 2019 г. госсекретарь США М. Помпео заявил, что США необходимо «противостоять агрессивной политике КПК по доминированию в мире».

«Экспорт» модели в развивающиеся страны: причины

В то время как одни эксперты отмечают, что за экспортом китайской модели стоят амбиции самого лидера страны, который все больше концентрирует власть в своих руках; другие говорят, что основной целью такой политики является защита главенствующей роли КПК. Однако, представляется, что основные движущие факторы «экспорта» китайской модели госуправления лежат несколько глубже.

Первым и основным, вероятно, является продвижение своей собственной системы ценностей, что несколько отличается от идеологии, так как сама идея, которой нужно следовать, явно не высказывается. Странам не предлагается переходить к социализму и полностью реформировать всю систему госуправления. Им предоставляются лишь рекомендации по тому, как можно улучшить существующие механизмы, позаимствовав опыт успешного Китая. Китайскую модель называют наиболее подходящим способом управления для развивающихся стран, ведь «когда людям нечего есть и большая часть населения безграмотная, чем может помочь западная демократия?». Именно по этой линии и происходит столкновение двух альтернативных моделей: западной демократии и той самой китайской модели, где основной акцент смещается в сторону обеспечения социальной стабильности, коллективного благосостояния, «выживания и развития», в то время как все индивидуальные права и свободы отходят на второй план.

Фото: Бочков Д. Лобби отеля International Plaza (国际交流大厦) Университета международного бизнеса и экономики (UIBE, Пекин, КНР).

О концептуальном оформлении подобной системы политического мышления говорит и тот факт, что она была обобщена в двух томах труда Си Цзиньпина «О государственном управлении» (习近平谈治国理政), где председатель КНР излагает основные принципы руководства страной. Книги напечатаны огромным тиражом, их можно встретить на самом видном месте в большом количестве экземпляров любого книжного магазина в КНР, не говоря уже об университетских библиотеках.

В предисловии к первому изданию как раз говорится о том, что труд был переведен на множество языков мира и получил положительные отзывы, «он вносит большой вклад в понимание международным сообществом современного Китая и КПК»[1]. В самом конце первой главы Си Цзиньпин приводит такое заключение: «Китаю необходимо лучше понимать внешний мир, окружающий мир в свою очередь должен глубже понимать Китай. Надеюсь, что впредь будет приложено много усилий к тому, что Китай и все страны мира продолжили углублять взаимное понимание»[2].

Вероятно, что одной из долгосрочных целей продвижения «китайского способа» государственного управления является сокращение разрыва во взаимном недопонимании. Еще в 2017 г. Си Цзиньпин говорил, что модель Китая доказала свою эффективность, и теперь другие страны, «которые хотят ускорить собственное развитие и при этом сохранить независимость», имеют в распоряжении «китайский способ разрешения проблем, стоящих перед человечеством». А в 2018 г. лидер Китая объявил о новом типе «партийной политической системы», которая лишена множества проблем, присущих западным политическим системам, таких как «постоянный транзит власти, социальная хаотичность, неэффективность правительства» и др. И хотя в большинстве своем подобные заявления направлены на внутреннюю аудиторию, они также находят отклик и у иностранных правительств некоторых стран.

Продвижение собственной модели Китаем преследует несколько целей: оно должно помочь с одной стороны, значительно упростить процесс коммуникации с этими странами (ведь модели схожи, а значит, и понимать «внутреннюю кухню» намного легче); а с другой — сплотить вокруг КНР страны-единомышленницы на площадках международных организаций, с трибун которых Китай все чаще призывает к глобальным реформам всей системы международного управления. Пускай голос таких единомышленников может быть тихим, но в своей массе они подержат имидж Китая.

Вторая цель проистекает из первой и связана с продвижением Инициативы пояса и пути. Не секрет, что в некоторых странах (Малайзия, Мьянма, Бангладеш, Шри-Ланка и др.) эта инициатива встретила обратную реакцию. Чтобы гарантировать укрепление присутствия на годы вперед, КНР необходимо заложить основы тесного взаимопонимания на уровне как высших руководителей, так и в целом политических элит — партийных, законодательных, исполнительных. Именно о важности сокращения разрыва на уровне базового понимания друг друга и говорит Си Цзиньпин в своей книге. Это необходимо с точки зрения закрепления Китая на рынках, на которых он уже работает, и на тех, куда только планирует выйти, но встречает с возрастающую волну недовольства, что напрямую связано с непониманием его намерений.

Денис Дегтерев:
Многополярность или «новая биполярность»?

Инструменты и примеры продвижения китайской модели госуправления

Китай использует значительный инструментарий для популяризации своей модели в развивающихся странах. В основном они сводятся к нескольким каналам: организация семинаров и мастер-классов, приглашение на тематические конференции, обучение в профильных университетах и кадровых школах. Представляется, что такие механизмы продвижения китайской модели не нацелены непосредственно на изменение политического режима в той или иной стране. Их цель более общая — изменить отношение государств к модели КНР, а также воспитать чиновников, адекватно воспринимающих китайские ценности и понимающих китайские реалии. Это позволяет лишь отчасти решить проблемы идеологического разрыва в понимании друг друга. Несмотря на свое ограниченное воздействие, экспорт китайской модели через ее популяризацию, а вовсе не насаждение, позволяет Китаю лучше доносить свою точку зрения внешнего мира.

В 2017 г. ИА «Синьхуа» сообщало, что Китайская академия управления, учебное заведение правительства КНР для обучения госслужащих среднего и высшего уровня, за пять лет подготовила более 10 тыс. госслужащих из более чем 150 стран. В 2018 г. в КНР открылась Академия исполнительного руководства в Байсэ (городской округ в Гуанси-Чжуанском автономном районе), где за 18 месяцев с начала работы профессиональное обучение прошли более 400 представителей правительств Лаоса, Вьетнама и Мьянмы. Программа обучения специально нацелена на подготовку государственных кадров стран АСЕАН. Курсы длятся более недели и посвящены изучению специфики организации и функционирования КПК, политики реформ и открытости КНР, а также управления общественным мнением в Интернете, искоренения бедности и работы с массами (grassroots presence).

Другие учебные заведения КНР готовят не только госслужащих, но и судей, а также обучают представителей правоохранительных органов. Стоит отметить, что в популяризации своей модели КНР делает основной акцент на приглашении представителей правящих партий. Такой подход как раз свидетельствует о достаточно четкой ориентации Китая на конкретные политические силы в отдельных странах, способные наиболее успешно воплотить элементы жесткой однопартийной системы.

Вместе с тем эффект от продвижения китайской модели достаточно лимитирован и носит скорее локальный характер, что проявляется в постановке акцента на работу с отдельными политическими силами и партиями. В силу определенных ограничений воздействия он не позволяет создать всеобщую лояльность политической элиты отдельных стран китайской модели, и вслед за сменой руководства или объективной ситуации меняется и степень ориентации на китайские лучшие практики.

Так, в 2011 г. президент Туниса Зин аль-Абидин Бен Али был вынужден бежать из страны под давлением политического кризиса, начавшегося в 2010 г. До этого на протяжении более чем 20 лет своего авторитарного правления Зин аль-Абидин Бен Али де-факто следовал китайской модели, о чем писали некоторые международные СМИ. Тунис демонстрировал высокие показатели экономического роста (порядка 5%) и повсеместно назывался «звездой Африки». При этом политический режим оставался авторитарным, с главенствующей ролью единственной партии. Модель развития применялась китайская, в качестве основы национальной политики она рассматривала «стабильность ради развития, развитие ради стабильности», а экономический рост — источником легитимности правящего режима. После 2011 г. Тунис встал на путь демократизации, отказавшись от модели, реализуемой десятилетиями до этого. Однако на данный момент полностью восстановить стабильность в стране и обеспечить экономический рост еще не удалось.

Наиболее яркими примерами продвижения китайской модели управления служат Эфиопия и Судан. Эфиопию называют одним из самых первых и «наиболее рьяных» учеников архитекторов китайской модели управления. Еще в 1994 г. правящая партия «Революционно-демократический фронт эфиопских народов» направила представительную делегацию на обучение в КНР. Кадровая система партии скопировала и воплотила многие элементы, присущие КПК. Во многом это было связано с тем, что представители партии прошли обучение в Центральной партийное школе КПК, где им преподавалось, как правильно планировать организационную структуру партии, вести идеологическую работу, выстраивать систему пропаганды и налаживать отношения между центральными и местными органами партии. Программы обучения государственному планированию проводились для партийных функционеров Судана, ЮАР, Намибии и др. Обучение в КНР проходили и представители ведущих партий Зимбабве и Танзании, а также Анголы и Эфиопии.

Владимир Нежданов:
Политика памяти Китайской Народной Республики в контексте «китайской мечты»

Наиболее заметно роль Китая проявилась в Судане. Судан был «воротами» для Китая на Африканский континент. С 1995 г. в стране активно работала Китайская национальная нефтегазовая корпорация (CNPC), которая позднее смогла закрепиться в нефтяном секторе страны. Параллельно Китай развивал очень тесные политические контакты с руководством Судана в лице правящего с 1989 г. президента Омара аль-Башира, который также являлся лидером ведущей партии «Национальный конгресс» (National Congress Party). Ее представители проходили обучение в кадровой школе КПК в Шанхае — Академии исполнительного руководства. Во время партийной реформы 2014 г. на вооружение была взята модель КНР, где борьба происходит не между партиями, а внутри одной правящей. С началом конфликта в Дарфуре в 2003 г. Китай стали обвинять в поддержке центрального правительства. В 2007 г. западные СМИ разразились резкой критикой позиции КНР по ситуации в Дарфуре, которая была близка к геноциду местного негроидного населения, а готовящиеся на 2008 г. Олимпийские игры в Пекине окрестили «Олимпийскими играми геноцида». После чего КНР постепенно стала усиливать свою роль медиатора в конфликте, склоняя Хартум к переговорам. Так или иначе Китай оказывал большое влияние на политическое руководство страны.

Другим инструментов продвижения китайской модели служит Форум сотрудничества Китай-Африка (Forum on China-Africa Cooperation), который с 2006 г. концентрируется на организации обменов правительственными и государственными кадрами. Наиболее активно просветительская работа проходит по линии МИД и Министерства коммерции КНР. Проходят мероприятия, организуются конференции и обучающие программы для представителей власти и правящих партий, где рассказывается об успехах китайских реформ, культуре, традициях и обычаях КНР. В 1998-2014 гг. КПК установила контакты на уровне регулярных обменов представителями и проведения обучающих программ для 48 стран Африки. Отдельно отмечается, что КПК поддерживает африканские правящие партии в самостоятельном определении и выборе соответствующей политической системы и пути развития, исходя из внутренних условий и без вмешательства извне.

В 2018 г. сообщалось о том, что в ЮАР планируется создание политической школы и института для правящей партии страны «Африканский национальный конгресс» (African National Congress). КНР выступила инициатором проекта и выделила деньги на его финансирование (предположительно 75 млн долл.). Делегации КПК регулярно посещают страну и также следят за ходом выполнения проекта. Партийная школа будет спроектирована и воплощена по модели Академии исполнительного руководства в Шанхае — одного из ведущих учебных заведений КПК.

Различного рода мероприятия по популяризации китайской модели развития КПК проводит не только для развивающихся стран, но и для членов ЕС. В декабре 2016 г. делегация КПК выступила на семинаре для европейских политиков и экспертов в Брюсселе.

Василий Кашин:
Короли и императоры

С 2016 г. также действует механизм взаимодействия на уровне политических партий в «Формате 16+1» сотрудничества КНР и стран Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ). В ходе Диалога политических партий стран ЦВЕ с КПК в 2017 г. (Бухарест, Румыния) китайская сторона отметила, что политические партии Китая и стран ЦВЕ должны обмениваться опытом партийного и государственного управления, делать акцент на политическом взаимодействии и укреплять стратегическое доверие. В ноябре 2019 г. состоялась встреча представителей КПК с исследовательской группой правящих партий ряда стран ЦВЕ, в ходе которой была подтверждена поддержка Инициативы пояса и пути. Страны ЦВЕ достаточно открыто относятся к китайским инициативам: Венгрия заявляла, что Китай в противовес Западу предлагает новую модель сотрудничества миру без «учителей и учеников», основанную на взаимном уважении. Сербская прогрессивная партия называла КПК «естественным союзником», а президент страны говорил, что нужно учиться у Китая и воссоздать в Сербии достижения КПК, а также изучить механизм принятия решений внутри самой партии.

Case study: курсы для партийных элит африканских стран

Из-за отсутствия официальной статистики числа визитов партийных представителей африканских стран для прохождения обучения по программам КПК сложно определить точную динамику. Однако по доступным источникам можно судить, что значительный рост приходится на период 2011–2013 гг. (см. Рисунок 1), после прихода к власти Си Цзиньпина, который позднее и сформулирует в своем труде тезис о необходимости сокращения разрыва во взаимопонимании между Китаем и остальным миром.

Рисунок 1. Количество посещений ведущими африканскими партиями образовательных программ КПК в период 2009-2014 гг.

Составлено на основе http://www.ciis.org.cn/english/2015-12/03/content_8424552.htm

С постепенным ростом влияния КНР в мире и укреплением личной власти ее лидера появилась объективная необходимость подкрепить амбициозные инициативы КНР, включая Инициативу пояса и пути, в развивающихся странах неким идейным обрамлением, что могло бы стать новой базой для укрепления политического доверия. Этой базой, вероятно, и стала «уникальная китайская модель однопартийной политической системы», о которой говорил Си Цзиньпин в 2018 г., но продвижение которой в государствах-партнерах началось задолго до этого. В 2016 г. Китай увеличил количество ежегодных стипендий (с 200 до 1000), предоставляемых лидерам правительств стран Африки для прохождения обучения по программам КПК. Учебные курсы, проводимые ЦК КПК, охватывают такие аспекты как теория и практика партийного строительства, методы пропаганды, обучение и развитие кадрового состава, а также управление процессами взаимодействия между партией, правительством и вооруженными силами.

Рисунок 2. Количество делегаций африканских политических партий в КНР

Источник: Joshua Eisenman, Eric Heginbotham // China Steps Out: Beijing's Major Power Engagement with the Developing World // Routledge, 1st Edition / 438 pages, 2018.

Примечательно, что тенденция увеличения числа обучающихся «новому типу политической системы» по китайскому образцу становится заметнее. Подобный тренд закрепился именно в период нахождения Си Цзиньпина у власти (см. Рисунок 2). Недавно программа обучения была расширена и стала распространяться на молодое поколение будущих политических лидеров. В период с 2011 по 2015 гг. более 200 молодых лидеров Африки прошли обучение по подобной программе, и в Пекине заявили, что в 2018 г. этот показатель увеличится до 1 000 человек.

В 2018 г. КНР провела крупное мероприятие — конференцию по сотрудничеству КПК с ведущими политическими партиями Африки, в которой участвовали партийные делегации 40 стран континента. Для сравнения, до этого на различных мероприятиях КПК с присутствием африканских участников партийных делегатов по странам было меньше: в 2016 г. — 15; 2017 г. — 17 стран. Очевидно, что тренд на интенсификацию обменов прослеживается достаточно явно. Кроме делегаций африканских стран, во многих мероприятиях международного уровня и по приглашению КПК участвуют партийные представители стран Латинской Америки, Центральной Азии, Ближнего Востока, ЮВА.

***

Можно предположить, что за неизбежным расширением экономического присутствия КНР в мире будет следовать активизация попыток продвижения своей политической культуры, которая хотя и не является идеологией, но имеет схожие цели: заложить основу для тесного сотрудничества с правительствами стран, разделяющих схожие ценностные ориентиры. Именно это и вызывает своего рода столкновение двух практик управления — западного образца, основанного на демократических принципах, и новой модели, предлагаемой КНР. Вслед за продвижением характерной модели управления КНР привносит определенные элементы своей политической культуры, что приближает системы управления в других странах к китайским реалиям. Это дает Китаю много возможностей для укрепления позиций в отдельных регионах и, безусловно, отвечает целям Си Цзиньпина, упомянутым в его труде, о ликвидации недостатка взаимопонимания Китая и других стран. Это, вероятно, можно перефразировать так: для лучшего понимания Китая им нужно стать. А для этой цели существует хорошая альтернатива принятым моделям государственного строительства — «новый тип политической партийной системы». Стоит лишь добавить — «с китайской спецификой».

[1] 习近平著 / 习近平谈治国理政。第一圈 // 北京：外文出版社，2018., стр. 1

[2] 习近平著 / 习近平谈治国理政。第一圈 // 北京：外文出版社，2018., стр 5.