Миражи Версаля, а не Вестфаля?

Интересная и полемическая статья А.В. Кортунова «Миражи Вестфаля» ставит серию вопросов. Главный вывод автора заключается в том, что, видимо, рано хоронить либеральную глобализацию конца XX века: она еще вернется. «Все это делает реконструкцию Вестфаля исключительно сложной, а скорее всего — вообще невозможной» — указывает А.В. Кортунов. Однако эту статью было бы, полагаю, корректнее назвать не «Миражи Вестфаля», а «Миражи Версаля».

Автор почему-то считает эталоном Вестфальской системы мир национальных государств с жесткой государственной властью, системой экономической автаркии и популистскими режимами. Все это справедливо только применительно к одному этапу существования Вестфальской системы: Версальско-Вашингтонского порядка 1919–1945 гг. Но почему именно Версальско-Вашингтонский порядок с его крайними формами этатизма, национализма и дирижизма должен считаться альтернативой миру либеральной глобализации? На смену ей вполне могут прийти и другие модели.

Мир XIX в. был намного более свободен и транснационален, чем современный. Поляк, ирландец, еврей, итальянец, желавший эмигрировать в США или Австралию, покупал билет на корабль и плыл к своей новой родине: желанными иммигрантами были все. Никто не требовал от них ни справки о доходах, ни вида на жительство: его предоставлял местный шериф. Немец, приезжавший на постоянное место жительство в Россию, также не оформлял кучу документов и не предоставлял огромного количества личной информации о доходах своих родственников. Шерлок Холмс разоблачал преступников путем логических умозаключений и поиском улик, а не проверяя распечатку телефонных звонков убитого или его покупки по банковской карте. Вмешательство национального государства в частную жизнь граждан, его контроль за их деятельностью колоссально возросли по сравнению с миром Венского порядка.

За минувшие сто лет национальное государство намного расширило наши социальные гарантии, но одновременно резко сократило количество наших личных свобод, и этот процесс пока продолжается.

Можно сделать три парадоксальных на первый взгляд вывода. Во-первых, современная глобализация даже не приблизилась к восстановлению уровня транснациональных свобод XIX века. Во-вторых, несмотря на все разговоры об «отмирании национального государства», оно усиливает сферу контроля над своими гражданами. (Хорошо это или плохо — другой вопрос). В-третьих, когда мы говорим «об ослаблении национальных государств», то почему-то забываем, что в мире Венского порядка национальные государства прекрасно существовали без этих функций. И это ничуть не вело к отмиранию государств.

Вполне возможно, что мир «неомодерна» будет напоминать не мир национальных государств XX в., а национальные государства более ранних эпох. Но кто сказал, что именно национальные государства середины XX века — эталон национальных государств, а не один из их вариантов?

Интересная и полемическая статья А.В. Кортунова «Миражи Вестфаля» ставит серию вопросов. Главный вывод автора заключается в том, что, видимо, рано хоронить либеральную глобализацию конца XX века: она еще вернется. «Все это делает реконструкцию Вестфаля исключительно сложной, а скорее всего — вообще невозможной» — указывает А.В. Кортунов. Однако эту статью было бы, полагаю, корректнее назвать не «Миражи Вестфаля», а «Миражи Версаля».

Автор почему-то считает эталоном Вестфальской системы мир национальных государств с жесткой государственной властью, системой экономической автаркии и популистскими режимами. Все это справедливо только применительно к одному этапу существования Вестфальской системы: Версальско-Вашингтонского порядка 1919–1945 гг. Но почему именно Версальско-Вашингтонский порядок с его крайними формами этатизма, национализма и дирижизма должен считаться альтернативой миру либеральной глобализации? На смену ей вполне могут прийти и другие модели.

Ушла ли в прошлое Вестфальская система?

Андрей Кортунов:
Миражи Вестфаля

Тезис об «отмирании Вестфаля» обрел популярность в политической науке, начиная примерно с 1970-х гг. Реальность, однако, не подтвердила столь смелый прогноз. Если посмотреть на международные отношения не в масштабах одного-двух десятилетий, а в перспективе одного-двух столетий, то можно заметить, что система национальных государств не только не отмирает, а, напротив, продолжает свое распространение по миру.

Вестфальская система — это система национальных государств, которая родилась как оппозиция существовавшему до нее миру империй. Вестфаль стал ответом европейских государств на попытку Габсбсургов объединить Европу в подобие глобальной католической империи. На смену имперским проектам пришли иные вопросы: «Что такое Англия?», «Где кончается Франция?», «Являются ли Габсбурги императорами немцев или они, прежде всего, короли Венгрии?». Попытки Наполеона и Гитлера объединить Европу в новую империю закончились их очень быстрым по историческим меркам поражением. В Европе на смену империям приходил принцип «Каждому народу — свое государство!», закрепленный в решениях Парижской мирной конференции 1919 г. Имперское строительство пока продолжалось, но постепенно выносилось за пределы Европы.

С тех пор Европа переживала процесс дробления империй и создания национальных государств, а не возникновения новых империй. В XIX в. возникали Германия и Италия, фактически отбросив империю Габсбургов в Восточную Европу. Первая мировая война разрушила три европейские империи: Россию, Германскую и Австро-Венгерскую, создав целый пояс национальных государств между Балтийским, Черным и Адриатическим морями. Интересно, что итоги Второй мировой войны оказались в этом отношении намного менее революционными: они закрепили национальные государства Восточной Европы. В 1991 г. при распаде СССР и СФРЮ возникли 20 новых государств, а в 1993 г. на два национальных государства разделилась и Чехословакия. В 2006 г. на карте мира появились отдельные государства Сербия и Черногория.

Параллельно европейские державы переносили принцип национальных государств на остальной мир. Первым на рубеже XVIII–XIX вв. стало Западное полушарие, где распад Первой Британской, Испанской и Португальской империй породил плеяду новых государств от США до Аргентины. Следом российско-британская «Большая игра» распространила систему национальных государств на Восточную Азию. Итоги Первой мировой войны привели к распаду Османской империи и созданию серии новых государств на Ближнем Востоке. Наконец, во второй половине XX в. мир потрясла масштабная деколонизация, создавшая новые государства Азии, Африки и Океании. Только в 1960-х гг. Вестфальская система национальных государств стала по-настоящему всемирной.

Процесс становления новых национальных государств продолжается на наших глазах. От бывших республик СССР и Югославии откололись так называемые «непризнанные государства», многие из которых вполне успешно построили свою государственность. В 2013 г. в Британии прошел референдум о независимости Шотландии: пусть неудачный, но примечательный самой своей повесткой. Есть серьезные сепаратисткие движения в Каталонии, Фландрии, Фрисландии, и как далеко зайдет этот процесс сказать трудно. Еще менее понятны перспективы многих государств на Ближнем Востоке. Разделятся эти страны или нет — покажет будущее. Нам важнее зафиксировать тенденцию: в мире продолжается дробление государств по национальному принципу.

Изменим ли этот тренд? На пике либеральной глобализации, о которой пишет А.В. Кортунов, в самом деле звучали голоса о реабилитации имперских проектов. При президенте Клинтоне интеллектуальной модой в США была идея построения «глобальной демократической империи»; при Буше-младшем интеллектуальной модой в США стало сравнением себя с Римской империей. Политику кабинета Д. Кэмерона англичане называли «неоимперской» ввиду ее нарочитого подражания Британской империи 1940-х годов. В России был реабилитирован исторический опыт Российской империи, в Турции — Османской. Но всё же пока «имперский опыт» остается на уровне интеллектуальных проектов и идеологий, а не реальной политики. В мире возникают новые государства, а не новые империи поглощают национальные государства.

Вестфальская система умрет в тот момент, когда на смену национальным государствам вновь придет мир строительства империй. Как скоро наступит этот процесс — вопрос дискуссионный. Однако пока мы продолжаем жить в мире национальных государств, и именно он остается реалией политики.

«Нам козни Фикса не страшны»?

fabricelamirault.com

Но, может быть, национальные государства размываются под воздействием экономической и культурной глобализации? Здесь мы подходим к важному вопросу: «В какой временной перспективе нам следует посмотреть на этот процесс?». Если брать мир национальных государств Версальско-Вашингтонского порядка, то, вероятно, да, размываются (хотя и здесь есть серьезные сомнения). Если же сравнить наш мир с миром Венского порядка XIX в., то мы с удивлением заметим: пресловутая глобализация еще даже не восстановила той степени свобод, какая была характерна для позапрошлого столетия.

Образ прошлой глобализации мы все помним из детства. В романе Жюля Верна «Вокруг света за 80 дней» невозмутимый британский джентльмен Филеас Фогг объехал со своим верным слугой Паспарту Земной шар, попадая в различные приключения. Но Филеасу Фоггу нигде не понадобилась виза: он не тратил время на ее ожидание и оформление. Фогга и Паспарту никто ни разу попросил предоставить справку с места работы, справку о доходах, выписку из банковского счета или (упаси Боже!) их налоговые декларации. Никто не потребовал с них предварительной регистрации на рейс или адреса их временного проживания в той или иной стране. Никто ни разу не спросил мистера Фогга, а на каком основании он везет с собой личное огнестрельное оружие. Никто не запретил англичанину воспользоваться телеграфом в той или стране; нигде он не столкнулся с ограничением своих прав читать прессу.

Экранизации этого романа Жюль Верна дают нам еще более интересные образы для размышлений. Фогг и Паспарту на последних минутах вбегают на пароход, уходящий из Неаполя: никто не требовал от них предварительной регистрации на рейс, прохождения таможенного и паспортного контроля: досмотрят бегло по месту прибытия. Фогг и Паспарту поднимаются не Эйфелеву башню: им не надо проходить металлодетекторы, выкладывать из карманов звенящие предметы. Никому и в голову не приходило ограничить право мистера Фогга курить сигару на улице: сегодня во многих странах ему пришлось бы заплатить штраф. И уж тем более чиновников страны, куда прибывал мистер Фогг, не интересовало, есть ли у него банковский кредит, состоит ли он в браке или нет. Все это — частная жизнь джентльмена, до которой принимающему государству не было никакого дела.

В 1935 г. мистер Фогг уже не смог бы объехать вокруг света за 80 дней: он просто потратил бы большую часть времени на оформление и получение виз. Смог бы он это сделать в 2020 году — тоже сомнительно, если не брать скачки из одной транзитной зоны аэропорта в другую. Большая часть времени ушла бы на оформление кучи въездных и сопутствующих документов и оформление виз, а то еще и угодил бы в карантин. И уж совершено точно мистер Фогг не пользовался бы той степенью личных свобод во время своего путешествия, как в 1872 году. Сегодня у мистера Фикса было бы намного больше возможностей остановить Фогга, чем в рамках Венского порядка.

Мир XIX в. был намного более свободен и транснационален, чем современный. Поляк, ирландец, еврей, итальянец, желавший эмигрировать в США или Австралию, покупал билет на корабль и плыл к своей новой родине: желанными иммигрантами были все. Никто не требовал от них ни справки о доходах, ни вида на жительство: его предоставлял местный шериф. Немец, приезжавший на постоянное место жительство в Россию, также не оформлял кучу документов и не предоставлял огромного количества личной информации о доходах своих родственников. Шерлок Холмс разоблачал преступников путем логических умозаключений и поиском улик, а не проверяя распечатку телефонных звонков убитого или его покупки по банковской карте. Вмешательство национального государства в частную жизнь граждан, его контроль за их деятельностью колоссально возросли по сравнению с миром Венского порядка.

За минувшие сто лет национальное государство намного расширило наши социальные гарантии, но одновременно резко сократило количество наших личных свобод, и этот процесс пока продолжается.

Сегодня модно говорить об идеологии космополитичного «креативного класса», который якобы борется с государством. Но для интеллектуалов XIX в. вроде лорда Эктона и Алексиса де Токвиля наш мир показался бы самой мрачной деспотией. Они и не представляли себе будущего, где иностранное государство будет просвечивать их доходы, требовать на границе справки о месте работы, спрашивать об адресе их предстоящего проживания и снимать с себя почти всю одежду при переходе через контроль. Еще больше их потрясло бы, что государство может затребовать без их ведома отчет об их покупках по банковской карте. И уж совсем шоковое состояние наступило бы у них при известии о том, что для получения визы в ту или иную страну с них требуют справку о состоянии здоровья. В Венском порядке, который А.В. Кортунов называет архаичным, больные туберкулезом покупали билеты в другую страну и ехали свободно лечиться на воды, а то и жить в Неаполе или Ницце, если позволяли доходы. Сегодня такая степень свободы кажется нам невероятной, особенно на фоне нынешнего карантина.

oretro.ru

Возросли и ограничения в экономической сфере. Возьмем с полки романы Чарльза Диккенса, Эмиля Золя или «Капитал» Карла Маркса и с удивлением заметим: никаких препятствий для движения капитала в Венском порядке практически не было. Ничто не мешало британскому предпринимателю открыть филиал своего торгового дома в Гонконге или Нагасаки; никто не мешал французскому банкиру купить часть пакета акций немецкой компании или сыграть на Мадридской или Венской бирже. Русский купец мог без всяких виз поехать на Всемирную выставку в Париж или Лондон и заключить там любые сделки. Ни одному правительству было не под силу аннулировать такую сделку, если, например, данный буржуа когда-то сказал что-то неполиткорректное СМИ или имел проблемы с источниками доходов. Маркс подробно рассматривал глобальный «хлопковый кризис» 1863 г., но он и не предполагал, что национальные государства могут не только обложить пошлинами импорт хлопка, но и принудительно запретить его экспорт в отдельные «неугодные» страны. В современном мире якобы глобализации — это просто немыслимый уровень экономических свобод.

Принцип политкорректности поставил под сомнение ключевое завоевание либеральной демократии: свободу слова. Мы не заметили, как в либеральных демократиях вновь введена самая жёсткая цензура и даже самоцензура. Неверное слово в адрес каких-то меньшинств может стоит человеку карьеры или, как минимум, ярлыка «фашиста», «расиста», «сексиста» и т.д. Хотя кто и когда голосовал за передачу этим движениям репрессивных или цензурных функций? Гражданами демократических государств запрещается читать не просто определённые книги, но даже их требуют читать под определенным названием. (Пример романа Агаты Кристи «Десять негритят», ставшего «И никого не стало», давно стал хрестоматийным: что последует за ним?). Серия «сексуальных скандалов», прокатившая по демократическим странам, доказывает, что никто не может чувствовать себя защищённым от преследований: всегда найдётся некто, на кого вы не так посмотрели двадцать лет назад. С точки зрения норм классического либерализма образца 1880 г. это безумие: я смотрю и говорю то, что хочу, а как на это реагируют другие — их проблемы, если я не нарушаю их гражданские права. Однако теперь это не так: гражданин обязан говорить с оглядкой на мнение серии общественных организаций. Но это намного больше похоже на Средние века, когда простолюдин не имел права оскорбить высокородного сеньора, чем на либерализм Нового времени. «Драйверы глобализации», о которых пишет А.В. Кортунов, оказываются, как ни парадоксально, сторонниками свёртывания либеральных политических свобод.

Отсюда следуют три парадоксальных на первый взгляд вывода. Во-первых, современная глобализация даже не приблизилась к восстановлению уровня транснациональных свобод XIX века. Во-вторых, несмотря на все разговоры об «отмирании национального государства», оно усиливает сферу контроля над своими гражданами. (Хорошо это или плохо — другой вопрос). В-третьих, когда мы говорим «об ослаблении национальных государств», то почему-то забываем, что в мире Венского порядка национальные государства прекрасно существовали без этих функций. И это ничуть не вело к отмиранию государств.

Новы ли игроки?

Но, может быть, государства будут разрушать так называемые «новые негосударственные игроки»? К сожалению, и тут «ничто не ново под луною». Вестфальский порядок знал транснациональное пиратство и даже целые порты и территории, контролируемые пиратами. Немецкие князья создавали целые корпорации по вербовке наемников. У знаменитой британской «Ост-Индской компании» был целый флот, формально принадлежавший ей, а не Великобритании. Борьба с международной работорговлей началась и вовсе с Венского конгресса 1815 г. — в Вестфальском порядке она процветала, как процветали и по-настоящему транснациональные объединения работорговцев.

Еще интереснее, что именно в Вестфальском порядке свободные университеты, о которых пишет А.В. Кортунов, были весьма крупными игроками. Они не могли ими не быть в условиях феодальной раздробленности Германии. Университеты Марбурга, Гейдельберга, Кельна, Вюрцбурга, Эрфурта были не только центрами интеллектуальной деятельности, но даже периодически создавали свои вооруженные отряды для обороны от князей. Да и в Венском порядке университеты не без оснований считались центрами революционных движений.

Не являются новыми и транснациональные террористические сети. Итальянские, польские, венгерские, ирландские революционеры совершали в XIX в. теракты во многих странах Европы, свободно передвигаясь в мире с действительно прозрачными границами. Штабы русских народовольцев и эсеров располагались то в Лондоне, то в Женеве. Противники Османской империи находили убежище в Российской империи, противники Российской — в Австрийской, противники Австрийской — в Британской. Что касается «несостоявшихся государств» со слабыми органами власти, то, напомню, что в Венском порядке таковыми считали Османскую империю и Цинский Китай. В последний великие державы в 1900 г. направили даже международные силы для подавления националистического восстания «ихэтуаней» (боксеров).

Не нов и мир «международных организаций». Еще в 1863 г. возник Международный красный крест, представители которого получили статус нон-комбатантов. Международный союз электросвязи возник в далеком 1865 г. Можно сказать, что международных организаций было меньше. Но можно посмотреть на проблему и по-другому: международные организации обладали куда большей степенью свободы, чем современные. Можем ли мы себе представить, чтобы сотрудник Международного красного креста в 1899 г. был бы уволен за неверные слова о суфражистках или японцах? Или чтобы ему поставили на вид «неправильное» интервью представителю иной страны? О степени свободы слова того времени мы в мире победившей политкорректности можем вновь только мечтать, как мечтали о ней французские просветители.

Норма или отклонение?

Алексей Фененко:
«Черные лебеди» глобализации

В своей статье А.В. Кортунов дает интересное наблюдение: «Большинство обществ глобального Севера остаются экономически, социально и политически расколотыми, что, несомненно, накладывает жесткие ограничения на процессы усиления государств». Но исторический опыт подсказывает нам, что это далеко не обязательно. Великобританию в XIX в. штормило от парламентских кризисов, Францию буквально разрывали революции, но именно в это время были созданы Британская и Французская империи. США в период Гражданской войны 1860-х гг. вели весьма активную экспансию в Восточной Азии и на Тихом океане. Советскую Россию с ее экономической разрухой и внутрипартийной борьбой 1920-х гг. боялись на Западе намного больше, чем брежневский СССР 1970-х годов.

Мы часто говорим о «недопустимости популизма». Однако при этом мы забываем, что наш популизм — лишь бедная тень популизма Версальского порядка 1919–1945 гг. Тогда популистские идеологии казались вполне обыденными. Зато Венский порядок XIX в. точь в точь как современный мир считал популизм недопустимым. Сохранение политической стабильности в мире между Венским конгрессом (1815) и началом Крымской войны (1853) было таким же политическим культом, как и в наши дни. Популизм считался крамолой, а подрыв стабильности — чем-то «неприемлемым». (Забавно слышать сегодня это любимое слово многих авторов, вспоминая исторический опыт XIX в.).

А.В. Кортунов отмечает: «Нынешние поколения куда менее терпеливы и менее постоянны в своих привязанностях, чем их далекие предки XVII века. От любви до ненависти у современного избирателя — буквально один шаг». К сожалению, согласиться с автором не могу, вспоминая историю европейских революций XIX века. Насильственно сменить власть (не личность лидера!) в современном развитом государстве — процесс намного более сложный, чем это было в 1848-м или даже в 1918 году. Просто потому, что любое современное государство (включая самые демократические) обладает намного большим и технически более совершенным бюрократическим и репрессивным аппаратом, чем это было в XIX в. (Как быстро в современной Франции новый Жан Вальжан был бы привлечен к ответу по статье за экстремизм, терроризм или что-то в этом роде?)

Удивительнее всего, что мир «сильных и ответственных государств», о которых пишет А.В. Кортунов, и есть тот самый Венский мир, который он считает архаичным. Этот мировой порядок установили четыре великие державы после Наполеоновских войн. Эти державы были ответственными в том плане, что считали «неприемлемым» изменение границ, проведенных Венским конгрессом, или подрыв принципов легитимизма. Эти державы были готовы идти на силовые акции для поддержания своего мирового порядка: просто потом их осудили новые победители как «подавление революционного движения».

Вполне возможно, что мир «неомодерна» будет напоминать не мир национальных государств XX в., а национальные государства более ранних эпох. Но кто сказал, что именно национальные государства середины XX века — эталон национальных государств, а не один из их вариантов?