Дискуссия
На днях генеральный директор РСМД Андрей Кортунов опубликовал на сайте Совета обстоятельную критику в адрес всех тех, кто уже похоронил либеральный мировой порядок. Текст А. Кортунова совершенно обязателен к прочтению для тех, кто хочет сегодня быть в курсе длинной заочной дискуссии о фундаментальных принципах мировой политики и месте России в современном мире.
Оспаривая аргумент о том, что кризис либерализма как политической идеологии означает кризис либерального мирового порядка, А. Кортунов отмечает:
«Либеральный мировой порядок оказался шире, привлекательнее, «глобальнее» либерализма как политической идеологии. По той простой причине, что он не столько идеологическая платформа, сколько технический инструмент организации мирового экономического, а в какой-то мере — и политического пространства».
На мой взгляд, этот тезис требует развития, и его разработка может дать нам дополнительные аргументы в пользу живучести либерального мирового порядка и даже в очередной раз привести нас к тезису о «конце истории» в его более точной интерпретации. Это развитие будет строиться вокруг моего искреннего убеждения, что наш образ действия в отношении окружающего мира неотделим от образа его познания.
Да, либерализм как учебник по организации политической жизни государств перестал удовлетворять нашим требованиям. Он перестал порождать внешне стабильные и процветающие политические системы. Но это произошло только лишь потому, что многие либералы стали теми, против кого намеревались бороться — они стали догматиками.
Догма — это всегда ожидание регулярностей, а значит, догматик всегда готовится к прошедшей войне, следовательно, всегда проигрывает. И вот либералы перестали ставить все под сомнение и жаждать вечных перемен и вместо этого обросли заранее заготовленными рецептами. Наверное, устали. Причем произошло это в период резких и разнонаправленных перемен во всех сферах общественной и международной жизни, когда вы закономерности сменяют друг друга с огромной скоростью.
Эта потеря авторитета либеральной идеологии «внутри» сказалась и на авторитете либерального мирового порядка как системы, создававшейся условно либеральными демократиями для либеральных демократий. Именно это ограничение оказалось одной из причин нынешнего кризиса. Но можем ли мы вернуться к более совершенной идеологии либерализма и вооружившись ей, снова перейти границу национального и применить эти принципы на глобальном уровне?
Считаю, что либеральная парадигма все еще может оказаться нам полезной для размышления о мировом порядке. Как было не раз верно замечено — либерализм это не цель, а средство. Это метод. Познание без заранее известного результата, готовность быть переубежденным и изменить свои убеждения, а с ними свое поведение. Это значит, что либералы находятся в вечном поиске. Так же как реалисты, либералы осознают ограничения естественных способностей человека (в том числе умственных). Более того, вера в это несовершенство — краеугольный камень политической свободы.
Вырабатывать актуальные ответы на стоящие перед обществами вопросы можно только в условиях открытости. Сегодня это будут одни ответы, завтра — другие. Традиционалисты всегда обвиняют либералов в том, что для них нет ничего святого — ни веры, ни долга, ни обычаев, ни расы, ни класса, ни богов, ни господ. Это не совсем так. У либерализма есть свои кумиры, хоть их и немного — вера в естественные права, верховенство закона и в то, что свобода лучше, чем несвобода.
За пределами этого либеральная парадигма не запрещает нам ничего. То, что мы привыкли называть либерализмом и особенно то, что часть российского общества презрительно называет «либерастией» — лишь одна из интерпретаций этих ценностей, их преломление в конкретные политические и социальные практики, затвердевшие когда-то и применяемые до сих пор.
В этом смысле либеральная парадигма поиска формы сосуществования наций никуда не делась. Более того, она все еще может дать нам работающее решение, так как обладает удачным сочетанием системности и гибкости. Принципы рациональности, нормативности и открытости, о которых пишет А. Кортунов, разумны и достаточны для того, чтобы система международных отношений была адаптивна и устойчива.
Когда Френсис Фукуяма писал о «конце истории», он говорил не совсем о том, о чем нас учат на первом и всех последующих курсах МГИМО. Фукуяма считал, что история — это борьба между стремлением к превосходству (мегалотимией) и стремлением к равенству (изотимией). К концу двадцатого века решение этой проблемы было найдено в форме либерального капитализма — той формы общественной организации, где эти человеческие потребности находятся в балансе. Либеральный мировой порядок, а точнее либеральный подход к его осмыслению, дает нам те самые рамки примирения мегалотимии и изотимии со стороны более крупных образований — государственных и негосударственных акторов мировой политики.
Три либеральных принципа мирового порядка, если рассматривать их как механизм мышления, преломляются следующим образом:
Рациональность. Пытаясь найти ответы на глобальные вызовы современности, мы должны исходить из познаваемых категорий при понимании ограниченности такого познания. Мистическим концепциям вроде национальной судьбы, исторической правды или духа нации места здесь не будет. Не в меньшей степени, чем реалисты, либералы осознают тесное переплетение интересов, которое определяет динамику мировых процессов. Более того, примат эгоистических мотивов очевиден, но разве нам не по силам создать институты, где реализация таких устремлений могла бы быть возможна для максимального количества акторов (вспоминаем Бентама и «максимальное счастье максимального количества людей»)?
Нормативность. Подобно неподвижному движителю, у либерального свободолюбия есть деспотическое начало в виде естественных прав, которые служат и ограничением для поведения всех без исключения акторов. Размышляя о мировом порядке в поиске более совершенного решения, мы должны все же размышлять об институтах, о той самой клетке, которая запрет игроков в пределах «правил игры». Как верно заметил Исайя Берлин, всегда найдутся две ценности, которые одинаково существенны и однажды вступят друг с другом в конфликт. Именно поэтому нам и нужны базовые ценности, чтобы сама невозможность сделать выбор нас не парализовала.
Открытость. Никакие концепции, кроме тех, что вырывают нас за пределы ценностей, определенных принципом нормативности, не должны оказаться под запретом, когда мы ищем эффективную форму отношений акторов мировой политики. Более того, принцип открытости диктует невозможность финальности таких форм отношений. Как раз в этом смысле «конца истории» случиться не должно. В каком-то отношении наша цель является средством, а средство — целью. Либерализм как метод поиска лучшего мирового порядка навсегда останется только лишь методом, потому что идеала достичь попросту невозможно.
Иными словами, такого рода либерализм может быть лишь механической концепцией, и ни в коем случае — телеологической. Он может и должен сам нас привести к более совершенным международным системам, но не может служить целью такого движения. Герцен предостерегал нас от того, чтобы ставить цель выше средств. Потому что в этом случае мы начинаем приносить жертвы, в том числе человеческие. Меж тем живущие люди — реальны и действительны, в то время как цели и идеалы подчас оказываются лишь фантомами.