Не время для фатализма

Конфликт на Украине радикально сказался на конфигурации вызовов и угроз, стоящих перед Россией. Подобная конфигурация в нашей истории прецедентов практически не имеет. Накопление шоков и кумулятивный эффект могут повлиять как на общество, так и на саму российскую государственность. Возврата к прошлому не будет, тогда как в будущем наметились сценарии, которые еще недавно казались крайне маловероятными.

Уникальность конфигурации угроз парадоксальным образом сосуществует со стандартностью самого их набора. В исторической перспективе вплоть до сегодняшнего дня большую их часть можно разложить по трем корзинам. Назовем их «большой тройкой».

Первая корзина — внешние угрозы. Российской политической культуре свойственно чувство уязвимости перед лицом более сильных соседей. Здесь смешивается исторический опыт многочисленных конфликтов, накопленные обиды давнего и недавнего прошлого, а также реально существующие вызовы безопасности.

Начало военной операции резко изменило ситуацию. Украина оказалась в числе приоритетов для Запада. Сдерживание России приобрело иное качество. Сбылись самые смелые мечты радикальных русофобов. Военно-политическое давление на Москву будет оказываться еще многие годы. Историки долго будут спорить о том, кто же в первую очередь виноват в сложившемся кризисе. Важно другое. Военная опасность для России, враждебность Запада в ее адрес и, главное, размах конкретных действий по ее сдерживанию увеличились многократно.

Вторая корзина — отсталость в организации экономики и государственного управления. Последние 500 лет Россия систематически сталкивалась с задачей модернизации хозяйства и институтов. Осуществить ее неоднократно пытались начиная со времен Петра Первого, однако преодоление отсталости нередко имело однобокий и несбалансированных характер.

Масштабные западные санкции обострили вызовы, связанные с модернизацией российской экономики. Переориентировать российский экспорт на Китай, Индию и другие страны возможно, однако его объемы и доходы от него в ближайшее время будут сокращаться. Либерализация экономики, снижение регуляторных барьеров и налогового бремени могут смягчить кризис. В российской истории последних ста лет практически не было периодов, когда реакцией на изоляцию и кризис становилась либерализация, а не мобилизация. Долговечность такой либерализации и ее способность перестроить экономику — один из ключевых вопросов.

Третья корзина — набор угроз, связанных со смутой и кризисом российской государственности. Речь идет о риске скоротечной и взрывной разбалансировки элит, системы формальных и неформальных правил игры, с последующей волной насилия, обрушением государственной конструкции и колоссальными потерями.

Новые чрезвычайные обстоятельства порождают и риски кризиса государственности. Они значительно серьезнее, чем «майданы» и «цветные революции». Ресурсный дефицит может породить недовольство как в обществе, так и в элитах. На настроения будет влиять военная ситуация и уровень потерь. Проблемой могут стать не только и не столько «либералы», сколько более широкие круги, требующие чисток, репрессий и «наведения порядка». Держать их под контролем будет намного сложнее, чем «либеральный» протест.

Все три корзины связаны между собой, а связи эти нелинейны и далеко не всегда пропорциональны. В наиболее драматичные моменты своей истории Россия одновременно сталкивалась со всеми тремя видами угроз. Последний раз такое было в 1917–1920 годах, когда стране пришлось пережить две революции, перенапряжение в войне, интервенцию и обвал экономики.

Похоже, что после 24 февраля нынешнего года все три группы угроз снова могут сойтись в одной точке. Повторение сценария 1917-го не предопределено. История может пойти в любом направлении. Но такое сочетание вызовов порождает для России беспрецедентно опасную ситуацию.

Сочетание угроз из всех трех корзин станет проверкой на прочность российской государственности. Набор шоков может привести к каким угодно катастрофическим сценариям, включая попытки дворцовых переворотов, стихийный бунт и даже гражданскую войну с внешним участием. Может оказаться, что ставка на закат и неминуемую гибель Запада иллюзорна, а слабым звеном окажется Россия. Но такие сценарии все же не предопределены. Все может сложиться совершенно иначе. Россия пройдет неизбежные болезненные трансформации и понесет потери, но выйдет на принципиально иную основу своей жизни. Это возможно только в случае высвобождения творческих сил народа, его раскрепощения на всех уровнях. Нам придется открыть для себя заново свою собственную страну и ее производительные силы, равно как и страны, которые на протяжении нескольких веков не представляли для нас первостепенного интереса. Иначе говоря, сейчас невозможно точно сказать, какое будущее нас ждет. Но стоит не забывать, что СССР развалился, находясь в куда более благоприятных международных условиях. Поэтому внешние и внутренние шоки сами по себе не определяют будущее. Дальнейшая судьба России зависит от нее самой. Сейчас не время для фатализма.

Конфликт на Украине радикально сказался на конфигурации вызовов и угроз, стоящих перед Россией. Подобная конфигурация в нашей истории прецедентов практически не имеет. Накопление шоков и кумулятивный эффект могут повлиять как на общество, так и на саму российскую государственность. Возврата к прошлому не будет, тогда как в будущем наметились сценарии, которые еще недавно казались крайне маловероятными.

Иван Тимофеев:
Опять тройка

Уникальность конфигурации угроз парадоксальным образом сосуществует со стандартностью самого их набора. В исторической перспективе вплоть до сегодняшнего дня большую их часть можно разложить по трем корзинам. Назовем их «большой тройкой».

Первая корзина — внешние угрозы. Российской политической культуре свойственно чувство уязвимости перед лицом более сильных соседей. Здесь смешивается исторический опыт многочисленных конфликтов, накопленные обиды давнего и недавнего прошлого, а также реально существующие вызовы безопасности. Наиболее кровавые войны последних столетий Россия вела со своими западными соседями. Долгое время условный Запад был разобщен, и Россия участвовала то в одной, то в другой коалиции. Сегодня Запад консолидирован как никогда. В системе наших приоритетов он играл и будет играть ключевую роль, даже несмотря на существование иных вызовов безопасности. Конфликтный потенциал здесь усиливается мировоззренческими и ценностными противоречиями, активно культивируемыми с обеих сторон. По многим параметрам Россия относится к числу стран западных и европейских. Однако Россия и Запад друг для друга — удобные символические противники, нужные для конструирования собственной идентичности. Впрочем, во взаимных фобиях есть и вполне конкретные мотивы. Коллективный Запад многократно превосходит Россию по военному и экономическому потенциалу. Но и Россия, с ее ядерной мощью, независимой и часто непредсказуемой для Запада политикой, является для него долгосрочной проблемой.

Вторая корзина — отсталость в организации экономики и государственного управления. Последние 500 лет Россия систематически сталкивалась с задачей модернизации хозяйства и институтов. Осуществить ее неоднократно пытались начиная со времен Петра Первого, однако преодоление отсталости нередко имело однобокий и несбалансированный характер. Заимствование или адаптация тех или иных западных форм служили неотъемлемой частью практически всех этих попыток. Но и здесь процесс шел неравномерно. Мы перенимали и творчески развивали систему организации армии и государственного контроля, но при этом не рисковали с автономией общества, его свободой и субъектностью. Мы добивались промышленных и научных прорывов, но старались не выпускать надолго экономику за пределы надзора государства. Мы заимствовали западные идеологические формы (социализм, либерализм, консерватизм), но в итоге просто имитировали их, не наполняя надлежащим содержанием.

Дмитрий Данилов:
В НАТО делают расчет на истощение и победу

Третья корзина — набор угроз, связанных со смутой и кризисом российской государственности. Речь идет о риске скоротечной и взрывной разбалансировки элит, системы формальных и неформальных правил игры, с последующей волной насилия, обрушением государственной конструкции и колоссальными потерями. Случаи российский смуты трудно назвать уникальными. Современная французская государственность выковывалась чередой революций и внутренних потрясений. Франции понадобилось полтора века для транзита к относительно устойчивой политической форме. Однако для российской политической культуры угроза смуты — это архетип. Он усиливается многоукладностью страны и естественными для нее территориальными и культурными дисбалансами. Страх слабой государственности или распада страны подпитывается опытом многочисленных революций на постсоветском пространстве. Оппозицией такому страху можно считать «стабильность», ставшую важнейшей «скрепой» политической системы в последние два десятилетия.

Все три корзины связаны между собой, а связи эти нелинейны и далеко не всегда пропорциональны. В наиболее драматичные моменты своей истории Россия одновременно сталкивалась со всеми тремя видами угроз. Последний раз такое было в 1917–1920 годах, когда стране пришлось пережить две революции, перенапряжение в войне, интервенцию и обвал экономики.

Похоже, что после 24 февраля нынешнего года все три группы угроз снова могут сойтись в одной точке. Повторение сценария 1917-го не предопределено. История может пойти в любом направлении. Но такое сочетание вызовов порождает для России беспрецедентно опасную ситуацию.

Конфликт на Украине существенно обострил внешние угрозы для России на долгосрочный период. Ситуация последних лет и так была непростой. После холодной войны в Европе сложилась система несбалансированной биполярности, в которой один из полюсов (НАТО) существенно превосходил по своим возможностям другой (Россию). Такая система сохраняла в целом невыгодную для Москвы динамику — расширение альянса, перспективу углубления его военного сотрудничества со странами постсоветского пространства и дискриминации российских интересов. В 2014-м из-за событий на Украине отношения России и Запада обострились, но через некоторое время, оставаясь «прохладными», все же стабилизировались.

Структуру отношений на конец 2021 года трудно было назвать оптимальной. Не был решен ни один из принципиальных вопросов, изложенных в письмах, направленных Москвой в Брюссель и Вашингтон в декабре 2021-го. И все же у России сохранялось широкое пространство для маневра. Ее военного потенциала хватало, чтобы купировать любую военную угрозу, даже в случае самого активного «военного освоения» Украины со стороны США и их союзников. Ситуация в Донбассе оставалась напряженной, но стабильной. Пик гражданских потерь пришелся на первые годы конфликта (2014–2015), однако затем они фактически сошли на нет. В 2019 и 2020 годах гражданских жертв насчитывалось по девять человек, в 2021-м — семь, а вместе с военными потерями — 160, 44 и 77 соответственно. Крупное наступление ВСУ на Донбассе скорее всего провалилось бы. Украина оставалась враждебным государством, но по сравнению с 2014-м она все меньше и меньше интересовала Запад. Там готовы были смириться с заморозкой конфликта в Донбассе и де факто признать Крым частью России. Да, НАТО после 2014-го вернула сдерживание России в число своих ключевых целей. Но большинство стран ЕС, особенно Германия, не хотели наращивать оборонные расходы. А санкции, введенные против России, хотя и сохранялись, но реальное их влияние явно не соответствовало информационному шуму вокруг этих ограничений. Рынок на них реагировал слабо.

Иван Тимофеев:
Санкции вместо дипломатии?

Начало военной операции резко изменило ситуацию. Украина снова оказалась в числе приоритетов для Запада. Сдерживание России приобрело иное качество. Сбылись самые смелые мечты радикальных русофобов. До того вялый ЕС (особенно Германия) теперь наращивает свои оборонные возможности. Восточная Европа насыщается войсками. Киев получает военную помощь, объемы которой могли только сниться местным ястребам. Реальной становится перспектива членства в НАТО Финляндии и Швеции, то есть Россия рискует получить у своих северо-западных границ значительно более широкую линию соприкосновения с альянсом. С большой вероятностью в Европе увеличатся американские ядерные арсеналы. Пока США и НАТО не рискуют прямо вовлекаться в открытый военный конфликт с Москвой. Но боевые действия на Украине затягиваются, поглощая российские материальные и человеческие ресурсы. Москва вполне может перехватить военную инициативу. Не исключено, что в итоге территория, подконтрольная Киеву, значительно уменьшится. Но само по себе это не решит фундаментальных проблем российской безопасности. Военно-политическое давление на Москву будет оказываться еще многие годы. Историки долго будут спорить о том, кто же в первую очередь виноват в сложившемся кризисе. Важно другое. Военная опасность для России, враждебность Запада в ее адрес и, главное, размах конкретных действий по ее сдерживанию увеличились многократно.

Масштабные западные санкции обострили вызовы, связанные с модернизацией российской экономики. Россию отсекают от западноцентичной мировой финансовой системы, от технологий и промышленных товаров. Официальные запреты сопровождаются массовыми корпоративными бойкотами. Множество компаний из дружественных стран, включая КНР, заняли выжидательную позицию. Российская экономика избежала катастрофы в первые недели санкционного цунами. У страны есть потенциал для перестройки экономики. Однако издержки для нее будут существенными. В числе проблем — доступ к капиталу и технологиям для такой перестройки. С большой вероятностью, Россия потеряет свои ключевые рынки в Европе. Переориентировать российский экспорт на Китай, Индию и другие страны возможно, однако его объемы и доходы от него в ближайшее время будут сокращаться. Либерализация экономики, снижение регуляторных барьеров и налогового бремени могут смягчить кризис. В российской истории последних ста лет практически не было периодов, когда реакцией на изоляцию и кризис становилась либерализация, а не мобилизация. Долговечность такой либерализации и ее способность перестроить экономику — один из ключевых вопросов. В любом случае накопление шоков — вызов для России в краткосрочной и среднесрочной перспективе. Экономическое отставание и отсталость — вызов долгосрочный.

Новые чрезвычайные обстоятельства порождают и риски кризиса государственности. Они значительно серьезнее, чем «майданы» и «цветные революции». Ресурсный дефицит может породить недовольство как в обществе, так и в элитах. На настроения будет влиять военная ситуация и уровень потерь. Проблемой могут стать не только и не столько «либералы», сколько более широкие круги, требующие чисток, репрессий и «наведения порядка». Держать их под контролем будет намного сложнее, чем «либеральный» протест.

Андрей Кортунов:
Линии расхождения: что переговоры с Украиной говорят о состоянии российского общества

Впрочем, пока ситуация выглядит устойчивой. Общество консолидировалось. Власти не поддерживают призывы к репрессиям и зачистке «пятой колонны». Домой возвращается часть граждан, покинувших страну в первые недели конфликта в ожидании перегибов. И если потеря «богемы» для страны не критична, то утрата человеческого капитала в виде пассионарных и способных бизнесменов, специалистов в IT и других отраслях была бы болезненной для страны в текущих условиях.

В некотором смысле удачей оказалось то, что Запад решил «отменить» все русское. На практике это вылилось в травлю русскоговорящих, отторжение классического русского искусства и т.д., что, разумеется, вызвало неприятие даже у тех, кто был дружелюбно настроен по отношению к Западу. Заморозка и конфискация собственности российских лиц за рубежом, разгром крупного российского бизнеса тоже, скорее, помогают Кремлю. Запад собственными руками сделал то, о чем власти в Москве не могли и мечтать. В считанные недели уничтожен мощный рычаг давления на часть российской элиты в виде самых разных «якорей» активов и собственности. Раньше россияне обзаводились собственностью за рубежом, надеясь на «тихую гавань» и «главенство закона», опасаясь «посадок» и «отъема» в России. Теперь сама Россия становится для них едва ли не единственной гаванью. Как именно власти воспользуются этой ситуацией — тоже большой вопрос.

Сочетание угроз из всех трех корзин станет проверкой на прочность российской государственности. Набор шоков может привести к каким угодно катастрофическим сценариям, включая попытки дворцовых переворотов, стихийный бунт и даже гражданскую войну с внешним участием. Может оказаться, что ставка на закат и неминуемую гибель Запада иллюзорна, а слабым звеном окажется Россия. Но такие сценарии все же не предопределены. Все может сложиться совершенно иначе. Россия пройдет неизбежные болезненные трансформации и понесет потери, но выйдет на принципиально иную основу своей жизни. Это возможно только в случае высвобождения творческих сил народа, его раскрепощения на всех уровнях. Нам придется открыть для себя заново свою собственную страну и ее производительные силы, равно как и страны, которые на протяжении нескольких веков не представляли для нас первостепенного интереса. Иначе говоря, сейчас невозможно точно сказать, какое будущее нас ждет. Но стоит не забывать, что СССР развалился, находясь в куда более благоприятных международных условиях. Поэтому внешние и внутренние шоки сами по себе не определяют будущее. Дальнейшая судьба России зависит от нее самой. Сейчас не время для фатализма.

Впервые опубликовано в журнале «Профиль».