Неощутимое присутствие

Идея о том, что российские общественные науки должны стать более открытыми для международного сообщества, уже довольно давно потеряла остроту новизны. Важным измерением такой открытости являются публикации российских исследователей в западных академических журналах. Конечно, можно продолжать считать, что у нас все находится на высоком международном уровне. Только эти иллюзии годятся лишь для «внутреннего пользования», внешний мир об этом не узнает.

Идея о том, что российские общественные науки (в частности, политическая наука и международные отношения) должны стать более открытыми для международного сообщества, уже довольно давно потеряла остроту новизны. Важным, если не главным, измерением такой открытости являются публикации российских исследователей в западных академических журналах. Конечно, можно продолжать считать, что у нас по умолчанию все находится на высоком международном уровне. Только эти иллюзии годятся лишь для «внутреннего пользования», внешний мир об этом не узнает.

Сегодня в России действуют десятки факультетов, отделений и кафедр политологии и международных отношений, каждый год выпускаются тысячи молодых специалистов, защищаются десятки новых докторов наук. Но качество подготовки выпускников вузов и профессиональный уровень тех, кто их готовит, сильно различаются. Очень немногие российские международники и политологи регулярно (или хотя бы изредка) публикуются в западных академических журналах. Большая часть талантливых молодых специалистов навсегда покидают науку. Можно связывать эти печальные тенденции исключительно с недостатком государственного финансирования. Но это наивно.

Почему у нас так мало хороших, конкурентных текстов, достойных публикации в западных журналах? И почему даже эти тексты трудно сделать статьями, т. е. довести до публикации?

Образование, бич наш...

Одна из наиболее очевидных причин слабой конкурентоспособности российских политологов и международников коренится в образовании. Так, чтобы получить «нормальное» образование по этим специальностям, надо выезжать на Запад. Тех, кто получил это образование и вернулся в Россию работать «в науке», очень немного. Что касается российских политологов и международников старшего и среднего поколений, то их разнородный образовательный бэкграунд (одни вышли из философов, другие — из историков, третьи — из экономистов, четвертые — из географов) является реальным препятствием для продвижения публикаций.

Несмотря на присоединение к Болонской системе, российское образование в общественных науках по-прежнему неконкурентоспособно. Приведем небольшой, но весьма характерный пример. Существует ощутимый и почти повсеместный дефицит тех, кто может преподавать политологам количественные методы. Имеется, с одной стороны, множество прекрасных математиков и статистиков, которые не владеют политологической проблематикой (а то и вовсе отрицают само ее существование), с другой — множество политологов, которые не владеют соответствующими методами. Эта проблема была идентифицирована несколько лет назад, но решается она крайне медленно и преимущественно в пределах столичных университетов.

Таким образом, нам мешает не то, что мы «недостаточно умны», а само наше образование, его характер. Хотя общее настроение российских интеллектуалов относительно «интеллектуального климата» в современной России почти паническое, у нас, безусловно, есть эрудиты, люди, блестяще образованные именно в общественных науках. Однако характер этого образования (точнее, самообразования), огромная начитанность и нетривиальные, глубокие мысли не помогут им публиковаться в западных журналах. Там нужны другие профессиональные приемы, другая квалификация или, как сейчас принято говорить, компетенции. Речь идет, прежде всего, о знании современных теоретических и методологических подходов и умении грамотно их применять. Так что выход во внешний мир такие специалисты осуществляют в лучшем случае через публикации в сборниках статей (collected volumes), издаваемых в западных издательствах, или не осуществляют вообще.

Мы — «эксперты по России»?

Возникает вопрос: что мы, исследователи, в массе своей не обладающие современным конкурентным образованием, можем сейчас предложить западной науке? По-видимому, то, в чем мы являемся экспертами, т. е. наши знания о России. Ответ с Запада будет однозначен: не требуется (или почти не требуется).

Во-первых, на Западе достаточно экспертов по России, и в силу постоянного выезда за рубеж российских ученых их становится все больше. В настоящее время более 900000 российских ученых работают в США, около 150000 — в Израиле, 100000 — в Канаде, 80000 — в Германии, 35000 — в Великобритании и 3000 — в Японии [1].

Во-вторых, и это еще более важно, такие экспертные знания сами по себе мало чего стоят. Следует принципиально различать экспертизу и результаты академических исследований. Так что с точки зрения «публикабельности» реферируемых статей именно в научных журналах Россия может выступать кейсом в статье, будь то статья о политических партиях, избирательных системах или же о характере внешней политики, но не может выступать основным и единственным предметом исследования.

До сих пор западные ученые видят российских политологов и международников преимущественно как «поставщиков» экспертных знаний по России, которые, конечно, весьма полезны, но никак не могут заменить академические исследования. Этими исследованиями западные ученые предпочитают заниматься сами.

Кроме того, надо учитывать и то, что чисто российские исследования — это, прежде всего, публикации в узкоспециализированных журналах, обладающих невысоким рейтингом.

Проблема стимулов: «публикуйся или погибнешь»

Существуют определенные правила игры, по которым строятся мировые академические практики, и, выходя на международные рынки, нам придется, хотим мы этого или нет, их придерживаться. Понятно, что эти правила были сформированы и приняты академическим сообществом задолго до того, как Россия «открылась» для мира.

Наличие публикаций в международных журналах — непременное, императивное условие научной деятельности и в Нью-Йорке, и в Берлине, и в Пекине. Однако в большинстве российских институтов до сих мало кто всерьез озадачивается наличием публикаций в западных журналах для своей curriculum vitae. Не секрет, что известный западный принцип «публикуйся или погибнешь» («publish or perish») многими российскими учеными до сих пор признается недостойным «истинной науки». Они считают откровенно нелепым то, что их карьера может зависеть от реферируемых статей в иностранных журналах. Мы изо всех сил поддерживаем инерцию. И это весьма выгодная точка зрения, поскольку делать такие публикации — трудное дело. Стандартный жизненный цикл научного исследования длинен: от момента идентификации научной проблемы до ее решения в форме публикации в реферируемом журнале может пройти несколько лет.

Очевидно, что для кардинального изменения ситуации нужны, во-первых, смена поколений, которая еще не произошла, а, во-вторых, создание системы стимулов, которые мотивировали бы ученых проводить конкурентные исследования и, следовательно, открыли бы им дорогу к публикациям. Выплата денежных премий за такие публикации — инструмент, которым сейчас начинают пользоваться наши университеты, — вовсе не является единственной гарантией успеха. Было бы разумно оказать финансовую поддержку и другими стимулами, например, оплатой участия публикующихся в научных конференциях и семинарах.

Журнал с высоким рейтингом на основе отзывов рецензентов отвергает девять из десяти манускриптов (огромное их количество вообще не рассматривается). Это значит, что поощрение за публикации должно учитывать рейтинг журнала и качество статьи.

Для решения проблемы «непубликуемости» можно было бы рекомендовать следующее:

• искать соавторов на Западе и публиковаться вместе с ними;
• еще до публикации статьи активно обсуждать предварительные результаты на семинарах и конференциях (большая часть статей обсуждается на конференциях, размещается в Интернете, т. е. подвергается критике академического сообщества еще до того, как авторы отсылают их в хорошие журналы)
• приглашать редакторов ведущих журналов прочитать лекции о том, как осуществляется редакционный отбор (именно так поступают во всех западных аспирантурах);
• создать собственный рецензируемый журнал на английском языке в каждой области обществоведения (в первое время можно было бы просить рецензии у зарубежных ученых, а потом, по мере роста репутации, приглашать временных редакторов для специальных выпусков на заданную тему номера).

Возможно, надо будет платить рецензентам, к примеру, по 100–200 долларов. Именно так поступают на Западе в журналах по экономической проблематике. Начать же решать проблему «непубликуемости» стоило бы с освоения европейского рынка. Публиковаться в американских журналах значительно сложнее в силу больших различий в критериях отбора. Российский подход к статьям ближе европейскому — на европейском рынке менее строгие методологические подходы.

«Соблазн среды» и мерило успеха

Не будем забывать и о том, как у нас оценивается профессиональный успех. Этот успех, в том числе, что парадоксально, в среде академической, во многом оценивается по степени публичности, по степени «попадания в обойму». Здесь важно то, что в профессиональном, академическом сообществе успех сам по себе ценится весьма низко и мерилом общего, жизненного успеха не является. Только в приложении к публичности. Писать хорошие научные статьи — мало. Быть великолепным преподавателем — почти ничто. Имя это тебе не сделает. Так что в условиях крайне низкого статуса академического сообщества чудовищные усилия многих наших ученых по максимизации своей публичности извинительны и понятны. Но небезобидны по многим причинам.

Во-первых, широкая публичная деятельность ученых по умолчанию является подтверждением и закреплением низкого статуса академического сообщества, ученые посылают сигнал о своем согласии с таким положением вещей.

Во-вторых, у исследователей происходит смещение приоритетов, когда действительно важное (производство нового знания) подменяется второстепенной и вовсе незначимой с профессиональной точки зрения деятельностью. Жаль, когда хорошие мозги не производят хорошего продукта. А здесь уже надо делать выбор: совмещать академические статьи и мелькание на телеэкране вряд ли возможно.

В-третьих, стандарты научной деятельности и критерии успеха фактически задаются извне — из публичной сферы. Эти принципиально неверные именно для академического сообщества критерии распространяются чрезвычайно быстро, особенно в среде молодых ученых. И получается, что профессионализация академических сообществ (по крайней мере во многих общественных науках) еще не состоялась, а уже идет процесс депрофессионализации.

Наконец, кипучая публичная деятельность ставит под большой вопрос самое важное — «академическую свободу». Поддержание этой свободы — одновременно и задача академического сообщества, и его основная особенность. Ведь работа академиков заключается в проведении исследований, результаты которых заранее никто не знает. Значит, должно быть соблюдено принципиальное условие: исследователи должны быть свободны в выборе пути и независимы от политических и общественных предпочтений. Соблазн публичности делает это условие почти невыполнимым.

Соблазна публичности не удается избежать и университетам. В России приятно и почетно иметь «озвученные», публичные фигуры в профессорско-преподавательском составе. На Западе политика университетов различна: некоторые признают полезность внешней по отношению к университету деятельности академиков (в огромном большинстве случаев речь идет об экспертизе, не более), поскольку она рекламирует университет, выделяет его, другие же университеты не склонны принимать внешнюю деятельность во внимание в принципе. Однако невозможно себе представить, чтобы профессор или исследователь приглашался на работу или оценивался руководством университета по числу выступлений в СМИ и участию в телепрограммах. У нас же это становится стандартной практикой.

Заключение: прощание с иллюзиями

Итак, иллюзий о высоком качестве образования в лучших вузах и институтах, о высоком качестве российских общественных наук, а, следовательно, о высоком месте России в «мировой табели о рангах» больше нет. Однако избавления от иллюзий явно недостаточно. Ситуация очень и очень непростая: нас держит инерция (характер нашего образования и неприятие западных стандартов), одновременно новые времена порождают новые проблемы. «Неощутимое присутствие» российских ученых в западных научных журналах — это, несомненно, часть гораздо более широкой проблемы, связанной с конкурентоспособностью России в современном мире. И для принципиального изменения этой ситуации, если мы ею недовольны, ничего иного, кроме отказа от мифов и создания новой системы стимулов, предложить невозможно. В любом другом случае перспективы нашего развития будут чрезвычайно ограниченны.

1. Ускова О. Брейн-хантеры // Ведомости, 07.05.2010.