От «Франс-Африк» до «Амбисьон-Африк»: возможности для нейтральности

Во второй половине XX в. началась новая эра африканской политики Франции. В 1960-е гг. большинство государств Африки получило независимость, и страна начала адаптироваться к новым реалиям: с одной стороны, поддерживала политику независимости новых государств и «прощания с колониальным наследием», с другой — начала создавать инструменты для дальнейшего взаимодействия. Для обозначения свода этих инструментов использовался термин «Франс-Африк» (France-Afrique), который постепенно превратился в систему французской политики в Африке.

В конце XX в. картина мирового развития сильно поменялась, как и внешнеполитические приоритеты Франции. Африканское направление подверглось сильной критике внутри страны, что превратило ранее работавшую систему в имя нарицательное с глубоко негативной коннотацией, которое стало почти презрительно называться в одно слово — «Франсафрик» (Françafrique). Получив в наследство почти двадцатилетний негативный опыт африканской политики страны, президент Франции Эмманюэль Макрон заявил о «нейтральности» Франции на этом направлении и объявил о создании «Амбисьон-Африк» (Ambition Afrique).

28 февраля 2023 г. президент Макрон представил общественности свою африканскую политику, которая отражала «приоритеты и методы углубления партнерства между Францией, Европой и Африканским континентом». Перевод африканской политики Франции в сферу партнерства вполне оправдан и, вероятно, более конструктивен, но насколько выполнима такая «амбиция»? Может ли нейтрализация разъединяющей идеологии стать конкурентным преимуществом среди новых игроков Африканского континента, которые распространяют влияние на традиционные для Франции сферы и практически сводят на нет ее былую монополию?

В настоящее время Африканский континент переживает всплеск внимания и конкуренции со стороны внешних игроков. Приход (или возвращение) таких государств, как Китай, ОАЭ, Россия, Турция, Бразилия, Индия, США, новое «прочтение» присутствия ЕС на континенте, а также интересы скандинавских стран поменяли расклад сил и усилили соперничество в области завоевания африканского рынка. В своей стратегии новые игроки используют и фактор, поменявший современный континент, — это рост активного молодого населения, и, как один из результатов этого, усиление значения цифрового аспекта в жизни общества и социальных сетей.

Именно в социальных сетях еще недавно можно было наблюдать за развитием беспрецедентного роста антифранцузских настроений. Однако это явление не новое. К тому же его сила и тональность в последние годы поменялись. О колониальном наследии много говорят сами африканцы (и диаспора, и интеллектуальная элита, и другие когорты населения в соцсетях), но «борьба с колониальным наследием» уже не является исчерпывающим политическим фактором: и в самой Франции, и в странах Африки «французский заговор» все чаще представляется, скорее, «козлом отпущения», к которому постоянно взывают политики в предвыборной борьбе, но раскрытие этого «заговора» не ведет к достижению целей per se. «Фантомы прошлого», безусловно, еще сохраняют свою чувствительность, но этот фактор не является объединяющим ни для политиков, ни для общественного мнения как в странах франкофонной Африки, так и в самой Франции.

В теории режимов много раз рассматривались случаи, когда экзогенные и эндогенные факторы, в том числе такие, как общественное развитие, рост населения, изменения его предпочтений, технологические и экономические изменения, влияли на режим и останавливали его. И страны Африки, вероятно, идут именно этим путем. Для того, чтобы Франция могла стать макроактором на африканском поле, или шире — чтобы Африка стала кластером для различных макроакторов, который будет не только давать возможности для развития входящим в него участникам, но и постоянно включать в себя новые элементы, необходимо преодолеть «эффект колеи». И это задача не только для игроков на поле современного Африканского континента, но и для самих африканских стран. Для Франции же преодоление колеи — это не столько амбиция, сколько вызов.

Во второй половине XX в. началась новая эра африканской политики Франции. В 1960-е гг. большинство государств Африки получило независимость, и страна начала адаптироваться к новым реалиям: с одной стороны, поддерживала политику независимости новых государств и «прощания с колониальным наследием», с другой — начала создавать инструменты для дальнейшего взаимодействия. Для обозначения свода этих инструментов использовался термин «Франс-Африк» (France-Afrique), который постепенно превратился в систему французской политики в Африке.

В конце XX в. картина мирового развития сильно поменялась, как и внешнеполитические приоритеты Франции. Африканское направление подверглось сильной критике внутри страны, что превратило ранее работавшую систему в имя нарицательное с глубоко негативной коннотацией, которое стало презрительно произноситься в одно слово — «Франсафрик» (Françafrique). Получив в наследство почти двадцатилетний негативный опыт африканской политики страны, президент Макрон заявил о «нейтральности» Франции на этом направлении и объявил о создании «Амбисьон-Африк» (Ambition Afrique).

Как развивалась французская политика в Африке, на чем она основана и каковы ее перспективы — ответы на эти вопросы помогут понять не только Францию, но и особенности развития франкофонной Африки.

Формирование и развитие системы «Франс-Африк» во второй половине 1950-х — первой половине 1990-х гг.

Алексей Чихачев:
После Сахеля: закат французского интервенционизма?

Не все бывшие метрополии сохранили преемственность в постколониальный период, и нам известны такие примеры. Президент Шарль де Голль в преемственности не сомневался и воспринимал политику на Африканском континенте как часть развития страны в рамках концепта величия Франции (grandeur de la France). Именно в период его президентства начала выстраиваться система управления африканской политикой, которой пользовались и все последующие президенты Пятой Республики.

Как появился неологизм «Франс-Африк»?

В 1945 г. журналист Жан Пио в газете «Аврора» (L'Aurore) впервые упомянул о необходимости создания для Франции объединяющей системы с бывшими колониями аналогично британской и предложил назвать ее «Франсафрик» (Françafrique). Позднее политический деятель, депутат, председатель Комиссии по зарубежным делам Национальной ассамблеи Франции Жак Барду (дед будущего президента Валери Жискара д’Эстена) в своей статье в журнале «Эвенеман» (L'Événement) за 1954 г. употребил термин «Франс-Африк» (la France-Afrique) в контексте важности этого направления для французской политики.

Однако, согласно распространенной версии, появление этого неологизма относится к 1955 г., когда политический деятель (а позже, в 1960–1993 гг., президент) Кот д’Ивуара Феликс Уфуэ-Буаньи употребил выражение «Франс-Африк» (France-Afrique), подчеркнув близкие и взаимозависимые отношения сторон. С этого момента термин стал часто использоваться в политическом дискурсе.

Несмотря на широту распространения, термин «Франс-Африк» никогда не был официальным и не закреплялся в стратегических документах. Тем не менее он включал в себя целый комплекс мер по формированию постколониальной африканской политики Франции, позднее превратившись в систему, которая просуществовала более 40 лет.

Основные инструменты системы «Франс-Африк»:

• «Африканский участок» (cellule Afrique) был создан как группа в прямом подчинении французскому президенту и формировала ключевые решения, но в ее состав входили не только советники президента и эксперты, но и высшее руководство крупного бизнеса [1], а также представители спецслужб. Таким образом, эта группа объединила в себе черты как исследовательского центра, так и сетевого объединения;
• Концепция сотрудничества (coopération) де Голля включала в себя в том числе заключение секторальных и кросс-секторальных соглашений в области политики, экономики, культуры и военного взаимодействия. С 1961 г. институционально это направление курировало Министерство сотрудничества (Ministère de la Coopération), выступая оператором этой концепции и политики развития [2];
• Западноафриканский валютный союз (Union monétaire ouest-africaine, UMOA) создавался как объединение, направленное на развитие зоны франка и его валюты — франка КФА, франка французских колоний в Африке (franc CFA, franc Colonies Françaises d’Afrique). Еще в 1950 г. между Францией и африканскими странами было достигнуто соглашение о сохранении зоны франка как добровольного объединения стран-участниц, а в 1963 г. был создан UMOA для координации валютной и кредитной политики стран зоны и регулирования отношений с государственными эмиссионными органами. Долгое время Франция выступала гарантом валют стран, входящих в UMOA: Бенин, Буркина-Фасо, Кот д’Ивуар, Гвинея-Биссау, Мали, Нигер, Сенегал, Того [3];
• Интервенционистская политика Франции, которая базировалась прежде всего на оборонительных соглашениях о французском вторжении в случае внутренней или внешней угрозы. Со временем французские войска стали в среднем раз в год появляться на территории бывших колоний для урегулирования военных конфликтов. Позже появился устойчивый термин «внешние операции» (Opérations extérieures, OPEX), и такие урегулирования стали своего рода нормой французской внешней политики в Африке, наряду с присутствием войск ООН;

• Личные неформальные связи между французскими и африканскими лидерами для решения политических вопросов. Ключевую роль в этом играл Жак Фокар — влиятельный «господин Африка» (Monsieur Afrique) и руководитель вышеупомянутого «участка». Он занимал пост генерального секретаря президента по Африке и Мадагаскару при Шарле де Голле и Жорже Помпиду, затем плотно работал с Жаком Шираком. Аналогичную должность при президенте Жискаре д’Эстене занимал Рене Журниак. Обоих назначали по принципу наличия широкой сети неформальных контактов в африканских государствах на разных уровнях;
• Инструменты «мягкой силы» стали одним из важных столпов французского влияния на Африканском континенте. В 1961 г. было создано Университетское агентство Франкофонии (Agence universitaire de la Francophonie, AUF). В 1970 г. была создана Международная организация Франкофонии (Organisation internationale de la Francophonie, OIF). Несмотря на то, что у Пятой Республики не было монополии на принятие решений в этих организациях, сам факт объединения на базе французского языка превращал Францию в своего рода «языковую колыбель» этих объединений [4].

Во многом благодаря взаимосвязанной и патерналистской системе «Франс-Африк» прощание с «вотчиной» (pré carré) в период холодной войны не состоялось, и вряд ли было возможным как для Франции, так и для стран Африки. Влияние бывшей метрополии в условиях складывающейся биполярной системы оказалось крайне уместным и выгодным всем сторонам западного блока: Франция активно использовала возможность консолидации с бывшими колониями для достижения выгодных решений в международных организациях, и она же была конкурентом СССР в Африке, развивая политические, экономические, военные и культурные связи с бывшими колониями. Африканские страны во второй половине XX в. только учились самостоятельности на международной арене и тоже не были готовы резко разрывать «материнскую связь» с Францией. Такая устойчивость французской политики постколониального взаимодействия с африканскими странами [5] продлилась до момента смены геополитической парадигмы.

Глобальные изменения конца XX – начала XXI вв. и их влияние на африканскую политику Франции

Сергей Беляев, Ирина Макарова:
Инструментарий культурно-гуманитарного влияния Французской Республики за рубежом

Окончание холодной войны поставило под вопрос роль Франции как балансирующей силы в когда-то биполярном мире. Новый глобальный мир и создание в 1993 г. Европейского союза усилили роль восточноевропейских государств в международных организациях и уменьшили значение африканских стран как в мировой игре, так и в политике Франции. Как результат, произошло перераспределение финансирования во французской внешней политике: усиление восточного направления и сокращение бюджета на африканском. Это вызвало и экспертный кризис: к тому времени умерли прежние лидеры направления, такие как Фокар, Паскуа и др., а для новых экспертов Африка не была столь привлекательной. Акцент в африканской политике Франции сместился в сторону «поддержания стабильности» военными средствами, но начавшаяся борьба сил внутри государств континента только учащали интервенционистские высадки, к тому же довольно дорогие для бюджета страны. Все это усилило критику африканской политики Пятой Республики как в стране, так и в мире.

Как появилось понятие «Франсафрик» и в чем его негатив?

«Переименование» сложившегося термина в одно слово с презрительной коннотацией произошло как реакция на действия Франции в Руанде и после публикации в 1998 г. книги «Франсафрик: самый длинный скандал Республики» левого активиста Франсуа-Ксавьера Вершава. Это понятие (уже не термин) стало омонимично тотальной критике африканской политики президентов Пятой Республики, и общественный дискурс стал сводиться к негативной игре слов на арго. Самыми популярными стали две фразы:

1. France à fric («Франция нала»). Это выражение использовалось активно в публичной науке, книгах, песнях с политическим акцентом, где политика Франции в Африке ассоциировалась исключительно с грязными денежными потоками;
2. France à flics («Франция полицаев»). Это выражение распространилось на уровне неофициальных разговоров о том, что французская политика на африканском континенте сводится лишь к роли «жандарма в Африке», но далеко не всегда успешного.

Оба направления критики осложнялись и африканским аспектом в миграционном вопросе, который постепенно стал решаться на уровне ЕС, что снизило самостоятельность Франции в принятии решений.

Безусловно, во французских СМИ и ранее были «африканские расследования». Например, в 1979 г. разразился скандал, связанный с «бриллиантами Бокасса», который во многом стоил Валери Жискару д'Эстену президентского поста в 1981 г. [6]. Но каламбур «Франсафрик» и весь связанный с ним негатив, возникший во французском обществе в 1990-х гг., значительно отличался от прежних «точечных» разоблачений и предопределил исключительно негативный дискурс целого направления внешней политики Франции на несколько лет вперед и в какой-то степени его дальнейшую отмену.

Поиск выхода из патовой ситуации

Необходимость перезагрузки африканского направления внешней политики Франции стала очевидной. Попытки изменений начались в период президентства Жака Ширака (1995–2007). Так, например, Министерство сотрудничества — символ неоколониальной политики — потеряло роль самостоятельного подразделения и с 1 января 1999 г., в разгар скандалов, было встроено в структуру Министерства иностранных дел. Предпринимались и другие шаги для нейтрализации африканской политики, но тезис об «успешной французской деколонизации» все более опровергался [7].

Президент Николя Саркози (2007–2012) перезапустил концепт Миттерана о поддержке лишь демократических стран в Африке, выдвинул идею «избранной иммиграции» (immigration choisie) во Францию, переподчинил бывший «Африканский участок» в секретариате президента дипломатическому блоку, тем самым еще раз подчеркнув, что африканское направление внешней политики страны из «тайного» переводится в «традиционное русло» дипломатии [8].

Президент Франсуа Олланд (2012–2017), вступая в должность, в одном из своих первых официальных обращений заявил: «Время Франсафрик окончено. Есть Франция, есть Африка, есть сотрудничество между Францией и Африкой, основанное на уважении, прозрачности и солидарности». Все чаще в общественном дискурсе, наряду с критикой политиков бывшей метрополии, стали появляться и негативные оценки политических деятелей бывших колоний. В официальных изданиях стали появляться публикации и интервью экспертов по Африке, где приводились факты не только французской, но и африканской коррупции [9]. Несколько административных дел с участием богатых наследников африканских лидеров, живущих в роскоши в Париже, приобрели широкую публичную огласку.

Однако попытки нейтрализовать вопрос через идеологическое русло, повышение уровня формальной нейтральности в принятии официальных решений и через поиск «баланса коррупций» не убрали «Франсафрик» из негативной внешнеполитической повестки Франции, и непростые отношения с африканскими властями продолжились, а внутри страны появились призывы оживить «Франс-Африк» и перестать смотреть на Африку только через призму «иммиграции и вызова безопасности». Антифранцузские настроения, которые стали все отчетливее формироваться на континенте, сводились к трем основным тезисам: прекращение поддержки бывшей метрополией управляемых автократических режимов, сокращение военных интервенций, приобретение валютной свободы африканскими странами [10]. К внутриполитическому недовольству добавилась и критика действий Франции на Африканском континенте со стороны США и ЕС [11]. Все практические (и даже иногда проафриканские) цели и задачи, которая ставила перед собой Франция в Африке, буквально смывались критикой политики насаждения колониальной зависимости.

Становилось очевидным, что африканская политика Франции как система ощущает на себе «эффект колеи» [12], или зависимость от предшествующего периода, когда развитие программируется на долгое время вперед и делает невозможным (или очень трудным) отказ от ранее выбранного пути или института, который замедляет или разрушает развитие всей системы [13].

Алексей Чихачев:
Франция и Африка: очередной новый старт?

Патовость ситуации «Франсафрик» усугублялась и критикой неоколониализма в целом, которая в 2010-е гг. приобрела большие масштабы как на уровне академического анализа, так и в публичном дискурсе. Африканскую политику Франции, как и политику других метрополий, в теории международных отношений относят к «теории режимов» [14]. Эффективность же существования режима измеряется тем, насколько регулирующие правила и нормы «навязанного порядка» способны влиять на поведение входящих в режим государств. В то время как «успех» режима зависит от того, насколько далеко доминирующее государство может пойти в нарушении режима, если увидит в этом значительную выгоду. Именно перед таким выбором оказалась Франция в третьем десятилетии XXI в.: если не сохранять режим, то что предложить взамен?

Африканская политика Макрона: на что опирается Франция в Африке?

Анализируя имеющееся наследие в Африке, Эмманюэль Макрон начал свое президентство с переформатирования этого направления, и в первых его шагах чувствуется желание преодолеть тот самый «эффект колеи». Новая африканская политика была похожа на свод результатов проведенной форсайт-сессии (впрочем, качественной), где было построено желаемое будущее и определены стратегии по его достижению.

Основные компоненты африканской политики президента Макрона:

• Политика памяти и смена термина на «Амбисьон-Африк» (Ambition Afrique) и на «Африк-Франс» (Afrique-France). С 2018 г. под председательством французского президента проходят форумы Business France Ambition Africa, которые собирают на своих площадках преимущественно представителей бизнеса и гражданского общества Франции и стран Африки. На форуме в 2021 г. были озвучены основные постулаты африканского направления политики Франции. Обсуждение часто ведется на английском языке, как бы расширяя границы «французской Африки» до стран с английским наследием.
• Климатическая повестка. Окружающая среда и «зеленый переход» — вопросы, которые стали весомой частью предвыборных программ французского президента и их реализации как во внутренней, так и во внешней политике. Африканский континент стал одной из площадок для вовлечения по проблемам климата — вопросам, казалось бы, нейтральным.
• Акцент в официальной повестке на экономику и гражданское общество. Трансформируется Западноафриканский экономический и валютный союз [15]. Работа с африканским бизнесом и гражданским обществом выступает существенной частью повестки всех мероприятий и официальных визитов президента. Все политические вопросы мирового развития подчеркнуто вынесены на глобальный уровень, в том числе в повестку Парижского форума мира, который проводится с 2018 г.
• Опора на диаспору, молодежь и попытка переформатировать неформальные связи. Вопрос заморских территорий, а потом и «французов за границей» стал частью программ президентских кампаний Макрона. Диаспора и молодежь включены во все повестки встреч президента. Неформальные связи в Африке были одним из критериев назначения Жана Ива ле Дриана на министерские посты (2012–2017). Но в 2022 г. фактор наличия неформальных связей уступил место важности взаимодействия с экспертным сообществом и гражданским обществом.
• Расширение института советников при президенте по Африке. С 2017 по 2022 гг. пост советника президента по Африке занимал карьерный дипломат, однокурсник Макрона по ENA Франк Пари. В 2022 г. пул советников расширился: появились также советник по Африке и диаспоре Надеж Шуа и советник по Ближнему Востоку и Северной Африке Патрик Дюрель.
• Создание Президентского совета по Африке (Conseil Présidentiel pour l’Afrique) как независимого консультативного органа для выработки рекомендаций по Африке в целом и по отношениям со странами континента. В Совет входят французские и африканские члены гражданского общества (подчеркнуто не политики и не представители крупных компаний).
• «Мягкая сила» и Франкофония. В странах Африки по-прежнему (и до недавнего времени довольно успешно) действует сеть французских институтов и французских школ. В мире до сих пор работают созданные ранее Университетское агентство Франкофонии и Международная организация Франкофонии, объединяя сообщество по всему миру, говорящее на французском языке. Роль Франции в этих организациях выглядит нейтральной, но страна продолжает оставаться объединяющим фактором. Африка до сих пор остается самым франкоговорящим континентом. По всем мировым демографическим и лингвистическим прогнозам, эта ситуация будет сохраняться до 2060 г., и французский язык сохранит за собой статус lingua franca многих стран континента.

Все вышеперечисленные компоненты, безусловно, произвели впечатление и перезагрузили в какой-то степени африканскую политику Франции. Однако эффекта хватило только на первый период президентства Макрона, и сложилось впечатление, что в «материалах форсайт-сессии» явно не хватило анализа возможных внешних факторов.

С какими новыми проблемами сталкивается «Амбисьон-Африк», и возможна ли сейчас «нейтральность» Франции в Африке?

В 2022 г. в условиях мировых вызовов внешнеполитический дискурс кандидата в президенты Эмманюэля Макрона стал одним из центральных. Уповая на ответственность Франции как «независимой, гуманистической, европейской державы», Макрон призвал к «диалогу со всеми» и к увеличению «каналов» этого диалога. Африку, наряду с «европейскими соседями» и «союзниками» (среди которых числятся и США) будущий президент назвал «привилегированным партнером» — уровень приближения, который еще никогда не проявлялся во внешнеполитическом дискурсе Пятой Республики. Безусловно, в этой программе отчетливо виден упомянутый ранее экспертами поиск нового modus operandi африканской политики.

28 февраля 2023 г., перед африканским турне, президент Макрон представил общественности свою африканскую программу, которая отражала «приоритеты и методы углубления партнерства между Францией, Европой и Африканским континентом». Громким поводом для обозначения новой политики Франции в Африке стала экологическая повестка. В Габоне в марте 2023 г. Макрон принял участие в One Forest Summit Африканского форума лесов, на котором у него не получилось остаться в рамках темы экологии, и где он сделал заявление о новой роли Франции на континенте в качестве «нейтрального собеседника». Взаимоотношения с Африкой все чаще стали называться «взвешенным и взаимным партнерством». Продолжает развиваться инициатива Digital Africa, в которой знаком качества должно стать инновационное «сделано в Африке».

Никита Панин:
Африканские стратегии: сопоставление подходов ключевых игроков на континенте на современном этапе

Безусловно, все эти французские инициативы звучат в духе времени и поддерживают сложившиеся внешнеполитические традиции — как общеевропейские, так и французские, и даже франкофонные. Но что поменялось? Прежде всего сами страны. Наряду с ростом собственной идентичности и стремлением к независимости, в африканских странах появились настроения панафриканизма, которые в последнее время стали называть неопанафриканизмом. В этой связи кажется актуальным мнение о том, что «колониализм разорил Африку, а неоколониализм посеял семя африканского роста и развития» [16].

Вместе с тем континент переживает всплеск внимания и конкуренции со стороны внешних игроков. Еще в 2010 г. по случаю пятидесятилетия независимости африканских стран Национальная ассамблея в партнерстве с Французским институтом международных отношений (IFRI) организовала семинар «Франкофония в Африке: какое будущее?», где среди мнений об актуальности африканского направления для Франции и снижения уровня африканских исследований в стране был высказан тезис о формирующейся «собственной суверенности африканских государств». В связи с чем особо подчеркивалось, что «прежние рецепты работать не будут, и тот, кто придумает новые инструменты взаимодействия и начнет активно их внедрять, и будет пользоваться не только влиянием, но и уважением на Африканском континенте». Эти тенденции особенно проявились в 2020-х гг. Приход (или возвращение) таких государств, как Китай [17], ОАЭ [18], Россия [19], Турция [20], Бразилия, Индия, США [21], новое «прочтение» присутствия ЕС на континенте, а также интересы скандинавских стран поменяли расклад сил и усилили соперничество в области завоевания африканского рынка. В своей стратегии новые игроки используют фактор, поменявший современный континент, а именно — рост активного молодого населения [22], и, как один из результатов этого, усиление значения социальных сетей в жизни общества и цифрового развития в целом.

Именно в социальных сетях еще недавно можно было наблюдать за развитием беспрецедентного роста антифранцузских настроений. Однако это явление, как мы видим, не новое. К тому же его сила и тональность в последние годы поменялись. О колониальном наследии много говорят сами африканцы (и диаспора, и интеллектуальная элита, и другие когорты населения, в том числе в соцсетях), но «борьба с колониальным наследием» уже не является исчерпывающим политическим фактором: и в самой Франции, и в странах Африки «французский заговор» все чаще представляется, скорее, «козлом отпущения», к которому постоянно взывают политики в предвыборной борьбе, но раскрытие этого «заговора» не ведет к достижению цели per se. «Фантомы прошлого», безусловно, еще сохраняют свою чувствительность, но этот фактор не является объединяющим ни для политиков, ни для общественного мнения как в странах франкофонной Африки, так и в самой Франции [23].

В этой связи можно сказать, что перевод африканской политики Франции в сферу партнерства вполне оправдан и, вероятно, более конструктивен. Но насколько выполнима такая «амбиция»? Может ли нейтрализация разъединяющей идеологии стать конкурентным преимуществом среди новых игроков Африканского континента, которые распространяют влияние на традиционные для Франции сферы (военное присутствие и урегулирование, экономика и ресурсы, культурное влияние и — как раз — объединяющая идеология) и практически сводят на нет ее былую монополию?

В вышеупомянутой теории режимов много раз рассматривались случаи, когда экзогенные и эндогенные факторы, в том числе такие, как общественное развитие, рост населения, изменения его предпочтений, технологические и экономические изменения, влияли на режим и останавливали его. И страны Африки, вероятно, идут именно этим путем. «Эффект колеи», в свою очередь, это довольно молодая концепция, которая пока нацелена только на переосмысление прошлого, а не на предвосхищение будущего; на объяснение стабильности (даже если это касается неэффективности), а не на прогнозирование изменений. Тем не менее попытки прогнозирования наблюдаются в размышлениях некоторых исследователей, которые изучают международные отношения и пытаются проследить путь от застревания в колее до превращения в макроактора мирового развития [24]. В связи с этим хочется задаться вопросом, станет ли Франция макроактором на африканском поле в ближайшие годы? Или шире — станет ли Африка кластером для различных макроакторов, который будет не только давать возможности для развития входящим в него участникам, но и будет постоянно включать в себя новые элементы? В этом отношении необходимость преодоления «эффекта колеи» — это задача не только для многих игроков на поле современного Африканского континента, но и для самих африканских стран. Для Франции же преодоление колеи — это не столько амбиция, сколько вызов.

Тема была впервые представлена на круглом столе «Африканский вектор внешней политики Франции: трудное расставание с Франсафрик», организованном 8 ноября 2023 г. Центром французских исследований Института Европы РАН.

1. Особенно стоит выделить компанию Elf Aquitaine (ныне часть TotalEnergies), которая на протяжении долгого времени представляла интересы Франции на Африканском континенте и служила гарантом энергетической независимости.

2. Министерство сотрудничества было создано по инициативе де Голля 18 мая 1961 г. и просуществовало до 1995 г. В наши дни функционал министерства частично выполняет государственный секретарь, ответственный за развитие, Франкофонию и международные партнерства. С 2022 г. этот пост занимает Крисула Зашаропулу — в прошлом депутат Европарламента от Франции франко-греческого происхождения.

3. Зона франка и франк КФА связывали валюты сразу нескольких стран Африки. Функционирование зоны франка было основано на четырех принципах: гарантия конвертируемости валют зоны Казначейством Франции; фиксированный курс; свободный обмен валют; централизация золотовалютных резервов. Казначейством Франции открыты операционные счета трех центральных банков зоны: Центральный банк государств Западной Африки, Центральный банк государств Центральной Африки, Центральный банк Комор. Взамен гарантии французского казначейства центральные банки зоны обязаны помещать не менее 65% своих золотовалютных резервов на специальном счете Казначейства Франции. В 1994 г. функционал союза расширился до вопросов экономической интеграции стран-членов, и был создан Западноафриканский экономический и валютный союз (Union économique et monétaire ouest-africaine, UEMOA).

4. Инструменты «мягкой силы» создавались в том числе в противовес Содружеству наций Великобритании, которое к 1970-м гг. переживало немало потрясений. В дальнейшем, правда, OIF относили не только к «мягкой», но и к «жесткой» силе, критикуя влияние этой организации на геополитику через «геокультурное пространство». Подробнее: Massie J., Morin D. Francophonie and peace operations: Towards geocultural ownership // International Journal, 2013, 68(3). Pp. 479–500.

5. К франкофонным государствам относятся 20 африканских государств, из них 15 были в прямой зависимости от Франции: Мавритания, Сенегал, Мали, Гвинея, Буркина Фасо, Кот д’Ивуар, Нигер, Бенин, Чад, Центральная Африканская Республика, Габон, Конго, Мадагаскар, Джибути и Коморы. У 16 стран были заключены с Францией договоры о военно-технической помощи. Подробнее: Staniland M. Francophone Africa: The Enduring French Connection // Annals, AAPSS, 489, January 1987.

6. Вслед за заявлением главы ЦАР Жана-Беделя Бокасса о подарках французскому президенту в виде бриллиантов в 1979 г. в журнале Le Canard Enchainé была опубликована пародия на президента, в результате чего разразился большой скандал. Оправдания Валери Жискара д'Эстена, что бриллианты были проданы и пожертвованы благотворительным фондам, занимающимся развитием Африки, не помогли, и скандал стал одним из негативных факторов его дальнейшей президентской кампании 1981 г.

7. Howe S. Review article. When — If Ever — Did Empire End? Recent Studies of Imperialism and Decolonization // Journal of Contemporary History. 2005. Vol. 40(30). Pp. 585–599.

8. Прямое подчинение «Африканского участка» президенту и вывод ключевых решений из поля общественных решений еще при де Голле стали одним из основных направлений критики африканской политики Франции и обвинений в ее непрозрачности.

9. Péan P. France-Afrique, Françafrique, France à fric ? // Revue internationale et stratégique 2012/1 (N85). Pp. 117–124.

10. Pigeaud F., N.S. Sylla. Derrière le «sentiment antifrançais», la revolte contre la Françafrique. L’Afrique en quête de souveraineté // Revue du Crieur, 2022/1 (N20).

11. Medushevskiy N.A., Shishkina A.R. Modern French Policy on the African Continent: Transformations of a Françafrique Model // Journal of Asian and African Studies. 2022, Vol. 57(6). Европейский союз стал играть все более заметную роль в вопросах миротворчества на Африканском континенте. В 2014 г. ЕС заключил с различными африканскими, карибскими и тихоокеанскими регионами Соглашения по экономическому партнерству (Economic Partnership Agreements, EPAs). В рамках традиционной европейской политики соглашения заключались именно с регионами, что, конечно, шло вразрез с традиционной французской тактикой заключения соглашений напрямую с государствами. Это снизило акторность самой Франции на континенте, но повысило акторность стран Западной Африки (зона традиционного французского влияния), которые проявили солидарность в переговорах и получили больше результатов, среди которых были в том числе сотрудничество Юг — Юг, инструменты нового поколения (услуги, инвестиции, развитие конкуренции, государственные закупки и права на интеллектуальную собственность). Можно предположить, что франкофонная Африка более сплоченная, и интеграционные процессы внутри региона проходят быстрее, чем на юге континента, где самостоятельность государств имеет более давние корни. См.: Hulse M. Actorness and trade negotiating outcomes: West Africa and the SADC Group in negotiations for Economic Partnership Agreements // International Relations, 2018, Vol. 32(1). Pp. 39–59.

12. Подробнее об «эффекте колеи» или path dependence в институциональных и политических исследованиях — в работах Д. Норта, П. Пирсона, В.М. Полтеровича, Р.М. Нуреева, Р.И. Капелюшникова и др. Аналитический обзор вопроса: Евсеева Я.В. Концепция зависимости от траектории предшествующего развития: основные положения и критика // Political science (RU), 2017, N3.

13. Нуреев Р., Латов Ю. Что такое зависимость от предшествующего развития и как ее изучают российские экономисты // Общественные науки и современность, № 2, 2006. С. 118–130.

14. Например: Bovcon M. Francafrique and regime theory // European Journal of International Relations, 19 (1), 2011. P. 5.; Lupulescu G.-I. Theoretical Approaches on Françafrique Theory of International regimes // Studia Universitatis Babes-Bolyai — Studia Europaea, 2, 2019. Pp. 279–293.

15. Важное изменение произошло в части валютной политики: 10 декабря 2020 г. Франция ратифицировала закон, согласно которому Центральный банк государств западной Африки (Banque centrale des États de l'Afrique de l'Ouest, BCEAO) больше не обязан размещать свои резервы в Казначействе Франции. Обсуждается также проект выхода из зоны франка, создание общеафриканской валюты ECO и расширение западноафриканской валютной зоны.

16. John O. I., Messina G-M., Odumegwu, Chukwuemeka A. The Effects of Neocolonialism on Africa’s Development // PanAfrican Journal of Governance and Development, Vol. 4, No. 2, August 2023.

17. Активное присутствие КНР в странах Африки иногда называют «реколонизацией» континента. См., например: Kinyondo A. Is China recolonizing Africa? Some Views from Tanzania // World Affairs, summer 2019; Zhang Y., Ong’ong’a D. O. Unveiling China’s digital diplomacy: A comparative analysis of CGTN Africa and BBC News Africa on Facebook // Asian Journal of Comparative Politics 2022, Vol. 7(3). Pp. 661–683.

18. ОАЭ еще в 2010 г. направили просьбу о членстве в Международную организации Франкофонии (OIF) и стали сначала наблюдателем в ней, а с 2018 г. — ассоциированным членом. ОАЭ развивают присутствие французского языка в своей стране. По последним данным эта страна занимает одно из лидирующих мест в торговом обороте на Африканском континенте. См. подробнее: Африка — 2023: возможности и риски. Экспертно-аналитический справочник Центра изучения Африки НИУ ВШЭ. Москва, 2023.

19. 2019 год стал годом Африки для России и годом начала афрооптимизма. См. подробнее: Возвращение России в Африку: стратегия и перспективы. Доклад Международного дискуссионного клуба «Валдай». Москва, 2019.

20. Стратегия Турции сосредоточена на сочетании двух направлений: «мягкая сила» (открытие школ, больниц) и «жесткая» сила (расширение сети военных баз). В качестве «идеологической» основы делается акцент на совместной между Турцией и африканскими организациями цели — «снижении своей зависимости от западного мира». См. Sıradag A. Turkey’s Engagement with the African Organisations: Partner or Competitor? // India Quarterly: A Journal of International Affairs. 76(4), 2020. Pp. 519–534

21. Интересный факт заключается в том, что, помимо традиционных средств, в идеологических подходах США пытаются опираться на африканских американцев, которые «эффективно вкладываются в демократическое развитие Африки, когда взаимодействуют на уровне культуры и гражданских организаций». См.: Gramby-Sobukwe Sh. Africa and U.S. Foreign Policy. Contributions of the Diaspora to Democratic African Leadership // Journal of Black Studies, Vol. 35, No. 6 (Jul., 2005).

22. По данным ООН, с 1960 по 2020 гг. население в возрасте 15–24 лет в 14 странах, использующих франк КФА, выросло с 6,2 млн до 34,7 млн чел.

23. Antil A., Giovalucchi F., Vircoulon T. Le discours antifrançais en Afrique francophone. Etudes 2023/9 (Septembre). Pp. 7–18.

24. Bert De Munck. Assembling Path Dependency and History: An Actor-Network Approach // Journal of Interdisciplinary History, spring 2022, Vol. 52, Issue 4. Pp. 565–588.