Переход к интенсивному развитию: проект для России на XXI в.

В развитии мирового хозяйства чередуются глобальные интеграционные и дезинтеграционные циклы. Рост мировой экономики может рассматриваться как режим с обострением по аналогии с ростом численности населения в теории С.П. Капицы. Соответственно этот рост подчиняется внутренним закономерностям, а не внешним ограничениям. С.П. Капица сформулировал это положение как принцип демографического императива. Замедление как роста населения, так и роста экономики в ближайшие годы неизбежно. Возможны как пессимистический сценарий в духе «пределов роста», так и переход от экстенсивного развития к интенсивному в духе идей опального советского философа М.К. Петрова. Уже сейчас наблюдаются, во-первых, стремительная интенсификация производственных процессов как в промышленности и сельском хозяйстве, так и в сфере нематериального производства, а во-вторых, нематериальное потребление во всё возрастающей степени вытесняет материальное. Третье необходимое условие для сохранения прогрессивного развития общества в условиях существенного замедления темпов роста ВВП — перелом тенденции к деградации образовательного и интеллектуального уровня.

Все мы хотим видеть Россию высокоразвитой и влиятельной страной, занимающей достойное место в Азии и выстраивающей с опорой на свои расширившиеся возможности в этой части света конструктивные отношения с Европой. Соответственно задача для России на ближайшие 30–40 лет может быть сформулирована как «битва за плато», т.е. за достойное место в мире, в котором экономический рост в его современном понимании станет крайне медленным даже в сравнении с нынешними его темпами. Эту битву возможно выиграть только при смене модели развития, переходе от экстенсивного развития к интенсивному, замене количественных критериев качественными. При этом замедление темпов экономического роста будет происходить столь же неравномерно, как и демографический переход, что приведёт к дальнейшему перераспределению как демографических, так и экономических масс. Россия, ЕС и Япония неизбежно останутся в проигрыше от этого перераспределения.

У страны нет перспектив переломить неблагоприятные для неё тенденции на данном этапе развития, но они появятся при «выходе на плато». Россия, в отличие от СССР, уже не сверхдержава и, по справедливому мнению Т.В. Бордачёва, больше не может выбирать геополитические приоритеты по собственному усмотрению, а должна вписываться в формирующийся, иногда помимо её воли, международный геополитический и геоэкономический ландшафт. Эту задачу можно будет успешно решить только с переходом от экстенсивного развития к интенсивному. Центр тяжести потребуется перенести с экономики, где у России явно не намечается прорыв, на образование и науку, чтобы существенно улучшить позиции страны к середине XXI в., когда карты будут сдаваться заново. Подобный манёвр потребует решительной интеллектуальной эмансипации, «ревизионизма по всем азимутам», переосмысления конкурентных преимуществ страны. На данном этапе её развития реформы «идеологической надстройки» могут быть много более успешными, нежели «экономического базиса».

Внешняя политика России последних лет богата примерами успешной игры на ошибках геополитических соперников. Однако самые глубокие ошибки стран Запада мало используются во внутренней политике и почти совершенно не используются во внешней. Между тем страна могла бы развернуть идеологическое наступление с явными шансами на успех, претендуя на роль интеллектуального лидера Азии. Военное и политическое влияние едва ли удастся дополнить экономическим, но вполне реально дополнить идеологическим, опирающимся на успехи в образовании и науке. После «выхода на плато» значение собственно экономических факторов будет снижаться. В любом случае произойдёт переход от экстенсивного развития с его квантитативным фетишизмом (что не имеет измерения, то не существует или несущественно) к интенсивному. Россия может стать или не стать лидером этого перехода.

В развитии мирового хозяйства чередуются глобальные интеграционные и дезинтеграционные циклы. Рост мировой экономики может рассматриваться как режим с обострением по аналогии с ростом численности населения в теории С.П. Капицы. Соответственно этот рост подчиняется внутренним закономерностям, а не внешним ограничениям. С.П. Капица сформулировал это положение как принцип демографического императива. Замедление как роста населения, так и роста экономики в ближайшие годы неизбежно. Возможны как пессимистический сценарий в духе «пределов роста», так и переход от экстенсивного развития к интенсивному в духе идей опального советского философа М.К. Петрова. Уже сейчас наблюдаются, во-первых, стремительная интенсификация производственных процессов как в промышленности и сельском хозяйстве, так и в сфере нематериального производства, а во-вторых, нематериальное потребление во всё возрастающей степени вытесняет материальное. Третье необходимое условие для сохранения прогрессивного развития общества в условиях существенного замедления темпов роста ВВП — перелом тенденции к деградации образовательного и интеллектуального уровня.

Дисциплинарная структура науки, сложившаяся в условиях её бурного роста, становится препятствием к её дальнейшему развитию в нынешний переломный период, поскольку возникают принципиально новые задачи, которые приходится решать не то что прежними, а даже существенно меньшими силами (по крайней мере, в нашей стране). Именно к таким задачам принадлежит прогнозирование будущего развития страны и мира на долгосрочный период (до середины столетия) при крайней неустойчивости в международных отношениях. Фактически же задача состоит не столько в прогнозировании, сколько в постановке реалистичных целей развития и проработке возможных путей их достижения. Между тем трудности, кои придётся преодолевать на этом пути, ещё глубже, нежели прогрессирующая специализация в результате постоянного дробления областей знания. Х. Ортега-и-Гассет писал с тревогой 90 лет назад: «Человечество столкнулось с насущной, неотложной проблемой: нужно изобрести технологию адекватного обращения с той горой знаний, которая у него сегодня есть. Если человек не придумает, как совладать с этим неудержимым разрастанием знаний, он будет раздавлен… если наука привела жизнь в порядок, то сейчас необходимо привести в порядок саму науку, организовать её, поскольку её невозможно регламентировать, дать ей шанс на здоровое будущее… В противном случае не стоит идти на поводу у туманного оптимизма — наука исчезнет, человек потеряет к ней интерес».

Александр Дунаев:
Модернизация по-русски: история и современность

Системный подход и синергетическая революция

Системный подход, возникший в середине ХХ в., стал, вероятно, первой междисциплинарной методологией, способствующей преодолению прогрессирующей дифференциации науки. Возможность системного представления объектов самой различной природы открывала новые перспективы не только для анализа, но и для синтеза. Системный подход, к сожалению, превратился в моду и в массовом порядке профанировался в 1970-е и 1980-е гг., когда использование его концептуального и математического аппарата подменялось жонглированием системной терминологией. Однако после того как схлынул мутный поток спекуляций, нам остались выдающиеся интеллектуальные достижения этого мощного порыва к целостной картине мира. Важнейшие из них — представления об эмерджентности (возникновении у целого свойств, отсутствующих у всех его частей), структурном изоморфизме (тождестве структуры без тождества элементов содержания) и о структуре как инвариантном аспекте системы [14].

Принципиально новые горизонты прогнозирования открывает синергетическая революция, которую, по-видимому, можно считать последней научной революцией ХХ в., последним прорывом эпохи экспоненциального роста науки. Это был период «бури и натиска», когда наука щедро финансировалась благодаря быстрому росту экономики и пользовалась любовью и уважением властей по обе стороны «железного занавеса», поскольку была важнейшим фактором обеспечения национальной безопасности. Синергетическая революция проявила невообразимый по нынешним временам масштаб научного творчества. Если ранее революция в физике поколебала монополию каузального (причинного) объяснения только в областях микро- и макромира, бесконечно далёких от нашего чувственного восприятия, то синергетика властно сделала это и для явлений мезомира, в коем мы живём. Представления об аттракторах предполагают детерминацию процесса не начальными условиями, а конечным состоянием. В диссипативных системах, характеризующихся открытостью (обмен со средой, веществом, энергией, информацией), неравновесностью (после прекращения воздействия система не возвращается в исходное состояние) и нелинейностью (отсутствует линейная зависимость между воздействием и реакцией на него), возможно самопроизвольное возникновение структур из хаоса. Направление их развития определяется аттрактором — областью притяжения процесса, т.е. не начальными условиями, а конечным состоянием. Хрестоматийный пример — развитие городов-гигантов, обнаруживающих значительно больше сходства между собой, нежели те малые и средние города, из которых они выросли. Подобные явления наблюдаются и в эволюции как транспортных сетей, так и систем городского расселения [29].

Одним из наиболее успешных случаев приложения математического аппарата нелинейной динамики к демографическим задачам следует считать работы С.П. Капицы, друга и сподвижника С.П. Курдюмова, признанного лидера синергетических исследований в нашей стране. Широко известны результаты, полученные в рамках разработанной С.П. Капицей феноменологической теории роста населения Земли. Пожалуй, наиболее важный в мировоззренческом отношении результат состоит в том, что рост численности человечества никогда не ограничивался внешними факторами, т.е. условиями или ресурсами. Его темпы всегда определяли внутренние закономерности процесса. «Это обстоятельство позволяет сформулировать принцип демографического императива в отличие от популяционного принципа Мальтуса, утверждавшего, что именно ресурсы определяют скорость роста населения и его предел. Математическим образом принципа демографического императива служит принцип подчинения в синергетике[i] [10]». Именно указанные закономерности, выраженные на языке нелинейной динамики (т.н. режим с обострением), служат основой для прогноза стабилизации населения Земли к концу ХХI в. на уровне 12 млрд чел., причём 90% этой численности (10,7 млрд) следует ожидать к середине ХХI в. После этого численность населения начнёт медленно снижаться. Результаты расчётов, выполненных А.А. и Б.А. Акаевыми на основе теории С.П. Капицы, приведены на рис. 1. Необходимо отметить, что среди исследователей существуют разные мнения относительно точки перелома кривой, отнесённой А.А. и Б.А. Акаевыми к 1993 г. В частности, Г.К. Каменев из ВЦ РАН им. А.А. Дородницына считает более корректным рассматривать трубку траекторий кривых, с одинаковой точностью соответствующих эмпирическим данным. Однако сам факт такого перелома не оспаривается никем.

Рис. 1. Эволюционная модель численности населения Земли [1].

С.П. Капицей постоянно подчёркивалась фундаментальная взаимосвязь демографических и исторических процессов. Стабилизация численности человечества и последующее плавное её снижение будут сопровождаться глубочайшими изменениями в обществе, причём старение населения сыграет в этом немалую роль. Этим автором был даже поставлен вопрос о неизбежности возвращения некоторых элементов средневековья, что, увы, представляется всё менее и менее фантастичным. Подобной точки зрения придерживается и В.Г. Федотова, вероятно, наиболее авторитетный отечественный специалист в области теорий модернизации. «Ирония истории заключается в том, что высокоразвитое общество в силу присущей ему исключительной «функциональной взаимозависимости» его составляющих напоминает традиционное, соответствуя тем его особенностям, которые, как утверждалось, препятствовали развитию рациональной экономики. Взаимосвязь между отдельными параметрами и составляющими современной общественно-экономической системы настолько сильна, что неразборчивость средств в ходе стремления увеличить эффективность в одной части этой системы может вызвать чреватые серьёзными последствиями изменения в других частях» [7], — писал Э. Геллнер. Его прогноз не отличается оптимизмом: «Что касается будущего, то вполне возможно, что рациональность опять вернется в некое гетто, ограничившись областями производства и познания, а в прочих областях жизни и мышления будут господствовать совершенно иные принципы» [7].

Закономерно предположить, что и рост мирового хозяйства — тоже режим с обострением, который может быть описан аппаратом нелинейной динамики. В изобилии появлявшиеся в 1970-х гг. исследования «пределов роста» совершенно аналогичны мальтузианским страхам и во многом их отражают. Но если страхи перед исчерпанием природных ресурсов безосновательны и убедительно опровергаются практикой, то это вовсе не означает возможности сохранения высоких темпов экономического роста на протяжении сколь угодно длительного времени. Очевидно, что прогрессирующее старение населения также мощный фактор, способствующий замедлению экономического роста.

Андрей Кортунов:
Чем опасно «вечное возвращение»

Опираясь на результаты С.П. Капицы, А.Г. Вишневский отметил, что до конца XVIII в. численность человечества росла крайне медленно, а с конца XXI в. начнёт столь же медленно снижаться [6]. По мнению исследователя, всегда подчёркивавшего теснейшую взаимосвязь между демографическими и историческими процессами, указанные три столетия — своего рода переходный период от очень медленного роста населения планеты к очень медленному его снижению. Это положение имеет огромное мировоззренческое значение, поскольку на уровне общественного сознания фактически принимается без доказательств представление о том, что после многовековых плутаний в средневековой тьме (а до этого — в рабовладельческой и первобытной), в результате первой промышленной революции человечество выбралось, наконец, на столбовую дорогу прогресса. Однако возможен ли бурный экономический рост в условиях стабилизации численности человечества? На первый взгляд, да. Ведь в эпоху Великих географических открытий население росло крайне медленно. Но тогда население было молодым. Резкое снижение и рождаемости, и смертности приводит к его существенному старению. Что ждёт если не нынешнее поколение, то следующее: продолжение экспансии или переход к стационарности?

Переход к стационарности едва ли приемлем для развивающихся стран, на что проницательно указала В.Г. Федотова: «Проблема модернизации прошла ряд исторических трансформаций от целостного процесса трансформаций всего общества на Западе с начала Нового времени и построения первой либеральной современности XIX в.; через кризис к догоняющей модели модернизации незападных стран и второй организованной (социал-демократией, техникой, технократией и бюрократией) современности Запада 1920–1970 гг. Далее — постмодернизм как критика модернизма за его жесткие схемы и споры о дальнейшей возможности «проекта модерна». Затем — внезапный проект 1990-х, ориентированный на первый либеральный модерн в одних посткоммунистических странах и модернизацию на этнической основе в других. По существу — провал, но оставивший свои как негативные, так и позитивные следы своего рода «расчисткой места», чтобы что-то строить. Начало третьего модерна в XXI в. — нового Нового времени для незападных стран, развитие которых подрывает многие представления об универсальности модернизации, заставляя обратиться к его особенным чертам в каждой стране, а, следовательно, отказ от «линейной» (термин мне не представляется удачным), скорее догоняющей Запад модели модернизации [25, с. 31].

Замедление экономического роста

Темпы роста экономики, безусловно, будут замедляться, что уже отражается в падении темпов роста производительности труда [8,9]. Однако, как и в случае с демографическим ростом, это будет происходить не в силу внешних ограничений, а под воздействием внутренних закономерностей. Не выдерживающая никакой критики концепция устойчивого развития обязана своим появлением только резкому замедлению экономического роста в высокоразвитых странах в результате выноса промышленности в страны Третьего мира. Тогда и потребовалось убеждать электорат, что он выигрывает не в росте потребления, а качестве жизни [4]. «Новая нормальность» в Китае, ставшем локомотивом мирового экономического роста, из этой же области. Даже если героическими усилиями Партии, Правительства и всего великого китайского народа удастся поддерживать темпы роста ВВП в 6,0–6,5% ещё 10 или 15 лет, без чего невозможно построение общества средней зажиточности «сяокан», общей тенденции это уже не изменит. Точка перегиба кривой пройдена, и мировая экономика будет постепенно замедляться.

Наш привычный мир в несравненно большей степени сформирован высокими темпами экономического роста, нежели это нам представляется. А.Н. Пилясов в докладе на Семинаре по региональной экономике МШЭ МГУ 6 апреля 2017 г. далеко не безосновательно предположил, что СССР мог сохранять устойчивость только при высоких темпах экономического роста. В противном случае многие институты, в том числе и вполне почтенные, обречены разделить судьбу СССР, чему в значительной мере будет способствовать и технический прогресс. Ведь, как писал ещё в 60-е гг. Г.М. Маклюэн, фундаментальные изменения способов распространения информации приводят к глубочайшим социальным сдвигам. Изобретение книгопечатания сделало возможной Реформацию. Да и сама демократия теряет свою опору в результате размывания своей социальной базы — среднего класса, чья приверженность демократическим ценностям гарантируется только высокими темпами экономического роста. «Когда экономический рост снижается (не в силу невозможности изобретений, а в силу отсутствия реальных результатов), роль инструментальной рациональности может сильно уменьшиться. Поскольку не только этот рост требует рациональности, но и рациональность нуждается в нём» [7, с. 236]. Эволюционные процессы могут самым неожиданным образом взаимодействовать с циклическими.

Цикличность интеграционных и дезинтеграционных процессов

На первую четверть XXI в. приходится совпадение переломных периодов как минимум двух цикличностей — демографической и мирохозяйственной. Многие события, представляющиеся современникам в высшей степени фундаментальными, на самом деле — проявления значительно более глубоких закономерностей, далеко не всегда ими осознаваемых.

Результаты президентских выборов в США 8 ноября 2016 г., как и референдум по Brexit 23 июня 2016 г. и конституционный референдум в Италии 4 декабря 2016 г., стали для широкой общественности свидетельством критического отрыва глобализовавшихся элит от широких народных масс своих стран, утративших доверие к ним и не связывающих более с ними надежд на улучшение жизни. Эта тенденция снова проявилась на парламентских выборах в Австрии в 2017 г. и в Италии в 2018 г. Такой ход событий — закономерный результат чередования интеграционных и дезинтеграционных циклов в развитии мирового хозяйства[ii]. Последнее сложилось как единое целое в середине XIX в., когда электрический телеграф сделал возможным обмен информацией между биржами в режиме реального времени. Поскольку Англия производила тогда половину мировой промышленной продукции, она стала лидером этого интеграционного цикла, продолжавшегося до 1914 г. Он и вошёл в историю как Pax Britannica. Его апогеем стала Belle Époque, начало которой французы относят к 1879 г., но в других странах — к 90-м годам XIX в. Часто этим красивым именем обозначают пятнадцатилетие перед мировой войной [iii]. При этом первая глобализация была во многих существенных отношениях даже более глубокой, чем вторая. Достаточно отметить, что визы были изобретены только после Первой мировой войны. На рубеже XIX и ХХ вв. США принимали до 1 млн иммигрантов в год [21], что примерно соответствует нынешней иммиграционной квоте, только в 1900 г. население США составляло 76 млн жителей, а не 331 млн, как сегодня (по состоянию на март 2019 г.). «Ничто, возможно, не свидетельствует о падении человечества после Первой мировой войны более очевидно, чем ограничение личной свободы перемещения человека… Я снова и снова получаю истинное наслаждение, видя, как удивлены молодые люди, когда узнают, что до 1914 года я путешествовал в Индию и Америку, не имея паспорта и даже вообще не имея понятия о таковом... те же самые границы, из-за патологического недоверия всех ко всем, превращенные сегодня таможенниками, полицией, постами жандармерии в проволочные заграждения, были чисто символическими линиями, через которые человек переступал так же просто, как через меридиан в Гринвиче» [28, c.325–326].

Алексей Фененко:
Когда ожидать модернизации России?

Глубокая дезинтеграция мирового хозяйства в 1914–1945 гг. стала результатом не только ошибочных политических решений, но и объективных социально-экономических процессов, рассмотрение которых выходит за рамки данной статьи. Отметим лишь, что второй глобальный интеграционный цикл, т.е. нынешняя глобализация, начался с завершением Второй мировой войны и закономерно вошёл в историю как Pax Americana (в 1950 г. американская экономика составляла половину мировой). За его окончание можно принять апогей последнего экономического кризиса, а именно — 2008 г. Трудно удержаться от аналогии и не назвать «однополярный мир» между крахом СССР и этим кризисом Belle Époque 2.0, ведь это апогей второй глобализации. Сейчас уже налицо классические признаки глобальной дезинтеграции. Можно предположить, что лет через 15–20 начнётся третий глобальный интеграционный цикл, но это будет уже интеграция вокруг другого лидера. Пока просматривается только Pax Sinensis, однако существуют и иные точки зрения: «Век Европы закончился в 1914 году, век Америки заканчивается на наших глазах, веку Китая не бывать — его все будут сдерживать, но XXI век станет веком Азии, когда основные системообразующие конфликты будут происходить в самой населённой части Земли» [3]. В любом случае, как видим, лидерство впервые за последние 500 лет уйдёт за пределы глобального Запада, хотя США будут всё более ожесточённо сопротивляться этому, и следует молить Бога, о том, чтобы смена лидерства не сопровождалась страшным кровопролитием.

Исключительно важные результаты, относящиеся к цикличности мирохозяйственного развития, были недавно получены А.В. Фененко [26]. По мнению исследователя, сейчас мир находится примерно в середине восьмидесятилетнего понижательного тренда. Его начало обозначил мировой энергетический кризис 1973–1974 гг. При этом модернизационный рывок реален для России только в повышательном тренде, который начнётся в середине века. К этому рывку и должна готовиться страна.

Переход к интенсивному развитию

К. Поппер убедительно показал в своей «Нищете историцизма», что никаких непреложных законов исторического развития не существует в том смысле, что будущее никогда не предопределено, оно всегда вариантно [18]. Географы традиционно вдохновляются идеей Элизе Реклю, считавшего географию историей в пространстве, а историю — географией во времени. Сам Реклю был одним из первопроходцев, совершивших трудный переход от географического детерминизма к географическому поссибилизму. Если общества могут по-разному приспосабливаться к сходным природным (а зачастую и социальным) условиям, творчески преобразуя окружающую среду, то они могут и должны ещё более конструктивно относиться к своему будущему. Соответственно альтернативная география, смыкающаяся с девелопментологией и изучающая разные возможности развития обществ в сходных условиях, может иметь много большее прикладное значение, нежели альтернативная история, в высшей степени увлекательная сама по себе, но по большому счёту обречённая оставаться предметом сугубо академических занятий.

Научно-технический прогресс, особенно его направления, связанные с развитием искусственного интеллекта, может создать серьёзнейшие социальные проблемы. Действительно, если за почти два с половиной столетия бурного прогресса физический труд постепенно вытеснялся умственным, то теперь вытесняется и умственный труд без видимых возможностей возникновения новых областей его приложения. Надвигающийся кошмар охлократизации наиболее развитых стран, которая, по сути, и так уже продолжается не одно десятилетие, способствует самым мрачным ожиданиям от будущего.

Возможны, однако, и более оптимистичные сценарии. Так, далеко не оправдавший возлагавшихся на него надежд краудсорсинг, будет предположительно заменён технологиями коллективного интеллекта [22]. Эти технологии возвращаются на новом техническом уровне к испытанным временем принципам, включая и личную ответственность, отсутствие которой с неизбежностью разлагает человека. Здесь больше не будет анонимности, будет требоваться доказательность. Такие технологии будут препятствовать идиотизации членов общества и способствовать пробуждению в них гражданского чувства, основы любого нормального демократического процесса. Мы должны постоянно помнить, что в силу вариантности будущего выбор траектории в точках бифуркации может зависеть от усилий небольшой группы людей или даже отдельного человека. В этом и состоит «эффект бабочки», как его назвал Э. Лоренц, один из основоположников теории хаоса. Поскольку эффекты самоорганизации возникают именно в диссипативных системах, далёких от состояния равновесия, возрастание неравновесности не должно однозначно вести к хаосу, оно облегчает и возникновение порядка из хаоса.

Сергей Шумский:
Искусственный интеллект: вызовы и угрозы России

Несомненно, сейчас человечество находится в точке бифуркации, соответственно существует возможность выбора траектории дальнейшего развития. Такой траекторией может стать как посредственное прозябание в духе «пределов роста», так и переход от экстенсивного развития к интенсивному. Соответствующая концепция была разработана опальным советским философом М.К. Петровым, сумевшим опубликовать при жизни всего несколько статей, но при этом пользовавшимся очень высоким авторитетом в философском сообществе. Его книги были изданы посмертно, включая и ту, в которой представления о необходимости перехода к интенсивному развитию изложены с наибольшей полнотой [17].

М.К. Петров писал ещё в 70-е–80-е годы, что экспоненциальный рост числа занятых в науке не может продолжаться долго, что дальнейшее развитие общества потребует коренного пересмотра принципов организации образования, науки и других сфер общественной жизни. Здесь нет возможности подробно излагать взгляды проницательного мыслителя на историческую неизбежность принципиально иного построения образования, среднего и высшего, тем более что некоторые конкретные рекомендации не могли не устареть за 30 лет после его смерти. Его книга — скорее не пособие для реформаторов, а доказательство необходимости новой интеллектуальной революции, необходимости, осознанной ещё задолго до того, как экстенсивная модель стала с очевидностью выдыхаться.

Исключительное значение, не столько даже прогностическое, сколько конструктивное, имеет введённое М.К. Петровым представление о двух научных революциях. В ходе первой научной революции XVI–XVII вв., хорошо исследованной и осмысленной, люди, не имевшие никаких представлений об опытном естествознании, догадались, что природа познаваема и её можно эмпирически изучать. Ранее ответы на вопросы об устройстве мира искались в Священном Писании, либо в текстах древнегреческих мудрецов. Даже в контексте XVII в., например, мог обладать убедительностью классический для тех времён аргумент Лютера против Коперника: «Этот болван затеял перевернуть всё искусство астрономии, а ведь Священное Писание прямо указывает, что Иисус Навин приказал остановиться не Земле, а Солнцу» [16, с.82]. Не имея возможности подробно остановиться на этом важнейшем этапе исторического развития, отметим только, что причины возникновения естествознания были моральными и теологическими, а вовсе не прагматическими.

Возникновение естествознания, по М.К. Петрову, — результат распространения веры в то, что Всевышний создал не одну книгу, а две: Священное Писание и Природу. Долг христианина — постижение обеих, ибо первая, как писал Ф. Бэкон, раскрывает волю Бога, а вторая — Его могущество. Эту линию в современной отечественной философии продолжает Б.И. Пружинин: «Мы просто забыли, что знание стало силой у Ф. Бэкона потому, что на нём был отблеск мудрости Творца» [19, с. 69]. Выросшая из столь возвышенных помыслов наука имела весьма косвенное отношение к практике. Первая промышленная революция вовсе не была революцией научно-технической, поскольку все основные изобретения — паровая машина, ткацкий станок, пароход, паровоз, электрический телеграф — были сделаны практиками-самоучками. Даже столь важный для морского дела хронометр был изобретён плотником Дж. Хэррисоном, хотя над усовершенствованием часов бились многие учёные, включая Х. Гюйгенса.

Непосредственной производительной силой наука стала лишь в середине XIX в. в результате второй научной революции, которая была в чистом виде революцией сверху. Потерявший в наполеоновских войнах более половины территории Пруссии Фридрих Вильгельм III стал весьма склонным к реформам. Это позволило филологу и философу Вильгельму фон Гумбольдту, старшему брату великого естествоиспытателя, создать великую триаду, по М.К. Петрову, замкнув фундаментальную науку на прикладную и поставив как науку, так и области её приложения на твёрдый фундамент предварительно реформированного высшего образования. Для последнего базой служили гимназии — также детище реформ В. фон Гумбольдта. Модель гимназического образования оказалась столь успешной, что была заимствована очень многими странами, включая Россию и Японию.

Однако ещё более революционной стала реформа высшего образования. В 1810 г. был основан Берлинский университет — первый университет современного типа с поточными лекциями и читающими их профессорами и приват-доцентами. Во всех остальных университетах Европы и мира тогда была тьюторская система — преподаватель набирал определенное количество студентов и учил их несколько лет. Необходимость составления учебных планов потребовала подготовки дисциплинарных курсов и учебников, посильных среднему студенту. Последнее оказало огромное влияние на формирование научных дисциплин. В.И. Вернадский постоянно подчёркивал, что история науки — это проект её развития [12]. Замыкание «великой триады» произошло в 1826 г. с созданием Ю. фон Либихом лаборатории в Гисене, ставшей прообразом современных научно-исследовательских учреждений: в ней были сосредоточены фундаментальные и прикладные исследования, а также подготовка кадров высшей квалификации (аналог современной аспирантуры). Именно в этой лаборатории были созданы первые минеральные удобрения (азотные). Захватывает дух от смелости министра образования Пруссии, доверившего столь огромное дело юноше, только отучившемуся в Париже у Ж.Л. Гей-Люссака. Революции — время молодых и тех, кто сохранил молодость духа.

Антон Колонин:
Коллективный интеллект — будущее человечества или гибель личности?

Результатом гумбольдтовских реформ стало бурное развитие экономики и культуры Пруссии, а затем — Германии. Через три десятилетия после смерти В. фон Гумбольдта географ и антрополог О. Пешель писал, что в австро-прусской войне прусский школьный учитель победил австрийского. Франко-прусская война (1870 г.) была проиграна Францией ещё до её начала, поскольку во Франции было 2,5 тыс. дипломированных химиков против 30 тыс. в Пруссии. Примерно таким же было соотношение и в числе инженеров. После поражения Франция незамедлительно перешла на гумбольдтовскую систему организации университетского образования, однако не потерпевшая поражения Англия не спешила перенимать немецкий опыт, относясь к нему с прежним высокомерием. Это способствовало потере ее лидерства: к началу ХХ в. Германия стала первой экономикой Европы и второй в мире.

Сейчас уже никого не надо убеждать в катастрофическом падении образовательного и интеллектуального уровня, в драматическом снижении эффективности научных исследований. В 70-е годы ХХ в. эти тенденции только намечались, но уже вызывали глубокую озабоченность у тех, кто смотрел много дальше большинства. Стало уже вполне очевидным, что только коренная реформа образования, а затем и науки сможет повысить интеллектуальный уровень современного общества, без чего оно будет несостоятельно приспособиться к новым реалиям. Учить надо не дольше, а лучше, причём совершенно иначе — тут многие яркие идеи М.К. Петрова могут быть вполне актуальны, — без этого просто не выжить. Конкретные предложения по реформированию отечественного образования с целью вывода его на путь интенсивного развития были сформулированы нами в недавней статье [31], которую мы и адресуем заинтересованному читателю.

Переход к интенсивному развитию требует и глубокого осмысления представлений М.К. Петрова о «лишних людях» как о ценнейшем ресурсе развития общества. Философ-марксист почти наверняка вдохновлялся положением о том, что все виды экономии в обществе, в конечном счёте, сводятся к экономии времени. Именно существенный рост образовательного и культурного уровня, чего возможно достичь только переводом образования на путь интенсивного развития, позволит создавать этот бесценный ресурс. Создавая его, придётся изо всех сил грести против течения, идти наперекор признанным авторитетам. Так, Я.И. Кузьминов, характеризуя нынешнее поколение студентов, пишет: «еще одна особенность — клиповое мышление. У нас принято считать, что это признак низкой культуры. Думаю, это не так. Нежелание сосредотачиваться в течение часа на одной проблеме, неумение монотонно рассуждать — это просто адаптация человеческого организма к мощному информационному потоку. Значит, надо перестраивать образовательные материалы, что требует другой подготовки учителей, других методик. Я думаю, они придут» [13]. Вероятно, именно это имели ввиду С.П. Капица, В.Г. Федотова и другие мыслители, когда предрекали возвращение некоторых элементов средневековья. В отличие от почтенного ректора, мы считаем возможным развивать на основе клипового мышления pop-science или science-light, но никак не Науку и Философию (клиповую литературу, кажется, создать удалось). Научная рациональность с клиповым мышлением несовместима.

Высокообразованные люди получат возможность годами и даже десятилетиями находиться в резерве, совершенствуя своё мастерство и получая удовлетворение от возможности заниматься творческой работой, безотносительно к востребованности её результатов. Эта модель отчасти реализуется в развитии науки. «Как говорил известный советский математик Борис Владимирович Гнеденко автору этих строк в частной беседе, «только около 3% разработок математиков находит себе практическое применение» [27]. Именно эта огромная избыточность математического знания позволяла Е. Вигнеру, одному из величайших физиков-теоретиков ХХ в., считать почти чудом то счастливое обстоятельство, что при возникновении новой области физики для неё всегда находился математический аппарат [5]. Трудно предположить, что подобная избыточность не характерна для других областей науки и практики.

По прекрасной метафоре географа Б.Б. Родомана, будущее надо не строить, а выращивать, опираясь на объективные закономерности общественного развития. Экономика переходит во всё возрастающей степени на путь интенсивного развития. При этом материальное потребление постепенно вытесняется нематериальным, причём грань между ними всё более размывается. Сама категория ВВП, формируемого в высокоразвитых странах на 70–90% нематериальным производством, всё более воспринимается критически и рассматривается многими экономистами как идеологическая, а не научная категория. Делаются попытки заменить ВВП другими показателями, но они не менее уязвимы для критики.

Кризис «измерительных инструментов», как и многое другое, свидетельствует об исчерпании потенциала экстенсивного развития, для которого характерны одномерные оценки. При этом на излёте эпохи экстенсивного развития стремление придать абсолютно всему количественное выражение, чтобы сделать оценки якобы объективными, приобрело совершенно гротескные формы. Это и всевозможные рейтинги стран или вузов, под улучшение места в которых затачивается вся политика соответствующих социумов и институций, и оценка труда учёных с помощью нелепых библиометрических индексов, деформирующая их ценностную ориентацию и разрушающая институт репутаций, и многое, многое другое. Сей страшный феномен описан в философской литературе как квантитативное отношение к реальности [23], когда навязывается представление о том, что в условиях информационного общества всё должно иметь количественное измерение. Переход к интенсивному развитию требует переломить тенденцию к деградации культурного и интеллектуального уровня, поскольку творчество как главное жизненное занятие для значительной части общества требует именно развития творческих способностей, а не подготовки грамотных потребителей, вопреки авторитетному мнению А.А. Фурсенко.

Заключение

Выше уже рассматривалась перспектива возвращения ряда элементов средневековья, чего весьма многие из нас в силу моральных или прагматических причин совершенно не хотят. При этом все мы хотим видеть Россию высокоразвитой и влиятельной страной, занимающей достойное место в Азии и выстраивающей с опорой на свои расширившиеся возможности в этой части света конструктивные отношения с Европой. Соответственно задача для России на 30–40 лет может быть сформулирована как битва за плато, т.е. за достойное место в мире, в котором экономический рост в его современном понимании станет крайне медленным даже в сравнении с нынешними его темпами. Эту битву возможно выиграть только при смене модели развития, переходе от экстенсивного развития к интенсивному, замене количественных критериев качественными. При этом замедление темпов экономического роста будет происходить столь же неравномерно, как и демографический переход, что приведёт к дальнейшему перераспределению как демографических, так и экономических масс. Россия, ЕС и Япония неизбежно останутся в проигрыше от этого перераспределения.

Эти трое проигравших могли бы сформировать коллективного победителя, образовав один из двух полюсов нового биполярного мира, на что указывал А.О. Безруков [2]. Второй полюс был бы образован США и англоязычными странами, кроме азиатских и африканских. Остальные страны должны были бы в той или иной степени ориентироваться на эти полюса. В силу объективных и субъективных причин образования подобного тройственного союза не произошло. В результате энергичными усилиями США и ЕС формируется российско-китайская Антанта, по Д.В. Тренину, соотношение сил внутри которой также постоянно изменяется не в пользу России.

Андрей Кортунов:
Пути выживания в окопной войне

У страны нет перспектив переломить неблагоприятные для неё тенденции на данном этапе развития, но они появятся при «выходе на плато». Россия, в отличие от СССР, уже не сверхдержава и, по справедливому мнению Т.В. Бордачёва, больше не может выбирать геополитические приоритеты по собственному усмотрению, а должна вписываться в формирующийся, иногда помимо её воли, международный геополитический и геоэкономический ландшафт. Эту задачу можно будет успешно решить только с переходом от экстенсивного развития к интенсивному. Центр тяжести потребуется перенести с экономики, где у России явно не намечается прорыв, на образование и науку, чтобы существенно улучшить позиции страны к середине XXI в., когда карты будут сдаваться заново. Подобный манёвр потребует решительной интеллектуальной эмансипации, «ревизионизма по всем азимутам» [30], переосмысления конкурентных преимуществ страны. На данном этапе её развития реформы «идеологической надстройки» могут быть много более успешными, нежели «экономического базиса».

О какой новаторской политике в своей стране или на просторах Евразии может идти речь, если географы, взаимодействующие с министерствами, жалуются, что чиновники требуют от них по поводу любых предлагаемых новаций представить подтверждения их успешного применения из опыта передовых стран? Либеральный мейнстрим предполагает «смелое копирование» лучших зарубежных практик, при этом за четверть века отечественная высшая школа совершенно разучилась готовить специалистов, способных ставить и решать принципиально новые задачи. Само понятие таланта вытеснено понятием креативности. Однако сильное высшее образование возможно создать только на основе мощной фундаментальной науки, поэтому реформирование отечественной науки должно предшествовать реформированию высшей школы, либо осуществляться одновременно с ним.

Существующая система оценки труда учёных фактически основана на принципе: «Принеси с Запада справку, что ты что-то из себя представляешь». Между тем всё новое пробивает себе дорогу с трудом. Тем более трудно добиться признания в других странах, да ещё в режиме удалённого доступа. Особенно при выдвижении альтернативных идей. При этом мы всегда были интересны зарубежной общественности именно своими самобытными поисками, а не более или менее посредственным копированием западных образцов.

Реформирование науки необходимо начинать с создания двуязычных (русский и английский) международных журналов с очень авторитетными редколлегиями, взыскательным, но доброжелательным и компетентным рецензированием и нетрадиционными методами работы. Вплоть до защиты спорных статей на заседаниях редколлегии, как это было в «Вопросах философии» при акад. Б.М. Кедрове. Такие журналы должны быть в открытом доступе в Интернете. Этим путём во многом уже идёт журнал «Россия в глобальной политике», однако там игра ведётся на грани допустимого для респектабельного журнала, но без пересечения этой грани. Между тем «на новенького» можно играть и смелее, если ставится задача не вписаться в социум, а изменить его в свою пользу.

Если несколько лет поддерживать высокий уровень подобных журналов полным напряжением собственных сил, то в дальнейшем в них потекут и интересные зарубежные статьи, как с Запада, так и с Востока. Следует хорошо представлять, что наука в странах Запада вовсе не переживает небывалый расцвет и не отличается высокой эффективностью. Поэтому поиск образцов в отечественном и зарубежном прошлом может оказаться более плодотворным, нежели их заимствование у современного Запада. Встав на путь ревизионизма, мы будем открывать всё новые удивительные, но при этом простые истины. 40–50 лет назад автор научной статьи был обязан ссылаться только на те работы, которые использовал. Если публикуемые им результаты были получены ранее, то это —свидетельство его некомпетентности или недобросовестности. Всё остальное оставалось на усмотрение автора. Сейчас любая статья превращается в квалификационную работу. Её всегда можно отвергнуть за недостаточный обзор работ предшественников. Между тем длительный опыт работы автора в экспертном совете ВАК по наукам о Земле свидетельствует, что ещё ни одна диссертация, т.е. именно квалификационная работа, даже слабая, не говоря уже о сильных, не была отклонена за плохой обзор литературы. Отклоняют за плагиат, фальсификацию данных, грубые методические ошибки и т.п. На Западе всё поставили с ног на голову...

Впрочем, и вся библиометрия оттуда же. Если перед учёными ставят масштабные задачи, то критерий оценки их работы вполне очевиден, только оценивать её должны учёные, а не чиновники, как это и было в советские времена. Многие глубокие идеи о распределении средств на фундаментальные исследования теми же методами, что и подрядов на строительство, о руководстве наукой посредством эффективных менеджеров, глубоко чуждых учёным по стилю мышления, тоже пришли к нам с Запада. Между тем эти менеджеры, как правило, не понимают даже того, что научные задачи могут решаться только на основе теорий, а разработка теорий — функция фундаментальной науки, а не прикладной. Удушающая бюрократизация российской науки намного превосходит любые кошмары, которые могли присниться в страшном сне в советские времена, но вполне сопоставима с ситуацией в ЕС, по крайней мере, в некоторых его странах. Бюрократическое руководство наукой привело к угасанию семинарской жизни. Однако самым важным инструментом развития науки являются именно семинары, которые во многом даже важнее публикаций. Именно здесь следует «измерять температуру науки» и выделять на основе этих измерений наиболее перспективные направления.

Реформы образования и науки должны быть «заточены» под азиатский вектор развития, и такая переориентация придаст мощный импульс развитию обеих сфер. Масштабные преобразования имеют больше шансов на успех, когда связаны с новым большим делом, способным привлечь и воодушевить широкие массы. Это изучение и преподавание восточных языков, страноведения Азии, всевозможные прикладные исследования, связанные с развитием энергоёмких и водоёмких технологий, фундаментальные исследования, позволяющие в перспективе нарастить экспорт высокотехнологичных товаров и услуг, и т.п. Возможное (и желательное) место России в формирующейся Большой Евразии отчасти вырисовывается в статье М. Тимофеева «Как развивать Байкал по-новому» [24]. Она косвенным образом даёт ответ на вопрос, как стране не превратиться в сырьевой придаток Китая и других стран Азии.

Вячеслав Шупер:
Будущее России в Большой Евразии

Внешняя политика России последних лет богата примерами успешной игры на ошибках геополитических соперников. Однако самые глубокие ошибки стран Запада мало используются во внутренней политике и почти совершенно не используются во внешней. Между тем страна могла бы развернуть идеологическое наступление с явными шансами на успех, претендуя на роль интеллектуального лидера Азии. Военное и политическое влияние едва ли удастся дополнить экономическим, но вполне реально дополнить идеологическим, опирающимся на успехи в образовании и науке. После «выхода на плато» значение собственно экономических факторов будет снижаться. В любом случае произойдёт переход от экстенсивного развития с его квантитативным фетишизмом (что не имеет измерения, то не существует или несущественно) к интенсивному. Россия может стать или не стать лидером этого перехода.

Отмечая, что «удивив своих зарубежных партнеров и посрамив многочисленных экспертов, Россия воистину смогла прыгнуть выше головы» [11], А.В. Кортунов проявляет трезвый научный подход к анализу сложившейся ситуации: «Можно в целом согласиться с теми, кто считает, что российская внешняя политика с ее опорой на военно-политические инструменты с крайне централизованным процессом принятия решений, с уникальными традициями “классической” дипломатии и внешнеполитической разведки более чем соответствует потребностям текущего момента в международной жизни. Но момент потому и момент, что он не может длиться вечно или даже сколько-нибудь долго. Вполне возможно, что мы скоро вступим в новую эпоху мировой политики, когда сила государств будет оцениваться совсем по другой шкале». Это вызывает у авторитетного учёного-международника самую серьёзную обеспокоенность состоянием отечественной экономики. Мы не вправе забывать, что страна, выигравшая тяжелейшую войну, уже проиграла мир, и подобная ситуация может повториться.

Повторение опыта развития мобилизационной экономики едва ли принесёт успех в XXI в., хотя мобилизационная модель развития (а во многом — восстановления) образования, как нам представляется, вполне может быть успешной, и это позволит стране довольно быстро улучшить свои позиции в мире [31]. Драматизм положения, в котором оказалась наша страна, заставляет играть на опережение, смело искать собственные творческие решения, от чего совершенно отвыкли за последние четверть века, когда смелые поиски заменялись «смелым копированием». А.В. Кортунов рекомендует cоздание, используя выражение Константина Леонтьева, экономики «цветущей сложности» (там же). Это именно переход к интенсивному развитию. Весьма вероятно, что России придётся стать первопроходцем подобного перехода, мужественно пробиваясь к новым решениям, как это делал Ф.Д. Рузвельт, наломавший, кстати говоря, немало дров при проведении «Нового курса» ввиду отсутствия опыта и разработанной экономической теории. Нам надо творчески переосмыслить и отечественный исторический опыт, взяв из прошлого огонь, а не пепел. В таком случае Россия сможет стать интеллектуальным лидером нового Нового времени для неевропейских стран [25] и это обеспечит ей достойное место в мире. Ведь самое интересное ещё впереди.

1. Акаев А.А., Акаева Б.А. Вызовы глобального демографического перехода и неотложность стратегических решений // Век глобализации. Выпуск №1(7)/2011 URL: http://www.socionauki.ru/journal/articles/132577/ Дата обращения – 07.04.2017

2. Безруков А. Лекция о будущем. Геополитика 2035 – контуры нового мира. 15 июля // Образовательный интенсив «Остров 10-21». Владивосток, 10-21 июля 2018 г. URL: https://www.youtube.com/watch?v=TxDS5itmKuA Дата обращения – 01.03.2019

3. Бордачёв Т. Две войны Запада. Что делать России, чтобы не исчезнуть с карты мира //Международный дискуссионный клуб Валдай. 06.04.2018 URL: http://ru.valdaiclub.com/a/highlights/dve-voyny-zapada/ Дата обращения: 15.07.2018

4. Брюне А., Гишар Ж.-П. Геополитика меркантилизма: новый взгляд на мировую экономику и международные отношения. – М.: Новый хронограф, 2012. – 232 с.

5. Вигнер Е. Этюды о симметрии. – М.: Мир, 1971. – 318 с.

6. Вишневский А.Г. Время демографических перемен. – М.: Изд. дом Гос. ун-та – Высшей школы экономики, 2015. – 517 с.

7. Геллнер Э. Разум и культура. Историческая роль рациональности и рационализма. – М.: Московская школа политических исследований, 2003. – 252 с.

8. Джайлз К., Флеминг С. Низкая производительность труда становится глобальной проблемой. В прошлом году её рост оказался самым медленным с начала века //Ведомости, 26.05.2015 URL: https://www.vedomosti.ru/economics/articles/2015/05/26/593773-nizkaya-proizvoditelnost-truda-stanovitsya-globalnoi-problemoi Дата обращения: 24.07.2018

9. Дуглас Д., Синдрей Д., Канчев Г. Что мешает росту производительности. Плоды инноваций достаются крупным компаниям, выяснили экономисты //Ведомости, 22.07.2018. URL: https://www.vedomosti.ru/economics/articles/2018/07/23/776200-rostu-proizvoditelnosti Дата обращения: 24.07.2018

10. Капица С.П. Общая теория роста человечества. Сколько людей жило, живет и будет жить на Земле. – М.: Наука, 1999. – 191 с.

11. Кортунов А. Пути выживания в окопной войне //Российский совет по международным делам. 20 апреля 2018 г. URL: http://russiancouncil.ru/analytics-and-comments/analytics/puti-vyzhivaniya-v-okopnoy-voyne/ Дата обращения – 18.07.2018

12. Кузнецова Н.И. В.И. Вернадский как историк науки: методологические находки и парадоксы //Вопросы философии, 2013, №11. С. 99-111. URL: http://vphil.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=856&itemid=52 Дата обращения – 27.02.2019

13. Кузьминов Я. Решебник вам в портфель //Российский совет по международным делам. 3 июля 2018 г. URL: http://russiancouncil.ru/analytics-and-comments/comments/reshebnik-vam-v-portfel/ Дата обращения – 19.07.2018 ути выживания в око

14. Овчинников Н.Ф. Структура и симметрия /Системные исследования. Ежегодник 1964 г. – М.: Наука, 1969. С. 111-121.

15. Ортега-и-Гассет Х. Миссия университета. – М.: Изд. дом Гос. ун-та – Высшей школы экономики, 2010. – 144 с.

16. Петров М.К. Как создавали науку? //Природа, 1977, №9. С. 80-88.

17. Петров М.К. История европейской культурной традиции и её проблемы. – М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2004 – 776 с.

18. Поппер К. Нищета историзизма. – М.: Прогресс: VIA, 1993. – 185 с.

19. Пружинин Б. И. Надеюсь, что будет жить // Вопросы философии. 2008. № 5. С. 66-71.

20. Размещение производства в рыночной среде. Из трудов Б.Н. Зимина. М.: Альфа-М, 2003. 176 с. URL: https://drive.google.com/file/d/0BhZcFCjs36CWEZkeDVkR1NMMVU/view Дата обращения – 07.04.2017

21. Синцеров Л. М. Длинные волны глобальной интеграции //Мировая экономика и международные отношения, 2000, N 5. С. 56–64.

22. Славин Б. Прогресс: Цифровая демократия //Ведомости, 31.03.2017 URL: https://www.vedomosti.ru/opinion/articles/2017/03/31/683513-tsifrovaya-reabilitatsiya Дата обращения – 25.07.2018

23. Табачков А.С. Информационное общество в контексте истории //Вопросы философии, 2014, №10. С. 37-45. URL: http://vphil.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=1034&Itemid=52 Дата обращения – 01.03.2019

24. Тимофеев М. Как развивать Байкал по-новому. Биолог Максим Тимофеев о биотехнологических перспективах озера //Ведомости, 14.01.2019 URL: https://www.vedomosti.ru/opinion/articles/2019/01/13/791295-kak Дата обращения – 01.03.2019

25. Федотова В.Г. Дополитическая, политическая и постполитическая культуры как индикаторы исторического этапа модернизации //История модернизации как предмет социально-философского анализа. М., 2014. С. 26-57.

26. Фененко А. Когда ожидать модернизации России? //Российский совет по международным делам. 15 октября 2018 г. URL: http://russiancouncil.ru/analytics-and-comments/analytics/kogda-ozhidat-modernizatsii-rossii/ Дата обращения – 25.02.2019 ути

27. Хайтун С. Уничтожение российской науки продолжается успешно //Троицкий вариант – наука, 29 августа 2017 г. №17 (236) URL: https://trv-science.ru/2017/08/29/unichtozhenie-rossijskoj-nauki-prodolzhaetsya-uspeshno/ Дата обращения – 25.02.2019

28. Цвейг С. Вчерашний мир. Воспоминания европейца. – М.: Вагриус, 2004. – 349 с.

29. Шупер В.А. Территориальная самоорганизация общества как область исследований и учебная дисциплина //Региональные исследования, 2014, №4. С. 40-48. URL: http://media.geogr.msu.ru/RI/RI_2014_04(46).pdf Дата обращения – 25.02.2019

30. Шупер В.А. Научная картина мира как инструмент геополитического соперничества /«25 лет внешней политике России» : сб. материалов Х Конвента РАМИ (Москва, 8–9 декабря 2016 г.). В 5 т. Т. 4 : Россия и современ- ный мир: экономика и право. В 2 ч. Ч. 1 / под общ. ред. А.В. Мальгина ; [науч. ред.: И.Н. Платонова и др.] ; Моск. гос. ин-т междунар. отношений (ун-т) М-ва иностр. дел Рос. Федерации, Рос. ассоциация междунар. исследований (РАМИ). — М.: МГИМО–Университет, 2017. — С. 471-484 URL: http://www.risa.ru/images/10theses/rami-x-conv_T4.1.pdf Дата обращения – 25.02.2019

31. Шупер В.А. Новые «социальные лифты» от Ярослава Кузьминова //Свободная мысль, 2018, №1. С. 147-154. URL: http://svom.info/entry/819-novye-socialnye-lifty-ot-yaroslava-kuzminova/ Дата обращения – 25.02.2019

[i] В самоорганизующейся системе (по Г. Хакену) фундаментальную роль играют параметры порядка, определяющие поведение компонентов системы через принцип подчинения.

[ii] Исследования цикличности интеграционных процессов были начаты в конце 70-х гг. в Институте географии АН СССР Б.Н. Зиминым и продолжены Л.М. Синцеровым [20,21].

[iii] Для Франции Belle Époque — период расцвета Третьей республики (в 1879 г. Марсельеза стала государственным гимном, в 1880 г. 14 июля стало национальным праздником).