Перо или меч на Ближнем Востоке: ожидать ли новой «ядерной сделки»?

Анализируя новый виток попыток Д. Трампа решить «ядерную проблему» Ирана, международное сообщество может испытать чувство дежавю с примесью удивления — Вашингтон опять пытается принудить Тегеран к перезаключению ядерной сделки и при этом по-прежнему считает грубую силу и угрозы наилучшими инструментами достижения желаемого. На этот раз в ход идут не просто экономические санкции, но уже настоящие угрозы полномасштабной военной кампании против Исламской Республики — в случае незаключения нового соглашения в течение двух месяцев, Трамп обещал нанести ракетные удары по Ирану, каких «он еще никогда не видел».

На первый взгляд может показаться, что Трамп готовится вновь наступить на старые грабли — до сих пор руководство Ирана отвечало на одностороннее давление и угрозы США лишь ускорением развития своей ядерной программы. Можно было бы предположить, что одностороннее давление на Тегеран контрпродуктивно, и возобновленные попытки Трампа загнать Иран в угол обречены на провал. Однако Иран в 2025 г. находится в совершенно ином положении, нежели в 2017 г. За эти восемь лет он растерял немало влияния на Ближнем Востоке, но при этом сумел в значительной степени развить свой ядерный потенциал. Администрация Трампа также находится в несколько ином положении, нежели в период своего первого срока. С одной стороны, Трамп получил больше свободы для реальной войны с Ираном — последний срок в известной степени развязывает руки, хотя Трамп по-прежнему остается противником военного решения конфликтов. С другой стороны, времени на решение «ядерного вопроса» Ирана у США значительно меньше, чем в 2017 г. — Исламская Республика вплотную подступила к ядерному рубежу, а срок действия главных положений СВПД должен подойти к концу примерно через полгода. Представляется, что если руководства США и Ирана понимают новые реалии и грамотно расставят свои системы приоритетов в соответствии с ними, то переговоры могут увенчаться заключением обновленной ядерной сделки, пусть даже и далекой от той, на которую Трамп рассчитывал в 2017 г.

Трамп предпочел бы сделку более одностороннюю, носящую безвременный характер, так как именно срочность сделки была для него одним из главных оснований ее критики. Однако сложно себе представить ситуацию, при которой Тегеран согласится на перманентное закрепление ограничения своего суверенитета. Вероятно, администрации Трампа придется смириться с тем, что новая сделка снова будет ограничена во времени, хотя Иран может согласиться на более длительный срок ее действия, тем самым дав администрации Трампа возможность провозгласить дипломатическую победу, представив новое соглашение как более надежное. Ирану также скорее всего придется пойти на некоторые уступки и смириться с тем, что новое соглашение не будет заключать в себе гарантии того, что США вновь не выйдут из него в одностороннем порядке. Хотя, учитывая опыт СВПД, требовать таких гарантий кажется вполне разумным, тяжело представить каким именно образом администрация Трампа может это требование выполнить. Теоретически, новое соглашение можно было бы ратифицировать через Конгресс, сделав его частью законодательства США. Но для этого Трампу потребовалось бы заручиться поддержкой обеих палат Конгресса, и даже в случае успеха это не гарантировало бы того, что следующий президент не выйдет из него в одностороннем порядке без принятия во внимание мнения законодательной власти.

Таким образом, в полной мере реализовать желания каждой из сторон вряд ли удастся. Ключевые требования Ирана и США при этом вполне можно выполнить в том случае, если удастся согласовать договор, по своим положениям во многом аналогичный СВПД. Для Ирана с момента начала переговоров о ядерной сделке в 2012 г. основной целью было снятие с него экономических ограничений, а также разморозка его финансовых активов, находящихся в зарубежных банках. Сегодня перед Тегераном стоят практически полностью аналогичные задачи — несмотря на то, что за годы частичной изоляции Исламской Республике удалось адаптироваться к новым экономическим условиям, руководство страны на протяжении последних лет планомерно пыталось найти способы снятия или хотя бы обхода санкционных ограничений. И если все санкции в рамках нового соглашения с Ирана снять и не получится, то основная их часть может прекратить свое действие даже без участия Конгресса. Похожим образом могут быть разморожены и финансовые активы Ирана по аналогии с тем, как это было сделано в 2015 г. после подписания ядерной сделки.

Исламская Республика со своей стороны также должна взять на себя ряд обязательств, ключевых для гарантии того, что в установленный срок Тегеран не сможет создать ядерное оружие. Эти обязательства должны включать в себя сокращение иранских запасов радиоактивных веществ, заморозку существенной части обогатительной инфраструктуры Ирана, а также возвращение механизмов верификации соблюдения Исламской Республикой взятых на себя обязательств.

Принимая во внимание очевидное недоверие между Тегераном и Вашингтоном, положения новой ядерной сделки могут не предусматривать полного снятия санкций США в обмен на немедленное возвращение ядерной программы Ирана к уровню 2017 г. Стороны могли бы согласовать «дорожную карту» поэтапного выполнения сторонами своих обязательств, в соответствии с которой постепенное снятие санкций с Исламской Республики и разморозка ее активов коррелировали бы с сокращением Ираном своего ядерного потенциала и выполнением прочих условий новой сделки.

Анализируя новый виток попыток Д. Трампа решить «ядерную проблему» Ирана, международное сообщество может испытать чувство дежавю с примесью удивления — Вашингтон опять пытается принудить Тегеран к перезаключению ядерной сделки и при этом по-прежнему считает грубую силу и угрозы наилучшими инструментами достижения желаемого. На этот раз в ход идут не просто экономические санкции, но уже настоящие угрозы полномасштабной военной кампании против Исламской Республики — в случае незаключения нового соглашения в течение двух месяцев, Трамп обещал нанести ракетные удары по Ирану, каких «он еще никогда не видел».

На первый взгляд может показаться, что Трамп готовится вновь наступить на старые грабли — до сих пор руководство Ирана отвечало на одностороннее давление и угрозы США лишь ускорением развития своей ядерной программы. Можно было бы предположить, что одностороннее давление на Тегеран контрпродуктивно, и возобновленные попытки Трампа загнать Иран в угол обречены на провал. Однако Иран в 2025 г. находится в совершенно ином положении, нежели в 2017 г. За эти восемь лет он растерял немало влияния на Ближнем Востоке, но при этом сумел в значительной степени развить свой ядерный потенциал. Администрация Трампа также находится в несколько ином положении, нежели в период своего первого срока. С одной стороны, Трамп получил больше свободы для реальной войны с Ираном — последний срок в известной степени развязывает руки, хотя Трамп по-прежнему остается противником военного решения конфликтов. С другой стороны, времени на решение «ядерного вопроса» Ирана у США значительно меньше, чем в 2017 г. — Исламская Республика вплотную подступила к ядерному рубежу, а срок действия главных положений СВПД должен подойти к концу примерно через полгода. Представляется, что если руководства США и Ирана понимают новые реалии и грамотно расставят свои системы приоритетов в соответствии с ними, то переговоры могут увенчаться заключением обновленной ядерной сделки, пусть даже и далекой от той, на которую Трамп рассчитывал в 2017 г.

Иран ослабленный, но не побежденный

Руслан Мамедов:
Второй срок Трампа. Контуры ближневосточной политики США

За последние годы позиции Исламской Республики на Ближнем Востоке претерпели значительный урон. Фактически с начала палестино-израильского конфликта в октябре 2023 г. Тегеран планомерно терпел поражение за поражением в регионе. Катастрофическая война в Газе, весьма низкая подготовленность военных сил Хезболлы, выявленная столкновениями с Израилем, падение правительства Асада в Сирии и ослабление иранских позиций в стране, неготовность к радикальным ответам на израильские военные акции в регионе, а также растущая автономия хуситов в Йемене — все это характеризует планомерное ослабление иранской «оси сопротивления», которая на протяжении долгого времени являлась одним из главных козырей Ирана на Ближнем Востоке. Было бы преувеличением сказать, что «Шиитский полумесяц» региона полностью потерял свою значимость для Ирана — даже в Сирии, несмотря на приход новой власти, Исламская Республика продолжает сохранять существенное влияние. Однако события последних лет в известной степени ставят Тегеран в более уязвимое положение по сравнению с тем, в котором он находился восемь лет назад. Не исключено, что в некоторой степени военные угрозы Трампа в отношении Ирана сегодня объясняются в том числе и обнажившейся слабостью позиций Тегерана на Ближнем Востоке.

При этом Иран, несмотря на свою относительную слабость, совершенно не готов к полной капитуляции — в ответ на заявления Трампа руководство Ирана хоть и согласилось на уступки в виде начала переговоров, но параллельно начало готовить общество и своих региональных союзников к войне. Это не означает, что Иран совсем не готов к заключению новой сделки, но и выполнять все требования США, поддавшись на угрозу военного вмешательства, руководство Ирана позволить себе не может. Тегеран и так уже за последние несколько лет неоднократно показывал нерешительность в сфере защиты своих региональных интересов, что стоило ему значительных потерь на Ближнем Востоке. Показать слабость перед США сейчас стало бы фактической капитуляцией и согласием расстаться со своими региональными амбициями и зафиксировать ограничения государственного суверенитета.

К тому же, пусть Тегеран и растерял за последние годы существенную часть своего регионального влияния, но за это время он сумел приобрести важный козырь — иранская ядерная программа чуть ли не вплотную подступила к рубежу создания ядерного заряда. По оценкам некоторых экспертов, Тегерану может потребоваться всего несколько недель для получения атомной бомбы. Близость Ирана к «ядерному рубежу» играет двойственную роль — она заставляет больше считаться с Тегераном, дабы не подтолкнуть его к созданию ядерного оружия, но также может спровоцировать США и международное сообщество пойти на более радикальные меры для нейтрализации ядерной программы страны. Таким образом, за стол переговоров Иран садится в несколько стесненном положении в регионе, но с двумя значительными козырями — (1) готовностью к военному столкновению с США и (2) достаточно развитой ядерной программой для оперативного создания ядерного оружия. Задача Ирана на предстоящих переговорах будет заключаться в том, чтобы разыграть эти карты максимально выгодным для себя образом.

Готов ли Трамп идти до конца?

Иван Тимофеев:
Выборы в США: значение для Ирана

Соединенные Штаты, напротив, на первый взгляд находятся в более привилегированном положении в отношении Ирана, нежели восемь лет назад. Если в 2017 г. Дональд Трамп не смог найти много сторонников своей стратегии «максимального давления» даже среди традиционных союзников США, столкнувшись с практически единогласной критикой, то сейчас чаша весов симпатий в некоторой степени уровнялась. Европейский союз за последние годы в значительной степени охладел к Тегерану, хотя до сих пор и не решился задействовать механизмы СВПД для возвращения санкций Совета Безопасности ООН. Основной причиной этому является близость окончания срока действия СВПД, по наступлении которого международное сообщество потеряет главный коллективный рычаг давления на Тегеран. В ближайшие месяцы новая ядерная сделка так или иначе должна быть заключена, в связи с чем подписантам СВПД придется давить уже не на США, а на Иран с целью принудить последний заключить новое соглашение. К тому же сама администрация Дональда Трампа может позволить себе значительно больше, чем восемь лет назад — второй и последний срок Трампа в определенной степени развязывает ему руки, особенно когда дело касается принятия сложных решений, которые могут не найти поддержки у американского общества. И хотя Трамп по-прежнему остается противником военных методов решения геополитических вопросов, он все же допускает опцию военного вмешательства как крайнюю меру решения иранской проблемы в том случае, если дипломатия зайдет в тупик.

Однако, при всей своей антипатии к Исламской Республике, Трамп все же предпочел бы решить вопрос дипломатическим способом. Хотя военная машина США, вероятно, и способна противостоять иранской, едва ли полномасштабная война на Ближнем Востоке будет в интересах Вашингтона. Военная кампания против Ирана крайне дорого обойдется США как в плане финансовых, так и человеческих ресурсов. Иран по-прежнему располагает развитой сетью прокси и союзников в регионе, способной сделать войну долгой и кровопролитной, а также распространить ее на весь регион, нарушив тем самым важные глобальные цепочки поставок нефтяных и газовых ресурсов. Ядерная инфраструктура Ирана достаточно неплохо защищена от потенциальных ракетных ударов, что создает прямую угрозу появления у Тегерана ядерного заряда в первые недели активных военных действий. Все это делает войну весьма нежелательным инструментом решения ядерного вопроса Ирана. Если Трамп и допускает начало войны с Ираном, то только в качестве крайней меры, отведенной на случай исчерпания дипломатических способов решения конфликта.

Новая «ядерная сделка»

Олег Рустамов:
Хезболла в новой реальности — умирающий или черный лебедь?

Таким образом, противостояние США и Ирана находится в несколько неустойчивом балансе, при котором каждая из сторон в целом готова к войне, но рассматривает ее как крайне нежелательную крайность. В контексте предстоящих переговоров это может стать мотивацией для обеих стран пересмотреть свои приоритеты относительно того, что именно они ожидают от новой ядерной сделки. Предыдущий опыт одностороннего давления на Иран, вероятно, научил Трампа, что требования безоговорочной капитуляции Ирана не отдаляют, а лишь приближают момент появления у него ядерного оружия. Как бы ни хотелось Вашингтону решить «иранскую проблему» во всех ее измерениях одним политическим маневром, сделать это вряд удастся — придется обозначать наиболее важные цели и настаивать на приоритетной реализации именно их. Учитывая уровень развития ядерной программы Ирана, а также скорое окончание действия ключевых положений СВПД, основной задачей команды США на переговорах должно стать получение железных гарантий того, что хотя бы в течение определенного срока Иран не завладеет ядерным оружием. Представляется, что такие гарантии при определенной гибкости сторон могут быть предоставлены в рамках сделки во многом аналогичной СВПД.

Естественно, Трамп предпочел бы сделку более одностороннюю, носящую безвременный характер, так как именно срочность сделки была для него одним из главных оснований ее критики. Однако сложно себе представить ситуацию, при которой Тегеран согласится на перманентное закрепление ограничения своего суверенитета. Вероятно, администрации Трампа придется смириться с тем, что новая сделка снова будет ограничена во времени, хотя Иран может согласиться на более длительный срок ее действия, тем самым дав администрации Трампа возможность провозгласить дипломатическую победу, представив новое соглашение как более надежное. Ирану также скорее всего придется пойти на некоторые уступки и смириться с тем, что новое соглашение не будет заключать в себе гарантии того, что США вновь не выйдут из него в одностороннем порядке. Хотя, учитывая опыт СВПД, требовать таких гарантий кажется вполне разумным, тяжело представить, каким именно образом администрация Трампа может это требование выполнить. Теоретически, новое соглашение можно было бы ратифицировать через Конгресс, сделав его частью законодательства США. Но для этого Трампу потребовалось бы заручиться поддержкой обеих палат Конгресса, и даже в случае успеха это не гарантировало бы того, что следующий президент не выйдет из него в одностороннем порядке без принятия во внимание мнения законодательной власти.

Таким образом, в полной мере реализовать желания каждой из сторон вряд ли удастся. Ключевые требования Ирана и США при этом вполне можно выполнить в том случае, если удастся согласовать договор, по своим положениям во многом аналогичный СВПД. Для Ирана с момента начала переговоров о ядерной сделке в 2012 г. основной целью было снятие с него экономических ограничений, а также разморозка его финансовых активов, находящихся в зарубежных банках. Сегодня перед Тегераном стоят практически полностью аналогичные задачи — несмотря на то, что за годы частичной изоляции Исламской Республике удалось адаптироваться к новым экономическим условиям, руководство страны на протяжении последних лет планомерно пыталось найти способы снятия или хотя бы обхода санкционных ограничений. И если все санкции в рамках нового соглашения с Ирана снять и не получится, то основная их часть может прекратить свое действие даже без участия Конгресса. Похожим образом могут быть разморожены и финансовые активы Ирана по аналогии с тем, как это было сделано в 2015 г. после подписания ядерной сделки.

Внерегиональные акторы на Ближнем Востоке. Доклад РСМД

Исламская Республика со своей стороны также должна взять на себя ряд обязательств, ключевых для гарантии того, что в установленный срок Тегеран не сможет создать ядерное оружие. Эти обязательства должны включать в себя сокращение иранских запасов радиоактивных веществ, заморозку существенной части обогатительной инфраструктуры Ирана, а также возвращение механизмов верификации соблюдения Исламской Республикой взятых на себя обязательств.

Принимая во внимание очевидное недоверие между Тегераном и Вашингтоном, положения новой ядерной сделки могут не предусматривать полного снятия санкций США в обмен на немедленное возвращение ядерной программы Ирана к уровню 2017 г. Стороны могли бы согласовать «дорожную карту» поэтапного выполнения сторонами своих обязательств, в соответствии с которой постепенное снятие санкций с Исламской Республики и разморозка ее активов коррелировали бы с сокращением Ираном своего ядерного потенциала и выполнением прочих условий новой сделки. Такое соглашение могло бы помочь деэскалировать напряжение между Ираном и США, не требуя при этом от сторон немедленных взаимных уступок. Тегеран преодолел бы свое недоверие США, не потеряв в одночасье все свои ядерные наработки в обмен на решение, которое Вашингтон может легко изменить постфактум. США же получили бы возможность в долгосрочной перспективе решить вопрос ядерной программы Ирана, а в краткосрочной — заявить о своей дипломатической победе и избежать войны на Ближнем Востоке.