Политические преобразования в Иране: как не отстать от современности?

На фоне спорадических протестов в Иране некоторые эксперты говорят о неизбежности радикальных режимных изменений. Основными факторами нестабильности они называют негативную экономическую конъюнктуру, коррупцию и беспрецедентное санкционное давление. Представляется, однако, что потенциал устойчивости политической системы Ирана не исчерпан: ее высокая способность к адаптации — успешной корректировке внутренних параметров политического процесса в ответ на изменение среды — определяется уникальным сочетанием исламской традиции и современных политических институтов.

В качестве концептуальной рамки анализа мы воспользуемся ставшей классической схемой Д. Аптера, которая увязывает политические изменения с моментами группового или индивидуального выбора: нормативного (морального), структурного и поведенческого. Возникающие в ходе осуществления выбора комбинации политических и религиозных институтов станут объектом нашего внимания. Мы также рассмотрим основные характеристики этих институтов и постараемся оценить возможные траектории их воспроизводства. Такой ракурс позволит показать потенциал развития и возможные вызовы иранской государственности.

У иранцев сохраняется положительное видение собственного будущего и дальнейшего развития страны. Увеличивается индивидуальная автономия и ориентация на постматериальные ценности при сохранении доверия к институтам власти и религиозным нормам. В долгосрочной перспективе граждане склонны избегать неопределенности и не готовы пересматривать сложившиеся правила игры. В то же время опора на устойчивые ценности, прежде всего на чувство гордости своим историческим наследием и религиозно-философской традицией, позволяют смягчать ход политических трансформаций.

В сфере отбора политической элиты и агрегирования общественных интересов системе удается найти точки равновесия путем поддержки регулируемой конкуренции между кандидатами как с помощью открытой электоральной процедуры, так и через многоуровневое отсеивание претендентов на ключевые религиозно-бюрократические должности.

На основе анализа различных комбинаций традиционных и современных институциональных форм в логике нормативного и структурного выбора можно сделать вывод, что способность иранской системы «успевать за событиями» определяется уровнем идейно-политической мобилизации и успешного сочетания двух форм внутренней конкуренции — гражданско-электоральной и религиозно-бюрократической.

Политическое равновесие будет воспроизводимо только в случае роста транспарентности и подотчетности избирательного процесса на всех уровнях. В его основе акцент на разделяемых иранским большинством ценностных категориях — лояльность власти, послушание религиозным нормам при одновременном росте индивидуализма и убежденности в необходимости учитывать мнения граждан при принятии политических решений. В неизбираемых органах управления необходимо поддерживать принцип меритократии, который остается тесно связан с высокой ценностью образования и профессионализма в иранском обществе.

Особенности духовной традиции, набор ценностей и институциональные рамки позволяют системе подстраиваться под меняющуюся социальную среду и импровизировать с формами политического управления. Вместе с тем риски для такой системы несет снижение уровня идейно-политической мобилизации и излишняя прагматизация публичного дискурса.

На фоне спорадических протестов в Иране некоторые эксперты говорят о неизбежности радикальных режимных изменений. Основными факторами нестабильности они называют негативную экономическую конъюнктуру, коррупцию и беспрецедентное санкционное давление. Представляется, однако, что потенциал устойчивости политической системы Ирана не исчерпан: ее высокая способность к адаптации — успешной корректировке внутренних параметров политического процесса в ответ на изменение среды — определяется уникальным сочетанием исламской традиции и современных политических институтов.

В качестве концептуальной рамки анализа мы воспользуемся ставшей классической схемой Д. Аптера, которая увязывает политические изменения с моментами группового или индивидуального выбора: нормативного (морального), структурного и поведенческого[1]. Возникающие в ходе осуществления выбора комбинации политических и религиозных институтов станут объектом нашего внимания. Мы также рассмотрим основные характеристики этих институтов и постараемся оценить возможные траектории их воспроизводства. Такой ракурс позволит показать потенциал развития и возможные вызовы иранской государственности.

Пётр Кортунов:
Персидский бастион — прошлое и настоящее иранского государства

Моральный выбор: о целях и ценностях

Под нормативной средой понимается набор базовых ценностей и приоритетов, поддерживаемых политической элитой и обществом. В связи с этим интересно рассмотреть отношение иранцев к власти, понимание ими религиозных ценностей и разделяемый образ будущего.

В Иране сохраняется высокая дистанция между властью и обществом. Граждане принимают существующий иерархический порядок и не стремятся его нарушить. Это способствует росту солидарности в малых группах — в расширенной семье, в сложившейся вокруг местной мечети общине или среди учеников начальных и средних образовательных (чаще религиозных) учреждений. Кроме того, иранцы, обладающие сильной исламской и национальной идентичностью, скорее готовы принимать неравенство в распределении власти. В целом за период 2004–2020 гг. уровень доверия к основным политическим институтам оставался достаточно высоким. При этом повышалась легитимность избирательной и судебной систем[2].

Социологические данные Всемирного обзора ценностей фиксируют постепенный рост индивидуальной автономии. При сохранении достаточно высокой значимости религиозной веры родители начинают ценить в своих детях независимость и воображение больше, чем послушание (табл. 1).

Таблица 1. Индекс индивидуальной автономии [3].

Источник: World Values Survey, 2004–2009, 2017–2020 гг.

Рост индивидуальной автономии происходит при сохранении респондентами явной приверженности таким ценностям, как уважение к семье и власти, а также чувства национальной гордости. Кроме того, высоким уровнем доверия пользуются основные гражданские институты власти: суды, правоохранительные органы и вооруженные силы (табл. 2; табл. 3):

Таблица 2. Индекс гражданского неповиновения.

Источник: World Values Survey Data analysis tool.

Таблица 3. Индекс недоверия к органам власти.

Источник: World Values Survey Data analysis tool.

Шиизм по-прежнему выступает важным источником интерпретации происходящих событий. Будучи основной составляющей иранского политического дискурса, он в то же время идейно неоднороден, что прослеживается в конкурирующих подходах — активистском и квиетистском («отстраненном»)[4]. Первое течение исходит из необходимости поддерживать легитимную власть в период отсутствия скрытого имама. Второе настаивает на неучастии ученых-богословов в политической жизни и ожидании спасения с приходом мессии. Такое «разделение умов» поддерживает дискурс о целях и ценностях, в котором рождаются новые смысловые ориентации иранских религиозно-политических элит.

Примеры подобной диалектики можно обнаружить в трудах и речах великого аятоллы Х. Али Монтазери, отстаивавшего принцип меритократии при осуществлении властных полномочий и принципиальную важность религиозной компетентности и уровня образования. Другой «выдающийся оппозиционер» — великий аятолла М. Шариатмадари придерживался убеждения, что любое демократическое правительство, которое несет ответственность перед обществом, не противоречит нормам ислама. Оба деятеля и их последователи значительно повлияли на дебаты о политическом устройстве страны — прежде всего как интеллектуальные оппоненты, чьи аргументы заочно становились (и становятся) объектом критики со стороны консервативного духовенства.

Юлия Тимофеева:
Санкции против Ирана: что дальше?

Отношение к исламской доктрине как полю поиска верных интерпретаций оказывает значительное влияние на формирование политических смыслов и магистральных целей развития страны. При этом функционирование государства по-прежнему рассматривается сквозь призму норм шариата, ниспосланного умме божественного закона. В такой логике кажется естественным, что внедрение этих установок и контроль за их соблюдением должны осуществлять знатоки исламского права. В свою очередь парламент, гражданская бюрократия и военный аппарат призваны выражать «волю народа» и поддерживать мирской порядок, защищая доктрину от искажений как внутри Ирана, так и за его пределами.

Способность религиозных элит к переосмыслению положений исламской доктрины и учету интересов сообщества приводит к поддержанию устойчивости нормативной системы в целом. Это также позволяет варьировать роль ислама и шиитского духовенства в политическом процессе, не умаляя их значимости как религиозного института. Такой подход поддерживает большинство, которое выступает за урегулирование конфликтов путем компромисса и отрицает насилие как средство политической борьбы.

Одновременно в иранском обществе отмечается постепенный переход от материальных к постматериальным ценностям, характеризующийся повышением внимания к проблемам самовыражения, субъективного благополучия и качества жизни. При этом увеличиваются осознание отдаленных угроз и способность к долгосрочному планированию (табл. 4):

Таблица 4. Индекс постматериальных ценностей (12 показателей).

Источник: World Values Survey Data analysis tool.

В целом у иранцев сохраняется положительное видение собственного будущего и дальнейшего развития страны. Увеличивается индивидуальная автономия и ориентация на постматериальные ценности при сохранении доверия к институтам власти и религиозным нормам. В долгосрочной перспективе граждане склонны избегать неопределенности и не готовы пересматривать сложившиеся правила игры. В то же время опора на устойчивые ценности, прежде всего на чувство гордости своим историческим наследием и религиозно-философской традицией, позволяют смягчать ход политических трансформаций.

Алексей Хлебников:
Нефтяной сектор Ирана и очередной виток санкций: адаптация к новым реалиям

Структурный выбор: о порядках взаимодействия

Структуры призваны, с одной стороны, упорядочивать социальные взаимодействия посредством выработанных процедур, а с другой — ограничивать индивидуальный выбор и политические предпочтения. Иранская специфика заключается в том, что современные политические формы и процедуры (проведение выборов, назначение кандидатов на должности и т.д.) включают в себя шиитскую традицию и имперское наследие.

Верховный лидер (Рахбар) vs. Президент. Динамика отношений между двумя этими институтами имеет соревновательный характер. Примерами такого рода конкуренции становятся периодически появляющиеся предложения консерваторов и реформаторов об отмене поста президента или, напротив, слиянии обеих должностей и проведении выборов по единой процедуре.

В институте верховного лидера совмещены мирские и духовные компоненты, благодаря чему он выполняет функции контроля над тремя ветвями власти, политической мобилизации населения и реализации государственного курса[5]. Верховный лидер также может инициировать референдумы и вносить изменения в конституцию. В его распоряжении находится широкий репертуар средств управления: издание распоряжений по религиозным вопросам, указы в сфере государственного управления, наличие широкой сети ставленников в ключевых органах власти и контроль над исламскими фондами. Символический авторитет постоянно поддерживается выступлениями на пятничных молитвах и по особым случаям. Таким образом, идея рахбара как духовного лидера была успешно институционализирована и стала выражением активистского подхода шиитского духовенства к политике.

Однако широта полномочий верховного лидера содержит в себе потенциальную угрозу ослабления легитимности этого института: руководство общиной верующих и одновременно политическим сообществом предполагает высочайшую ответственность. Потенциально на уровень его легитимности может повлиять и то, что граждане, в отличие от прямых выборов президента, выбирают его опосредованно — через Совет экспертов. Кроме того, принцип вилаят-е факих подразумевает, что шиитские богословы лишь временно — до прихода скрытого имама — руководят общиной. Важно также отметить потенциальную возможность создания «коллективного верховного лидера», если Совет экспертов не сможет избрать одного кандидата.

Наличие института президента и дискуссия о пределах компетенции ключевого религиозного и республиканского институтов позволяют не только поддерживать конкуренцию внутри системы, но и снижать риски делегитимации верховного лидера.

Назначения vs Выборы. Интересующие нас механизмы взаимодействия можно найти, рассмотрев сочетания демократических и директивных норм в ходе электорального процесса. Иранская политическая система предусматривает формирование четырех выборных институтов власти: президента, Исламского консультативного совета (парламента), муниципалитетов и Совета экспертов — органа, ответственного за назначение (избрание по особой сложной процедуре) Верховного лидера. Избрание президента и парламента имеет ряд присущих демократическим режимам черт: всенародное, прямое, тайное голосование на ограниченное число сроков.

В системе государственной власти Ирана есть орган, осуществляющий непосредственный контроль за избирательным процессом, — Наблюдательный совет. Вплоть до 1980-х гг. наблюдательный совет являлся «спящим» институтом, поскольку возможность его создания предусматривалось еще шахской конституцией 1906 г. Он включает в свой состав по шесть представителей религиозной и мирской власти. Первых назначает верховный лидер, вторые утверждаются большинством голосов парламента после их представления главой судебной власти. В полномочия этого органа входят проверка и утверждение кандидатов в президенты, парламент и Совет экспертов. За техническую сторону проведения выборов отвечает Министерство внутренних дел. Оно же объявляет основные решения Совета, выступая в качестве своеобразного технократического транслятора. Важной институциональной «пристройкой» стал Совет по целесообразности [принимаемых решений], формируемый духовным лидером страны и призванный регулировать конфликты между Наблюдательным советом и парламентом.

В ходе избирательных кампаний Наблюдательный совет выступает в качестве фильтра, препятствуя регистрации нежелательных кандидатов. За последние 30 лет было отсеяно до 80% кандидатов в президенты и в среднем до 30% кандидатов на парламентских выборах[6]. Этот орган также назначает своих представителей на региональные и местные избирательные участки.

В то же время на уровне муниципалитетов и региональных легислатур отмечается рост гражданской политической активности. В правовых документах зафиксированы такие полномочия советов, как ратификация местного бюджета и утверждение городских или сельских налогов, назначение мэров и контроль за ходом инфраструктурных проектов. В их работе участвуют около 150 тыс. человек, соответствующих установленным критериям. Доктринальные требования к нравственным и политическим качествам кандидатов (например, вера в принцип вилаят-е факих и уважение к Основному закону) могут быть использованы как предлог для лишения их полномочий. В ходе последних выборов 2017 г. условную победу в крупных городских агломерациях одержали сторонники так называемого реформистского курса, что было компенсировано укреплением позиций консерваторов в деревнях и сельских районах страны.

Таким образом, в сфере отбора политической элиты и агрегирования общественных интересов системе удается найти точки равновесия путем поддержки регулируемой конкуренции между кандидатами как с помощью открытой электоральной процедуры, так и через многоуровневое отсеивание претендентов на ключевые религиозно-бюрократические должности.

Вооруженные силы vs Корпус стражей Исламской революции (КСИР). Представляется, что наиболее напряженной является конкуренция между двумя структурами, отвечающими за защиту Ирана от внешних и внутренних угроз. Это связано с особенностями их формирования, пересекающимися полномочиями и борьбой за бюджетные ассигнования.

Во время событий 1978–1979 гг. вооруженные силы сохранили нейтралитет, не выразив открытую поддержку народной революции, и остались в стороне от политической борьбы. В тот период главной установкой командования было сохранение суверенитета и территориальной целостности государства. После создания Исламской республики перед руководителями страны встал вопрос о защите нового режима — «революционных завоеваний». Так возникла идея создания КСИР, который за сорок лет превратился в мощную силовую и экономическую корпорацию, отчасти дублируя функции и структуры традиционных вооруженных сил.

Формальный контроль за межведомственным взаимодействием отдан политическим структурам, которые стремятся к поиску компромиссов. За оперативную составляющую ответственен Генштаб ВС, за выработку и реализацию стратегических решений — Высший совет национальной безопасности. Дополнительный (и во многом определяющий) надзор осуществляет администрация рахбара и аппарат его советников в области обороны.

Таким образом, борьба за распределение средств и увеличение влияния на процесс принятия решений пока купируется «рамочными» политическими институтами и заключением неформальных договоренностей.

Иван Тимофеев:
США против СВПД. Чем могут ответить Россия и Китай?

Пределы политической адаптации: о рисках развития

На основе анализа различных комбинаций традиционных и современных институциональных форм в логике нормативного и структурного выбора можно сделать вывод, что способность иранской системы «успевать за событиями» определяется уровнем идейно-политической мобилизации и успешного сочетания двух форм внутренней конкуренции — гражданско-электоральной и религиозно-бюрократической.

Политическое равновесие будет воспроизводимо только в случае роста транспарентности и подотчетности избирательного процесса на всех уровнях. В его основе акцент на разделяемых иранским большинством ценностных категориях — лояльность власти, послушание религиозным нормам при одновременном росте индивидуализма и убежденности в необходимости учитывать мнения граждан при принятии политических решений. В неизбираемых органах управления необходимо поддерживать принцип меритократии, который остается тесно связан с высокой ценностью образования и профессионализма в иранском обществе.

Особенности духовной традиции, набор ценностей и институциональные рамки позволяют системе подстраиваться под меняющуюся социальную среду и импровизировать с формами политического управления. Вместе с тем риски для такой системы несет снижение уровня идейно-политической мобилизации и излишняя прагматизация публичного дискурса.

1. Apter D.E. The Politics of Modernization. University of Chicago Press, 1965, pp.3-40.

2. Здесь и далее использованы данные исследовательского проекта World Values Survey, 2004-2009, 2017-2020 гг. Режим доступа: http://www.worldvaluessurvey.org/WVSOnline.jsp

3. Подробнее о методике расчета можно узнать на сайте: http://www.worldvaluessurvey.org/WVSContents.jsp

4. Кудряшова И. В. Иран как случай исламской модернизации // Политическая наука. 2012. №2.

5. Мамедова Н. М. Политическая система Исламской Республики Иран: особенности и возможности трансформации // Контуры глобальных трансформаций: политика, экономика, право. 2018. №3.

6. По данным Министерства внутренних дел Ирана. Режим доступа: https://www.moi.ir/portal/Home/