Предчувствие глобального катаклизма

Либерально-глобалистсткая модель организации общества, господствовавшая в мире на протяжении более чем 25 лет, вступила в глубокий кризис. Сегодня, из-под ее пространства, как «трава из-под асфальта», пробиваются элементы новой системы, которая самым существенным образом отличается от привычных нам с 90-х годов либеральных образцов. Ее отличительными чертами становятся прагматизм и популизм, особую роль приобретают сильные политические лидеры, апеллирующие к патриотизму и национализму, ставящие во главу угла не глобальные, а исключительно национальные интересы собственной страны. Со стороны даже кажется, что мир по какой-то спирали как будто сдвигается назад к опасным временам политического реализма, когда в ходу были выражения: «хочешь мира — готовься к войне», «национальная мощь — гарант безопасности», когда существовало общее недоверие как к соседям, так и каким-либо международным структурам.

Примеры возврата к прошлому мы наблюдаем как на Западе, так и на Востоке, причем, если анализировать ситуацию там и тут, то мы увидим, насколько по-разному реагируют на существующие вызовы элиты Запада и Востока. Псевдодемократические страны вроде Сингапура, Таиланда, Камбоджи, которые так долго должны были изображать у себя «победы демократии», не скрывают удовлетворения и лишний раз убеждаются в правильности давно исповедываемого ими курса на сохранение традиционно авторитарной власти под формальным зонтиком демократии. Для них происходящий глобальный разворот не представляет серьезного вызова как на Западе, так как они уже давно существуют в рамках авторитарно-популистских моделей, основанных на прагматичных подходах.

Интересна история с Таиландом, который ради сохранения своей целостности и стабильности еще до того как начались перемены в Америке фактически отказался от либерально-глобалистской модели. После каждых демократических выборов, которые не признавала одна из сторон, Бангкок, столица страны, неизменно погружалась в хаос, и только армия выступала в качестве нейтральной силы, сдерживая этот опасный тренд. Череда хаоса закончилась в мае 2014 г., когда в Таиланде произошел очередной военный переворот, и военные в противовес тому, что было раньше, от власти никуда не ушли. После этого под контролем армии была принята конституция, которая фактически закрепила монополию на власть. Новая авторитарная модель дала Таиланду шанс на спокойствие и развитие. Противостоящие партии оказались под контролем военных и уже не могли провоцировать страну к хаосу и гражданской войне.

В другой стране ЮВА — Филиппинах также произошел явный отход от либерально-демократических ценностей. Связано это было с тем, что в рамках демократических процедур страна не могла справиться ни с разгулом бандитизма и терроризма, ни с распространением наркотиков среди местной молодежи. Ответом стал приход к власти «сильного лидера» и откровенного популиста президента Родриго Дутерте. Этот политик, призвавший убивать на месте наркодилеров, существенно ограничивший возможности судов, быстро превратился в авторитарного правителя и харизматического лидера, действующего на основе принципов прагматизма, без оглядки на существующие законы и правила. Но только жесткими мерами, когда по разным оценкам за короткое время было расстреляно более трех тысяч продавцов наркотиков, ему удалось сдержать наркотическую волну, почти накрывшую всю страну.

К либеральной модели так и не пришла Мьянма во главе с главным правозащитником и демократом Юго-Восточной Азии, лауреатом Нобелевской премии мира, Аун Сан Су Чжи. Ситуация с рохинджа — бенгальцами, которые мигрировали в мьянманский Аракан, оказалась фатальной для утверждения либерально-демократической модели.

В Камбодже также вполне очевиден отход от либерально-демократических образцов, несмотря на усилия огромного числа спонсируемых Западом и США неправительственных структур, действующих в стране. Авторитарный режим бывших коммунистов во главе с несменяемым уже больше тридцати лет премьер-министром Хун Сеном прочно стоит на ногах и не собирается не то что падать, а даже идти на уступки либеральной оппозиции. Существующий авторитарный режим позволил стране уже многие годы сохранять стабильность, предсказуемость и, несмотря на массовую коррупцию, сохранять высокие темпы экономического роста. Гарантией этого является как раз тотальная победа партии Хун Сена на выборах, когда ее представители заняли все места в Национальном собрании.

Сегодня мир проходит через эпоху нестабильности, которую мы все ощущаем. Причем нестабильность эта носит особый характер. Речь идет о переменах, которые происходят нечасто, зато, когда они случаются, возникают процессы общественной турбулентности такой силы, что меняется политическое сознание и политическое поведение огромного количества людей, как политической элиты, так и самих граждан. Идут перемены, способные разрушить устоявшиеся политические модели, деформировать политическую культуру.

Именно такие явления можно наблюдать сегодня, когда буквально у нас на глазах в глубокий кризис вступила либерально-глобалистсткая модель организации общества, господствовавшая в мире на протяжении более чем 25 лет. Сегодня, из-под ее пространства, как «трава из-под асфальта», пробиваются элементы новой системы, которая самым существенным образом отличается от привычных нам с 90-х годов либеральных образцов. Ее отличительными чертами становятся прагматизм и популизм, особую роль приобретают сильные политические лидеры, апеллирующие к патриотизму и национализму, ставящие во главу угла не глобальные, а исключительно национальные интересы собственной страны. Со стороны даже кажется, что мир по какой-то спирали как будто сдвигается назад к опасным временам политического реализма, когда в ходу были выражения: «хочешь мира — готовься к войне», «национальная мощь — гарант безопасности», когда существовало общее недоверие как к соседям, так и каким-либо международным структурам.

Анастасия Беляева:
Референдум в Таиланде: почему избиратели поддержали хунту?

Примеры возврата к прошлому мы наблюдаем как на Западе, так и на Востоке, причем, если анализировать ситуацию там и тут, то мы увидим, насколько по-разному реагируют на существующие вызовы элиты Запада и Востока. На Западе, в Европе, и особенно в США, процесс перехода от старой либерально-глобалистсткой системы к новой, назовем ее прагматично-популистсткой, протекает в непрерывной политической борьбе. Это и понятно, так как либерально-глобалистсткая модель была и остается любимым изобретением американских политиков и политологов, она какое-то время вполне обеспечивала американское мировое господство и расставаться с ней очень больно. Она оказалась не только не универсальной, но в конечном итоге невыгодной США. В принципе, уже в середине 2000-х гг. было очевидно, что вместо стран Вашингтонского консенсуса в выигрыше от глобализма и открытой экономики оказались далекие от либерализма авторитарные режимы, в первую очередь, в Китае и Вьетнаме. Пекин уже тогда на волне феноменального экономического роста все более артикулировал свой независимый внешнеполитический курс, который рано или поздно должен был бросить вызов глобальному американскому доминированию. В Америке, по всей видимости, тогда просто не хватало политической воли реально взглянуть на развивавшиеся процессы и предложить принципиально иные условия глобального выживания. В связи с этим, приход к власти Трампа можно квалифицировать как исторически обусловленное событие. Именно этот президент оказался способен сделать резкий маневр и сменить во многом исчерпавшую себя модель глобального экономического сотрудничества. Вместо продолжения строительства глобального мира в интересах Китая, администрация Трампа переориентировала политику на укрепление американской мощи, вместо открытых рынков на первый план вышла защита интересов национального американского производителя, было заявлено и об отказе от практически готовых к осуществлению глобалистских проектов вроде Транстихоокеанского и Трансатлантического партнерств. Вместо свободы миграции — стена на границе с Мексикой и ревизия казалось бы давно устоявшейся Североамериканской зоны свободной торговли.

Еще более важным стало и то, что вместе с вектором развития изменилась сама атмосфера международных отношений на Западе. Она потеряла традиционный характер «общего дела», у всех возникли противоречия и проблемы в отношениях друг с другом. Причем это касается не только отношений внутри блока НАТО, но и контактов по линии США — Европейский союз, да и в самом Евросоюзе. Отношения стран Запада стали более жесткими и конкурентными, казалось бы устоявшиеся союзы и симпатии начали рушиться в одно мгновение, и всем тем, кто искренне верил в западный универсализм и определенный альтруизм, стало просто «не по себе» из-за всех этих перемен и их последствий.

Совершенно другая ситуация складывается сегодня на Востоке. Там псевдодемократические страны вроде Сингапура, Таиланда, Камбоджи, которые так долго должны были изображать у себя «победы демократии», не скрывают удовлетворения и лишний раз убеждаются в правильности давно исповедываемого ими курса на сохранение традиционно авторитарной власти под формальным зонтиком демократии. Для них происходящий глобальный разворот не представляет серьезного вызова как на Западе, так как они уже давно существуют в рамках авторитарно-популистских моделей, основанных на прагматичных подходах. В связи с этим интересна история с Таиландом, который ради сохранения своей целостности и стабильности еще до того как начались перемены в Америке фактически отказался от либерально-глобалистской модели. Трагические события, продолжавшиеся с небольшими перерывами с 2004 по 2014 г., когда в стране сформировались две большие партии — так называемые «желтые» — сторонники монархии и представители столичных кругов, и так называемые «красные» — сторонники бывшего премьера Таксина Чиннавата, опиравшегося на бедных и беднейших крестьян северо-востока, несколько раз ставили страну на грань гражданской войны. После каждых демократических выборов, которые не признавала одна из сторон, Бангкок, столица страны, неизменно погружалась в хаос, и только армия выступала в качестве нейтральной силы, сдерживая этот опасный тренд. В Таиланде сложилась патовая ситуация — на выборах неизменно побеждали «красные», программа которых была неприемлема для тайской элиты и бизнеса. Череда хаоса закончилась в мае 2014 г., когда в Таиланде произошел очередной военный переворот, и военные в противовес тому, что было раньше, от власти никуда не ушли. Командующий сухопутными войсками королевства генерал Прают Чан-Оча сообщил, что «власть переходит к Командованию по поддержанию мира и порядка». После этого под контролем армии была принята конституция, которая фактически закрепила монополию на власть. Сделано это было вопреки давлению со стороны США, требовавших возращения власти гражданским политикам. «Мы вновь призываем военных отпустить задержанных по политическим причинам, покончить с ограничениями прессы и предпринять шаги по восстановлению гражданского правления и демократии путем проведения выборов»,— заявляла тогда представитель Госдепартамента США Мари Харф (РИА Новости 25.05.2014). С точки зрения господствовавших тогда в Америке настроений, эти требования были вполне мотивированы, так как действия таиландских властей фактически подрывали веру в универсальность либерально-демократической модели. Но, с другой стороны, новая авторитарная модель давала Таиланду шанс на спокойствие и развитие. Противостоящие партии оказались под контролем военных и уже не могли провоцировать страну к хаосу и гражданской войне.

Ксения Ефимова:
Глобальное измерение кризиса рохинджа

В другой стране ЮВА — Филиппинах также произошел явный отход от либерально-демократических ценностей. Связано это было с тем, что в рамках демократических процедур страна не могла справиться ни с разгулом бандитизма и терроризма, ни с распространением наркотиков среди местной молодежи. Суды тянулись бесконечно долго, судьи покупались, бандиты оставались на свободе, все разворовывалось. Ответом на это стал приход к власти «сильного лидера» и откровенного популиста президента Родриго Дутерте. Этот политик, призвавший убивать на месте наркодилеров, существенно ограничивший возможности судов, быстро превратился в авторитарного правителя и харизматического лидера, действующего на основе принципов прагматизма, без оглядки на существующие законы и правила. Но только жесткими мерами, когда по разным оценкам за короткое время было расстреляно более трех тысяч продавцов наркотиков, ему удалось сдержать наркотическую волну, почти накрывшую всю страну.

К либеральной модели так и не пришла Мьянма во главе с главным правозащитником и демократом Юго-Восточной Азии, лауреатом Нобелевской премии мира, Аун Сан Су Чжи. Ситуация с вооруженными отрядами национальных меньшинств чинов, каренов, качинов, монов была решена путем компромиссов и в целом в русле демократических процедур, но ситуация с рохинджа — бенгальцами, которые мигрировали в мьянманский Аракан, оказалась фатальной для утверждения либерально-демократической модели. Нападения исламских боевиков на мьянманских полицейских вызвали жестокий ответ с их стороны, а попытка исламистов отделить от страны часть территории фактически вернула армию на авансцену бирманской политики. Демократические процедуры, попытки как-то с ними договориться воспринимались рохинджа как проявление слабости бирманского государства, в реальности они только усугубили ситуацию и фактически вернули страну в авторитаризм с доминированием военных. При этом действия бирманских властей пользуются полной поддержкой населения, но вызывают жесткую критику правозащитных структур стран Запада, которые собираются последнего гаранта бирманской свободы Аун Сан Су Чжи отдать под суд международного трибунала.

В Камбодже также вполне очевиден отход от либерально-демократических образцов, несмотря на усилия огромного числа спонсируемых Западом и США неправительственных структур, действующих в стране. Последние парламентские выборы, состоявшиеся в июле нынешнего года, показали, что авторитарный режим бывших коммунистов во главе с несменяемым уже больше тридцати лет премьер-министром Хун Сеном прочно стоит на ногах и не собирается не то что падать, а даже идти на уступки либеральной оппозиции. Ради обеспечения своей очередной победы «сильный человек Камбоджи» спокойно распускает главную оппозиционную партию, сажает под надуманным предлогом в тюрьму ее руководителей, и при этом на Западе фактически не замечают формальность и подтасованность прошедших выборов. В самой Камбодже все эти действия также не вызвали особых протестов, так как существующий авторитарный режим позволил стране уже многие годы сохранять стабильность, предсказуемость и, несмотря на массовую коррупцию, сохранять высокие темпы экономического роста. За минувшие пять лет, например, под руководством НПК количество малоимущих людей сократилось с 53,5% до 13% в 2017 г. и продолжает снижаться, а среднегодовой рост экономики сохранялся на уровне в 7% и, по прогнозам Всемирного банка (ВБ), эти же темпы останутся и в 2018–2019 гг. Гарантией этого является как раз тотальная победа партии Хун Сена на выборах, когда ее представители заняли все места в Национальном собрании.

Кадзусигэ Кобаяси:
Японский взгляд на постлиберальный мир

Растущий кризис либерально-демократической модели и ценностей в странах Востока проявляется еще и в том, что в отличие от предыдущих десятилетий авторитарные режимы перестали твердить о неизбежности и необходимости их демократической трансформации. Теперь они и не собираются демократически реформироваться и трансформироваться с тем, чтобы соответствовать стандартам демократии Запада. Если в конце 80-х начале 90-х гг. ХХ в. в коммунистических режимах Китая, Вьетнама, Камбоджи еще велись активные дискуссии о том, как и когда переходить к более демократическим формам правления, шли острые общественные дискуссии относительно демократизации, многопартийности и свободных выборов, то сегодня все это в прошлом, дискуссий нет. Более того, в теоретических статьях местных идеологов проводится мысль о том, что существующая авторитарная форма правления — лучшая и наиболее соответствующая реальным условиям модель развития. Причем, как мне представляется, вопросы перехода к демократии перестали активно циркулировать и в интеллектуальной сфере этих стран. Вызвано это не столько тем, что коммунистические и авторитарные власти это запрещают, а потому, что это перестало быть интересным обществу. Только отдельные либералы, которые мало кого представляют, продолжают твердить о неизбежной победе универсальных либерально-демократических ценностей. Все понимают, что у этой модели в условиях реальных вызовов стабильности и развитию стран Востока шансов на осуществление в обозримой перспективе нет никаких.

Как мы видим, разумный прагматизм восточных элит оказался готов к происходящим переменам, и катаклизмы и ожесточенная борьба на Западе оставляет Восток по большей части равнодушным. Причина этого в том, что в подавляющем числе стран Востока выбор уже давно был сделан и совсем не в пользу либерального глобализма, а скорее авторитарного прагматизма. Этот прагматизм с упором на национальные интересы и ценности самим ходом вещей превращается в универсальную политическую программу, которая, как свидетельствует исторический опыт, только увеличивает неопределенность и потенциальные угрозы наступающего мира.