Разгадать энигму: западное экспертное сообщество в поисках объяснения российской политики

Звучащие в Вашингтоне и других западных столицах оценки украинского конфликта также в значительной степени определяются доминирующими взглядами, к которым обращаются те, кто принимает решения, и те, кто их комментирует. Причем в большинстве случаев речь идет не об осмыслении логики развития Украины (поведение Киева рассматривается скорее как разновидность обезличенной истории про молодую, формирующуюся демократию). Гораздо большее значение приобретают утвердившиеся в исследовательском и экспертном сообществе объяснения российской внешней политики.

«Россия – это загадка, завернутая в тайну
и помещенная внутрь головоломки»

У. Черчилль

Значение различий в экспертной оптике

Внешнюю политику государств в исторической литературе нередко изображают как логичный, последовательный курс, ориентированный на достижение понятных, иногда даже слишком очевидных целей. Подобная упорядоченность — преимущество взгляда из будущего в прошлое. Однако текущая международная политика непредвзятому наблюдателю видится скорее нагромождением беспорядочных фактов, решений и действий. Редко случается, чтобы в стратегиях международных игроков отсутствовали противоречия и двусмысленность.

Неопределенность международной среды провоцирует попытки ее осмысления,  объяснения существующей сложности в рамках логичных и постижимых историй. Потребность в подобных полезных упрощениях возрастает в условиях кризиса, когда повышаются риски, а заодно и вероятность ошибки.

Способность формируемых нарративов объяснять действительные мотивы поведения сторон, а тем более возможность их экстраполяции на будущее не раз подвергались критике[1]. Тем не менее они остаются влиятельными инструментами ориентации политических деятелей в сложных ситуациях. Они позволяют положиться на опыт прошлого и тем самым снять с себя часть ответственности за будущее.

Конкурирующие логики

Звучащие в Вашингтоне и других западных столицах оценки украинского конфликта также в значительной степени определяются доминирующими взглядами, к которым обращаются те, кто принимает решения, и те, кто их комментирует. Причем в большинстве случаев речь идет не об осмыслении логики развития Украины (поведение Киева рассматривается скорее как разновидность обезличенной истории про молодую, формирующуюся демократию). Гораздо большее значение приобретают утвердившиеся в исследовательском и экспертном сообществе объяснения российской внешней политики.

В широком многообразии высказываний на эту тему прослеживаются три основные «истории о России», формирующие интеллектуальную среду, в которой принимают решения Соединенные Штаты и их европейские союзники. Пользуясь научной терминологией, эти подходы можно определить как конструктивистский, либеральный и реалистский. Выбор одного из них для осмысления текущих событий подразумевает различия в ожиданиях относительно дальнейших российских шагов и выборе политических рецептов для стран Запада.

Reuters
Владимир Путин, Сергей Аксенов, Владимир
Константинов и Алексей Чалый входят в
Екатерининский зал Кремля на торжественную
церемонию подписания договора о принятии
Крыма и Севастополя в состав России

Конструктивистский нарратив, который сегодня преобладает как в научных работах, так и в экспертных публикациях, представляет собой попытку объяснить российское поведение через  самовосприятие страны. Он предполагает, что внешняя политика отражает процесс формирования и усвоения государством устойчивых образов в отношении окружающей международной среды, а также собственного места и роли в мире.

Его представители рассматривают Москву как игрока, стремящегося добиться в первую очередь признания своего особого положения в глобальной системе – принадлежности к кругу великих держав. В условиях обострения противоречий между Россией и Западом конструктивисты зачастую трактуют поведение Москвы как следствие обиды на Запад из-за пренебрежения ее мнением, как стремление подтвердить свои статусные амбиции, как прихоть, удовлетворяющую национальные психологические комплексы[2].

Продолжением этой логики становятся обвинения российского руководства в гегемонистских устремлениях и выводы о постимперском синдроме. В научных кругах истоки «русского экспансионизма» относят чуть ли не к средневековому опыту удельных князей и раннего московского государства. Прикладные публикации в большей степени апеллируют к советской стратегии создания сфер влияния и поддержания блоковой дисциплины.

В поисках интеллектуальной альтернативы

Преобладание конструктивистских подходов к российской политике сочетается с широким распространением в зарубежных исследованиях, особенно публицистике, альтернативной, либеральной трактовки. В данном случае понятие «либеральный» используется в научно-теоретическом, а не в идеологическом смысле. Оно связано с рассмотрением международного поведения государства как продолжения его внутренней политики.

В этом смысле российский курс в отношении США, ЕС и украинского кризиса объясняется сложившимся в Москве доминированием антизападной авторитарной коалиции. Более того, ряд аналитиков рассматривает нынешний курс как инструмент мобилизации общественной поддержки и дискредитации оппозиционных политических сил в стране с целью укрепления власти нынешнего руководства[3].

Некоторые эксперты напрямую обвиняют российское правительство в сознательном выборе стратегии обострения отношений со странами евроатлантического пространства, чтобы обезопасить себя от растущего социального недовольства в условиях кризиса прежней модели экономического роста и формирования либерального среднего класса[4].

Наконец, третий подход в западном экспертном дискурсе представляют реалисты. Они считают политику Москвы реакцией на то, что она воспринимает в качестве вызовов собственной безопасности. Реалисты отмечают, что расширение евро-атлантических структур и проникновение Запада на постсоветское пространство не учитывало российских опасений по поводу исходных мотивов его политики.

В рамках этого нарратива российское руководство представляется в качестве рационального игрока, сталкивающегося с растущей неопределенностью и ограниченностью собственных возможностей в условиях неблагоприятной внешней среды. Не все реалисты считают политику Москвы адекватной характеру возникающих вызовов. Авторитетный американский специалист С. Уолт критикует ее за переоценку степени опасности смены власти на Украине, неразумное повышение ставок и избыточную жесткость по отношению к Киеву[5].

Более того, для реалистского анализа зачастую характерен пессимистический взгляд на будущее России, перспективы развития ее экономики и поддержание социально-политической стабильности[6]. В то же время большинство реалистов разделяет представление об оборонительной логике российской стратегии и ограниченном, основанном на объективных условиях характере ее претензий[7].

От интерпретации к стратегии действий

Принятие конструктивистского или либерального подхода в качестве базового для объяснения поведения Москвы порождает разные следствия для политики западных стран. В первом случае «российский экспансионизм» имеет психологическую природу и укоренен в национальной мифологии. Ответом на него может стать лишь твердая, последовательная политика сдерживания. Попытки компромисса и уступки со стороны Запада в этом случае будут лишь подтверждать обоснованность российских претензий в общественном сознании и провоцировать расширение амбиций страны[8].

Либеральная логика, напротив, разделяет интересы господствующих элит и устремления большинства населения. В соответствии с этой логикой, для разрешения существующих противоречий между Россией и Западом потребуется изменить внутриполитическую конфигурацию в Москве. В мягком варианте такая политика предполагает воздействие на оценку российских правящих кругов соотношения выгод и издержек текущего курса[9]. В наиболее радикальном – смену руководства страны[10]. Подобная логика диктует уже не столько сдерживание, сколько устрашение российской элиты.

Рекомендации реалистов ожидаемо отличаются как от конструктивистских, так и от либеральных советов. По их мнению, попытки наказания, устрашения, а тем более смены российского руководства приведут лишь к усилению существующих страхов в Москве. В то же время политика сдерживания не может носить безальтернативный характер, она должна быть дополнена компромиссными предложениями. Реалистский подход предполагает убеждение России в чрезмерности ее опасений не только относительно украинского кризиса, но и общей направленности развития ее отношений с Западом. Подобная стратегия не исключает возможных уступок со стороны США и их европейских партнеров.

Mearshiemer J.
Why the Ukraine Crisis Is the West’s Fault

На фоне явного преобладания конструктивистского и либерального нарратива в осмыслении современного кризиса в отношениях России и Запада в научных, экспертных и политических кругах сторонники реалистского взгляда сегодня оказывают меньшее влияние на решения, принимаемые в Вашингтоне, Брюсселе и других европейских столицах. Но это не означает, что их голос не слышен в принципе. Недавняя статья Д. Миршаймера в журнале «Foreign Affairs»[11] стала предметом пристального внимания и заинтересованного обсуждения как в Соединенных Штатах, так и в Европе. Однако предлагаемые им и другими реалистами политические рецепты пока не трансформируются в попытки поиска взаимоприемлемого компромисса, во всяком случае, со стороны американского руководства.

Истоки дисбаланса нарративов

Прежде чем обратиться к оценке следствий для российской политики нынешней расстановки сил в американском экспертном дискурсе, следует остановиться на причинах преобладания конструктивистского нарратива, влиятельности либеральных подходов и относительной периферийности реалистского видения ситуации. В противовес набору наиболее очевидных и недоказуемых объяснений стереотипами, сохраняющимися со времен холодной войны, и журналистской погоней за яркими картинками в эпоху круглосуточного телевизионного вещания, необходимо принимать во внимание две более сложные интерпретации.

Первая носит психологический характер и связана с асимметрией человеческого восприятия. Опыт научных разработок подтверждает, что людям свойственно отождествлять свое поведение в конфликтных ситуациях с реакцией на внешние ограничения и угрозы. В то же время враждебные действия других увязываются с их агрессивной внутренней природой[12]. В этой связи реалистские попытки поставить себя на место российского руководства нередко вызывают скептическую  реакцию. Напротив, увязывание российского поведения с внешнеполитическим сознанием всего общества или только лишь правящей элиты гораздо лучше соответствует существующим психологическим ожиданиям.

Второе объяснение преобладания конструктивистского и либерального подходов носит историко-социологический характер. Оно связано с опытом становления советологических исследований в послевоенный период. Эти исследования изначально строились на восприятии СССР как загадочной и необычной конструкции, чье поведение определяется ее внутренними законами, которые не поддаются оценке инструментарием традиционных общественных наук[13]. Опыт этой школы, естественно, оказал влияние на подготовку следующих поколений экспертов, специализирующихся на России, которые усвоили сложившуюся логику культуро-центричных объяснений.

Кроме того, специалисты в области стратегических исследований, для которых в большей степени характерна реалистская интерпретация политики как реакции на внешние угрозы, в постбиполярный период переориентировались с России на изучение других вопросов[14]. Сегодня приоритетный объект их внимания – определенно Китай.

Оптимизация коммуникации

Основным инструментом повышения взаимопонимания и налаживания конструктивных отношений нередко  называют расширение диалога и активизацию экспертных и общественных контактов между странами. Безусловно, подобные связи и поддержка открытых каналов коммуникации полезны.

В то же время структура диалоговых форматов и подбор участников могут существенно влиять на результативность взаимодействия и сближение позиций на государственном уровне. Сосуществование трех разных трактовок российской внешней политики в западном дискурсе предполагает диверсифицированный подход к обсуждению проблематики как украинского конфликта, так и всего комплекса отношений между Россией и Западом.

Очевидно, наиболее перспективным с точки зрения содержательного обсуждения существующих противоречий может стать диалог между выразителями реалистского понимания нынешнего противостояния. Это те, кто не склонен оперировать манихейскими концепциями «сообщества демократий», «ресоветизации Украины» и выстраивания «русского мира».

Периферийность сторонников подобных взглядов в политическом дискурсе в Вашингтоне или Брюсселе отнюдь не представляется неизбежной. Опыт нынешней администрации США свидетельствует о том, что она восприимчива к реалистскому пониманию международной политики. Вопреки распространенному в отечественных журналистских и публицистических кругах мнению, президент США проводит линию скорее на сдерживание мессианства в американской внешней политике, чем на потакание ему. Б. Обаме удалось сохранить курс на относительную стратегическую сдержанность, несмотря на ожесточенное значительной части истеблишмента, в том числе представителей его собственной команды[15].

Стратегия убеждения и пределы диалога

EPA / SERGEI ILNITSKY / Vostock Photo
Иван Тимофеев:
Из России с тревогой. Письмо
американскому другу

В диалоге с приверженцами либерального подхода, особенно в его более мягкой разновидности, должен ставиться вопрос о степени соответствия рекомендаций, лоббируемых этими экспертами, их собственным приоритетам. Если задача США и ЕС состоит в укреплении в России интернационалистских сил, ориентированных на сотрудничество с Западом, то результаты введения секторальных санкций явно противоречат ее решению. Эмбарго усиливает зависимость российского бизнеса и общества от государственной власти, которую они столь яростно стремятся изолировать. Более того, общее ухудшение экономического положения прежде всего бьет по тем самым представителям среднего класса, которые в рамках либерального нарратива должны стать агентами изменений в стране[16].

Конструктивистское объяснение российской политики парадоксальным образом представляется наиболее герметичным из трех. Доказательством отсутствия у России имперских амбиций и стремления восстановить Советский Союз многие его сторонники посчитают лишь полную капитуляцию Москвы в украинском конфликте. В условиях низкой вероятности отказа Кремля от поддержки ДНР и ЛНР, а уж тем более от интеграции Крыма, диалог с этой группой экспертов вряд ли получится продуктивным.

В то же время стоит обратить внимание на то, что ряд авторитетных экспертов формулируют более нюансированный вариант конструктивистского объяснения, интегрирующего существенную долю реализма, по крайней мере в тактическом плане[17]. В перспективе негативное влияние таких трактовок российской политики может быть ослаблено лишь в случае делегитимации самого этого нарратива (во всяком случае, в его нынешнем варианте) в американском экспертном истеблишменте. Это возможно при условии реальных успехов в согласовании компромиссных позиций между Россией и ее западными партнерами.

[1] Примеры критики ограниченной способности осмысления политики см. Neustadt R.E., May E. R. Thinking in time: the uses of history for decision-makers. New York: Free Press; London: Collier Macmillan, 1986; Kahneman D. Thanking fast and slow. NY: Farrar, Straus and Giroux, 2013.

[2] Показательный пример – недавнее выступление З. Бжезинского. Ссылка на информационный ресурс удалена в связи с требованиями российского законодательства.

[3] См. Shevtosova L. Russia’s Political System: Imperialism and Decay // Journal of Democracy. – 2015. -. No. 1

[4] Aron L. Putin and Ukraine: Expect more brutal aggression from Russia’s desperate leader. January 15, 2015. URL: http://www.aei.org/publication/putin-ukraine-expect-brutal-aggression-russias-desperate-leader/; Graetz J. Putin’s Russia: Exploiting the Weaknesses of Liberal Europe. March 31, 2015. URL: http://www.isn.ethz.ch/Digital-Library/Articles/Detail/?lng=en&id=189522

[5] Walt St. What Putin Learned from Reagan. February 17, 2015. URL: http://foreignpolicy.com/2015/02/17/what-putin-learned-from-reagan-ukraine-nicaragua/

[6] Ссылка на информационный ресурс удалена в связи с требованиями российского законодательства.

[7] Mearshiemer J. Why the Ukraine Crisis Is the West’s Fault // Foreign Affairs. – September/October 2014.

[8] В качестве примера такой логики см. Brookes P. Time for ‘reset’ of Russian policy. February 5, 2015. URL: http://www.heritage.org/research/commentary/2015/2/time-for-reset-of-russian-policy. В еще большей степени она прослеживается в выступлении директора Института Брукингса С. Тэлботта в августе 2014 г.: «Самый главный и очевидный вопрос заключается в том, победит Путин или нет, и как это повлияет на глобализацию и глобальное управление в том виде, в каком мы пытаемся развивать эту концепцию. Я считаю, что США и правительства разделяющие их подходы должны исходить из того, что победа Путина недопустима». Tallbott St. Remarks at the Round Table “The Ukrainian Crisis and Russia’s Place in the International Order. August 20, 2014. URL: http://www.brookings.edu/~/media/events/2014/08/20-ukraine-russia/20140820_russia_ukraine_transcript.pdf

[9] См, например, Pfifer St. We may live in different worlds, but sanctions on Russia still make sense. March 12, 2015. URL: http://www.brookings.edu/blogs/order-from-chaos/posts/2015/03/12-we-may-live-different-worlds-sanctions-russia-still-make-sense-pifer

[10] Motyl A. Russia: It’s Time for Regime Change. January 30, 2015. URL: http://www.newsweek.com/russia-its-time-regime-change-303399

[11] Mearshiemer J. Why the Ukraine Crisis Is the West’s Fault // Foreign Affairs. – September/October 2014.

[12] Jervis R. Perception and Misperception in International Politics. Princeton: Princeton University Press, 1976. P. 343

[13] См. Engerman D.C. Know your enemy: the rise and fall of America's Soviet experts. NY: Oxford University Press, 2009.

[14] В этой связи показательно смещение интересов таких авторитетных исследователей, как Д. Миршаймер, Д. Снайдер, У. Уолфорт.

[15] См. подробный анализ динамики взаимодействия внутри правящей администрации в ходе первого срока Б. Обамы американского журналиста Д. Манна (Mann J. The Obamians: the struggle inside the White House to redefine American power. New York: Viking, 2012).

[16] Подобную точку зрения уже озвучивали представители американского экспертного сообщества – см. Gaddy. Cl. One year of western sanctions against Russia: We still live in different worlds. March 9, 2015. URL: http://www.brookings.edu/blogs/order-from-chaos/posts/2015/03/09-one-year-western-sanctions-against-russia-gaddy

[17] Hill F. Toward a strategy for dealing with Russia. February 11, 2015. URL: http://www.brookings.edu/blogs/order-from-chaos/posts/2015/02/11-strategy-for-dealing-with-russia-hill