Развитие отношений с глобальным Югом: можно ли преодолеть «пандемию сознания»?

Нынешний век стремительно меняет геополитические приоритеты. Сегодня появляется все больше подтверждений того, что именно за странами Юга будущее — это динамично развивающиеся регионы, находящиеся на подъеме в отличие от приходящего в упадок коллективного Запада. Понятно, что «закат Европы» или «распад США» предрекали уже не раз, даже на протяжении последних ста лет, но тренды говорят сами за себя. В этих условиях России необходимо научиться не только декларировать важность глобального Юга, но и прийти к выстраиванию системных отношений с этими странами.

По прогнозам демографов, основную часть населения Земли к 2050 и к 2100 гг. будут составлять представители Азии и Африки — на их долю будет приходиться 82% всех живущих на планете. Это неизбежно приведет к экономическим изменениям. Некоторые аналитики предсказывают, что к 2037 г. Китай опередит США в списке ведущих экономик мира, а ближе к концу столетия в лидеры выйдет Индия.

Сбылись прогнозы тех исследователей, которые предсказывали наступление информационного общества и подавляющее значение информации для мирового развития. Однако владение ей и воздействие на умы становится мощным фактором воспроизводства и углубления мирового неравенства и поляризации внутри стран и на международной арене.

Как в этих условиях надлежит действовать России, которая провозглашает себя борцом с «мировым злом» и стремится завоевать симпатии глобального Юга для повышения своего статуса в миропорядке будущего? Для начала, как это ни парадоксально, стоит отказаться от восприятия глобального Юга как единого целого. Сегодня в рамках дискурса мы воспроизводим советские штампы о некой мифической «Африке, Азии и Латинской Америке», хотя даже в пределах каждого из континентов наблюдаются существенные различия между странами — в плане культуры, восприятия информации, моделей развития, и т.д.

Важно создание международных коммуникационных площадок. В этом смысле уникален формат БРИКС — площадки, где суверенные страны с серьезными амбициями могут поговорить без давления на интересующие их темы, обозначить свои позиции, нащупать точки соприкосновения. В похожем режиме уже десятилетиями работают государства АСЕАН. Очевидно, что таких форматов должно быть больше — если мир не хочет воевать, то он должен вновь научиться разговаривать.

Роль державы, формирующей будущий миропорядок, подразумевает работу с массовым сознанием, в том числе в странах мирового большинства. Без глобального Юга в создании справедливого мира никак не обойтись, но прежде он должен полюбить Россию и ее установки, что требует изменения подходов и большей гибкости в лечении мировой пандемии сознания.

Нынешний век стремительно меняет геополитические приоритеты. Сегодня появляется все больше подтверждений того, что именно за странами Юга будущее — это динамично развивающиеся регионы, находящиеся на подъеме в отличие от приходящего в упадок коллективного Запада. Понятно, что «закат Европы» или «распад США» предрекали уже не раз, даже на протяжении последних ста лет, но тренды говорят сами за себя. В этих условиях России необходимо научиться не только декларировать важность глобального Юга, но и прийти к выстраиванию системных отношений с этими странами.

Вячеслав Шупер:
Интеллектуальная деколонизация: теоретические предпосылки

По прогнозам демографов, основную часть населения Земли к 2050 и к 2100 гг. будут составлять представители Азии и Африки — на их долю будет приходиться 82% всех живущих на планете. Причем это будет происходить несмотря на всеобщее сокращение коэффициента рождаемости — уже сегодня почти половина стран мира имеют его ниже 2, т.е. недостаточным для воспроизводства. В лидерах по численности будут Индонезия, Пакистан, Эфиопия, Нигерия, Бангладеш, Демократическая Республика Конго.

Это неизбежно приведет к экономическим изменениям. Некоторые аналитики предсказывают, что к 2037 г. Китай опередит США в списке ведущих экономик мира, а ближе к концу столетия в лидеры выйдет Индия. Список пополнят все те же Индонезия, Пакистан, Египет, Нигерия, Бразилия. Именно там будут сосредоточены промышленное и сельскохозяйственное производство планеты. К тому же многие отмечают, что XXI век будет эрой не только новой энергетики (не столь сильно зависящей от ископаемых источников, типа нефти и угля), но и цветных металлов (меди, лития, колтана и др.), которые составляют основу электроники и сетей передачи электричества. Эти ресурсы, в том числе необходимые для энергогенерации, также сосредоточены отнюдь не в Европе и США.

Однако следует учитывать и другую тенденцию, позволяющую коллективному Западу удерживать доминирующие позиции в современном мироустройстве. Речь идет о сети институтов — финансовых, научных, информационных, культурных, — которые создают не только добавочную стоимость для огромного навеса управленческой надстройки, но и определяют смыслы существования и тенденции общественного мнения, «задают моду» человечеству. Образцы поведения, представления об уровне благосостояния, политические и нравственные установки — все это пока еще генерируют не на глобальном Юге, а значит, вынуждают его следовать в фарватере этого идеологического неоколониализма. Некоторые российские эксперты называют это феноменом «ментальной войны», но скорее речь идет о «пандемии», поразившей сознание с помощью завирусившегося в сети контента.

Сбылись прогнозы тех исследователей, которые предсказывали наступление информационного общества и подавляющее значение информации для мирового развития. Однако владение ей и воздействие на умы становится мощным фактором воспроизводства и углубления мирового неравенства и поляризации внутри стран и на международной арене. Идеологическая настройка не сглаживает противоречия, а лишь усугубляет их, делает мир все менее предсказуемым и стабильным, намеренно поддерживает ситуацию контролируемого конфликта, извлекая из него максимальную пользу, в том числе в виде чистой финансовой прибыли.

Как в этих условиях надлежит действовать России, которая провозглашает себя борцом с «мировым злом» и стремится завоевать симпатии глобального Юга для повышения своего статуса в миропорядке будущего? Может ли наша страна предложить миру вакцину от этой самой пандемии и какие коммуникационные механизмы необходимо для этого использовать?

Для начала, как это ни парадоксально, стоит отказаться от восприятия глобального Юга как единого целого. Сегодня в рамках дискурса мы воспроизводим советские штампы о некой мифической «Африке, Азии и Латинской Америке», хотя даже в пределах каждого из континентов наблюдаются существенные различия между странами — в плане культуры, восприятия информации, моделей развития, и т.д. Нам нужен новый язык для определения «развивающихся стран», «стран Третьего мира», «цивилизованных стран» и т.п. Важно научиться работать партикулярно (в устаревшем значении этого слова), уметь обращаться с многообразием, расставлять точечные акценты.

Наталья Бурлинова:
«Такая “мягкая сила” нам не нужна»

Это дороже, чем пытаться взаимодействовать со всеми сразу, не разбирая различий — например, создавать ключевые сообщения и культурные продукты (фильмы, выставки, фестивали, олимпиады, диктанты и проч.), руководствуясь популярностью того или иного языка (кстати, тоже часто принадлежащего бывшим колонизаторам). Государство традиционно привыкло работать с большими сущностями — так проще. Но мир тех же соцсетей указывает другой путь — объединения людей в микросообщества и таргетирования воздействия. Если нужна эффективность, без такой страновой адаптации контента, который Россия предлагает населению планеты, не обойтись.

Маленький успешный пример из недавнего опыта Россотрудничества — создание полноценной международной версии Диктанта Победы. Вопросы были направлены не на глубокое изучение истории России в стиле «мини-ЕГЭ», а на популяризацию знаний о Великой Отечественной войне и вкладе в Победу. Их составляли местные историки и волонтеры с учетом странового и макрорегионального компонента. Это усложнило технологию, но привело к значительному росту и стран-участниц, и тех, кто в 2024 г. этот диктант написал за рубежом.

Все это требует перестройки каналов коммуникации. Например, большой потенциал появляется у связей на региональном и муниципальном уровне — тут охваты, казалось бы, меньше, но и гибкости для подстройки под спрос на информацию со стороны партнеров может быть больше. В этом смысле, например, по-новому следует задействовать институт побратимства, наполнить его смыслами и конкретными проектами, выходящими за рамки дружеских визитов, размещения памятных табличек и высаживания аллей дружбы. Россотрудничество в 2024 г. подготовило специальный набор информационно-аналитических материалов для муниципалитетов на эту тему, внедрение которых идет совместно с Всероссийской ассоциацией развития местного самоуправления.

Нужен мощный аналитический аппарат, который на сегодняшний день недостаточно представлен в системе. Россия практически не проводит социологических исследований за рубежом, почти не исследует эволюцию лидеров общественного мнения, в том числе в социальных медиа, не стремится создать из них устойчивую коммуникационную сеть, не имеет масштабных инструментов поддержки и создания организаций «третьего сектора» за границей. Основное общение идет на уровне «государство-государство», круг контрагентов очерчен на принципах исторической лояльности (у которой, впрочем, есть свои физиологические пределы дожития) и мало меняется с годами, а аналитика загранучреждений не слишком пригодна для решения задач широкой пропаганды.

Важно создание международных коммуникационных площадок. В этом смысле уникален формат БРИКС — площадки, где суверенные страны с серьезными амбициями могут поговорить без давления на интересующие их темы, обозначить свои позиции, нащупать точки соприкосновения. В похожем режиме уже десятилетиями работают государства АСЕАН. Очевидно, что таких форматов должно быть больше — если мир не хочет воевать, то он должен вновь научиться разговаривать. Россия должна стать активным инициатором создания таких диалоговых пространств как на уровне политиков, так и на уровне профессионалов из разных отраслей, в том числе общественной дипломатии.

Необходимо, чтобы при проведении разного рода гражданских форумов и форумов общественности был организован реальный разговор реальных крупных НКО, занимающих лидирующие позиции в местном третьем секторе (с точки зрения бюджетов, уровня воздействия на общественное мнение, медийной популярности, охватов благополучателей) — пока это далеко не так. Мы, например, стремимся применять этот подход в ходе организуемых Россотрудничеством, несмотря на серьезные финансовые ограничения форумов «Время добрых дел» в разных странах.

Дмитрий Поликанов:
Роль «мягкой силы» в международных отношениях: современный российский опыт и перспективы

В этой связи возникает неизбежный вопрос о подготовке кадров, в том числе для будущего мира. Кто будет целенаправленно и политтехнологично вести эти диалоги? Что россияне знают о Пакистане, Бангладеш или Филиппинах? Практически ничего. Сколько в России существует настоящих специалистов по Индонезии или Нигерии, владеющих местными языками, знающих специфику бизнеса и принятия решений? Даже количество индологов и китаеведов весьма ограничено, чего уж скрывать. Система образования по-прежнему массово выпускает знатоков английского, в лучшем случае — китайского языка, но это означает, что мы продолжаем существовать в чужой парадигме, ведь язык — это дом бытия, как отмечал Мартин Хайдеггер. Слегка улучшилась ситуация с подготовкой специалистов по странам СНГ, знающих киргизский, азербайджанский или узбекский язык, но и здесь еще очень и очень многое предстоит сделать, ведь страновая адаптация важна и тут, несмотря на крупные осколки общего советского культурного кода.

Еще одна важная составляющая подготовки кадров — развитие культурного и эмоционального интеллекта. Работа с тонкими настройками массового сознания требует отхода от собственных культурных стереотипов и подстраивания под восприятие населения той или иной страны. Неслучайно «человечные» визиты американских дипломатов в далекие кишлаки в джемпере, бейсболке и на разукрашенной машине вызывают больший фурор и надолго запоминающиеся впечатления, чем торжественные церемонии передачи книг или открытия под оркестр очередного монумента. Пост о первом визите посла в ресторан и его теплых, живых впечатлениях от национального блюда располагает местных больше, чем зачитывание речи с трибуны в черном костюме и черном галстуке.

Наконец, Россия как один из мировых лидеров должна предложить ответы на существующие глобальные вызовы. Большинство экспертов сходится в том, что в ближайшее десятилетие главные риски для человечества будут сосредоточены в экологической сфере. Речь идет не только об изменении климата, но и о сокращении биоразнообразия, стремительной деградации лесов и плодородных земель, загрязнении водной среды, утилизации мусора и т.д.

Один из ответов — создание модели регенеративной экономики. У России есть наработки в этой сфере, в том числе оставшиеся советские заделы. Для их продвижения даже нет необходимости быть самой экологичной страной, важнее казаться и создавать у других ощущение важности повестки и предлагаемых решений. Это может быть и разработка новых стандартов (а также создание коалиций по их продвижению в мире), и формирование механизмов поощрение глобального Юга (а не его наказания в виде углеродного налога Евросоюза) к повышению уровня «зеленого» в экономике, и передача технологий раздельного сбора и переработки мусора (от пластика до батареек). Пока же, очевидно, экологическая тематика находится на периферии российской внешней политики.

Можно также рассмотреть проблему голода и обеспечения продовольственной безопасности. Россия с учетом глобального потепления и крупнейших запасов пресной воды на Земле уже сегодня представляет собой мощную продовольственную державу. Однако только спорадических поставок зерна и удобрений в отдельные страны для поддержания этого статуса недостаточно. Нужна комплексная программа продвижения — и в плане массовой подготовки кадров (а это не 30 тыс. мест для иностранцев в вузах на все специальности от врачей до филологов), и в плане трансфера технологий (применения удобрений, повышения урожайности, диверсификации культур), и в плане предложений по созданию новых логистических цепочек в мире. Главная проблема голода заключается не в недостатке производства (хотя и тут можно будет наблюдать на Земле усиление дефицита пригодных почв и воды), а в трудностях перераспределения и определенной скудности рациона. Соответственно, нужны предложения, соглашения, стимулирующие меры по изменению культуры потребления в странах глобального Юга, которые, кстати, скажутся и на экологии. Пока же таким «упакованным ключевым сообщением», да еще и адаптированным под разные страны, Россия не обладает.

Дмитрий Поликанов:
О возможностях Россотрудничества и потенциале развития ведомства

Мощным инструментом дестабилизации и угрозой для человечества становится олигополия информационных корпораций — владельцев поисковых систем, нейросетей, социальных медиа. Пока государства в состоянии воздействовать на них в пределах национальных границ через спонтанные штрафы, изгнание или аресты руководителей, но такие возможности в будущем будут только сокращаться.

Какой ответ, кроме конвенции о международной информационной безопасности (легшей отчасти в основу Конвенции ООН о киберпреступности) или национального Кодекса этики в сфере искусственного интеллекта, предложила Россия? Насколько возможной была бы, например, диверсификация советов директоров этих корпораций с тем, чтобы они учитывали равное представительство разных континентов (по модели ООН)? Или создание международной сети популярных блогеров из стран глобального Юга, которые занимались бы массовой генерацией продуктивного контента, основанного в том числе на традиционных духовно-нравственных ценностях? Конечно, все это выглядит как фантазии, но была у той же ООН в 1990-е годы практика создания центров толерантности и культуры мира (и их интеграции со школьными программами) в разных странах в качестве инструмента предотвращения вооруженных конфликтов.

Чем были сильны отношения Советского Союза со странами глобального Юга? СССР предлагал четко сформулированную идеологическую модель, которая представляла собой альтернативу мирового развития. Эта модель была подкреплена кадрами, финансами и конкретными действиями по ее продвижению от создания и поддержки коммунистических партий до строительства плотин и проведения фестивалей молодежи. У современной России такой скоординированной машины, заточенной под продвижение важных (и понятных) для мира смыслов, пока нет. Однако роль державы, формирующей будущий миропорядок, подразумевает работу с массовым сознанием, в том числе в странах мирового большинства. Без глобального Юга в создании справедливого мира никак не обойтись, но прежде он должен полюбить Россию и ее установки, что требует изменения подходов и большей гибкости в лечении мировой пандемии сознания.