Россия: дилемма «двоечника»?

Недавние события в Сирии возвращают к одному из базовых вопросов науки МО — а в чём состоят параметры мощи современных государственных игроков? Что делает одних сильнее, а других слабее? Есть ли универсальная формула мощи и влияния, позволяющая добиваться результатов в различных ситуациях? Сейчас происходящее можно считать триумфом «агентов» над «структурами». Отдельные игроки показывают, что их действия подчиняются вполне конкретным и прагматичным интересам, а их политическая воля перевешивает сложившиеся структурные ограничения — альянсы, международные институты или союзные обязательства. Сама политика «агентов», то есть отдельных государств, не вписывается в линейную логику «чем больше, тем успешнее». Минимальные точечные воздействия, являющиеся результатом тонко продуманных комбинаций или же обыкновенной удачи, приносят серьёзные дивиденды. Тогда как огромная мощь, ресурсы и деньги далеко не гарантируют успех.

Основной вопрос для нас, конечно, состоит в том, что всё это означает для России? Банальная, но часто игнорируемая истина в том, что Россия — весьма уникальная по мировым меркам страна. На протяжении долгих лет мы занимаемся самобичеванием, пытаясь быть похожим на кого-то. Ах, посмотрите, как растут Индия и КНР — а как же мы? Посмотрите, как славно живут немцы, а что у нас? Какие замечательные чеболи в Южной Корее — и нам бы так! Как напористы и бесцеремонны американцы — пример для подражания! Как здорово работает демократия в Швейцарии — а у нас? Мы уподобляемся «двоечнику», которого родители ежедневно отчитывают, приводя поочерёдно в пример соседских детей. Вася играет в шахматы, Петя на скрипке, Коля уже помогает отцу в лавке, а Маша вообще отличница и ходит в два кружка. А ты — лоботряс — большая детина с недобрым взглядом, в рваной форме, двойками и синяком под глазом. Проблема (и возможность) в том, что двоечник никогда даже теоретически не станет Васей, Петей, Колей и тем более Машей. Что отнюдь не означает, что у «двоечника» нет шансов и своей формулы успеха. Дилемма в том, тянуться ли к упомянутым «успешным» в своём роде одноклассникам, или идти своим путём?

И если уж в современных международных отношениях наступает время «агентов», а не «структур», может быть стоит пересмотреть и аналитические линзы, с помощью которых мы изучаем «агентов»? Особенно таких нестандартных как Россия. Может быть следует отталкиваться от свойств «агента», а не универсальных формул, с помощью которых мы исследуем структуры? Этот вопрос важен как с методологической, так и с политической точки зрения. В конечном итоге, речь идёт и об источниках нашей политической идентичности. Мы можем искать её в структуре, пытаясь соответствовать универсальному критерию. А можем искать её в себе — собственных особенностях, балансе сильных и слабых сторон, а в конечном итоге — истории и культуре. Вполне возможно, что нам заново придётся открывать самих себя.

Многие же будут первые последними и последние первыми (Мф 19:30)

Происходившие в октябре 2019 г. события в Сирии стали интересным индикатором специфики современных международных отношений. Два союзника по НАТО — США и Турция — выступили с противоположных позиций по курдскому вопросу. Вашингтону пришлось применять против Анкары экономические санкции, тогда как сама Турция провела военную операцию, не оглядываясь на мнение союзников. Европейский сегмент НАТО продемонстрировал пассивность. Россия в очередной раз укрепила свои позиции, затрачивая минимальные ресурсы и поддерживая равноудалённые отношения с ключевыми региональными центрами силы. Иран продолжает оставаться влиятельным игроком в Сирии даже несмотря на колоссальное экономическое давление со стороны США. Более того, мотивация капитализировать свои возможности в стране и регионе растёт прямо пропорционально желанию Вашингтона наказать Тегеран. Мощные финансовые и военные ресурсы монархий Персидского залива мало помогают им сыграть решающую роль как в сирийском вопросе, так и на других направлениях. Где-то за далёким горизонтом маячит растущий Китай, который принципиально дистанцируется от ближневосточных дел, но самим фактом своего присутствия становится частью уравнения. На фоне кажущегося отступления в Сирии, США проводят молниеносную операцию по уничтожению лидера запрещённой в России ИГИЛ, пользуясь (по словам американских официальных лиц) молчаливой поддержкой России, правительства Сирии, Турции, Ирака и курдов. При этом американцы не собираются оставлять нефтедобывающие районы и сохраняют жёсткое нефтяное эмбарго против Сирии.

Андрей Кортунов:
Пять факторов, которые делают Россию такой влиятельной, и что ей мешает

Происходящие события, по всей видимости, можно считать триумфом «агентов» над «структурами». Отдельные игроки показывают, что их действия подчиняются вполне конкретным и прагматичным интересам, а их политическая воля перевешивает сложившиеся структурные ограничения — альянсы, международные институты или союзные обязательства. Сама политика «агентов», то есть отдельных государств, не вписывается в линейную логику «чем больше, тем успешнее». Минимальные точечные воздействия, являющиеся результатом тонко продуманных комбинаций или же обыкновенной удачи, приносят серьёзные дивиденды. Тогда как огромная мощь, ресурсы и деньги далеко не гарантируют успех. Конечно, списывать структурные факторы в утиль преждевременно. Всё же колея союзнических отношений США и Турции уже не в первый раз амортизирует политические разногласия по отдельным вопросам. Однако сделки становятся всё более ситуативными, а за тактическими задачами размываются стратегические горизонты. Также рано списывать со счетов и саму силу государств. По меткому замечанию Кеннета Уолтса, сильные государства, конечно, могут ошибаться, а слабые в отдельных ситуациях действовать более успешно. Однако у сильных — больше запаса прочности, а значит и больше число попыток. И если сильные могут позволить себе роскошь ошибаться, то для слабых любая ошибка может стать фатальной.

Происходящие события возвращают к одному из базовых вопросов науки МО — а в чём состоят параметры мощи современных государственных игроков? Что делает одних сильнее, а других слабее? Есть ли универсальная формула мощи и влияния, позволяющая добиваться результатов в различных ситуациях?

Попытки найти универсальную формулу, по которой можно было бы сравнивать все государства, предпринимались достаточно давно и популярны вплоть до настоящего времени. В основе любой такой формулы, как правило, лежат параметры экономики и военной мощи. Так, например, в известном американском проекте Expected Utility Generation Скотта Беннетта и Алана Стэма, использовались такие параметры как численность вооружённых сил, оборонные расходы, производство энергии, выплавка металлов, численность населения и городского населения. При всей относительности данных параметров, акцент на экономике и военном потенциале свойственен универсальным сравнениям. Вопрос в более или менее тонкой настройке индексов, которые позволяли бы учесть различные нюансы. В российском проекте А. Ю. Мельвиля и его коллег «Политический атлас современности» предпринималась попытка учесть такие нюансы, добавив к ним индикаторы технологического развития и «мягкой силы».

Иван Тимофеев:
Новая анархия? Сценарии динамики мирового порядка

Однако универсальные формулы мощи страдают недостатками. Первый — любое глобальное распределение мощи будет асимметричным. Это отражение объективной реальности и вряд ли является недостатком метода как такового. Практически любой индекс потенциалов мощи выявляет наличие одного сверхлидера, нескольких лидеров и остальной массы государств, которые отстают в десятки и даже сотни раз. Использование такой проекции даёт мало пользы для объяснения конкретных ситуаций с участием локальных игроков, которые формально являются слабыми, но в конкретной ситуации оказываются незаменимыми. Кроме того, большая нелинейность возникает, когда речь заходит о качестве отношений между государствами. Например, США, вне всяких сомнений обладают значительно большей мощью в сравнении с Россией, Индией или КНР. Но сценарий открытой военной агрессии США против любого из этих государств крайне маловероятен в силу его высокой цены. Более того, даже когда речь заходит о возможных силовых акциях против Ирана — значительно более слабого игрока без ядерного оружия — в США тщательно обдумывают и пока отказываются от подобного решения, так как его цена также может оказаться высокой. Иными словами, соотношения сил даёт мало представления о качестве отношений между государствами.

Другой недостаток в том, что параметры мощи сосуществуют с иными измерениями жизни «агента», то есть современного государства. В статистическом плане они могут быть мало связаны с параметрами мощи. Среди мощных держав есть и демократии, и автократии. Среди них есть более благополучные и менее благополучные в плане качества жизни. Среди них есть и федерации, и централизованные системы. Среди них найдутся и более, и менее коррумпированные системы и т.п. Иными словами, реалисты вроде бы правы, призывая отделять мощь и внешнюю политику от устройства государства и внутриполитических вопросов. Однако в отдельных эпизодах данные параметры вдруг начинают играть серьёзную роль. СССР в 1989 г. по своим статистическим параметрам мощи находился в неплохой форме. Он был супердержавой, со второй экономикой в мире, приличным демографическим потенциалом, развитой промышленностью и технологиями, лучшей армией в мире. Он же развалился по историческим меркам в одночасье. Причём немалую роль сыграло то, что вообще не поддаётся измерению — состояние элит, «надлом духа и воли», подспудный нигилизм и тотальный цинизм в отношении существующей идеологии. Столь же неосязаемые параметры вытащили Россию в высшую лигу мировой политики тогда, когда по формальным признакам её давно списали в число «медленно увядающих держав» и «обломков империи» с реактивной внешней политикой, вымирающим и спивающимся населением, без всяких шансов на будущее.

Интересно, что тот же «Политический атлас» в своё время показал важную закономерность. Если мощь рассматривать не саму по себе, а в сочетании с иными параметрами жизни государства — политическим режимом, качеством жизни, состоянием государственности, уровнем угроз — «картина мира» получается несколько иной. Вместо линейной шкалы образуется калейдоскоп различных кластеров государств. Причём у каждого кластера оказывается своё измерение. То есть современные государства живут как бы в параллельных реальностях. И каждая реальность имеет свои критерии и параметры. У «клуба» великих держав — одно измерение и повестка. У кластера развитых, но относительно небольших в военном плане — иная. У кластера отстающих и борющихся за выживание — третья. Проблема усугубляется тем, что кластеры и их повестки — проницаемы. В один прекрасный день в кластер «отстающих» или даже «благополучных» могут постучаться из кластера «великих» со своей не всегда удобной повесткой в виде бомбардировок, секретных операций, санкций или открытых интервенций.

Андрей Кортунов:
Роль проштрафившегося физрука: почему не стоит ждать возвращения России в G7

Основной вопрос для нас, конечно, состоит в том, что всё это означает для России? Банальная, но часто игнорируемая истина в том, что Россия — весьма уникальная по мировым меркам страна. На протяжении долгих лет мы занимаемся самобичеванием, пытаясь быть похожим на кого-то. Ах, посмотрите, как растут Индия и КНР — а как же мы? Посмотрите, как славно живут немцы, а что у нас? Какие замечательные чеболи в Южной Корее — и нам бы так! Как напористы и бесцеремонны американцы — пример для подражания! Как здорово работает демократия в Швейцарии — а у нас? Мы уподобляемся «двоечнику», которого родители ежедневно отчитывают, приводя поочерёдно в пример соседских детей. Вася играет в шахматы, Петя на скрипке, Коля уже помогает отцу в лавке, а Маша вообще отличница и ходит в два кружка. А ты — лоботряс — большая детина с недобрым взглядом, в рваной форме, двойками и синяком под глазом. Проблема (и возможность) в том, что двоечник никогда даже теоретически не станет Васей, Петей, Колей и тем более Машей. Что отнюдь не означает, что у «двоечника» нет шансов и своей формулы успеха. Дилемма в том, тянуться ли к упомянутым «успешным» в своём роде одноклассникам, или идти своим путём?

Если уж в современных международных отношениях наступает время «агентов», а не «структур», может быть стоит пересмотреть и аналитические линзы, с помощью которых мы изучаем «агентов»? Особенно таких нестандартных как Россия. Может быть следует отталкиваться от свойств «агента», а не универсальных формул, с помощью которых мы исследуем структуры? Этот вопрос важен как с методологической, так и с политической точки зрения. В конечном итоге, речь идёт и об источниках нашей политической идентичности. Мы можем искать её в структуре, пытаясь соответствовать универсальному критерию. А можем искать её в себе — собственных особенностях, балансе сильных и слабых сторон, а в конечном итоге — истории и культуре. Вполне возможно, что нам заново придётся открывать самих себя.

Впервые опубликовано на сайте Международного дискуссионного клуба «Валдай».