Россия — Германия: восприятие и мотивы

Пускать стремительное ухудшение климата отношений с Германией на самотёк было бы ошибкой. Проблема существует. И с нашей стороны она требует серьёзного внимания. Политические кризисы и противоречия по ряду вопросов вряд ли отменяют необходимость накапливать доверие по конкретным вопросам, без менторства, высокомерия и сарказма с обеих сторон.

Московский центр Карнеги опубликовал на своём портале материал моей доброй коллеги Сабины Фишер «От газопровода до Навального. Чего Кремль не понимает про Германию». В нём предпринимается попытка рефлексии обострения отношений России и Германии в контексте дела Алексея Навального, а также ответа на вопрос, почему в Москве ошибочно воспринимают немецкую политику на российском направлении.

Лиана Фикс:
Времена «особых» отношений между Германией и Россией остались в прошлом

Ключевая мысль статьи в том, что инцидент с Навальным — лишь один из эпизодов длительного разочарования Германии в России. Оно началось, как минимум, в 2011 году, после думских выборов, а затем и возвращения Владимира Путина на президентский пост. События на Украине, война в Сирии, предполагаемое вмешательство в выборы, кибератаки, дело Скрипалей, а теперь и ситуация вокруг Навального вызывали в Берлине всё большую фрустрацию. При этом Германия в России ошибочно воспринимается как «особый партнёр», который понимает мотивы Москвы, выступает посредником в решении сложных ситуаций. На самом деле Берлин активно продвигает интересы ЕС на постсоветском пространстве, продолжая свою политику активной интеграции восточно-европейских соседей в пространство ЕС.

Россия все в большей степени воспринимается в Германии как угроза. В Кремле этого либо не знают, либо не понимают, либо вообще относятся к этому равнодушно.

Проблема восприятия и неясности мотива — одна из ключевых в международных отношениях. В истории было множество случаев, когда ошибки восприятия действий противоположной стороны приводили к тяжелейшим кризисам. С точки зрения человеческой природы подобные ошибки неизбежны. У нас разный опыт, культура и взгляды. Различия многократно усиливаются, если речь идёт о больших человеческих общностях, государствах. Схемы восприятия могут быть чрезвычайно инерционными. В политике они к тому же нередко искажены и субъективны.

Казалось бы, распутать клубок мотивов могут учёные. Но они тоже люди. Идеал немецкого социолога Макса Вебера — свободная от ценностного суждения социальная наука, однако этот идеал вряд ли достижим. Его австрийский коллега Карл Поппер предупреждал о невозможности объективного знания. Альтернатива — оставлять его открытым для критики и постоянной перепроверки: «научная объективность — это не дело отдельных учёных, а социальный результат взаимной критики, дружески-вражеского разделения труда между учёными, их сотрудничества и соперничества». Критический метод в оценке политического особенно важен. Политика соткана из идеологии. Она догматична и вряд ли сможет быть иной. Критический метод и дискуссия — то немногое, что позволяет посмотреть на восприятие и мотивы с разных сторон. Учёный вносит в политику эмпатию. Он становится на позицию каждой из сторон, пытаясь разобраться в её мотивах и движущих силах.

Мы уже давно ведём дискуссию об отношениях России и ЕС в рамках совместной экспертной группы EUREN. В духе такой критической дискуссии я попробую бегло обрисовать свою точку зрения на восприятие и мотивы, а также на их отражение в нашей политике.

На Западе давно пытаются расшифровать «геном» политики Кремля. Многие из таких попыток интересны и оригинальны. Однако я вижу в них как минимум одну системную проблему. Она состоит в попытке найти универсальную схему для объяснения политики России, которая позволяла бы понять её целиком, то есть обобщить множество отдельных событий в одной схеме.

Андрей Кортунов:
Русские не сдаются!

Подобный стиль мышления вообще свойственен просвещенческой модели познания — найти рациональную схему или закономерность и объяснить ей множество происходящих событий. Мы впитывали идеалы Просвещения несколько столетий. Но они не свободны от недостатков. Дело в том, что нередко в единую канву увязываются принципиально разные события. С точки зрения модели, она смотрится вполне логично и стройно. Но на деле события могут иметь совершенно разные причины. Например, пятидневную войну с Грузией 2008 года и события на Украине 2014 года соблазнительно увязать в единую логику. В реальности у каждого из этих эпизодов были свои причины и мотивы. В теории их можно обобщать понятием «агрессивной политики Москвы». И на самом деле это обеспечивает понятную для восприятия картину, сообщает учёному определённый интеллектуальный комфорт — вот оно! Вот ключ к пониманию происходящего. Однако на практике это вряд ли объяснит поведение России в каждом конкретном случае — слишком много деталей остаётся в тени. Другой пример модели — «режим Путина». Подобная модель встречается и в научных работах, и в политических текстах. Через условный режим или личность увязываются разные события. Невольно складывается ощущение всемогущества отдельных фигур или институтов, которое трудно воспринимать без скепсиса. Вне всяких сомнений, лидеры и система институтов имеют значение. Но можно ли ставить их во главу угла всей модели? Большой вопрос.

По иронии наше восприятие Запада подчинено сходным моделям. Мы тоже строим свои модели и совершенно в той же логике пытаемся их рационализировать, объединяя слабо связанные друг с другом события. «Цветные революции» — единый и коварный план. Критические публикации в адрес России — общий фронт информационной войны. Югославия — Афганистан — Ирак — Ливия — Сирия и так далее — проявление гегемонизма США. Мигранты — сексуальные меньшинства — популизм — протесты — признаки неизбежного загнивания Запада. Схематизм отечественного мышления не отстаёт от западного.

Очевидно, что нам трудно обойтись без моделей. Так устроено наше мышление. А их рационализация к тому же создает иллюзию правильности модели. Уверовав в её истинность, мы начинаем говорить менторским тоном, а попытка отражения реальности приближается к проповеди. К порождениям нашего мышления нам и самим следует относиться со здоровой долей скепсиса и самокритики.

Что конкретно это означает для понимания мотивов политики России и Германии?

«Расшифровывая» российскую политику, мне кажется важным учитывать характер России как игрока на международной арене. Это великая держава, для которой интересы безопасности являются одним из существенных мотивов поведения. Чувство уязвимости и оборонительное поведение — важный движущий фактор российской политики. По-своему это тоже искаженный взгляд на реальность. Но многие действия России типичны для поведения крупных и мелких держав, преследующих свои интересы. Blame game — не лучший способ для дискуссии. Но с точки зрения морали, операция России в Сирии вряд ли чем-то лучше или хуже операции США. Отравление Скрипалей столь же омерзительно (неважно кто и зачем его совершил), сколь и расчленение журналиста Джамаля Хашогги. Убийство Торнике Хангошвили с позиций морали вряд ли дороже или дешевле уничтожения генерала Касема Сулеймани. Предполагаемая российская атака на серверы Бундестага хронологически рядом с замятым скандалом о прослушивании телефона главы государства со стороны ключевого союзника. Этот список можно продолжать. И большого удовольствия он не доставит. Как и грязные углы кухонь, на которых готовятся блюда внешней политики.

Значит ли, что такие события нужно игнорировать? Нет. Мораль требует осуждения любого такого действия независимо от его источника. А реальная политика — конкретных мер сдерживания. Проблема в том, что в политике и осуждение, и сдерживание носят избирательный характер. Мы осуждаем одно, но закрываем глаза на другое. Сдерживаем одних, но избегаем связываться с другими. Россия для многих была и будет неудобным партнёром. Равно как и самой России будут причинять неудобства другие. Вопрос в том, как именно управлять такими «неудобствами»? Я думаю, что здесь нет общей схемы. Каждый сложный эпизод потребует отдельной настройки и подходов ad hoс.

Николай Власов:
Германия между Востоком и Западом

Собственно, искусство дипломатии и состоит в «управлении неудобствами».

Что касается восприятия Германии в России, то здесь тоже есть свои сложности. По всей видимости, в России нет единого и целостного восприятия Германии. Оно колеблется в широком диапазоне стереотипов. Одни недооценивают Германию («вассал Вашингтона»), другие, наоборот, избыточно переоценивают («европейский бульдозер»). Однако мнение о том, что Германия — особый партнёр России, действительно, представляется вполне распространённым. Причин много. Здесь и объём экономических связей, и колея прошлых отношений, которые можно считать эксклюзивными. Германию в России, по всей видимости, всегда воспринимали как менее агрессивную в сравнении с США, как более прагматичную и менее русофобскую в сравнении с бывшими восточноевропейскими союзниками и советскими республиками, как географически и хозяйственно более близкую, чем остальную Западную Европу. Конечно, всё это вряд ли означало, что Германия будет выбиваться из общеевропейской или трансатлантической политики по ключевым вопросам. Поэтому я скептически отношусь к распространенному тезису о том, что с делом Навального заканчивается «особый подход» Германии к России. Изменение отношения к России — длительный тренд, и вне всяких сомнений — он отрицательный. Я также не думаю, что в самой России о таком тренде не знают, не понимают или остаются к нему равнодушным.

Вопрос в том, что конкретно должна сделать Россия, чтобы исправить его и есть ли у Москвы к этому мотивация? Если условием является «явка с повинной», обязательство «больше так не делать», а заодно и сдача ряда конкретных позиций, то никаких движений с российской стороны не будет. Сдача позиций ради хорошего отношения точно не входит в планы Москвы.

С другой стороны, пускать стремительное ухудшение климата отношений с Германией на самотёк было бы ошибкой. Проблема существует. И с нашей стороны она требует серьёзного внимания. У нас в активе — большой объём конкретных проектов, а также немало общих интересов. Политические кризисы и противоречия по ряду вопросов вряд ли отменяют необходимость накапливать доверие по конкретным вопросам, без менторства, высокомерия и сарказма с обеих сторон.

Впервые опубликовано на сайте Международного дискуссионного клуба «Валдай».