Россия и США в условиях стратегической нестабильности: каковы риски ядерной эскалации?

Отношения двух крупнейших ядерных держав мира — России и США — сегодня находятся на самом низком уровне со времен окончания холодной войны. Кризис начал нарастать с 2012 г., когда США инициировали новый этап антироссийских санкций. Судьбоносными для двусторонних отношений стали события вокруг Украины и присоединение Крыма к России в 2014 г. Конфронтация между сторонами усилилась после начала российской специальной военной операции (СВО) в феврале 2022 г. Некоторые эксперты сравнивают текущее столкновение между Россией и коллективным Западом с Кубинским кризисом 1962 г. Однако, с точки зрения риска ядерной эскалации, современная ситуация представляется более опасной и менее контролируемой. Среди факторов, усиливающих риски, можно назвать ускоряющееся осыпание прежнего миропорядка и утрату США гегемонии; деградацию стратегической культуры западных элит; демонизацию России и идеологизацию международных отношений со стороны стран Запада; настрой США и их союзников на конфронтацию с Россией и КНР; общую тенденцию милитаризации, особенно в Европе и АТР.

Вызывает серьезные опасения динамика украинского кризиса, быстро развивающегося по спирали эскалации. Все более очевидным становится тот факт, что в конфликте решается судьба не столько Украины, сколько Европы и ее безопасности, а еще шире — всего мирового порядка. Параллельно российские оппоненты обвиняют Москву в безответственной ядерной риторике на фоне СВО. Видимо, отдельных западных политиков и экспертов все же беспокоит последовательность действий России, которая шаг за шагом реализует свои политические и военно-стратегические намерения.

Если все же рассматривать вариант ядерной эскалации, то, скорее всего, обмен ядерными ударами между США и Россией и тотальная ядерная война пока менее вероятны, чем тактическое применение ядерного оружия. Однако даже ограниченное применение ядерного оружия создает ситуацию, при которой крайне сложно будет прогнозировать и контролировать дальнейшее развитие событий. Это в свою очередь чревато скатыванием в полномасштабную ядерную войну, поскольку ядерное сдерживание существует только до момента применения ядерного оружия, после логика сдерживания перестает работать.

Отношения двух крупнейших ядерных держав мира — России и США [1] — сегодня находятся на самом низком уровне со времен окончания холодной войны. Кризис начал нарастать с 2012 г., когда США инициировали новый этап антироссийских санкций. Судьбоносными для двусторонних отношений стали события вокруг Украины и присоединение Крыма к России в 2014 г. Конфронтация между сторонами усилилась после начала российской специальной военной операции (СВО) в феврале 2022 г. Некоторые эксперты сравнивают текущее столкновение между Россией и коллективным Западом с Кубинским кризисом 1962 г. Однако, с точки зрения риска ядерной эскалации, современная ситуация представляется более опасной и менее контролируемой. Среди факторов, усиливающих риски, можно назвать ускоряющееся осыпание прежнего миропорядка и утрату США гегемонии; деградацию стратегической культуры западных элит; демонизацию России и идеологизацию международных отношений со стороны стран Запада; настрой США и их союзников на конфронтацию с Россией и КНР; общую тенденцию милитаризации, особенно в Европе и АТР.

Меняющийся мировой порядок

Иван Тимофеев:
Асинхронная многополярность: управляющие параметры и векторы развития

Администрация США официально признает, что 30-летняя эпоха мирового развития, начавшаяся после распада биполярной системы, завершилась. Сейчас на международную авансцену выходит острое соперничество великих держав за контуры будущего мироустройства. Наблюдается относительное ослабление позиций Соединенных Штатов и укрепление роли незападных игроков — России, Китая, Индии, Бразилии, Ирана, Турции и др. В этих условиях парадигма внешней политики США, исходившая из предпосылки о скором наступлении «конца истории», торжества либеральной демократии в глобальном масштабе и американского доминирования, в значительной степени исчерпала себя [2].

Укрепление многополярности в мировой политике продолжается, но Вашингтон старается игнорировать этот факт. США предпочитают описывать текущий кризис мировой системы как противостояние между «демократией и авторитаризмом». Подобная внешнеполитическая стратегия призвана обосновать их притязания на активную защиту ускользающей гегемонии. Идеологизированная интерпретация сложных международных реалий — использование исключительно черно-белых тонов — становится дополнительным фактором деградации российско-американских отношений и усиления военных рисков.

Для России, как и для Китая, многополярность является наиболее желаемым мировым порядком, параметры которого формулируются в равноправном полилоге суверенных государств. США, напротив, считают, что международная политика должна формироваться на основе либеральных идей — теории демократического мира. Позиция России по этому вопросу основана на ее приверженности реалистским взглядам на международные отношения. Принципиально различное видение будущего мироустройства у России и США создает предпосылки для долгосрочной и системной конфронтации двух стран.

В условиях ускользающих военно-стратегических, политических и экономических возможностей Соединенных Штатов и систематически возрастающего потенциала альтернативных центров силы — в первую очередь Китая и России — Вашингтон может прийти к мнению о том, что ему необходимо устранить ключевых соперников как можно скорее. Укрепление многостороннего партнерства Москвы и Пекина может быстро привести к утрате США стратегической инициативы. Такая интерпретация Соединенными Штатами потенциально несет серьезные риски резкой и неконтролируемой эскалации в отдельных регионах и мире.

Представляется, что в этих условиях Вашингтону было бы выгодно максимально быстро «выбить из игры» Россию, чтобы сконцентрировать свои ресурсы на стратегическом соперничестве с возвышающимся Пекином [3]. Во многом по этой причине мы наблюдаем резкое обострение санкционной политики против Москвы, крайнюю форму антироссийской пропаганды, возрастающую военную эскалацию вокруг Украины и в целом на западных рубежах России, активизацию США и ЕС в Центральной Азии. К слову, в немалой степени именно необходимостью оперативного перераспределения внешнеполитических ресурсов был обусловлен спешный вывод американских войск из Афганистана в 2021 г.

Стратегическая культура Запада

Алла Левченко:
Кредо трансатлантического союза: один за всех, и все за одним

О серьезных проблемах, связанных с упадком стратегической культуры на Западе, все чаще говорят эксперты, в том числе из самих западных стран. Подобная тенденция в основном связана с распространением так называемого стратегического паразитизма. Данная форма общественного мышления и политики евроатлантических элит сформировалась в условиях относительно мирного периода мировой истории с момента окончания Второй мировой войны и относительного доминирования Запада в последние три десятилетия после завершения холодной войны. Она характеризуется отсутствием должного осознания вероятности новой мировой войны и ядерного апокалипсиса. Это приводит к снижению «гражданского иммунитета» против милитаристской политики и легкомысленному отношению правящих кругов к ядерным рискам в складывающихся реалиях.

Вносит свой вклад в разложение стратегической культуры укоренившийся во внешней политике стран Запада идеологический подход. Так, при администрации Дж. Байдена внешняя политика США стала более идеологизированной (например, в сравнении с правлением Д. Трампа) [4]. В американском внешнеполитическом истеблишменте сильны упрощенные взгляды на мир как на противоборство «добра и зла», в котором деятельность США считается благом априори. При этом усиление партийности и поляризации во внешней политике США и их союзников негативно сказывается не только на политическом курсе, но и на качестве кадрового состава внешнеполитического блока.

Нельзя сбрасывать со счетов и группы интересов, которые напрямую заинтересованы в разжигании военных конфликтов. В частности, американский ВПК обладает мощным лобби для продвижения своих интересов, в том числе во внешней политике. При этом элиты США концентрируются на своих сиюминутных политических и экономических выгодах и игнорируют интересы страны. Европейские элиты используют украинский кризис как возможность «продать» населению план ремилитаризации и внутренних преобразований. Так, Германия давно стремилась расширить инвестиции в вооруженные силы, но не могла инициировать их увеличение из-за послевоенного наследия. Снижение зависимости от российского газа и наращивание инвестиций в устойчивое производство энергии также «продаются» европейским избирателям в контексте российской угрозы.

Фактор Китая

Сегодня КНР располагает всеми средствами доставки стратегических ядерных боеголовок — на вооружении стоят межконтинентальные баллистические ракеты (шахтная, мобильная грунтовая, железнодорожная модификации), стратегические бомбардировщики, подводные лодки. По оценкам экспертов, в течение ближайших 10–15 лет Китай имеет возможности (особенно с учетом его экономического и научно-технического потенциала) нарастить количество ядерных боезарядов до сопоставимых с Россией и США показателей. Прогнозируется, что в ближайшее 3–5 лет Пекин может выйти на уровень в 500–600 ядерных боеголовок на стратегических носителях, а к 2030 г. — свыше 1 000 единиц. Важное значение имеют и новые виды неядерных вооружений, которые приобретают стратегическое значение. Так, Китай и Россия успешно испытали и поставили на вооружение гиперзвуковое оружие, что создает для них серьезный задел в стратегической сфере.

На официальном уровне Китай декларирует заинтересованность в снижении рисков ядерной эскалации, которая усиливается, с его точки зрения, из-за политики Вашингтона и появления новых технологий. Китайское видение проблемы ядерного вооружения основывается на идее о том, что оно должно служить не только укреплению безопасности страны и обеспечению сдерживания, но и политическим целям во взаимоотношениях с другими игроками. В представлении КНР военный потенциал должен позволить ей развивать политический диалог с США и решать двусторонние проблемы на равных. Как представляется, пока США не готовы слышать голос Китая, поэтому Пекин неуклонно будет наращивать свой военный и ядерный потенциал.

Чжао Хуашэн:
Объяснение реакции Китая на российско-украинский кризис

При этом низкий уровень доверия в американо-китайских отношениях формирует у Китая высокие опасения относительно возможности первого удара со стороны США. При этом открытый конфликт для США и КНР остается наименее желаемым сценарием из-за его разрушительных последствий для мировой экономики и неопределенных военных результатов. Но пример отношений России с Западом и примат политической целесообразности указывают на то, что экономические издержки не играют существенной роли при решении принципиальных политических вопросов.

Сегодня КНР и США активно усиливают свои позиции в АТР — наращивают силы и средства, выявляют критические сферы, диверсифицируют риски. Военное превосходство США отчасти нивелируется глобальным распределением американских сил, а также выделением значительных ресурсов на европейское направление и сдерживание России. КНР в настоящее время реализует широкомасштабные мобилизационные меры, проводит стресс-тесты национальной экономики и систем управления с учетом опыта России.

Действия России в рамках СВО Китаем рассматриваются как законные и рациональные для обеспечения национальной безопасности. Пекин считает, что Запад в украинском кризисе стремится максимально ослабить Россию. При этом угроза применения ядерного оружия, по мнению Пекина, исходит в первую очередь от Запада. Пристально следя за ситуацией вокруг Украины, в усиливающемся соперничестве с США Китай проецирует действия Запада на себя. КНР серьезно обеспокоена вопросом Тайваня, нарастанием активности США в АТР, историей вокруг американских военных биолабораторий по всему миру.

Угроза применение ядерного оружия

Несмотря на то, что ядерная война является иррациональным сценарием, он вполне вероятен. Помимо возможности прямого военного столкновения ядерных держав в условиях многоаспектного кризиса международной системы и противостояния вокруг Украины, существует целый ряд факторов, усиливающих риски. Любая угроза объектам критической инфраструктуры, стратегическим ядерным объектам или опасная активность в кибер-сфере и космическом пространстве вполне могут быть интерпретированы как первый удар или подготовка к нему.

Примеров подобного рода атак против России за последние месяцы можно привести немало: от нападений на военные стратегические ядерные объекты и ситуации вокруг Запорожской АЭС (и других российских АЭС) до теракта на Крымском мосту и атаки на Кремль. На фоне нарастания для России военной и ядерной угроз вполне логичным стало решение Москвы от февраля 2023 г. о приостановке участия в договоре СНВ-3, по которому стороны должны были раскрывать информацию о своих стратегических ядерных силах. С учетом того, что активная фаза перехода к новому миропорядку может занять 10–15 лет, мировую политику на этом горизонте могут сопровождать повышенные риски ядерной эскалации.

Перспективы внешней политики США в отношении Китая: значение для России. Доклад РСМД

Вызывает серьезные опасения динамика украинского кризиса, быстро развивающегося по спирали эскалации. Все более очевидным становится тот факт, что в конфликте решается судьба не столько Украины, сколько Европы и ее безопасности, а еще шире — всего мирового порядка. Речь не идет о борьбе «демократии и автократии», как описывает ситуацию американская сторона, в этом конфликте во многом решается судьба западной гегемонии. Если в его начале, весной 2022 г. западные союзники обсуждали поставки Киеву экипировки и отдельных видов вооружений, то после января 2023 г. с легкостью было принято решение о поставках тяжелых вооружений, а в настоящее время идет подготовка украинских летчиков и активно лоббируется вопрос поставки истребителей. В этом плане можно констатировать, что стратегическая культура западных элит настолько деградировала, что идеологические шоры и антироссийская истерия могут привести к прямому столкновению России и НАТО и эскалации конфликта на новый военно-стратегический уровень.

Параллельно российские оппоненты обвиняют Москву в безответственной ядерной риторике на фоне СВО. При этом следует отметить, что ядерная доктрина России остается неизменной и допускает применение ядерного оружия только в двух случаях: 1) при нападении на Россию и ее союзников с применением ОМУ; или 2) в случае экзистенциальной угрозы государству при нападении с использованием обычных вооружений. Видимо, отдельных западных политиков и экспертов все же беспокоит последовательность действий России, которая шаг за шагом реализует свои политические и военно-стратегические намерения. Так, российское руководство как минимум с 2018 г. дает понять, что для него нет смысла в существовании мира без России. После начала СВО послание Москвы Западу, пожалуй, заключается в том, что необходимо избежать прямого военного столкновения России и НАТО.

Если все же рассматривать вариант ядерной эскалации, то, скорее всего, обмен ядерными ударами между США и Россией и тотальная ядерная война пока менее вероятны, чем тактическое применение ядерного оружия. Однако даже ограниченное применение ядерного оружия создает ситуацию, при которой крайне сложно будет прогнозировать и контролировать дальнейшее развитие событий. Это в свою очередь чревато скатыванием в полномасштабную ядерную войну, поскольку ядерное сдерживание существует только до момента применения ядерного оружия, после логика сдерживания перестает работать.

1. На Россию и США приходится более 90% мировых ядерных арсеналов.

2. Сокольщик Л.М., Суслов Д.В. (2022). Перспективы отношений России и США в правление Дж. Байдена: идеологическое и политическое измерения // Международные процессы. Т. 20. № 1. С. 148-165.

3. Сокольщик Л.М., Суслов Д.В. (2022). Перспективы отношений России и США в правление Дж. Байдена: идеологическое и политическое измерения // Международные процессы. Т. 20. № 1. С. 148-165.

4. Сокольщик Л.М., Суслов Д.В. (2022). Перспективы отношений России и США в правление Дж. Байдена: идеологическое и политическое измерения // Международные процессы. Т. 20. № 1. С. 148-165.