Российско-турецкий интерфейс для Европы

По итогам переговоров 10 марта 2017 г. с Владимиром Путиным Реджеп Эрдоган заявил, что Россия и Турция завершили процесс нормализации отношений в рамках их встречи в Москве. О потенциале сотрудничества между Россией и Турцией, а также о возможных преобразованиях в Турецкой Республике в связи с конституционным референдумом редакции РСМД рассказал Петр Стегний, Чрезвычайный и Полномочный посол России, член РСМД.

По итогам переговоров 10 марта 2017 г. с Владимиром Путиным Реджеп Эрдоган заявил, что Россия и Турция завершили процесс нормализации отношений в рамках их встречи в Москве. О потенциале сотрудничества между Россией и Турцией, а также о возможных преобразованиях в Турецкой Республике в связи с конституционным референдумом редакции РСМД рассказал Петр Стегний, Чрезвычайный и Полномочный посол России, член РСМД.

— На круглом столе, посвященном современному состоянию и перспективам развития российско-турецких отношений, Вы сказали, что отношения между Россией и Турцией имеют неисчерпанный потенциал. Какие направления сотрудничества, на Ваш взгляд, наиболее перспективны? Есть ли среди них такие, которые могли бы помочь странам в дальнейшем избежать повторения кризисных ситуаций?

— Я имел в виду наличие объективных предпосылок для сближения и сотрудничества России и Турции в самых различных областях. В последние 12–13 лет, с момента прихода к власти Партии справедливости и развития, сложились особые предпосылки для того, чтобы перевести отношения между странами на качественно новый уровень. Отношения России с Турцией развивались достаточно интересно в 1990-е гг., когда у власти в Турции были традиционные партии. Однако с 2003 г. стало ясно, что назревает некий качественный прорыв в наших отношениях.

Что касается традиционных раздражителей в отношениях между странами, то к ним можно отнести вопрос Черноморских проливов, проблему восточной границы Турции, курдский вопрос, который тоже не способствовал достижению глубокого взаимопонимания. Эти проблемы постепенно начали сходить на нет, и на первый план выдвинулись другие обстоятельства.

Россия и Турция в начале XXI в. были теми немногими участниками международных отношений, которые, во-первых, четко, при всех изменениях международной конъюнктуры, отстаивали принцип государственного суверенитета; во-вторых, имели абсолютно твердую ориентацию относительно того, чтобы самим вырабатывать внешнеполитический курс и искать свое место как в хозяйственном распределении труда в международном сообществе, так и в той новой архитектуре мирового порядка, который выстраивался после 1991 г., после окончания блокового противостояния.

Петр Стегний

Эти факторы рельефно вышли на первый план с приходом партии Р. Эрдогана. Ее амбициозная программа, сверхзадача которой сводилась к тому, чтобы к столетию Кемалистской революции сделать Турцию региональным лидером — как технологическим, так и в сфере политики — помогала турецкому руководству приподняться над старыми проблемами. Между Россией и Турцией произошли очень серьезные сдвиги в различных сферах сотрудничества. Начала выстраиваться пирамида двусторонних отношений, в основе которой лежало торгово-экономическое сотрудничество. У этой пирамиды было достаточно прочное основание. Бизнес-сообщество — и турецкое, и российское — очень много сделало для сближения и налаживания нормальных алгоритмов взаимодействия политиков в Турции и России.

На вершине пирамиды стоял политический диалог. У этого сотрудничества сформировался уникальный механизм, который включал Совет сотрудничества высшего уровня, регулярные встречи. Недавно прошло уже шестое заседание Совета сотрудничества высшего уровня между Россией и Турецкой Республикой. Это сотрудничество раскрывает объективный потенциал, который обусловлен тем, что Россия и Турция — две крупнейшие евразийские державы, которые в XXI в. призваны не просто стать мостом между Азией и Европой, а механизмом, который транслировал бы цивилизационные особенности Востока, делая их более понятными для Европы, и стал бы своеобразным «интерфейсом» — мне нравится это определение. Это дает массу возможностей и комбинаций для того, чтобы наше сотрудничество развивалось естественным образом и удивляло и озадачивало внешних наблюдателей.

В 2003 г. объем торговли составлял 6,8 млрд долл., потом за очень короткое время, буквально за 2–3 года после первой встречи В. Путина и Р. Эрдогана в декабре 2004 г., он вырос до 20 млрд, затем до 25 млрд долл. Этот рывок был очень важен для России еще и по той причине, что в те годы Турция для наших бизнесменов была своеобразной школой рыночной экономики. Были, разумеется, такие дикие формы, как челночная торговля. Преимущество такого прямого сотрудничества с Турцией заключалось в том, что оно подпитывало зарождающийся средний класс в России. Когда я отправлялся в Турцию в 2003 г. (П.В. Стегний в 2003–2007 гг. — Чрезвычайный и Полномочный посол РФ в Турции. — Ред.), Евгений Максимович Примаков в беседе сказал мне, что даже если мне не будет нравиться челночная торговля, ее не стоит трогать, потому что она способствовала развитию среднего класса в России. Я думаю, что он был очень прав.  

Доклал РСМД
Российско-турецкие экономические
отношения на новом этапе

В целом общая картина взаимоотношений России и Турции достаточно гармоничная в том числе и потому, что за пять веков двусторонних отношений у нас было, по грубым подсчетам, 13 войн, кто-то считает, что 12 войн. Но большая часть времени, которое мы прожили вместе как соседи, была связана с временами добрососедства и мирного взаимодействия. Потенциал для сотрудничества остается и будет развиваться дальше в том случае, если мы не потеряем ориентиры в сложнейшей региональной и глобальной геополитике, участниками которой мы являемся.

— Петр Владимирович, можно ли говорить, что именно торгово-экономическое сотрудничество помогло России и Турции вернуть отношения на докризисный уровень?

— Да, думаю, что торгово-экономическое сотрудничество сыграло роль локомотива в наших отношениях. И здесь нужно также выделить энергетический фактор — «Турецкий поток» и сотрудничество в области энергетики. Сегодня оно получает развитие в связи с «Турецким потоком–2» и атомной электростанцией в Аккую. Я думаю, что этот локомотив сейчас набирает мощность и вполне способен придать устойчивые обороты всему комплексу наших отношений. Но движение этого локомотива вперед было бы невозможно без политического доверия и  постоянной сверки часов, когда мы  обозреваем региональные горизонты и задумываемся о новом мире, который возникает на наших глазах с активным участием России и Турции. Поэтому это такая комплексная вещь. Но локомотив — да, я думаю, экономика и торговля.

— Как Вы знаете, 16 апреля в Турции пройдет референдум о внесении поправок в конституцию. Какое значение конституционный референдум будет иметь для Турции? Изменятся ли отношения Турции со странами Запада, если в ходе референдума граждане Турции поддержат конституционную реформу?

— Конституционный референдум в Турции, который состоится в апреле, — историческая веха, очень значимая для турецкой истории. Безусловно, он будет иметь значение и для общего расклада сил не только вокруг Турции, но всего Ближнего Востока. Турция — очень влиятельный и значимый участник региональных событий. Референдум — не просто преобразование формы государственной власти, парламентской республики в президентскую. Это в определенной мере и трансформация политического опыта, который накоплен Турцией в XX в. Полагаю, речь будет идти о посткемалистском этапе. Разумеется, не об этапе отрицания и преодоления, а наоборот, развития идей кемализма в синтезе с настроениями широких кругов турецкого общества. Это очень важно, потому что роль и характер деятельности Партии справедливости и развития были связаны с тем, что партия Р. Эрдогана вовлекла в политику массы анатолийской мелкой и средней буржуазии, то есть турецкую глубинку. Не только столицы — Анкара и Стамбул — играли видную роль, в политику также вошли и широкие массы. Поэтому я думаю, что это поступательное движение, которое отражается и в очень хорошей статистике, характеризующей экономический рост и социальные сдвиги.

EPA/ALEXEI DRUZHININ / SPUTNIK
Волкан Оздемир:
«Турецкий поток»: объединяя
Анкару и Москву

Однако это очень болезненный социальный процесс. Об этом можно судить по неудавшейся июльской попытке госпереворота. Ситуация остается достаточно сложной, поэтому прогнозировать последствия регионального или более широкого плана можно будет тогда, когда будут ясны итоги референдума, процент, которым, я надеюсь, будет поддержан курс Р. Эрдогана.

— В чем причина конфликта между Турцией и Нидерландами? Может ли дипломатический скандал между странами ослабить связи Турции и Запада по вопросам миграции, борьбы с терроризмом?

— Это не первая проблема, которая возникает во взаимоотношениях Турции с Европой. В 2005 г., когда были возобновлены переговоры Турции с Евросоюзом о вступлении, Россия обозначила позитивное отношение к этому процессу. Были сделаны несколько официальных заявлений, что Россия поддерживает сближение Турции с Европой. Отношения России с Евросоюзом в то время были многообещающими. Мы видели проблемы, с которыми сталкивается быстро расширившаяся Большая Европа, но все-таки надеялись на здравый смысл и на то, что те импульсы, свидетелями которых мы были при создании Евросоюза, получат развитие. Когда речь шла о Европе до Урала, Европе до Владивостока, не подразумевалось, что Россия войдет в Евросоюз. Однако некоторые формы ассоциации в условиях, когда мы разделяем общие ценности демократии и рыночной экономики, уже выглядели не как какие-то химеры или мечты, а как реальность, над которой надо работать. Отсюда и политика «общих пространств» между Россией и Евросоюзом. Примерно так же на это смотрела и Турция.

В основе многочисленных нестыковок и трений лежали определенные межконфессиональные различия и межцивилизационное недопонимание, обусловленные, как мне кажется, политикой мультикультурализма, которая до сих пор остается доминантой в европейской социальной политике. То, что турки пытаются работать с избирателями в своей манере, можно понять — у них впереди судьбоносное решение. За реакцией властей ряда европейских стран, мне кажется, стоит какая-то доля недопонимания, недоброжелательства или неготовность принимать специфику друг друга, согласиться с тем, что страны Востока, евразийские государства — другие по культуре и, возможно, по строю мышления и поведению. То, что Европа видит в этом недемократические шаги, показывает, что она просто не готова к разным формам демократии. Боюсь, что если в Европе будет сохраняться такой подход, то продвижение демократии, характерное и для американцев, и для части европейцев, начнет выглядеть как новая форма колониализма.

 Беседовала Ирина Сорокина, редактор сайта РСМД.