Спасти гегемонию: французский взгляд на меняющийся миропорядок

В конце минувшего августа президент Эммануэль Макрон выступил с ежегодным обращением к французским послам, тем самым по традиции открыв новый политический сезон для дипломатии Пятой республики. В содержательном плане оно в целом подтвердило приверженность тому же курсу, который хозяин Елисейского дворца проводил в последние годы, включая первоочередной акцент на укрепление стратегической автономии ЕС, повышенную инициативность по ряду других региональных направлений. Однако на этот раз выступление содержало и иной примечательный лейтмотив — признание слома прежнего миропорядка и ясно высказанное намерение приостановить этот процесс. Подкрепленные рядом недавних инициатив, подобные рассуждения могут быть истолкованы как сигнал о лидерских амбициях Парижа в выстраивании диалога между глобальным Севером и Югом от имени первого.

Как отмечает российский исследователь Т. Бордачев, в условиях кризиса идей и материальных возможностей Франция столкнулась с тем, что ее собственные и коллективные западные проблемы — «это не закат международного или регионального порядка как такового, а сокращение могущества тех, кто мог до последнего времени оказывать на него решающее влияние». Вероятно, придя к такой же констатации, Э. Макрон пробует оттянуть этот процесс, а как максимум — обратить его вспять. Очевидно, что, приглашая своих ближайших союзников заняться скорейшим ремонтом западноцентричного миропорядка во избежание его полного обрушения, Париж в некоторой степени рассчитывает и на дополнительные выгоды конкретно для себя, прежде всего политического характера (например, статус неформального лидера в продвижении климатической и цифровой повестки). Тем не менее по многим пунктам хорошо заметно, как Франция стремится выдавать желаемое за действительное. Практически на поверхности это лежит в случае Африки, где рассуждения Э. Макрона о «благоприятной» роли Парижа и новом партнерстве с глобальным Югом звучат не слишком убедительно на фоне серии военных переворотов (от Мали до Габона), широких антифранцузских настроений и затянувшегося сохранения рудиментов неоколониальной политики. Многие государства, которые Франция предлагает интегрировать в западноцентричный мировой порядок — Индия, Бразилия и др., — едва ли откажутся от политики многовекторности, где отношения с западными странами и институтами служат только одним из вариантов достижения собственных целей. В прежние времена продвигаемый Пятой республикой подход мог быть хотя бы отчасти интересен для обсуждения в рамках франко-российских отношений некоторых общих тем: вопросов стратегической стабильности, урегулирования региональных конфликтов, кибербезопасности. Однако на нынешнем этапе французские попытки сохранить в целом прозападное мироустройство, пусть и добавив в него те или иные коррективы, вступают в принципиальное противоречие с российской установкой на построение реальной многополярности.

В конце минувшего августа президент Эммануэль Макрон выступил с ежегодным обращением к французским послам, тем самым по традиции открыв новый политический сезон для дипломатии Пятой республики. В содержательном плане оно в целом подтвердило приверженность тому же курсу, который хозяин Елисейского дворца проводил в последние годы, включая первоочередной акцент на укрепление стратегической автономии ЕС, повышенную инициативность по ряду других региональных направлений. Однако на этот раз выступление содержало и иной примечательный лейтмотив — признание слома прежнего миропорядка и ясно высказанное намерение приостановить этот процесс. Подкрепленные рядом недавних инициатив, подобные рассуждения могут быть истолкованы как сигнал о лидерских амбициях Парижа в выстраивании диалога между глобальным Севером и Югом от имени первого. Однако на фоне очередных неудач французской дипломатии на Африканском континенте они прозвучали в первую очередь как попытка сохранить лицо, подав прежние неоколониальные подходы в более привлекательной оболочке.

Полезное фрондерство

Алексей Чихачев:
После Сахеля: закат французского интервенционизма?

Помещая речь французского лидера в более широкий контекст, уместно напомнить, что сама по себе рефлексия по поводу желаемого устройства международной системы, по существу, не нова ни для внешней политики Пятой республики, ни для самого Э. Макрона. Напротив, она прослеживалась в числе главных тем французской дипломатии все последние десятилетия, придавая той определенный размах, во многом утраченный в других европейских столицах после Второй мировой войны. Так, еще в годы биполярной конфронтации Франция, хотя и оставалась в политическом плане частью западного лагеря, брала на вооружение лозунг «преодолеть Ялту» [1], считая систему, основанную на однозначном лидерстве США и СССР, неблагоприятной для сохранения собственного великодержавного статуса и, соответственно, отстаивая идеи разрядки и многополярности. Уже тогда Елисейский дворец ставил вопрос об организации многостороннего диалога по линии Север-Юг, поддержав подписание ряда соглашений о сотрудничестве между Европейскими сообществами и странами АКТ, а также подтолкнув к кризису Бреттон-Вудскую финансовую систему. Впоследствии на рубеже 1990–2000-х гг. Париж, в отличие от многих своих партнеров, оказался в ряду критиков «мира по-американски»: пиковым моментом этой фронды принято считать 2003 г., когда Ж. Ширак и Г. Шредер осудили вторжение в Ирак. Именно французский президент на том этапе одним из первых западных лидеров стал обращать внимание на перекосы глобализации [2], невнимание к вопросам социально-экономического неравенства и защиты климата. Более того, даже в ходе мандатов Н. Саркози и Ф. Олланда, когда французская политика демонстрировала отчетливо «атлантистский» крен (возвращение в военные структуры НАТО, операция в Ливии и пр.), попытки сформулировать особую позицию при обсуждении глобальных вопросов тоже имели место. Очевидными примерами стали Парижское климатическое соглашение 2015 г., организовав подписание которого французская сторона надеялась поставить вопросы экологии в центр всей международной повестки, или призывы на волне экономического кризиса 2008 г. переосмыслить функционал МВФ. Оставаясь постоянным членом Совета Безопасности ООН, Пятая республика не обошла и тему его реформирования, еще в 2013 г. выдвинув, среди прочего, предложение о добровольном неиспользовании права вето в случае масштабных военных преступлений.

Характерно, что во всех описанных случаях в стремлении Парижа тем или иным образом повлиять на эволюцию мирового порядка и его институтов переплетались как идеалистические, так и реалистические соображения. С одной стороны, давало о себе знать своеобразное республиканское мессианство, восходящее еще к идеалам революции 1789 года. Считая себя родиной прав человека и ценностей гуманизма, Франция продолжала распространять их вовне с расчетом на то, чтобы сделать мировой порядок более демократичным и справедливым (в своем понимании этих категорий) [3]. Сюда же примыкало стремление к национальному величию, высказанное в 1960-е гг. Ш. де Голлем и заключавшееся в мысли о том, что Франция может быть значимой державой, только если она «стоит в первых рядах», участвует, хотя бы декларативно, в решении ключевых мировых проблем. С другой стороны, прагматичный расчет состоял в том, чтобы вовсе не расколоть Запад изнутри, а сделать его только сильнее благодаря гибкости и разнообразию подходов. В результате всех предлагаемых Францией корректив «западная семья» и сама Пятая республика все равно должны были бы удержать наиболее комфортное место в международной системе, право определять единые для всех правила игры при видимости солидарности с глобальным Югом. В этом плане многополярность, как поясняют французские аналитики, обычно понимается в Париже не как существование нескольких примерно равных центров силы, но как совместное решение глобальных проблем при безусловном приоритете западных интересов.

Перефразируя сказанное выше, допустимо отметить, что там, где, например, США вставали на рельсы жесткого одностороннего подхода, Франция привыкла предлагать мягкое лидерство коллективного Запада, отличавшееся по форме, но не по конечной цели. Данная закономерность во многом объясняет внешнеполитическую активность Э. Макрона в его первые годы у власти, совпавшие с президентством Д. Трампа за океаном, ведь как раз за период 2017–2020 гг. французский лидер сформулировал целую серию инициатив, затрагивавших вопросы глобального управления. В частности, с 2018 г. на ежегодной основе стал проводиться «Парижский форум мира» — площадка для обсуждения всех насущных вопросов мировой политики с упором на проектное взаимодействие акторов различных типов (государств, бизнеса, НКО). В силу универсальной тематической направленности данного форума эксперты справедливо обращали внимание, что он фактически явился попыткой продублировать ООН в упрощенном виде, без разветвленной сети институтов, правил и процедур. Та же логика легла в основу запущенного в 2019 г. «Альянса за многосторонность» — неформальной коалиции стран под руководством Франции и ФРГ, готовых продвигать в различных международных инстанциях концепты «эффективного мультилатерализма» и «порядка, основанного на правилах». Этот ряд продолжили «Парижский призыв к доверию в киберпространстве» (2018 г.) и «Крайстчерчский призыв» об оперативном удалении экстремистского контента (2019 г.), экологические саммиты «Одна планета» (с 2017 г.), встречи банков развития «Совместное финансирование» (с 2020 г.) и мн. др. Схожим образом, французская сторона пыталась выстроить урегулирование конфликта в Сахеле, где с 2020 г. все шаги планировалось интегрировать в зонтичную структуру — «Сахельскую коалицию». Как резюмировал глава российского МИД С. Лавров, суть всех подобных форматов сводилась к тому, чтобы «в своем кругу согласовывать рецепты для последующего навязывания всем остальным», обходить уже существующие переговорные площадки, где есть шанс столкнуться с альтернативными точками зрения. Общим признаком перечисленных инициатив стало использование мультистейкхолдерного подхода в сочетании с избирательным подбором стран-участниц, в число которых входили, как правило, примерно одни и те же представители Запада и группа дружественных им государств Латинской Америки и/или Африки.

Алексей Чихачев:
Военная политика Франции: обещания вместо пушек?

Примечательно, что с приходом администрации Дж. Байдена Париж поначалу несколько сбавил темп, предпочитая чаще присоединяться к новым шагам американских коллег («Саммиту за демократию») и переключившись с глобального на региональный уровень (проект «Европейского политического сообщества», объединяющий все страны континентальной Европы за исключением России и Белоруссии). Тем не менее в течение 2023 г. ряд факторов привел к тому, что французский президент предпочел вернуться к теме меняющегося миропорядка, поставив этот сюжет в центр своей речи перед послами. Во-первых, сказался фактор продолжающегося противостояния с Россией: «геополитическое поражение» Москвы, желаемое французским лидером, так и не наступало, равно как не имели успеха попытки различными способами изменить ее позицию посредством санкций или соответствующих воззваний к Китаю. Во-вторых, заметно активизировались альтернативные западным форматы международного сотрудничества — в первую очередь группа БРИКС, ставящая задачу ускорить дедолларизацию мировой финансовой архитектуры и с 2024 г. расширяющаяся на шесть стран. В-третьих, все более отчетливо звучит запрос африканских государств на самостоятельное развитие и диверсификацию партнерств без неоколониального гнета со стороны бывших метрополий, зафиксированный, в частности, на втором форуме «Россия — Африка». Оценивая эти тенденции, французский лидер не преминул придать своему выступлению алармистский оттенок, признав, что нынешний международный контекст усиливает риск «ослабления Запада, и в особенности — нашей Европы».

Не можешь бороться — возглавь

Развивая последний тезис, французский лидер позволил себе несколько вполне откровенных соображений, которые ныне достаточно редко можно услышать в исполнении представителей западного истеблишмента. Так, он констатировал «объективное растворение» Запада в международной системе — с точки зрения таких параметров, как численность населения, доля в мировой экономике и торговле. По мнению французского лидера, это «растворение» является следствием разнообразных кризисов, последовательно сменявших друг друга с 2008 г., а также возвышения других игроков, по ряду направлений эффективно конкурирующих с США и Европой. Согласно его логике, имеет место «прогрессирующий пересмотр нашего международного порядка, его принципов и различных организационных форм», на что накладываются «политика ресентимента», антиколониализм и антизападничество на глобальном Юге. Подобные настроения, признал Э. Макрон, распространяются в ответ на двойные стандарты, «которые мы же иногда поощряли», приспосабливая международное право к узконаправленным интересам Запада и забывая о суверенитете народов мира. Многочисленные площадки глобального регулирования, сконструированные по западным лекалам, будь то МВФ или Всемирный банк, все больше теряют в легитимности как отражения ушедшей геополитической реальности и, соответственно, больше не способны навязывать свои правила. По наблюдению французского лидера, в мире действительно сложился запрос на альтернативный порядок, симптомом чего как раз является укрепление БРИКС. В непредсказуемую сторону эволюционирует и мировая экономика, в которой прослеживается тренд на «новый протекционизм», сложившийся в контексте американо-китайского соперничества. В свою очередь, Европе все чаще приходится сталкиваться с «политикой свершившихся фактов», перед которыми ее ставят другие, более энергичные игроки. По словам французского президента, так действуют, например, монархии Персидского залива, все больше воспринимающие Европу как «старый континент», погрузившийся в упадок, но по инерции все еще «надоедающий» им своими нормами и принципами, из-за чего гораздо более удобным партнерами выглядят Китай и Индия.

Алексей Чихачев:
Франция и Африка: очередной новый старт?

Нетрудно заметить, что такой диагноз резко контрастирует с благостной картиной мира, которую в свое время построил глава европейской дипломатии Ж. Боррель и где Евросоюз все еще остается привилегированным игроком, «цветущим садом» в окружении «джунглей». Тем не менее наибольшее значение имеет, какие выводы сразу же сделал Э. Макрон из своих соображений. Оттолкнувшись от вышеописанных тенденций, президент оказался далек от того, чтобы согласиться с окончательным крахом прежнего миропорядка или тем более обозначить какой-либо гипотетический дрейф Франции в сторону подлинно многополярных форматов (идея визита на саммит БРИКС закономерно оказалась мертворожденной). Напротив, с его точки зрения, западным странам нужно просто сменить стратегию действий — не растрачивать силы, пытаясь обуздать развернувшиеся перемены, а лишь повернуть последние в благоприятное для себя русло. Среди многих направлений этот взгляд следует применить к реформе международных институтов: для предотвращения «маргинализации нашей собственной системы» глобального управления необходимо подключить несколько развивающихся стран к принятию решений в МВФ и Всемирном банке, при этом не ставя под сомнение саму роль данных структур в общей архитектуре. В качестве наиболее интересных партнеров в этом плане Э. Макрон обозначил Индию, Бразилию и ЮАР, за чем легко прочитывается задача-максимум едва ли не расколоть БРИКС, приблизив к себе часть его членов. Кроме Бразилии, выделена перспектива отношений с другими латиноамериканскими странами: с ними Париж рассчитывает сближаться на почве климатической повестки — защиты амазонских лесов, коль скоро Пятая республика географически присутствует в этом регионе за счет Гвианы и претендует на присоединение к Амазонскому пакту 1978 года. К слову, по французской логике, климат в принципе должен стать для западной дипломатии центральной темой, где она может сыграть на опережение, собирая вокруг себя все новые и новые коалиции и претендуя на определение единых для всех стандартов. Общему замыслу по сохранению западного лидерства должна подчиняться последовательная работа с державами Индо-Тихоокеанского региона — Индонезией, Вьетнамом и др., которым Франция предлагает своего рода третий путь между Вашингтоном и Пекином, но, по сути, все равно проходящий ближе к США (под лозунгом «не подчиняться, но и не равноудаляться»). Наконец, речь идет о создании широкого дипломатического фронта в поддержку Украины: тиражировании по всему миру тезиса о том, что именно действия России, а не Запада создают негативный эффект в глобальном масштабе; борьбе за сокращение количества голосов на стороне Москвы во время голосований в Генассамблее ООН и др.

Проще говоря, представленная Э. Макроном логика сводится к предсказуемому заключению: развитие любых незападных альтернатив говорит о нежелательной «фрагментации мира», тогда как якобы лишь инициативность и упорство западных стран, прежде всего самой Франции, могут сделать глобальный порядок более устойчивым. Стоит добавить, что помимо перечисленных направлений, такой взгляд весьма заметен в нынешней политике Парижа еще и на африканском векторе. Говоря о распространении антиколониализма, французский лидер подчеркнул, что считает этот феномен преимущественно «изобретенным» и не понимает, как современные панафриканисты вступают в «причудливый альянс» с «неоимпериалистическими» силами, приходящими на континент вместо старых метрополий. Пятая республика, по версии хозяина Елисейского дворца, сыграла позитивную роль в борьбе с терроризмом в Сахеле (без нее тамошние государства уже бы попросту «не существовали»), а теперь оптимизирует свое военное присутствие «в соответствии с запросами» самих африканцев. Комментируя военный переворот в Нигере, Э. Макрон подчеркнул, что Франция будет до последнего поддерживать М. Базума — «демократически избранного» президента, действуя, однако, не напрямую, а руками ЭКОВАС. При этом основной фокус в континентальной стратегии предложено сместить с токсичных вопросов безопасности на беспроигрышную проблематику международного развития — поддержку африканской молодежи, предпринимательства и гражданского общества, образовательное и культурно-гуманитарное сотрудничество по линии Франкофонии. При этом вопрос об отказе от остаточных атрибутов неоколониального влияния самой Франции, будь то полное закрытие всех военных баз, упразднение франка CFA или добровольный отказ от льготного доступа к африканским ресурсам, даже не ставится. Симптоматично, каким образом Э. Макрон предложил перестроить медийное присутствие в Африке, — привнести частный компонент только потому, что государственная принадлежность ряда французских СМИ служит удобным поводом для критики со стороны конкурентов.

Квинтэссенцией же французского взгляда на глобальное регулирование стал саммит «За новый мировой финансовый пакт», состоявшийся в Париже за два месяца до выступления Э. Макрона перед послами. Данное мероприятие вобрало в себя характерные черты всех предыдущих инициатив французской стороны: мультистейкхолдерный подход, принятие еще нескольких тематических «призывов», участие представителей глобального Юга (лидеров ЮАР, Эфиопии, Египта, Кубы и др.) наряду с задающими тон западными спикерами. Соответствующим образом, как впоследствии объяснял Э. Макрон, оказалась сформулирована и цель встречи — заложить основы «нового консенсуса» [4] для мировой финансовой архитектуры и устойчивого развития, в очередной раз попытаться сформулировать свод «универсальных» правил, мотивировав их поисками баланса между Севером и Югом. И хотя эти правила, по заверению Елисейского дворца, «не будут диктоваться ни в Брюсселе, ни в Вашингтоне», именно Запад в лице Франции отводит себе право задавать тон дальнейшим дискуссиям, в конечном итоге замыкая их на собственные интересы. Среди согласованных на саммите принципов оказались: привязка экономического роста к соблюдению экологических стандартов; приоритетность национальных стратегий устойчивого развития при непременном участии международных инстанций; очередные пакеты денежной помощи отстающим странам по каналам банков развития и частных источников.

***

Иван Тимофеев:
Россия — Запад: ставки растут

Как отмечает российский исследователь Т. Бордачев, в условиях кризиса идей и материальных возможностей Франция столкнулась с тем, что ее собственные и коллективные западные проблемы — «это не закат международного или регионального порядка как такового, а сокращение могущества тех, кто мог до последнего времени оказывать на него решающее влияние». Вероятно, придя к такой же констатации, Э. Макрон пробует оттянуть этот процесс, а как максимум — обратить его вспять. Очевидно, что, приглашая своих ближайших союзников заняться скорейшим ремонтом западноцентричного миропорядка во избежание его полного обрушения, Париж в некоторой степени рассчитывает и на дополнительные выгоды конкретно для себя, прежде всего политического характера (например, статус неформального лидера в продвижении климатической и цифровой повестки). Тем не менее по многим пунктам хорошо заметно, как Франция стремится выдавать желаемое за действительное. Практически на поверхности это лежит в случае Африки, где рассуждения Э. Макрона о «благоприятной» роли Парижа и новом партнерстве с глобальным Югом звучат не слишком убедительно на фоне серии военных переворотов (от Мали до Габона), широких антифранцузских настроений и затянувшегося сохранения рудиментов неоколониальной политики. Многие государства, которые Франция предлагает интегрировать в западноцентричный мировой порядок — Индия, Бразилия и др., — едва ли откажутся от политики многовекторности, где отношения с западными странами и институтами служат только одним из вариантов достижения собственных целей. В прежние времена продвигаемый Пятой республикой подход мог быть хотя бы отчасти интересен для обсуждения в рамках франко-российских отношений некоторых общих тем: вопросов стратегической стабильности, урегулирования региональных конфликтов, кибербезопасности. Однако на нынешнем этапе французские попытки сохранить в целом прозападное мироустройство, пусть и добавив в него те или иные коррективы, вступают в принципиальное противоречие с российской установкой на построение реальной многополярности.

1. Hoffmann S. La France dans le nouvel ordre européen // Politique étrangère. 1990. Vol. 55, no. 3. P. 503.

2. Сам термин «глобализация» во французском политическом лексиконе близок по смыслу к «унификации»/«американизации», тогда как для нейтрального описания взаимосвязанного мира используется понятие «мондиализация».

3. Обичкина Е.О. Внешняя политика Эммануэля Макрона: поиски геополитической стратегии в разладившейся мировой иерархии // Актуальные проблемы. 2021. № 3. С. 238.

4. Еще в ходе своего первого срока у власти Э. Макрон без стеснения предлагал именовать такой консенсус «Парижским» по аналогии с «Вашингтонским». Подробнее см.: Чихачев А.Ю. Концепция «Парижского консенсуса» в риторике президента Франции Эммануэля Макрона. В: Мир после пандемии: глобальные вызовы и перспективы развития. Мировое развитие. Выпуск 23 / под ред. А.А. Давыдова, З.А. Мамедьярова, М.В. Хорольской и др. М.: ИМЭМО РАН, 2022. С. 93-101.