Президентские избирательные кампании в Соединенных Штатах, как правило, оказывают негативный эффект на стабильность и последовательность американской внешней политики. В какой-то степени начало избирательного сезона объясняет нынешнее обострение американо-китайских отношений. Дональд Трамп и Джо Байден азартно соревнуются друг с другом в том, кто из них продемонстрирует больше жесткости и непримиримости в отношении Пекина.
Однако апелляция к текущей внутриполитической конъюнктуре не должна отодвигать на второй план более важные и фундаментальные причины нынешней, поистине беспрецедентной жесткости США на китайском направлении. Главная из этих причин, несомненно, состоит в том, что американский политический истеблишмент оказался совершенно неготовым к стремительному взлету КНР — экономическому, политическому и военному. Сегодня мы наблюдаем очень сложный, болезненный и противоречивый процесс приспособления внешнеполитической элиты страны к новому соотношению сил в мире.
Можно ли ожидать, что после завершения избирательного цикла в ноябре 2020 г. этот костер постепенно погаснет? К сожалению, возвращение американо-китайских отношений к состоянию 2016 г. или даже к состоянию 2019 г. выглядит крайне маловероятным.
Обострение китайско-американского противостояния может быть тактически выгодно Москве, но стратегически создает для Москвы больше проблем, чем возможностей. В то же время Москва сегодня не может претендовать на роль «честного брокера» между Пекином и Вашингтоном, подобную той роли, которую она сыграла в урегулировании конфликта между Индией и Пакистаном в 1966 г.
Чтобы восстановить свои отношения с Китаем на новой основе, Соединенным Штатам придется пройти через глубокое обновление своей элиты. По всей видимости, такое обновление, в том числе предполагающее и смену поколений политических лидеров, начнется не раньше, чем в 2024 г. А это значит, что в ближайшие четыре-пять лет США останутся трудным и непредсказуемым партнером — для Китая, для России и для всего остального мира.
Президентские избирательные кампании в Соединенных Штатах, как правило, оказывают негативный эффект на стабильность и последовательность американской внешней политики. Не только потому, что внимание политической элиты страны неизбежно переключается на внутренние межпартийные баталии. Избирательные кампании также высвечивают приоритетность ближайших личных и групповых политических предпочтений по отношению к долгосрочным национальным интересам. Такова цена, которую американская внешняя политика вынуждена платить за системные особенности американской демократии.
Стремящемуся добиться переизбрания инкумбенту необходимо продемонстрировать своему электорату максимальную уверенность, решимость, а если надо — то и принципиальную жесткость в общении с зарубежными партнерами США, а тем более — с американскими врагами и соперниками. Оппонент правящего президента преследует прямо противоположную цель — он должен представить избирателям инкумбента как слабого, нерешительного, неоправданно мягкого лидера, раз за разом сдающего позиции США их внешним конкурентам и противниками. В результате, именно в период избирательной гонки весь мир вынужден напряженно внимать раздающемуся из Вашингтона ястребиному клекоту, наблюдать символические демонстрации «американской жесткости» и фиксировать неожиданные повороты во внешней политике США.
В какой-то степени начало избирательного сезона объясняет нынешнее обострение американо-китайских отношений. Дональд Трамп и Джо Байден азартно соревнуются друг с другом в том, кто из них продемонстрирует больше жесткости и непримиримости в отношении Пекина. Ничего принципиально нового в этом соревновании нет — на протяжении десятилетий примерно такую же мизансцену можно было раз в четыре года наблюдать в вашингтонском политическом театре; только в роли главного злодея за сценой традиционно выступала Москва, а не Пекин.
Однако апелляция к текущей внутриполитической конъюнктуре не должна отодвигать на второй план более важные и фундаментальные причины нынешней, поистине беспрецедентной жесткости США на китайском направлении. Главная из этих причин, несомненно, состоит в том, что американский политический истеблишмент оказался совершенно неготовым к стремительному взлету КНР — экономическому, политическому и военному. В американской внешнеполитической традиции всегда было очень трудно воспринимать внешних партнеров США — как дружественных, так и недружественных — в качестве равных Америке международных игроков.
Когда-то после долгих сомнений и внутренней борьбы в качестве такого «равного» игрока был признан Советский Союз — и то с многочисленными оговорками. После окончания «холодной войны» и распада СССР политический класс США с энтузиазмом воспринял концепцию «однополярного мира» и сделал недвусмысленную заявку на то, чтобы навечно закрепить за Вашингтоном статус «глобального гегемона». На этой платформе было воспитано целое поколение американских политиков, дипломатов и военных, и сегодня мы наблюдаем очень сложный, болезненный и противоречивый процесс приспособления внешнеполитической элиты страны к новому соотношению сил в мире.
Пожалуй, особенно сложным и болезненным для США стало осознание того, что Америка сама создала предпосылки для подъема Китая, который смог с максимальной эффективностью и выгодой для себя использовать западные «правила игры» в мировой экономике. И если в начале века большинство американских экспертов полагали, что за интеграцией КНР в либеральную систему мировой экономики с неизбежностью последует экономическая и политическая либерализация самого Китая, то уже через двадцать лет стало ясным, что никакой эволюции китайской социально-экономической и политической системы в направлении западных моделей в обозримом будущем ожидать не приходится.
Дополнительным усложняющим фактором оказался COVID-19. Китай продемонстрировал свою способность более эффективно бороться с пандемией, чем Соединенные Штаты. Для очень многих людей в мире, да и в самих США было поставлено под вопрос казавшееся ранее неоспоримым преимущество американской социальной и политической модели — подобно тому, как семь десятилетий назад запуск советского спутника породил сомнения в неизменности американского технологического преимущества. Поражение США в противостоянии коронавирусу нужно было как-то объяснить, и Китай оказался идеальным козлом отпущения. Возложение на Пекин ответственности за глобальное распространение COVID-19 стало дополнительным хворостом для уже ярко пылающего костра американо-китайской конфронтации.
Можно ли ожидать, что после завершения избирательного цикла в ноябре 2020 г. этот костер постепенно погаснет? К сожалению, возвращение американо-китайских отношений к состоянию 2016 г. или даже к состоянию 2019 г. выглядит крайне маловероятным. Конечно, если темпераментного, импульсивного, самоуверенного Дональда Трампа в белом доме сменит осторожный, рассудочный и опытный Джо Байден, во внешней политике США многое поменяется — особенно в механизмах принятия решений, в стиле и риторике. Но едва ли можно ожидать, что президент Баден инициирует пересмотр важнейших целей и задач Вашингтона на международной арене.
Вполне вероятно, что Байдену будет проще искать тактические компромиссы и временные перемирия с Пекином; Байден будет менее склонен играть военными мышцами, показательно задираться и грубо запугивать китайское руководство. Но зато Джо Байден будет гораздо более настойчив и, скорее всего, гораздо более успешен в сколачивании единой антикитайской коалиции в составе американских союзников и партнеров в Европе и в Азии, чем его предшественник. Байден, насколько можно судить, будет придавать больше значения вопросам прав человека в Китае, используя такие точки давления на Пекин как Гонконг, Синьцзян и Тибет.
Еще более важно то обстоятельство, что отстроить стабильные и предсказуемые отношения с Пекином (как, впрочем, и с Москвой) способен только сильный американский президент, то есть президент, за которым стоит сплоченное общество или хотя бы сплоченная элита страны. Сегодня можно с уверенностью предсказать, что ноябрьские выборы не приведут к «воссоединению» Америки, социально-политический кризис в стране не будет преодолен, и США будут по-прежнему расколоты по очень многим параметрам. Сохранение раскола остается главным препятствием на пути проведения следующим президентом последовательной, стратегической и ответственной политики — как в отношении мира в целом, так и в отношении Китая в частности.
Таким образом, шансы на американо-китайскую «перезагрузку» в ближайшей или даже в среднесрочной перспективы выглядят не слишком обнадеживающими. Многие в России полагают, что длительная американо-китайская конфронтация отвечает российским внешнеполитическим интересам, поскольку эта конфронтация объективно повышает ценность Москвы как надежного стратегического партнера Пекина.
В определенной степени с такой точкой зрения можно согласиться: создание стратегического альянса между США и КНР в виде G2 или «Кимерики» неизбежно породило бы угрозу вытеснения России на обочину мировой политики. Но неконтролируемая американо-китайская конфронтация несет с собой бесчисленные риски и угрозы для всех игроков мировой политики, включая и Россию — от риска затяжной глобальной рецессии до угрозы масштабного военного конфликта с непредсказуемыми последствиями. Иными словами, обострение китайско-американского противостояния может быть тактически выгодно Москве, но стратегически создает для Москвы больше проблем, чем возможностей.
В то же время Москва сегодня не может претендовать на роль «честного брокера» между Пекином и Вашингтоном, подобную той роли, которую она сыграла в урегулировании конфликта между Индией и Пакистаном в 1966 г. Российско-американские отношения на данный момент ничем не лучше китайско-американских, потому полноценного российско-китайско-американского геополитического треугольника, хотя бы отдаленно приближающегося к равностороннему, попросту не существует.
Просматривается ли какой-то свет в конце туннеля начавшейся американо-китайской конфронтации? Как представляется, не следует недооценивать фактор экономической взаимозависимости двух стран; уровень этой взаимозависимости можно снизить, но полностью ее преодолеть едва ли получится даже за несколько лет ожесточенной политической конфронтации. Если Китай перестанет быть основным локомотивом мировой экономики, США окажутся первой страной, которая почувствует на себе последствия этого. Если США окажутся в состоянии длительной экономической депрессии, Китай будет лишен своего самого емкого зарубежного рынка. Объективные интересы двух стран будет препятствовать их окончательному «разъединению», фундаментальные реальности мира XXI века рано или поздно должны взять верх над сиюминутными политическими соображениями или рудиментарными политическими инстинктами.
Однако для того, чтобы восстановить свои отношения с Китаем на новой основе, Соединенным Штатам придется пройти через глубокое обновление своей элиты. По всей видимости, такое обновление, в том числе предполагающее и смену поколений политических лидеров, начнется не раньше, чем в 2024 г. А это значит, что в ближайшие четыре-пять лет США останутся трудным и непредсказуемым партнером — для Китая, для России и для всего остального мира.
Впервые опубликовано в Global Times.