Любая торговая война является побочным эффектом протекционизма, который особенно остро проявляется в период структурных трансформаций или перехода экономической конкуренции на новый виток развития. Первоначальным источником протекционизма сегодня стали США. По мнению Д. Трампа, протекционизм — это новая норма в международной торговле. Согласно этой логике, торговая война с Китаем позволит затормозить рост китайской экономики и дать время Соединенным Штатам на то, чтобы они смогли нарастить новые мощности внутри страны и реструктурировать проблемные отрасли.
Стоит также различать торговую напряженность между США и Китаем и между США и Евросоюзом. Соединенные Штаты не видят в лице Евросоюза столь же проблемного торгового конкурента, каковым является для них Китай. Лучшим сценарием для Брюсселя является возвращение за стол переговоров США и Китая для того, чтобы не допустить роста дисбаланса между своими главными торговыми партнерами. Хотя большинство европейских экспертов настаивают на том, что ЕС готов к широкомасштабным торговым войнам, у них пока нет запасных сценариев, что в реальности делать в таком случае.
Москве надо задуматься о стратегиях минимизации ущерба в случае продолжения политики протекционизма в США. С одной стороны, России открываются новые возможности торговли с Китаем, прежде всего, в области энергоносителей и ряда промышленных секторов. С другой стороны, надо понимать, что экспортный потенциал Китая невероятно высок, и в случае потери американского рынка Китай будет усиливать давление на других направлениях, в том числе российском. Протекционизм, исповедуемый Соединенными Штатами Д. Трампа, скорее всего, принесет очень немного выгоды самим американцам в долгосрочной перспективе и может крайне негативно сказаться на структуре всей мировой торговли.
Любая торговая война является побочным эффектом протекционизма, который особенно остро проявляется в период структурных трансформаций или перехода экономической конкуренции на новый виток развития. Причем речь идет не только об экономических трансформациях, но и социальных — дисбалансы в экономике ведут к социальным расколам, сбоям на рынке труда, на которые национальные или наднациональные правительства должны реагировать защитными мерами. Чем больше социально-экономические потрясения, переживаемые страной или рядом стран, тем более высокой будет вероятность установления протекционизма.
Первоначальным источником протекционизма сегодня не случайно стали США, так как американское работоспособное население оказалось под ударом изменений в мировой экономике, на что политическая система изначально реагировала косно. Кризис 2008 г. послужил детонатором скачкообразного роста новых социальных неравенств и неуверенности среднего класса. И если Б. Обама предлагал скорее социал-демократические варианты решения проблем, то Д. Трамп пошел по пути защиты наиболее проблемных отраслей, начав со сталелитейной. Эти события не стали первой попыткой реанимации данного сектора Соединенными Штатами. В 2002 г., когда стали очевидны накопившиеся проблемы американских сталелитейщиков, администрация Джорджа Буша-младшего установила тарифы на часть продукции из стали от 8% до 30% для всех стран (за исключением Канады и Мексики), что, впрочем, не помогло остановить рост безработицы в отрасли.
И все же действия Д. Трампа отличаются от всех предыдущих протекционистских мер США, которых за последнее столетие набралось немало. Главная особенность состоит в том, что, по мнению Д. Трампа, протекционизм — это новая норма в международной торговле. Согласно этой логике, торговая война с Китаем позволит затормозить рост китайской экономики и дать время Соединенным Штатам на то, чтобы они смогли нарастить новые мощности внутри страны и реструктурировать проблемные отрасли. Другой вопрос — каким именно способом Д. Трамп собирается этого достигнуть, ведь защита одних отраслей всегда ведет к издержкам в других. Контрмеры со стороны ЕС, Китая, Канады и Мексики уже наносят ущерб американскому сельскому хозяйству. Решение проблем Д. Трамп видит в многомиллиардных пакетах господдержки, которые могут не только помочь фермерам, но негативно сказаться на темпах инфляции и госдолге. История американского протекционизма знает немало примеров, когда масштабные кампании по введению тарифов либо возвращались бумерангом, либо оказывались безрезультатными. Печально известный закон Смута-Хоули 1930 г., который поднял пошлины на два десятка тысяч ввозимых товаров, окончательно обрушил американскую экономику и вверг страну в депрессию. А в начале 1980-х гг. США вводили тарифные ограничения на японскую автомобильную промышленность, однако в конечном счете это лишь временно затормозило кризис американского автомобилестроения, а японские автомобили, напротив, увеличили свою конкурентоспособность.
Стоит также различать торговую напряженность между США и Китаем и между США и Евросоюзом. Соединенные Штаты не видят в лице Евросоюза столь же проблемного торгового конкурента, каковым является для них Китай. Хотя отношения Вашингтона и Брюсселя сегодня являются взаимно настороженными, пока нет серьезных оснований полагать, что США в ближайшее время будут планировать такую же масштабную торговую войну с ЕС, какую они ведут с Китаем. Недавнее перемирие между Еврокомиссией и Белым домом — лишнее тому подтверждение. Более того, ЕС сам ввел тарифные ограничения на китайскую сталь в 2017 г., используя ту же логику, что и США — постоянно дешевеющая китайская сталь слишком быстро наводняет рынки.
Отсюда возникает вопрос: в какой степени в случае продолжении торговой войны с США Китай захочет переориентировать экспорт на Евросоюз и в какой степени сам Евросоюз будет к этому готов. Лучшим сценарием для Брюсселя является возвращение за стол переговоров США и Китая для того, чтобы не допустить роста дисбаланса между своими главными торговыми партнерами. Хотя большинство европейских экспертов настаивают на том, что ЕС готов к широкомасштабным торговым войнам, у них пока нет запасных сценариев, что в реальности делать в таком случае. США в свою очередь скорее заинтересованы в том, чтобы перетянуть европейских партнеров на свою сторону в разгорающемся споре с Китаем.
Очевидно, что в ближайшее время значительные политические, дипломатические и лоббистские усилия будут направлены на убеждение Вашингтона в нецелесообразности дальнейшего раскручивания протекционистского маховика. В ЕС антиглобалистские настроения тоже присутствуют, однако пользуются особой популярностью на юге и в странах Вишеградской группы, которые испытывают более глубокие экономические проблема из-за несовершенств торговой системы, чем ядровые страны — Германия, Франция, Бенилюкс. До тех пор, пока Брюссель, Берлин и Париж будут поддерживать свободную торговлю, мнения других европейских столиц будут вторичны.
Впрочем, позиция Д. Трампа и его администрации также не являются мнением большинства в американском истеблишменте. Скорее можно говорить о серьезном внутриполитическом споре, который грозит многочисленными конфликтами внутри партий и между ветвями власти. Торговая война Дональда Трампа уже успела разделить на два лагеря республиканцев в Сенате и Палате представителей. Сенаторы активно обсуждают принятие законов, которые ограничат действия президента в установлении заградительных барьеров. В частности речь идет о том, чтобы любой тариф, введение которого оправдывается защитой национальной безопасности, проходил обязательное обсуждение в обеих палатах. Республиканские конгрессмены из Палаты представителей, которые в целом более благосклонны к Д. Трампу и не желают чрезмерной эскалации между Конгрессом и Белым домом, считают, что стоит проводить политику мягкого убеждения президента. Более того, члены Палаты представителей, которые зависят от скоротечных электоральных циклов, прекрасно понимают, что открытый конфликт с Д. Трампом ведет к риску потери избирателей. Республиканский электорат в большинстве своем пока на стороне протекционистских мер.
В конечном счете, торговые войны, которые начал Д. Трамп пока только вносят неопределенность в жизни всех прямо и косвенно вовлеченных акторов. Внутри США и Евросоюза активизируются армии лоббистов, которые будут прикладывать все больше усилий для того, чтобы возобновить переговоры. Брюсселю в нынешней ситуации проще активизировать методы убеждения, чем начинать массивную и не очень понятную для него перестройку торговых отношений. Ограждение от китайской стали не означает, что ЕС готов вступить в ожесточенные торговые баталии с Поднебесной. Пекин также предпочтет занимать выжидательную позицию, так как быстрой альтернативы западным рынкам сбыта все равно не будет, даже учитывая растущий спрос со стороны развивающихся стран. Китай не случайно играет непривычную для себя роль едва ли не главного сторонника свободной торговли, так как ему нужно не только сохранять, но и активно развивать экспортные мощности. ЕС, несмотря на умеренный протекционизм, который всегда был ему свойственен, будет вести политику развития беспошлинной торговли с как можно большим числом стран, в том числе и для того чтобы минимизировать риски, исходящие от США.
Большинство менее значимых торговых держав будут вынуждены играть роль сторонних наблюдателей в торговых спорах в треугольнике США — Китай — Евросоюз. К этой категории относится и Россия. Москва может лишь гадать, как скажутся итоги тарифных баталий на экономике России. Например, договоренность между Жан-Клодом Юнкером и Дональдом Трампом о том, что ЕС будет покупать больше американского сжиженного газа в обмен на сохранение прежних пошлин на европейские автомобили, в перспективе усилит голоса противников импорта российского природного газа в Восточной Европе. Впрочем, вероятностные расчеты в условиях сложившейся неопределенности не способны будут прояснить ситуацию, так как Россия в любом случае окажется прямо или косвенно втянута в торговые войны, если они начнут набирать силу. При этом есть объективные факторы, повлиять на которые Россия будет не в силах. Например, если торговая война между Китаем и США (и частично ЕС) затянется, скорее всего, это приведет к замедлению мировой экономики и падению спроса на нефть.
Исходя из этого, стоит добавить, что Москве надо задуматься о стратегиях минимизации ущерба в случае продолжения политики протекционизма в США. С одной стороны, России открываются новые возможности торговли с Китаем, прежде всего, в области энергоносителей и ряда промышленных секторов. С другой стороны, надо понимать, что экспортный потенциал Китая невероятно высок, и в случае потери американского рынка Китай будет усиливать давление на других направлениях, в том числе российском. Дальнейшее увеличение количества товаров из Китая рискует еще больше снизить конкурентоспособность российской продукции — от пищевой промышленности до электроники. Поэтому, при сценарии продолжения торговых войн, России нужно крайне внимательно следить за балансом торговли с Китаем и усиливать лишь те направления торговли, которые не повредят отечественным производителям. Волна американского протекционизма также является хорошим шансом для России, чтобы заявить о важности сохранения духа международной торговли на пространстве Большой Европы и ускорить процесс взаимодействия по линии ЕАЭС — ЕС, используя в том числе и механизмы ВТО.
В условиях испытаний для трансатлантических экономических отношений евразийское направление может открыть новые возможности для сбыта продукции, а евразийским рынкам расширить доступ к европейским технологиям. Впрочем, для реализации данного сценария потребуется немало политических усилий — разрешение конфликта на Украине и снятие взаимных санкций, которые сегодня блокируют весь потенциал. Однако предоставление рынков сбыта в обмен на технологии осуществимо и на других направлениях торговли — японском и корейском.
Протекционизм, исповедуемый Соединенными Штатами Д. Трампа, скорее всего, принесет очень немного выгоды самим американцам в долгосрочной перспективе и может крайне негативно сказаться на структуре всей мировой торговли. Однако это открывает новые возможности для экономических отношений на евразийском пространстве, внутри которого есть отличный торговый потенциал, но которому не хватает политической слаженности и достаточного уровня развития инфраструктуры.