Центральная Азия: тенденции регионального развития

Постсоветская Центральная Азия – один из ключевых регионов с точки зрения национальных интересов России в сфере безопасности и в экономике. Фактор предстоящего в 2014 г. вывода войск Международных сил содействия безопасности из соседнего Афганистана делает ситуацию в этом регионе критически важной и с точки зрения глобальной политики.

Постсоветская Центральная Азия – один из ключевых регионов с точки зрения национальных интересов России в сфере безопасности и в экономике. Фактор предстоящего в 2014 г. вывода войск Международных сил содействия безопасности из соседнего Афганистана делает ситуацию в этом регионе критически важной и с точки зрения глобальной политики. Очевидно, что прогноз развития региональной ситуации на долгосрочную перспективу имеет достаточно большую практическую значимость. Вместе с тем в работах, посвященных сценарному анализу, как в глобальном [1], так и в региональном [2] разрезе, уделяется недостаточно внимания долгосрочным тенденциям развития ситуации в Центральной Азии. В настоящей статье мы проанализируем тенденции регионального развития до 2030 г.

Демографический взрыв

В настоящее время для всех стран Центральной Азии характерен быстрый прирост населения (см. табл. 1). Государства региона отличаются также относительно большим количеством рождений, существенным превышением числа рождений над числом смертей и низким медианным возрастом.

Частичным исключением является Казахстан, для которого характерен самый высокий медианный возраст – более 29 лет. К исключениям можно отнести и Узбекистан, где самая низкая рождаемость в регионе и, соответственно, естественный прирост населения (более низкий прирост населения в Кыргызстане во многом объясняется более высокой эмиграцией). Однако в Казахстане имеет место серьезный региональный дисбаланс: демографический взрыв наблюдается в отдельных регионах на юге, где проживает наиболее исламизированное и наименее русифицированное население.

Указанные выше тенденции в наибольшей степени характерны для Таджикистана, который отличается самым низким медианным возрастом, самым большим числом рождений и самым высоким приростом населения.

Учитывая эти тенденции, особенно низкий медианный возраст, можно прогнозировать, что рост населения в регионе продолжится еще как минимум 20–40 лет, хотя и будет постепенно замедляться. Дело в том, что молодая возрастная структура населения будет автоматически воспроизводить относительно высокую рождаемость. Даже после прекращения демографического взрыва регион (особенно Таджикистан и Ферганская долина) будет по-прежнему перенаселен, ресурсы, прежде всего водные, останутся в дефиците, а уровень жизни по мировым стандартам не будет высоким.

Миграция

Доклад «Интересы России в Центральной
Азии: содержание, перспективы,
ограничители»

Сохранение высокого прироста населения и перенаселенности при относительно низком уровне жизни (см. табл. 2) будет означать, что в обозримой перспективе продолжится тенденция к активной внешней миграции по всем направлениям (трудовой или учебной с перспективой остаться в стране обучения).

В таблице 2 страны Центральной Азии сравниваются с Россией как основным реципиентом миграционных потоков из региона. Приведенные данные показывают четкое деление постсоветских стран на две группы (см. табл. 2). Кыргызстан, Таджикистан и Узбекистан характеризуются низким ВВП на душу населения, высокой безработицей и значительным числом бедных. Если учесть еще и то, что там много молодых мужчин, очевидным становится высокий отток трудовых мигрантов, готовых на любую, самую тяжелую работу. Россия и Казахстан, напротив, принимают этих мигрантов. Причем, если поток центральноазиатских трудовых мигрантов в Россию велик по абсолютным цифрам (у нас очень большое население по сравнению с населением Казахстана), то приток мигрантов в Казахстан выше по относительному показателю (на 1000 человек населения). Россия и Казахстан стали странами, принимающими мигрантов, благодаря тому, что у них относительно высокий в региональном масштабе ВВП на душу населения, более низкий уровень безработицы и бедности. К этому надо добавить более высокий средний возраст населения в России (38,8 лет) и Казахстане (29,3 года), а также большую долю женского населения в России за счет высокой мужской смертности. Все эти факторы, естественно, создают огромный спрос в нашей стране на мужчин, готовых на тяжелый и низкооплачиваемый физический труд.

Особый случай представляет собой Туркменистан. Благодаря богатым запасам углеводородов он имеет относительно высокий в региональном масштабе ВВП на душу населения. Однако большая структурная безработица и бедность влияют на интенсивность миграционного оттока. Возможно, это связано со специфической структурой управления, созданной при Туркменбаши, с которой пока не удалось справиться в ходе реформ новому руководителю республики Гурбангулы Бердымухамедову. (Напомним, что в период правления Туркменбаши при огромных затратах государства на престижные проекты были закрыты все больницы за пределами столицы, а система образования по ряду показателей была фактически демонтирована.)

Указанные выше тенденции обладают высокой инертностью и поэтому сохранятся еще в течение 10–20 лет. В ближайшие десятилетия основным направлением трудовой миграции из Центральной Азии (кроме Казахстана, расположенного в том же регионе), видимо, будет оставаться Россия. Однако постепенно намечаются и другие векторы миграции, например, в нефтедобывающие арабские страны, Турцию, Восточную Азию.

Сокращение доли русскоязычного населения и русской культуры в Центральной Азии и в регионах России

Описанные выше демографические тенденции в плане роста неславянского населения и отъезда русскоязычных фактически уже привели к тому, что большое количество русских, русскоязычных и православных осталось только в двух государствах «евразийского» номадического пояса Центральной Азии – Казахстане (особенно в его северной части) и Кыргызстане (также преимущественно на севере).

В таблице 3 приведены данные по числу русских, русскоязычных и православных в пяти государствах Центральной Азии. (Следует учитывать относительность и условность приведенных в таблице цифровых данных, поскольку они базируются на экспертных оценках, экстраполировании данных старых переписей или собственной оценке автора.)

Нет никаких оснований предполагать, что описанные тенденции по тем же миграционно-демографическим причинам не продолжатся в будущем. Причем по мере ухода от власти поколений элиты, воспитанных в СССР, они примут еще большие масштабы. Нужно приучать себя к мысли, что лет через 20–40 мы, вероятно, уже не сможем общаться с представителями центральноазиатских элит на русском языке. Поскольку эта тенденция представляет собой серьезный вызов потенциалу «мягкой силы» России в регионе, она должна учитываться Москвой. При всей объективной детерминированности данной тенденции Кремль может существенно смягчить ее, проводя соответствующую политику.

Сценарный прогноз развития ситуации в
Центральной Азии после вывода коалиционных
войск из Афганистана 2014 – 2024 гг.

Вместе с тем тенденция к эрозии «русского мира» будет заметна не только в бывшей советской Средней Азии и Казахстане, но и в самой России – вплоть до образования больших анклавов, заселенных выходцами из Центральной Азии. В 2012 г. наблюдались определенная стабилизация и даже небольшой прирост численности населения России за счет мигрантов. Однако большинство экспертов считают, что тенденция к сокращению численности российского населения, особенно коренного, необратима. В настоящее время Россия занимает второе место в мире после США по числу иностранных мигрантов. Причем Центральная Азия вносит в эту миграцию все более значимый вклад.

Теоретически эта ситуация даже может привести к тому, что после 2050 г. мигранты из мусульманских стран и выходцы из мусульманских регионов России составят большинство в европейской части нашей страны. И такую ситуацию нельзя считать уникальной: совсем недавно в США представители национально-расовых меньшинств составили большинство среди рожденных детей. Проблема же заключается в способности государства адаптироваться к новым условиям за счет эффективной интеграции мигрантов или представителей национальных меньшинств либо путем частичного «купирования» демографических проблем принимающего мигрантов общества.

У России есть серьезный потенциал для снижения остроты демографических проблем, причем отнюдь не за счет увеличения рождаемости, как это принято считать. Ведь меры типа «материнского капитала» поощряют рождаемость среди получивших гражданство мигрантов и представителей ряда национальных меньшинств (например, мусульманских народов Северного Кавказа), возможно, даже в большей степени, чем среди коренных жителей. Еще более существенно то, что они поощряют рождаемость преимущественно среди маргинальных слоев коренного населения Центральной России (например, хронических алкоголиков), что чревато не меньшими социальными проблемами, чем неконтролируемая миграция. Очень важный ресурс демографической стабилизации – снижение все еще высокой смертности, особенно мужской. (Заметим, что Россия имеет беспрецедентный в мире разрыв между продолжительностью жизни мужчин и женщин, причем мужчины часто умирают в самом продуктивном возрасте.) В целом демографическая стабилизация и эффективная интеграция мигрантов и представителей национальных меньшинств, особенно мусульманских, в принимающее общество являются частью проблемы выработки более продуктивной модели социально-экономического развития России.

Сырьевой характер экономик стран региона, тенденция к «демодернизации»

Пять сценариев будущих границ
Центральной Азии

Для центральноазиатских экономик – в гораздо большей степени, чем для российской – характерна «сырьевая зависимость». Это газ в случае Туркменистана, нефть и цветные металлы – в случае Казахстана, газ и хлопок – в случае Узбекистана. В наиболее сложном положении сегодня находятся Таджикистан и Кыргызстан, которые не могут полностью использовать имеющиеся у них богатые водно-энергетические ресурсы. В целом нет никаких оснований предполагать, что в ближайшие десятилетия ситуация серьезно изменится. Более того, наблюдается тенденция к «демодернизации». Например, в Таджикистане к 2010 г. из-за гражданской войны и экономических трудностей доля городских жителей сократилась до 26% от общей численности населения, что сопоставимо с самыми отсталыми странами мира. Проявлениями «демодернизации» можно также считать отъезд высококвалифицированных специалистов и интеллигенции (как русскоязычной, так и национальной), распад созданной в советское время технической и социальной инфраструктуры даже в таких относительно богатых природными ресурсами странах, как Туркменистан.

В будущем все это приведет к тому, что низкий уровень жизни в регионе сохранится. Определенные перспективы в плане обеспечения более высокого по региональным меркам уровня жизни есть у Казахстана. Эта республика имеет богатые природные ресурсы и относительно (в масштабах постсоветского пространства) либеральную и эффективную экономическую модель. Намного меньше шансов на повышение уровня жизни у Туркменистана, обладающего богатыми природными ресурсами при недостаточно эффективной системе управления.

Султанистские и неопатримониальные режимы. Клановый характер обществ

Для всех государств региона (исключением отчасти можно считать политически нестабильный Кыргызстан) характерны режимы персонализированной авторитарной власти, которые в литературе часто называют «султанистскими» (термин Х. Линца) [3]. Их социально-политические системы в целом называются «неопатримониальными» [4]. Последние характеризуются нераздельностью власти и собственности, а также архаизацией политических систем, в частности, за счет инкорпорации кланово-племенных структур.

Кланово-племенные структуры показали свою жизнеспособность за 70 лет советской власти, пережили периоды активного подавления (например, андроповско-горбачевскую «хлопковую кампанию» в Узбекистане) и переживают ренессанс в последние 20 лет [5]. Учитывая это, можно прогнозировать их сохранение в том или ином виде как минимум в ближайшие полвека.

«Хрупкость» государств, нестабильность, высокие риски безопасности

Все государства региона характеризуются достаточно высокими рисками, прежде всего, с точки зрения новых угроз безопасности, особенно терроризма и исламского экстремизма. Усиление этих угроз связано с расположенным по соседству Афганистаном. Под угрозой оказывается и государственность ряда центральноазиатских стран. Согласно индексу несостоявшихся государств Фонда мира за 2011 г., Кыргызстан (91,8 баллов) является наиболее «хрупким» из всех постсоветских государств. Можно прогнозировать сохранение высокой степени угроз такого рода в ближайшие 30 лет.

Внешнее вмешательство и преобладание центробежных тенденций

Слабость центральноазиатских государств и важная геополитическая роль региона обусловливают высокую степень вовлеченности в региональные дела великих держав, что и составляет суть «Новой большой игры». В то же время сами государства Центральной Азии не проявляют особого стремления к консолидации, о чем свидетельствует, в частности, провал проектов региональной интеграции. Ни Казахстан (самая большая по территории и по размерам экономики страна региона), ни Узбекистан (самая большая по населению и по военной силе страна) пока не смогли сыграть роль эффективных интеграционных центров и успешно противостоять центробежным тенденциям, которые являются довольно устойчивыми.

* * *

Содействие развитию.
Укрепятся ли российские позиции в
Кыргызстане и Таджикистане?

Описанные тенденции позволяют с достаточно высокой степенью достоверности представить ситуацию в регионе в ближайшие 30 лет. Такая проекция существующих тенденций обычно называется «инерционным сценарием».

Согласно этому сценарию, в Центральной Азии демографический рост продолжится, хотя и будет постепенно замедляться. Из-за перенаселенности плодородных частей региона и дефицита ресурсов сохранится достаточно низкий (по мировым стандартам) уровень жизни. Будет продолжаться миграция, прежде всего, в Россию. Произойдет сокращение численности русскоязычной диаспоры и снижение роли русского языка в самой Центральной Азии и в некоторых прилегающих областях Российской Федерации в случае, если не будут реализованы системные меры по противодействию данному тренду. Экономики стран региона будут по-прежнему носить сырьевой характер с тенденцией к «демодернизации», обусловленной консервацией традиционных клановых структур и сохранением персоналистских неопатримониальных режимов. Все это будет способствовать политической нестабильности и росту нетрадиционных угроз, как в самой Центральной Азии, так и в сопредельных странах (прежде всего, в России и КНР). Внерегиональные игроки будут по-прежнему вмешиваться в дела региона, а уровень взаимодействия стран Центральной Азии между собой останется низким. В целом ситуация в регионе в ближайшие 30 лет, в случае реализации «инерционного сценария», представляется не очень оптимистичной, но и не катастрофичной. Большое количество разных факторов, описанных выше, может породить и многочисленные альтернативные варианты будущего в случае отклонения от «инерционного сценария». Региональная ситуация в этом плане характеризуется высокой степенью неопределенности. Следует отметить, что для каждой из перечисленных ниже «развилок» вероятного будущего можно составить соответствующие сценарии.

Демографическая и миграционная ситуация может меняться в достаточно широком диапазоне. Возможен катастрофический сценарий продолжения безудержного демографического роста в наиболее бедных государствах региона, что чревато не только ускорением неконтролируемой миграции, но и социальным взрывом, например, в Таджикистане. В то же время нельзя исключать и возможности относительной стабилизации демографической ситуации с более быстрым снижением темпов прироста населения, особенно в случае проведения странами региона, в том числе при внешней финансовой поддержке, активной демографической политики.

Судьба «русского мира» в значительной мере будет зависеть от усилий Москвы по развитию русского языка и культуры за рубежом (здесь есть определенные положительные тенденции, связанные, прежде всего, с деятельностью Россотрудничества), а также от политики правительства России в сфере интеграции мигрантов.

Социально-экономическое развитие региона во многом будет определяться динамикой цен на сырье на внешних рынках. Нельзя сбрасывать со счетов и наличие у правительств центральноазиатских государств определенной степени свободы в деле формирования «правил игры», которой они могут воспользоваться в своих интересах. Сравнение двух стран региона, богатых высоколиквидными углеводородными ресурсами, – Казахстана и Туркменистана – показывает, что распорядиться этими ресурсами можно по-разному.

На графике (см. рис. 1) отражена динамика изменения степени экономической свободы в Казахстане и Туркменистане в 2002–2012 гг. в сравнении со среднемировыми показателями согласно рейтингу, ежегодно составляемому «Heritage Foundation» и «The Wall Street Journal». В 2005 г., когда ситуация в двух странах была примерно одинаковой, Казахстан сумел сделать рывок и вышел на уровень обеспечения экономической свободы выше среднемирового. Туркменистан же, напротив, начиная с 2005 г. опустился на очень низкий уровень.

Рисунок 1. Свобода бизнеса в Казахстане и Туркменистане в сравнении со среднемировыми показателями

Источник: Heritage Foundation.

Черная линия – мир в целом
Красная линия – Казахстан
Синяя линия – Туркменистан
Вертикальная шкала – степень свободы
Горизонтальная шкала – годы

Социально-политические системы государств региона, с учетом их укорененности в клановых социальных структурах, скорее всего, сохранят свой нынешний характер. Однако и здесь возможна определенная вариативность. Так, политические системы Казахстана и Кыргызстана могут стать более авторитарными, а узбекская и туркменская – более либеральными (ограниченная либерализация уже наблюдалась в Туркменистане после смерти Туркменбаши).

Стабильность государств и риски безопасности – один из наиболее проблемных вариативных моментов. Признание одного–двух государств «несостоявшимися» (очевидные кандидаты – Кыргызстан и Таджикистан) приведет к резкому осложнению ситуации в регионе. Развитие событий в Афганистане после 2014 г. может пойти по непредсказуемому сценарию, что, безусловно, скажется и на его соседях.

Внешнее вмешательство создает наиболее сложные и разветвленные вариации возможного развития ситуации в регионе в перспективе до 2030 г. Отметим наиболее важные из них с точки зрения потенциального влияния. Существует вероятность усиления как сотрудничества великих держав, вовлеченных в дела региона, по вопросам сохранения региональной стабильности, так и соперничества, в том числе идеологического (особенно между Западом, с одной стороны, и Россией и Китаем, с другой). Весьма вероятно дальнейшее усиление влияния КНР, возможно, даже с выходом на качественно новые политические уровни (пока оно идет преимущественно по линии экономической и «мягкой» силы). Весомый вклад в изменение региональной ситуации может также внести евразийская интеграция.

В целом проведенный анализ альтернативных вариантов будущего показывает чрезвычайно высокую уязвимость центральноазиатского региона и высокую степень ответственности политиков, в том числе в России, за дальнейшее развитие событий. Положение в Центральной Азии сложное, но не безнадежное. Сама ситуация высокой неопределенности говорит о том, что целенаправленные действия политиков, как в государствах региона, так и в ряде великих держав, могут сделать будущее у южных границ России либо катастрофическим, либо почти приемлемым.

1. National Intelligence Council of USA, Global Trends 2030: Alternative Worlds, December 2012 (http://www.dni.gov/nic/globaltrends); European Strategy and Policy Analysis System Report «Global Trends 2030 – Citizens in an Interconnected and Polycentric World». Paris, Institute for Security Studies European Union, 27 April 2012; Institute of World Economy and International Relations (IMEMO). Strategic Global Outlook: 2030. Short Version (in English) / Ed. by A.A. Dynkin. M.: IMEMO RAN, 2011; World Economic Forum. Risk Report 2011 (http://riskreport.weforum.org/).

2. Россия–2020: Сценарии развития / Под ред. М. Липман, Н. Петрова. М.: РОССПЭН, 2012; Казанцев А.А. Сценарный анализ развития ситуации в центральноазиатском регионе: возможные последствия для интересов России и ОДКБ // Ежегодник ИМИ–2012. М.: МГИМО–Университет, 2012. C. 332–350; Боришполец К.П., Чернявский С.И. Сценарии развития ситуации в регионе Центральной Азии // Ежегодник ИМИ–2010. М.: МГИМО–Университет, 2011. С. 301–309.

3. Sultanistic Regimes / Ed. by H.E. Chehabi, J.J. Linz. Baltimore: Johns Hopkins Univ. Press, 1998.

4. Эйзенштадт Ш.Н. Революция и преобразование обществ. Сравнительное изучение цивилизаций. М.: Аспект Пресс, 1999. С. 324–359.

5. Collins K. Clan Politics and Regime Transition in Central Asia. N.Y.: Cambridge Univ. Press, 2006.