Турция versus ЕС: вы все еще спорите? Тогда Россия идет к вам…

И Турция, и ЕС по большому счету являются заложниками друг друга. Евросоюз, несмотря на нежелание многих государств иметь в лице Турции партнера, вынужден идти по пути сопротивления этим государствам и в той или иной степени искать компромиссные варианты решения кризиса, опасаясь того, что в любой момент турецкие власти вновь откроют границы и поток беженцев хлынет в Европу с новой силой. Анкара, в свою очередь, имеет весомый козырь в руках и пытается разыгрывать миграционную карту на тех условиях, которые представляются руководству страны наиболее выгодными.

Брюсселю фактически выгодно держать Анкару в позиции «вот-вот», не замораживая и не продвигая вперед вопрос будущего членства Турции в ЕС. В ЕС «в товарищах согласья нет», а Турция — стратегический партнер, но не член команды.

Текущее турецко-российское сотрудничество открывает для двух важнейших инструментов внешней политики России — вооружения и энергетики — окно на Ближний Восток с точки зрения укрепления там российских интересов. Так, нельзя не принимать во внимание «маркетинговый ход», который совершила Москва, подписав контракты на продажу С-400 Турции.

Москва укрепляет свои позиции на внутритурецком энергетическом рынке, что в будущем, если принимать во внимание строительство «Турецкого потока» и АЭС «Аккую», только повысит зависимость Турции от России. Более того, учитывая тот факт, что сирийский кризис во многом способствует российско-турецкому альянсу, очевидна двусторонняя заинтересованность обоих государств друг в друге. Как можно было наблюдать в отношении позиции Турции по «делу Скрипаля», Анкара не поддержала своих западных партнеров и не только не ввела санкции в отношении России, но и оказала значимый прием В. Путину во время его первого зарубежного визита после избрания на новый срок.

Современная международная повестка все больше и чаще напоминает популярную сегодня концепцию battle, где важнейшей задачей обоих противников и их команд является сокрушение оппонента в словесном поединке. Такое порой ожесточенное противостояние по закону жанра имеет два сценария развития событий: либо после конфликта наступает разрядка и участники приходят к консенсусу, либо диалог заходит в тупик и в очередном внешнеполитическом противостоянии ставится скорее точка, чем запятая.

Если принимать во внимание распространенную фразу «Восток — дело тонкое», становится совершенно очевидно, что Восток сегодня «тонок» в прямом и переносном смысле этого слова. Специфика ведения переговорного процесса с официальной Анкарой создает существенные отягчающие обстоятельства: нити нахождения консенсуса и взаимовыгодных решений по факторам, определяющим политическую повестку, как никогда истончены. Это особенно ярко отражается на нынешних отношениях Турции с Западом в целом и Евросоюзом в частности. Если раньше путем деления компартментализации межгосударственных отношений на разные составляющие из точки А в точку Б можно было добраться с «отцепленным вагоном», представляющим собой ту или иную часть этих отношений, то сегодня таких «вагонов» становится все меньше. В конечном итоге, оказавшись в точке Б, «локомотивы» политики, а именно первые лица и правящая элита, оказываются неспособными договориться, и поиски решений по ранее «отцепленным вагонам» затягиваются на долгие годы.

В то же время совершенно очевидно, что и Россия отчасти вовлечена в процессы, происходящие в рамках взаимоотношений Турция – ЕС. Здесь речь идет прежде всего о роли России в энергетической сфере и ее военном аспекте, который приобретает все большую актуальность в свете строительства «Турецкого потока» и будущих поставок государству – члену НАТО новейшего комплекса противоракетной обороны. Политический кризис отношений Москвы со странами Запада, связанный с «делом Скрипаля», также вовлекает Россию в часть внешнеполитического «раунда», что было отчетливо продемонстрировано в том числе во время визита В. Путина в Анкару 3–4 апреля 2018 г.

Исходя из того, что напряженность отношений по линии Турция — ЕС затянулась и существенных позитивных подвижек в направлении улучшения «погоды» в европейском «доме», как считает Анкара, не намечается, встает вопрос о том, какой этап проходят сейчас отношения Турции и Европы. Смогут ли Анкара и Евросоюз выйти на прежний уровень диалога и будет ли возможно «уладить все, что кроме» с помощью объединяющего «зонта»? Можно ли стадию нынешних отношений назвать стагнацией или это временное затишье перед очередной бурей?

ЕС — Турция: обмани, но останься

Тимур Ахметов:
Одинокий волк в Африне

26 марта в болгарской Варне прошла рабочая встреча, которую ряд СМИ впоследствии определили не иначе как саммит Турция — ЕС. На встрече присутствовали председатель Европейского совета Дональд Туск, председатель Европейской комиссии Жан-Клод Юнкер, премьер-министр Болгарии Бойко Борисов и внушительная по числу членов турецкая делегация во главе с президентом Р.Т. Эрдоганом. Эта встреча носила в большей степени символический характер и не являлась масштабным событием в рамках Евросоюза. Основной саммит ЕС, на котором присутствовали главы государств и правительств, проходил 22–23 марта, однако в связи со значительным числом разногласий между Анкарой и рядом членов Евросоюза, Турция не была приглашена на это событие. Стоит отметить, что еще в марте 2016 г. вместе с подписанием «миграционного соглашения» с ЕС одно из условий, выдвигаемых официальной Анкарой, заключалось в организации саммита Турция — ЕС, который до сих пор не состоялся. Встреча в Варне, направленная прежде всего на внутреннюю аудиторию Турции и государств — членов Евросоюза, была призвана продемонстрировать намерение с обеих сторон идти по пути нормализации отношений и продолжения диалога. Однако здесь есть существенное количество значимых аспектов, без понимания которых искажается сам смысл проведенной встречи и общие тенденции развития отношений Турции с Евросоюзом.

Во-первых, Турция, не являясь государством — членом ЕС, на протяжении длительного времени играет существенную роль во внутренней политике Евросоюза, что вызывает разную реакцию у 28 стран-участниц. Но даже те страны, которые по различным причинам не желают идти на плотное сближение с Анкарой и тем более допустить ее членства в ЕС, признают роль Турции на пути решения одной из экзистенциональных проблем, с которой Брюссель столкнулся после обострения событий в Сирии, а именно проблемы миграционного кризиса. Не секрет, что именно Турция взяла на себя роль спасательного круга, во много раз сократив поток беженцев в Европу. Так, если до подписания соглашения количество мигрантов, ежедневно прибывающих в Грецию с территории Турции, составляло более 7 тыс. человек, то после марта 2016 г. оно сократилось до 93. В 2017 г. ЕС заявил о готовности распределить 160 тыс. из уже прибывших на его территорию мигрантов между государствами – членами, однако на практике эта цифра составила 32 тыс. Таким образом, основная «концентрация» мигрантов, которая насчитывает более 4 млн человек, сегодня сосредоточена именно на территории Турции, что, безусловно, устраивает Евросоюз.

Брюссель, в свою очередь, в соответствии с подписанным соглашением, обязался выделить сумму, составляющую 6 млрд евро, распределение которой предполагалось в несколько этапов. Однако, как заявляет официальная Анкара, Евросоюз фактически не выполняет взятые на себя обязательства, и перечисленная Турции сумма равна 1,7 млрд евро, что не соответствует условиям договора. При этом ЕС недвусмысленно намекает на необходимость создания прозрачных финансовых структур, на счета которых будут перечисляться денежные средства и конкретные проекты, под которые эти средства выделяются.

Обе стороны находятся в отношениях, далеких от гармоничных, — и Турция, и ЕС по большому счету являются заложниками друг друга. Евросоюз, несмотря на нежелание многих государств иметь в лице Турции партнера, вынужден идти по пути сопротивления этим государствам и в той или иной степени искать компромиссные варианты решения кризиса, опасаясь того, что в любой момент турецкие власти вновь откроют границы и поток беженцев хлынет в Европу с новой силой. Анкара, в свою очередь, имеет весомый козырь в руках и пытается разыгрывать миграционную карту на тех условиях, которые представляются руководству страны наиболее выгодными.

Так, миграционный кризис вынуждает Брюссель признавать значимую роль Турции и определять Анкару как важнейшую сторону диалога Турция — Евросоюз. Однако наравне с этим, постепенно уходит в тень не только статус Турции как кандидата в члены ЕС, но и сам вопрос расширения Евросоюза. В соответствии с официальными документами, предоставляемыми ЕС, в последние годы Анкара в основном рассматривается с точки зрения «проводника» миграционного соглашения, но никак не близкого партнера. Таким образом, можно констатировать, что де-факто переговоры заморожены, но отсутствие официального заявления на этот счет свидетельствует о том, что руки ЕС связаны миллионами мигрантов на турецкой границе, которые в любой момент могут поменять свою дислокацию.

Во-вторых, Брюссель в последние годы расценивает Турцию и в качестве «буферной зоны», которая располагается между Европой и крайне нестабильным Ближним Востоком, в той или иной мере обеспечивая европейцам безопасность. В этом контексте можно говорить о вынужденном изменении парадигмы интересов ЕС и стремлении Евросоюза все же найти компромисс с официальной Анкарой, принимая во внимание тот факт, что если Турция и дальше будет отдаляться от ЕС и войдет в фазу нестабильности, то эта же нестабильность планомерно перейдет и в Евросоюз. Комментируя отношения по оси Турция — ЕС и опасения Европы, что Анкара не идет по пути европеизации, один из известных турецких экспертов в области трансатлантических отношений Соли Озель фактически ввел новый термин — «ближневостоконизация» Турции.

Здесь стоит расставить несколько акцентов. Евросоюз, как «зонтичная» организация, в развитии отношений с Турцией отстаивает интересы всего блока и, безусловно, не может допустить полного ухода Анкары из своего поля зрения. Однако если рассмотреть позицию главных акторов ЕС, то окажется, что у каждого государства существуют собственные интересы в налаживании или, наоборот, обострении отношений с Турцией.

Керим Хас:
Турция — Германия: вдоль дороги все не так, а в конце подавно...

Возвращаясь к прошедшей рабочей встрече в Варне 26 марта, очевидным представляется тот факт, что, если бы это была не Болгария, которая имеет с Турцией общую границу и, следовательно, более высокие опасения по вопросам безопасности, чем другие, отдаленные от эпицентра (Анкары), страны, вряд ли встреча с участием Р.Т. Эрдогана могла бы иметь место. Что касается других государств, то, в соответствии с последним исследованием о взаимоотношениях Турции и Евросоюза, которое было опубликовано в марте Европейским советом по международным отношениям (ECFR), можно сделать следующий вывод. Греция и Кипр, несмотря на большие разногласия с Турцией, все же выступают «за» нормализацию отношений, а не «против» нее, что связано с существующими вызовами безопасности. Это находит свое подтверждение в ситуации, сложившейся вокруг территориальных вод и воздушного пространства между Турцией и Грецией, которая в последнее время приобретает все более жесткие коннотации. Мотивы Кипра также лежат на поверхности. В регионе Восточного Средиземноморья активно идут разработки газовых месторождений, и Анкара придерживается того мнения, что энергоресурсы должны принадлежать всему населению острова Кипр, в том числе и северным территориям, которые до сих пор остаются непризнанными. Турция, обладая военной мощью, которая, безусловно, превосходит ресурсы ее кипрского соседа, активно ее демонстрирует, что нагнетает и без того неспокойную обстановку.

Относительно других членов ЕС, как следует из того же доклада, Германия, Нидерланды и Австрия, имея на своих территориях внушительную турецкую диаспору, получают дополнительную политическую нагрузку, которая во многом определяет невозможность глубокого затяжного кризиса с Турцией. Более того, как показал прошедший в 2017 г. референдум, подавляющее большинство этнических турок поддержали Р.Т. Эрдогана. Италия, Франция и Испания руководствуются во многом экономическими соображениями и концепцией Realpolitik. В то же время «младшие» страны ЕС, такие как Мальта, Эстония и Словения, могут поддержать вступление Турции в ряды государств — членов Евросоюза по экономическим соображениям и исходя из позиции создания противовеса крупнейшим политическим игрокам ЕС.

Таким образом, можно сделать вывод, что Брюсселю фактически выгодно держать Анкару в позиции «вот-вот», не замораживая и не продвигая вперед вопрос будущего членства Турции в ЕС. Согласно исследованию ECFR, среди опрошенных высших чиновников ЕС лишь 36% высказались за открытие новых глав в переговорном процессе с Турцией, а 57% предпочли бы заморозить этот процесс. Статистика также показывает следующие данные: в 2017 г. 84% опрошенных жителей Германии высказались против вступления Турции в ЕС, причем 70% из них отметили, что такая негативная реакция во многом сформировалась за последние два года, то есть после попытки неудавшегося переворота и событий во внутренней политике страны, которые за этим последовали. Очевидно, что в ЕС «в товарищах согласья нет», а Турция — стратегический партнер, но не член команды.

Особенности национальной «охоты»

Исходя из того, что опросы общественного мнения в Европе все ярче демонстрируют негативное отношение к направлению политического движения Анкары, для чиновников ЕС поиск оправдания действий турецких властей на внутренней политической арене становится все более трудновыполнимой задачей наравне с тщетными попытками довести до европейцев мысль, что ценности современной Турции и Евросоюза совпадают. Несмотря на то что верховенство права, консолидация демократии и соблюдение прав человека традиционно являются элементами «мягкой силы» ЕС, интересы Realpolitik, которые не учитывают человеческий фактор в межгосударственных отношениях, никто не отменял.

Естественно, внутренняя ситуация в Турции, которая существенно осложнилась после попытки государственного переворота в июле 2016 г., широко обсуждается и в рамках ЕС, и внутри отдельно взятых государств — членов Союза. Многие из высокопоставленных членов ЕС заявляют об ущемлении и несоблюдении прав человека в Турции, а также о том, что дорога в сторону демократии фактически оборвалась и государство планомерно движется к авторитаризму. Средства массовой информации предоставляют различные материалы, доказывающие, что современная Турция столь сильно отдалилась от европейских ценностей, что под вопрос ставится сама возможность ее возвращения в предполагаемый общий европейский дом.

С 21 июля 2016 г. и по сей день в Турции действует режим чрезвычайного положения, облегчивший преследование граждан страны и иностранцев, находящихся на территории Турции, которых правительство подозревает либо в причастности к неудавшемуся государственному перевороту, либо к связям с террористическими организациями. Количество задержанных и обвиняемых в терроризме исчисляется сотнями тысяч. Стоит напомнить, что ранее для либерализации визового режима Евросоюз требовал от Турции исполнения 72 пунктов-предписаний, касающихся вопросов внутренней политики государства. Из числа необходимых изменений были выполнены почти все, кроме нескольких, касающихся определения понятия «терроризм», широта применения которого в последнее время стала возрастать с геометрической прогрессией. Анкара не согласилась вносить какие-либо изменения в эту часть внутриполитической жизни государства, вследствие чего ЕС отказал Турции в предоставлении безвизового режима.

Тимур Ахметов:
Встреча Эрдогана и Путина в Сочи: чем больше, тем лучше

По данным последнего доклада Управления верховного комиссара ООН по правам человека (УВКПЧ), который вышел в марте 2018 г., за время действия режима ЧП были задержаны 160 тыс. турецких граждан, более 65 тыс. арестованы; из них 17 тыс. — женщины, причем 600 арестованы с детьми младенческого возраста и примерно 100 беременных либо только что родивших.

За режимом ЧП последовали крупномасштабные изменения в судебно-правовой системе государства. Большому числу арестованных лиц вменяются преступления террористической направленности со сроком отбытия наказания, который исчисляется несколькими пожизненными. Пытки в турецких тюрьмах, которым в том же докладе отведено отдельное место, сильным образом пошатнули те принципы демократических ценностей, с которыми Турция еще недавно «апеллировала» к Евросоюзу. Только в 2016 г. в Конституционный суд Турции поступило примерно 70 тыс. индивидуальных обращений о проблемах, связанных с нарушением прав человека, однако количество удовлетворенных жалоб исчисляется всего лишь несколькими.

Основную массу задержанных и арестованных лиц составляют не только представители силовых структур, но и учителя, врачи, члены академического сообщества, интеллигенция, представители бизнеса и т. п. В соответствии с докладом УВКПЧ, с государственной службы уволены 152 тыс. человек, а из частного сектора, на который также распространились «незримые предписания» властей, уволены 22474 человека.

Большие масштабы принимает и так называемая национализация. Так, например, 8 крупных бизнес групп и 1060 средних были «национализированы», в результате чего к государству перешла сумма, превышающая 11 млрд долл.

Количество арестованных судей равно 570, журналистов — 160 и т. д. По числу арестованных журналистов Турция уже не первый год находится на первом месте в мире. С момента вступления режима ЧП в силу 166 средств массовой информации, включая газеты, радио и телеканалы были конфискованы в пользу государства, более 189 медиаорганизаций были вынуждены прекратить свою деятельность. Более 3 тыс. школ и университетов оказались либо лишенными лицензии, либо ликвидированными, либо перешли из частного сектора в государственный с полной сменой кадрового состава. По обвинениям в причастности к террористическим организациям закрыты 1719 неправительственных организаций и СМИ, запрещено более 100 тыс. интернет-сайтов, и доступ к ним на территории Турции закрыт, в том числе это касается столь популярного в мире ресурса Wikipedia. По данным, которые приводит Freedom House в докладе «Свобода Интернета за 2017 г.», Турция находится в числе тех государств, где Интернет — один из самых ограничиваемых источников информации, а свобода Интернета падает чрезвычайно высокими темпами.

Всего за две недели после попытки государственного переворота официальная Анкара отменила более 75 тыс. паспортов для выезда за границу, и сейчас их количество существенно увеличилось. Стоит также отметить, что цифра 100 тыс., приведенная Управлением верховного комиссара ООН по правам человека, во многом является «средней температурой по больнице», т. к. доступ сотрудников организации к данным, которые бы затрагивали всю территорию Турции, в сегодняшней ситуации невозможен. Практика показывает, что количество отмененных у граждан Турции паспортов возрастает с геометрической прогрессией в связи с тем, что «на местах» распространен путь отмены паспортов и у ближайших родственников арестованных, что в разы увеличивает приведенные значения.

В соответствии с последними исследованиями Freedom House «О свободе прессы за 2017 г.», Турция находится на 163 месте из 198, и если до 2013 г. она входила в группу государств «частично свободной прессы», то в 2017 г. страна оказалась в группе «несвободных». В рейтинге несвободных для прессы стран Турция находится в одной категории с такими государствами, как Ангола (159 место), Бирма (160), Чад (161), Зимбабве (162). По данным Freedom House за 2016 г., количество турецких журналистов, потерявших работу, достигает 2700 человек, у 54 из которых было конфисковано имущество.

Здесь стоит напомнить, что в конце 2013 г. произошли события, которые официальная Анкара называет не иначе как попыткой государственного переворота, а оппозиционные группы — «крупным коррупционным скандалом», в результате которого за короткий промежуток времени четыре министра были вынуждены уйти в отставку. По данным, которые приводят «Репортеры без границ» в мировом индексе свободы прессы, Турция из 180 мест находится на 155-ом. Эти показатели являются самыми худшими с 2002 г., то есть с момента прихода к власти «Партии справедливости и развития» Р.Т. Эрдогана.

Абсолютное большинство турецких средств массовой информации находятся под государственным контролем. Так, в начале апреля 2018 г. состоялась крупнейшая за историю Турции продажа медийного контента флагмана турецкого медиахолдинга Dogan Group, в результате чего такие тяжеловесы, как телеканал CNN Turk, газета Hurriyet, информационное агентство Dogan Haber Ajansi и др. стали частью контролируемых близким окружением президента Р.Т. Эрдогана ресурсов СМИ. Неумолимо напрашивается аналогия с советским политическим анекдотом о том, что в «Правде» нет известий, а в «Известиях» нет правды.

Керим Хас:
Новая. Жаркая. Своя. Внешняя политика Анкары после референдума

Ситуация на внутриполитической арене Турции все больше осложняется, а новые законы, принимаемые с высокой интенсивностью во время действия режима ЧП, открывают возможность для проведения новой для Анкары политики в отношении своих европейских «партнеров» — hostage diplomacy (от англ. «hostage» — заложник).

Некоторое время назад серьезный политический кризис разгорелся в связи с арестом сотрудника дипломатической службы США в Стамбуле Метина Топуза, а также американского пастора Э. Брансона, проживающего в Турции более 20 лет. Им официальная Анкара предъявила обвинения в терроризме. Расширяя границы, руководство Турции также приняло решение об аресте известного в Германии журналиста газеты «Die Welt» Дениза Юджела, которому также было предъявлено обвинение в поддержке терроризма. Стоит отметить, что переговоры с Германией о возможности освобождения журналиста из тюрьмы Анкара более года фактически игнорировала и сняла обвинения лишь после того, как немецкое правительство дало «зеленый свет» 31 соглашению различного уровня по экспорту вооружений Турции, которых Анкара ожидала на протяжении длительного времени.

Ситуацию с проблемой hostage diplomacy испытывают на себе и Афины. В начале марта 2018 г. на турецко-греческой границе двое солдат были арестованы за незаконное пересечение границы. В этом контексте стоит обратить внимание на то, что из-за проблем на местности и специфики ландшафта пересечение границ турецкими и греческими военными — распространенная ситуация, которая до марта 2018 г. решалась «на земле» военными обеих стран без какого-либо дополнительного вмешательства вышестоящего руководства.

Турция — ЕС: дело ясное, что дело темное

Анкара, несмотря на затянувшийся кризис, как и ее европейские «партнеры», имеет ряд причин для демонстрации заинтересованности в налаживании диалога.

Во-первых, экономические соображения играют весомую роль в той ситуации, заложником которой оказалась Турция, ведь примерно половина ее товарооборота приходится на страны ЕС. Евросоюз фактически остается торговым партнером номер один с долей прямых иностранных инвестиций в турецкую экономику, равной 68%. В то же время отток капитала из страны существенно вырос за последнее время, а внешний долг (на начало 2018 г.) составил 438 млрд долл., что почти в три раза превышает экспортные показатели, несмотря на данные, которые приводит правительство о росте экономики.

Тяжелая внутриполитическая обстановка и отсутствие уверенности европейских партнеров в верховенстве права в Турции способствуют тому, что страна медленно, но верно выходит из списка государств с благоприятным инвестиционным прогнозом. Так, крупнейшие международные рейтинговые агентства, такие как Standard & Poor’s, Moody’s и Fitch понизили прогноз по Турции до отрицательного уровня. Однако имидж страны с позитивным видением общего будущего, который Анкара создает и для внутренней аудитории, и для ряда государств – членов ЕС предоставляет в краткосрочной перспективе некоторые политические гарантии, которые могут смягчить экономическую неопределенность.

Во-вторых, реакция внутренней аудитории, на которую в основном рассчитаны заявления президента Турции о налаживании диалога с Брюсселем, представляется не менее важной. Несмотря на то что турецкие СМИ освещали конфликт официальной Анкары с Берлином, Веной и Амстердамом, не стесняясь в выражениях, опросы общественного мнения Фонда экономического развития за 2017 г. показали, что 78,9% респондентов поддерживают вступление Турции в ЕС. Этот показатель продемонстрировал существенный рост за двухлетний период: в 2015 г. он составлял 61,8%. Этот факт, безусловно, не может быть проигнорирован властями, что в конечном итоге приводит к формальному сближению с ЕС, на которое идет официальная Анкара.

В этом контексте турецкие власти настаивают на выполнении нескольких основных требований, которые в обозримом будущем с большой долей вероятности не принесут конкретных результатов. Так, например, речь идет об обновлении Таможенного союза, договор о вступлении в который Анкара подписала еще в 1995 г., и о введении безвизового режима, которое предполагалось после подписания в 2016 г. миграционного соглашения.

Керим Хас:
Турция — США: крутое пике to be continued

Существенная проблема наблюдается в разногласиях относительно некоторых секторов, которые попадают под ведение Таможенного союза, а именно относительно сферы обслуживания, сельскохозяйственной деятельности и т. п. Однако справедливо отметить, что по этой линии отношений Турция — ЕС можно наблюдать явную асимметрию, которая заключается в том, что Анкара подчиняется общей торговой политике Евросоюза, но не является тем государством, которое может быть вовлечено в процесс принятия решений. Так, например, Великобритания начала процесс выхода из ЕС и ведет переговоры о дальнейшей составляющей экономического развития с Брюсселем. Несмотря на то что экономические отношения между Анкарой и Лондоном имеют весьма внушительные показатели, Турция не имеет легитимного права отстаивать свою позицию по вопросам дальнейшего взаимодействия. Более того, фактически не существует независимой структуры, которая могла бы решить возникающие разногласия.

Для того чтобы начать процесс обновления Таможенного союза, министры экономики стран ЕС должны дать соответствующие указания Еврокомиссии, однако из-за имеющихся трудностей в двусторонних отношениях этот процесс все больше приобретает болезненную политизированную окраску. Примером такой политики ЕС может послужить подписанный коалиционный протокол нового правительства Германии, где речь идет буквально о следующем: до тех пор, пока не будет уверенности в том, что в Турции существует верховенство права, продвижение в сторону обновления Таможенного союза невозможно.

Россия — Турция — ЕС: друг в беде не бросит, лишнего не спросит

Негативное развитие отношений по оси Турция — Запад предполагает поиск новой точки опоры для Анкары, в роли которой выступает сегодня Россия. Здесь чрезвычайную важность приобретает понимание того, что Анкара идет на сближение с Москвой не по «внутренним убеждениям», а в связи с вынужденной необходимостью и из-за охлаждений отношений с ЕС и США. Прослеживая истинную причинно-следственную связь, можно обратиться к ситуации 2000-х гг., когда турецко-российские отношения имели планомерный поступательный характер, а сближение Анкары и Москвы на Западе не подвергалось столь жесткой критике. Сегодня, когда Турция и ЕС имеют глубинные расхождения в том, каким образом взаимодействовать в дальнейшем, Анкара достигает договоренностей с Россией в критических областях военного и энергетического сотрудничества, что, безусловно, не может не раздражать Запад. Так, недавно заключенные с Москвой и подтвержденные в ходе визита В. Путина в Анкару 3–4 апреля соглашения о приобретении Турцией противоракетного комплекса С-400, начале строительства АЭС «Аккую» и продвижения по определению окончательных положений сухопутной части «Турецкого потока» не могли не отразиться на отношениях Турции с ЕС.

Текущее турецко-российское сотрудничество, с одной стороны, открывает для двух важнейших инструментов внешней политики России — вооружения и энергетики — окно на Ближний Восток с точки зрения укрепления там российских интересов. Так, нельзя не принимать во внимание «маркетинговый ход», который совершила Москва, подписав контракты на продажу С-400 Турции. В результате за непродолжительное время интерес к российскому вооружению среди государств Персидского залива стал набирать стремительный рост. Москва ведет переговоры на поставки нового российского вооружения с такими странами, как Саудовская Аравия, Катар, Марокко и др., несмотря на очевидно сильные позиции США в этих странах. Таким образом, происходит резкая смена реалий: если Турция вступила в НАТО в 1952 г., опасаясь СССР, то сегодня Анкара, будучи государством – членом альянса, фактически ускоряет возвращение Москвы на Ближний Восток.

С другой стороны, Москва укрепляет свои позиции на внутритурецком энергетическом рынке, что в будущем, если принимать во внимание строительство «Турецкого потока» и АЭС «Аккую», только повысит зависимость Турции от России. Более того, учитывая тот факт, что сирийский кризис во многом способствует российско-турецкому, хоть хрупкому, но все же некоему альянсу, очевидна двусторонняя заинтересованность обоих государств друг в друге. Как можно было наблюдать в отношении позиции Турции по «делу Скрипаля», Анкара не поддержала своих западных партнеров и не только не ввела санкции в отношении России, но и оказала значимый прием В. Путину во время его первого зарубежного визита после избрания на новый срок.

Нынешние международные отношения, с одной стороны, переживают глубочайший кризис, а с другой — разгоняются до скоростей, которые еще некоторое время назад было трудно представить. «Друзья» в одночасье становятся «врагами», и те же самые акторы за минимально короткие сроки из «врагов» вновь превращаются в «друзей».

Ровно девять лет назад президент Барак Обама совершил свой первый после избрания на пост президента США заокеанский визит в Анкару. Выступая в турецком парламенте, где на тот момент действовала система сдержек и противовесов, он предложил Турции «модельное партнерство» (model partnership). Сегодня, когда турецкий парламент перестал быть местом для дискуссий, а само государство постепенно переходит от парламентской системы управления к президентской, Р.Т. Эрдоган принимал вновь избранного российского президента в новом президентском дворце. Какую модель партнерства предложил турецкому лидеру В. Путин, остается только догадываться. Как закончились взаимоотношения между президентом Турции и его американским коллегой — хорошо известно. Каким образом Р.Т. Эрдоган будет снова выстраивать диалог с В. Путиным и, наконец, станет ли Турция членом европейской команды или частью Putin Team, решить этот внешнеполитический ребус предстоит уже в ближайшем будущем.