Великая Отечественная 2.0

Независимо от изначальных планов и намерений российской стороны, нынешний конфликт перерастает спецоперацию на Украине в нечто экзистенциальное как для России, так и для исторического Запада. Последний не скрывает, что решил дать нам «последний и решительный»: на это указывает реакция на наши действия на Украине, но также нежелание уладить дело миром, будь то через реализацию Минска-2 или проекты российских документов от 15 декабря прошлого года. Решительный характер боевых действий и санкционных мер Запада отсылают нас к Великой Отечественной, к ее «незавершёнке» в части угрозы нацизма/неонацизма, который реабилитируется на Западе 3–4 поколения спустя после Победы (действительно, нам ее никогда не простят?) через героизацию нацистов и их пособников в Прибалтике и резолюции Европарламента. Собственно, точно так же, как три поколения спустя, был реабилитирован рыночный капитализм образца до 1929 года через слом Закона Гласса-Стиголла и, надо полагать, с не менее катастрофическими последствиями для западного общества и геополитики: финансиализация экономики, расцвет политтехнологий при безальтернативной политике (рейганомика/тэтчеризм), глобализация и разрушение среднего класса, подрыв доверия к элитам. 

На этот раз в отличие от двух мировых войн Запад един: Берлин не начинает со своих западных соседей, прежде чем напасть на Россию, а действует в общей упряжке, ведомой англосаксами. Действует гибридными методами использования экономической взаимозависимости как оружия, причём по полной, вплоть до саморазрушения. В силовом плане на острие оказался агрессивный украинский национализм, галицийская «заготовка» Вены кануна Первой мировой. Кстати, если с нацизмом немцев все вроде как ясно — «обыкновенный фашизм» как специфический продукт Западной цивилизации, то с его украинским вариантом необходимо разобраться ученым-антропологам и самой украинской интеллигенции (есть же она!): откуда звериная жестокость тогда и сейчас, почему такая местечковая «антимоскальская» заряженность, почему само существование России не даёт спокойно жить, есть ли вообще позитивная программа, без которой любая государственность обречена? Впрочем, тут аналогия с Западом, который фактически признаёт правоту Ф. Тютчева, который писал, что «самим фактом своего существования Россия отрицает будущее Запада». Меняться придётся Западу, который уже вступил в «постгероическую эпоху». Теперь неспособность ответить на военном уровне на вызов российской спецоперации фактически закрывает тему натоцентричной системы безопасности в Европе. Война через подставных лиц/по доверенности (by proxy), каковой является происходящее на Украине, лишь высвечивает эту суть и цену такой политики. На Западе не скрывают, что они «вовлечены» в боевые действия и что их задача — «остановить Россию» на Украине.

О саморазрушении говорят нападки на российскую культуру, главным предметом которой, по верному замечанию В. Вульф, является душа — чуждая человеку западной культуры субстанция. Наша культура переняла в XIX веке эстафету у западной, впавшей в перманентный кризис. По О. Шпенглеру, пришло время для «внутреннего распада наций в бесформенное население» и затем «медленного проникновения первобытных состояний в высокоцивилизованный образ жизни». Если вчитаться в Шпенглера, то к тому времени западная культура с ее «фаустовской душой», устремлённой в бесконечное пространство, исчерпала свой духовный и творческий потенциал. Хранительницей европейской культуры, а это гуманизм Просвещения, Данте, Сервантес и Шекспир (далеко не случайно мы начали там, где они остановились), и было суждено стать России, которая к тому времени прошла Петровскую модернизацию (Россия ответила гением Пушкина на вызов Петра) и обеспечила стратегическую глубину Православию (после падения Константинополя в 1453 году). 

Шпенглеру принадлежит мысль о псевдоморфном пути развития России. Вадим Цымбурский справедливо писал: «Эта псевдоморфоза… породила действительно «цветы необычайной красоты»… В России развивается геополитическая традиция, соотносящая ее судьбу с судьбой Европы, выстраивающая сюжеты, по которым Россия призвана играть определяющую роль в участи мира, сперва европейского, затем глобального объединённого мира, выстраиваемого и создаваемого Евро-Атлантикой». Можем ли мы уйти от этой роли/судьбы, без которой Европа и мир давно впали бы в варварство, на грани которого вновь оказался наш континент? 

Это я с ним.

Фильм «Утомленные солнцем-2»

Наши павшие — как часовые…

Владимир Высоцкий

Теперь ты наши печали

И радость одна храни.

Из стихотворений о 1914 годе, Анна Ахматова

Тот, кто много говорит, ничего не знает

И все узнаёт по горькому опыту…

Не по душе/Shape of My Heart, Стинг

Независимо от изначальных планов и намерений российской стороны, нынешний конфликт перерастает спецоперацию на Украине в нечто экзистенциальное как для России, так и для исторического Запада. Последний не скрывает, что решил дать нам «последний и решительный»: на это указывает реакция на наши действия на Украине, но также нежелание уладить дело миром, будь то через реализацию Минска-2 или проекты российских документов от 15 декабря прошлого года. Решительный характер боевых действий и санкционных мер Запада отсылают нас к Великой Отечественной, к ее «незавершёнке» в части угрозы нацизма/неонацизма, который реабилитируется на Западе 3–4 поколения спустя после Победы (действительно, нам ее никогда не простят?) через героизацию нацистов и их пособников в Прибалтике и резолюции Европарламента. Собственно, точно так же, как три поколения спустя, был реабилитирован рыночный капитализм образца до 1929 года через слом Закона Гласса-Стиголла и, надо полагать, с не менее катастрофическими последствиями для западного общества и геополитики: финансиализация экономики, расцвет политтехнологий при безальтернативной политике (рейганомика/тэтчеризм), глобализация и разрушение среднего класса, подрыв доверия к элитам.

На этот раз в отличие от двух мировых войн Запад един: Берлин не начинает со своих западных соседей, прежде чем напасть на Россию, а действует в общей упряжке, ведомой англосаксами. Действует гибридными методами использования экономической взаимозависимости как оружия, причём по полной, вплоть до саморазрушения. В силовом плане на острие оказался агрессивный украинский национализм, галицийская «заготовка» Вены кануна Первой мировой. Кстати, если с нацизмом немцев все вроде как ясно — «обыкновенный фашизм» как специфический продукт Западной цивилизации, то с его украинским вариантом необходимо разобраться ученым-антропологам и самой украинской интеллигенции (есть же она!): откуда звериная жестокость тогда и сейчас, почему такая местечковая «антимоскальская» заряженность, почему само существование России не даёт спокойно жить, есть ли вообще позитивная программа, без которой любая государственность обречена? Впрочем, тут аналогия с Западом, который фактически признаёт правоту Ф. Тютчева, который писал, что «самим фактом своего существования Россия отрицает будущее Запада». Меняться придётся Западу, который уже вступил в «постгероическую эпоху». Теперь неспособность ответить на военном уровне на вызов российской спецоперации фактически закрывает тему натоцентричной системы безопасности в Европе. Война через подставных лиц/по доверенности (by proxy), каковой является происходящее на Украине, лишь высвечивает эту суть и цену такой политики. На Западе не скрывают, что они «вовлечены» в боевые действия и что их задача — «остановить Россию» на Украине.

Александр Крамаренко:
Суэц 2.0, или европейская деконструкция Украины: проблемы аналитики

О саморазрушении говорят нападки на российскую культуру, главным предметом которой, по верному замечанию В. Вульф, является душа — чуждая человеку западной культуры субстанция. Наша культура переняла в XIX веке эстафету у западной, впавшей в перманентный кризис. По О. Шпенглеру, пришло время для «внутреннего распада наций в бесформенное население» и затем «медленного проникновения первобытных состояний в высокоцивилизованный образ жизни». Если вчитаться в Шпенглера, то к тому времени западная культура с ее «фаустовской душой», устремлённой в бесконечное пространство, исчерпала свой духовный и творческий потенциал. Хранительницей европейской культуры, а это гуманизм Просвещения, Данте, Сервантес и Шекспир (далеко не случайно мы начали там, где они остановились), и было суждено стать России, которая к тому времени прошла Петровскую модернизацию (Россия ответила гением Пушкина на вызов Петра) и обеспечила стратегическую глубину Православию (после падения Константинополя в 1453 году).

Шпенглеру принадлежит мысль о псевдоморфном пути развития России. Вадим Цымбурский справедливо писал: «Эта псевдоморфоза… породила действительно «цветы необычайной красоты»… В России развивается геополитическая традиция, соотносящая ее судьбу с судьбой Европы, выстраивающая сюжеты, по которым Россия призвана играть определяющую роль в участи мира, сперва европейского, затем глобального объединённого мира, выстраиваемого и создаваемого Евро-Атлантикой». Можем ли мы уйти от этой роли/судьбы, без которой Европа и мир давно впали бы в варварство, на грани которого вновь оказался наш континент?

Спасибо, Америка?

…оружием обыдет тя истина Его.

Псалом 90

Иль мало нас?

Клеветникам России, А. Пушкин

У Стинга сдаются карты «И числа морочат голову/Numbers lead a dance», а у математика Шпенглера Первая глава «Заката Западного мира» — «О смысле чисел». Похоже, что сама история сдаёт карты, и сейчас, как когда-то заметил Э. Макрон, она пересдала их в пользу России, одновременно определяя масштаб брошенного нам вызова.

Если бы не случилось нынешнее обострение кризиса в наших отношениях с Западом, то его надо было бы выдумать. Оно облегчает вовне и в части состояния самого российского общества внесение ясности и внятности в международное и внутреннее самоопределение России. Агрессивно-националистическая Украина, отсылающая к опыту Европы межвоенного периода и к Второй мировой, — более экзистенциальной угрозы и более серьезного покушения на наше самосознание не придумать. Именно вызов на уровне идентичности и истории при абсолютном стремлении Запада решить «российский вопрос» раз и навсегда позволяет говорить об эндшпиле в отношениях Россия — Запад, причём в условиях, когда эти вопросы болезненно встали в самих западных странах, где укоренённое в своих странах большинство противостоит космополитичным элитам.

Алексей Фененко:
Истоки Третьего Рейха

России рано или поздно пришлось бы доказывать, прежде всего себе, но и другим тоже, что она — та самая страна, которая прошла через свою историю. На острие оказался вопрос нашей победы над нацистской Германией, лежащей в основе идентичности современной России, ее духовное начало. Это случилось в результате тогдашнего этапа сдерживания России — не по нашей воле, а по воле истории.

Невозможно представить, чтобы Россия могла соседствовать со страной, воплощающей нацистский реванш коллективного Запада. Трудно иначе понять исторический смысл столь уродливого явления, с которым нам приходится иметь дело на Украине. Не случайно и то, что выбор в пользу применения силы был — вопреки весьма умеренным и вполне европейским вариантам развязки — осознанно нам навязан Западом, включая Берлин, где не скрывают стремления к исторической реабилитации немцев, дважды развязывавших войну в Европе.

Германский вопрос, казалось бы, давно разрешённый, вновь возник в европейской и евроатлантической политике (в том числе по признанию самих американцев), а именно как экономическое доминирование Берлина в объединённой Европе, что наглядно проиллюстрировал греческий долговой кризис. Сами немцы не скрывают, что не допустившая у себя деиндустриализации и вновь объединённая Германия стала «Четвёртым (экономическим) рейхом» — проблема, требующая решения и с точки зрения императива послевоенной американской политики в Европе, каковым является сдерживание Германии (to keep it down) посредством ее членства в НАТО и недопущения укрепления ее отношений с Россией. Во Вторую мировую эта задача решалась на путях их взаимного уничтожения/ослабления — приверженности этой мантре не скрывал даже Ф.Д. Рузвельт. То есть и в Европе, как и на глобальном уровне (тут речь о России и Китае), США проводят политику двойного сдерживания.

Соответственно надо понимать и решительный характер всего происходящего — от сопротивления Киева, поощряемого к тому Западом, и кровавых провокаций, подобных Буче и Краматорску (вполне в духе террористических методов ИГИЛ в Сирии), до санкционных мер «из ада», включая замораживание половины российских ЗВР. Понятно, что виртуальная реальность западной политики не сможет и тут противостоять фактам силовой политики, где у России оказалось ключевое и решающее преимущество. Это вынуждены признавать в Вашингтоне, когда вновь и вновь заявляют, что прямой вооружённый конфликт с Россией не отвечает американским национальным интересам и потому не должен быть допущен. Косвенно эскалация в этом направлении исключается и заявлениями (нач. ОКНШ генерала М. Милли в Конгрессе) о том, что война на Украине продлится годы, что, надо полагать, обрекает на провал ныне ведущиеся переговоры (другими словами, вариант нашего «увязание» на Украине). В направлении срыва переговоров и продления конфликта работают и поставки оружия Киеву, что чревато переливом конфликта за пределы украинской территории. О чем мог бы говорить с С. Шойгу министр обороны США Л. Остин, вынужденный публично заявлять, что США «не боятся России»? О том, что США не желают войны с нами и что они вынуждены что-то делать, раз наша операция затягивается? Но именно затягивание боевых действий разрушает Украину, стирает ее государственность и война выступает как наказание. Не должны остаться без наказания и конкретные военные преступления Киева, ВСУ и нацбатальонов.

Физическое разоружение Украины облегчит Киеву принятие наших условий, заявленных публично. Это относится и к денацификации, которую мы не можем оставить на усмотрение стран Евросоюза. Не должна повториться история с германской денацификацией, когда, как свидетельствует Ф. Фукуяма (в своём труде «Политический порядок и политическое загнивание»), из 53 тысяч госслужащих, подвергшихся денацификации, лишь порядка одной тысячи не вернули на госслужбу ФРГ — все остальные получили право на восстановление в 1951 году. Верх взяли императивы противостояния с Советским Союзом, которые никуда не делись. Не будем забывать, что многие в Третьем Рейхе связали свою судьбу с нацизмом. Так, Мартин Хайдеггер, как и многие из профессуры, вступил в нацистскую партию в 1933 году и проходил денацификацию во Франции. Лишь далеко не многие сохранили преданность европейским идеалам: среди них О. Шпенглер, отказавшийся сотрудничать с режимом, который хотел поднять его на свой идеологический щит. Он порвал с Фондом Ницше (Ницше наряду с морфологией Гёте был источником его «Заката») и умер в 1936 году. К сожалению, сходную картину являет собой образованный класс Украины.

Нацизм — уродливое, но закономерное проявление западного универсализма/либерализма, на что справедливо указывает А. Фененко. Традиционный консерватизм терпим к различиям, не форсирует ход истории и не занимается социальным инжинирингом. Хорошую иллюстрацию разрушительного характера либерализма дает С. Моэм в своей повести «На окраине империи/Outstation». По сути, о том же нынешний режим Демпартии в США, сделавшей ставку на современный американский эквивалент пролетариата — маргинальные слои, представленные афроамериканцами и другими меньшинствами, опекаемые, как и в случае с советской властью, «передовой» либеральной интеллигенцией, в равной мере нетерпимой к инакомыслию.

Андрей Кортунов:
Линии расхождения: что переговоры с Украиной говорят о состоянии российского общества

Какими бы ограниченными ни были достижения нашей операции, они делают двустороннее дипломатическое урегулирование проблематичным, и не только в силу зависимости Киева от западных интересов. Вопрос гарантий нейтралитета Украины и его содержание требуют многостороннего урегулирования. К примеру, как мы можем полагаться на договорные обязательства Украины в условиях открыто враждебной нам НАТО, преследующей конечные/ultimate цели в отношении России? Это не только военно-биологическая деятельность, подрывающая всякое доверие, но и такой частный момент, как возможное присутствие натовских советников/«офицеров связи» в Мариуполе, что возлагало бы на НАТО ответственность за образ действий там ВСУ/«Азова».

Как и в случае с Германией (чем они лучше немцев?), государственность Украины (не ее ли руководство бросило страну в жернова геополитического противостояния?) должна носить обусловленный характер и восстанавливаться «с чистого листа» и в контексте, гарантирующем наши западные границы. В истории это вопрос о том, что Лондон и Париж после Версаля и Локарно упорно отказывались гарантировать границы восточных соседей Германии (так называемое Восточное Локарно) — потом стало ясно почему. Украина — лишь часть нашей проблемы с Западом. Россия на этот раз действовала превентивно, что доказывает 7-летний саботаж Минска-2 Киевом и Западом. Можно предположить, что было бы, если бы Россия действовала точно так же и «вероломно» напала на нацистскую Германию в мае 1940 года или в мае 1941 года.

XXX

— С детей начинается все. Вас не должно быть.

«Иди и смотри», Элем Климов

— Война не любезность… Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость.

— …последнее время мне стало тяжело жить.

Война и мир, Л. Толстой

У меня нет оснований не принимать слова немецкого офицера у Э. Климова, как и точно те же высказывания современных украинских нацистов, на свой счёт. Тогда и сейчас это серьезно. Что с этим делать?

Хотим мы того или нет, навязанная нам логика развития событий диктует необходимость доведения начатого до конца. Так было с нацизмом — почему сейчас должно быть иначе? Если не Россия, то кто? Да, трудно. Да, приходится нести боевые потери и переживать трудные экономические времена. Ничто значительное, по-настоящему дорогое не даётся дёшево. Да, приходится действовать в крайне циничной среде, что ведёт к жертвам среди гражданского населения Донбасса. Но мы держим санкционный удар и «ломим» на Украине. Согласен с А. Кортуновым, что может стать необходимой военная мобилизация вслед за экономической. Думаю, это будет глубоко символичным «посланием» стране и миру, докажет нашу решимость идти до конца и, тем самым, поможет ускорить развязку.

Россия создаёт новую реальность — после этого мир будет иным. Главное, что мы восстанавливаем для себя связь времён, разорванную в 1914–1917 годах параллельными усилиями Берлина и Лондона, действовавших через своих российских протеже, одни из которых «сделали» Февральскую революцию, добились отречения царя и проложили дорогу другим, совершившим Октябрьский переворот.

Ольга Алексеева:
Конфликт на Украине: биополитика и стратегия

Просто надо признать, что речь идёт о борьбе, сопоставимой с Великой Отечественной, которую нельзя проиграть и считать завершённой, пока мы не покончим с нацизмом в Европе, в том числе в ФРГ (где проблему неонацизма в вооруженных силах предлагают разрешить за счёт восстановления призыва). И здесь не обойтись без тотальной мобилизации всех ресурсов, благо у нас их немало, без того, что называется total commitment и что уже выступает как категорический императив, диктуемый нам враждебным позиционированием Запада. «Убивать русских» — более обнаженного отношения Запада к России быть не может. В этом исторический смысл происходящего, и его нам помогают понять, если мы его недостаточно усвоили сами. Что ещё мог «выносить» для нас Запад в своей утробе?

Британский военный историк Макс Гастингс/Max Hastings признал (на страницах «Дейли Мэйл» от 7 мая 2015 г.), что «Если бы Гитлер не напал на Россию и русские не сопротивлялись бы со стойкостью и духом самопожертвования, которые недостижимы в западных демократиях, мы, возможно, продолжали бы бороться с ним до сих пор. Крайне маловероятно, чтобы британские и американские армии когда-либо смогли самостоятельно одержать победу над вермахтом».

Косвенно из этого следует, что царство Зверя было для Запада реальным вариантом, подкреплённым всем его кровавым историческим опытом, вполне возможно, приемлемым для элит. Оставалось лишь окончательно стереть в себе Его образ (процесс начался с Реформации). На грани этого балансировала Западная цивилизация, а с ней и мир два последних столетия. Мы не допустили этого в 1812 году и в две мировые войны. Нельзя этого допустить и сейчас, когда Запад буквально «дошёл до точки», если иметь в виду хотя бы один нынешний американский ультралиберальной вариант большевистской революции/диктатуры.

Нас в своё время спасла Великая Русская литература, и, надо полагать, только она и может спасти Европу сейчас. Она очеловечивает, как это убедительно показано в фильме «Чтец», который отсылает к Чехову и его «Даме с собачкой». Не потому ли ее надо «отменить» вместе со всем русским? Тогда все перейдёт в «голую жизнь» с «голым», очищенным от культуры человеком (отсюда возросшая актуальность темы биополитики). Но как и прежде, Запад воспринимает лишь силовой аргумент — отсюда прорвавшаяся у Ж. Борреля фантазия о возможности военного решения Украинского вопроса, то есть победы над Россией. Да, тогда, как у Достоевского (а им, писал Н. Бердяев, русский народ оправдает своё бытие в этом мире на Страшном суде народов!), «все позволено» и, добавлю, все правильно, Легенда о Великом инквизиторе к Западу не относится и 300-летний русский «упрёк» Западу будет наконец преодолён и низведён до исторической сноски мелким шрифтом.

Исход из нынешней ситуации должен быть позитивным. Пережитое Европой потрясение не пройдёт даром для всех, в том числе в плане трансформации западного общества. И можно будет, надеюсь, ожидать нового конвергенционного момента в отношениях России с Западом (их было немало в XX веке, включая разрядку), но на открытой и равноправной основе, без того, чтобы Россия жертвовала своими суверенитетом, идентичностью и историей, как это во многом имело место при советской власти (с рассуждениями Ленина о терпимости к национализму малых наций). Именно через нынешнее потрясение мы можем вновь утвердить своё место в истории человечества и обрести Столыпинские «20 лет без войны» для нашего развития, грубо искажавшегося западной политикой сдерживания на протяжении последнего столетия. Можно попробовать себе представить 1913 год, только без угрозы мировой войны и того, что последовало, включая преобладание фашистских и разной степени авторитарности режимов в Центральной и Восточной Европе в межвоенный период.

Алексей Фененко:
Нарративы биполярности

Надо перестать служить заменой внутризападной биполярности (она тоже восстановится по линии англосаксы-немцы, но уже в мягкой форме цивильной конкуренции и по степени открытости остальному миру) и форсировать слом глобальной системы координат, которая обеспечивает доминирование Запада в мировой политике, экономике и финансах и из которой Россия никогда не выходила все это время, косвенно ее легитимируя, как мы легитимировали Североатлантический альянс, поддерживая с ним контакты. В этом отношении советская самодостаточность была ущербной. Сейчас открылась возможность выстраивать ее в русле тренда к деглобализации и опираясь на интернационализацию своей валюты. Все это в совокупности составляло бы задачу, сопоставимую с Петровскими реформами, в том числе по методам ее реализации, и могло служить нашей фатальной стратегией в ответ на банальную стратегию Запада, нацеленную на сдерживание нашего развития и нашей роли в истории, призванной не дать ей закончиться. Ведь и коммунизм исходил из идеи «конца истории» и ее западный вариант ничем не лучше, а мы там уже побывали, как, впрочем, насмотрелись на «картинки» из Апокалипсиса.

И если апеллировать к коллективному руководству страной (тема поднимается в нынешней дискуссии), то не оно ли довело нас до Октября 1917 года и Декабря 1991 года, а западные страны — сейчас (сравнить с Рузвельтом и Черчиллем в их звездные часы). Если не упрощать задачу, а выписывать тома последствий, то разве мы смогли бы привести к общему знаменателю все частные интересы и решиться действовать превентивно в отношении Украины? На эти и другие вопросы ответит история. Она же покажет, идёт ли речь о Третьей мировой (вновь спровоцированной политикой Запада), которая усилиями России разыграна в ограниченном пространстве, без угрозы ядерной эскалации и преимущественно в гибридном режиме.