Военная сила в международных отношениях: место для шага вперед

Лет двадцать назад на вопрос «Является ли военная мощь по-прежнему ключом к международной безопасности?» многие политики ответили бы «нет». В значительной части мира сформировалось убеждение, что ключом к международной безопасности является принадлежность государства к либеральным демократиям. Политическое и военное доминирование западных демократий под предводительством Соединенных Штатов было неоспоримо. Возникавшие в мире конфликты не выглядели, да и не были экзистенциональными.

Подъем Китая вернул фактор военной силы в мировую повестку. СВО отрезвила тех, кто считал его пережитком прошлого.

Конфликт на Украине заставил государства вспомнить такие архаичные понятия как мобилизационные мощности и военный потенциал. Он ускорил развитие военных технологий за счет беспрецедентного финансирования и вовлечения ресурсов ведущих военных держав мира.

Нынешнее геополитическое соперничество отчетливо ведет мир к формированию двух «технологических экосистем» — американской и китайской. Между этими системами уже развернулась конкуренция, которая приобретает форму войны платформ и стандартов. К борьбе за энергетические и минеральные богатства добавляется соперничество за транспортные маршруты (включая Северный морской путь), космические орбиты, полосы радиочастот для спутниковой связи. В разряд оспариваемых активов попали международные стандарты связи (5G, а в перспективе — 6G), базы big data, архивы персональных данных, права интеллектуальной собственности. Полем мирных «боевых действий» может стать соперничество за кадровые ресурсы.

Сейчас планета вернулась к ситуации противоборства двух систем, где военная сила становится опорой и для соперничества, и для возможных компромиссов. На это указывают рост военных расходов, жесткая риторика военных доктрин, признаки гонки вооружений, новые способы экономического и финансового давления, растущая вовлеченность гражданских корпораций в военные проекты. Стороны «наращивают мускулы» перед лицом возможных военных столкновений, либо чтобы повысить шансы реализовать свои внешнеполитические амбиции в будущих договоренностях по региональной и глобальной безопасности.

Несмотря на то, что страны «ядерной пятерки» приступили к самому масштабному и радикальному обновлению арсеналов за последние полвека, а Индия, Пакистан, Израиль и Северная Корея развивают разнообразный «тактический» ядерный потенциал, ядерное оружие перестало быть синонимом апокалипсиса и начинает восприниматься в мире, как анахронизм XX века. В Европе спокойно восприняли обстрел ВСУ самой крупной европейской АЭС. Ядерное сдерживание дает сбой, оказывается не вполне надежным инструментом сохранения мира, когда даже прямые угрозы выглядят блефом. Общественное мнение привыкает к возможности ограниченной ядерной войны на театре военных действий. Более того, Вашингтон пытается за счет миниатюризации приспособить ядерный арсенал к новым реалиям.

Технологии и методы цифровой эпохи коренным образом меняют возможности в области обороны и безопасности. Война XXI века будет вестись со скоростью машин, и вооруженные силы вынуждены спешить с внедрением инновационных технологий, чтобы сохранить стратегическое превосходство.

Военные действия последних десятилетий показали:

• Конфликты XXI века отличают беспрецедентные разведывательные возможности. Космические, воздушные, электронные и иные разведывательные средства позволяют эффективно и в онлайн-режиме отслеживать силы и средства противника. Незаметно сформировать ударный кулак для внезапного удара становится почти невозможно.
• Присутствие сотен и даже тысяч дронов над полем боя обеспечивает небывалую прозрачность: Интернет подтверждает это огромным количеством боевых видеосюжетов.
• Резко выросли масштабы информационной войны: социальные сети позволили включиться в нее военкорам, блогерам и волонтерам. Отсутствие цифровых границ фактически превратило цифровое пространство в еще одно поле боя.
• Объединение потоков разведывательной информации с сетями связи и управления в разы увеличило эффективность воинских подразделений.
• Цифровизация военных технологий позволила увеличить точность и оперативность боевой работы даже устаревшей военной техники.
• Кибервойна с использованием цифровых технологий для разрушения или повреждения критически важной военной инфраструктуры страны стала одной из новых форм ведения войны.
• Высокоточные боеприпасы подтвердили свою надежность при нанесении ударов как на близком расстоянии, так и на глубину по стратегическим объектам противника.
• Современные конфликты активно вовлекают партнеров противоборствующих сторон в военное сотрудничество для поставок оружия и снаряжения, обмена разведданными, оказания политического и экономического давления на противную сторону.
• Конфликтующие стороны активно используют гражданскую инфраструктуру для логистики, разведки, связи и управления, информационных и киберопераций.
• Новые военные технические решения и проекты нередко рождаются не в конструкторских бюро, а в поле, продвигаются умельцами на волне народной инициативы с использованием коммерческих комплектующих и подручных средств.
• Круг услуг, предоставляемых частными военными компаниями, расширился за счет сбора разведданных, логистики и даже кибербезопасности. Их клиентами становятся не только правительства и крупные международные корпорации, но даже международные организации. ЧВК перенимают субподряды на обеспечение безопасности, за которую ранее отвечали вооруженные силы.
• Военные ведомства активно привлекают сугубо гражданские корпорации в военные проекты.
• Прокси-войны становятся ареной противоборства держав, как это было во времена «холодной войны».

Конфликты XXI века еще не продемонстрировали миру всех разработок, которые в скором времени составят ударную силу ведущих армий. Ожидается, что в XXI веке будут модернизированы все сферы военного дела, которые возможно автоматизировать, роботизировать и «зарядить» искусственным интеллектом. Такая перспектива вызывает в мире беспокойство и желание приостановить наступление «прекрасного далеко».

Геополитическое соперничество Соединенных Штатов и Китая выражается не только в военном противостоянии, но и в формировании двух технологических экосистем. Многие страны мира, которые сегодня предпочитают сохранять нейтралитет и не вовлекаться в военные союзы, по экономическим причинам будут вынуждены причалить к той или иной технологической экосистеме, что со временем повлечет и их военно-техническую привязку. В мире уже получил распространение термин «дипломатия беспилотников». Страны, не способные самостоятельно производить современные дроны, вынуждены закупать их у более продвинутых партнеров, соглашаясь на технологическую и отчасти политическую зависимость на годы, а может быть и десятилетия вперед.

Подобно тому, как технологии Индустрии 4.0 формируют цифровую среду государств, в военной сфере новые технологии открыли возможности для создания «службы одного окна» — сетецентрических систем, объединяющих военные активы для обеспечения нужд каждого отдельного «абонента» от главнокомандующего до командира взвода.

Конфликт на Украине сделал явным то, что не афишировалось: военные машины черпают ресурсы в невоенных сферах в космосе, связи, разведке, хранении и обработке информации, робототехнике. Интеграция военных и гражданских активов в единую сеть становится мультипликатором военного могущества, первой демонстрацией того, как в будущем управляемый искусственным интеллектом конфликт может вестись практически без участия человека в принятии решений.

У мирового военного истеблишмента не вызывает сомнений, что в будущем войны будут вестись беспилотными машинами на земле, на воде, под водой и в воздухе. Логика технологического развития ведет к тому, что боевые роботы будут самостоятельно принимать решение об атаке, что порождает протест мировой общественности. Еще большую тревогу вызывает технология, которая лишь обозначилась на горизонте, но может стать трамплином в военном деле — квантовые вычисления. Страна, которая применит эту технологию к боевым роботизированным системам с искусственным интеллектом, возможно, получит решающее преимущество.

Отстающие в технологическом развитии страны будут вынуждены для обеспечения своей безопасности полагаться на самые антигуманные формы разрушения: ядерное, противоспутниковое, кибер-, и возможно — биологическое оружие.

Лет двадцать назад на вопрос «Является ли военная мощь по-прежнему ключом к международной безопасности?» многие политики ответили бы «нет». В значительной части мира сформировалось убеждение, что ключом к международной безопасности является принадлежность государства к либеральным демократиям. Политическое и военное доминирование западных демократий под предводительством Соединенных Штатов было неоспоримо. Возникавшие в мире конфликты не выглядели, да и не были экзистенциональными.

После 11 сентября 2001 г. театр борьбы с международным терроризмом стал главным полем битвы на планете. Повышенное внимание к контртеррористическим операциям на какое-то время объединило даже не близкие по духу державы. Угроза терроризма привела к усилению акцента на специальных операциях и возможностях сбора разведданных, а также на применении ударных беспилотников и высокоточных боеприпасов.

Но международное единение в борьбе с терроризмом не разрешило коренных причин международных конфликтов с их сложным сочетанием исторических, политических и экономических факторов, и причины продолжали накапливаться.

В 2007 г. президент России В.В. Путин на конференции по безопасности в Мюнхене сделал заявление о неприемлемости однополярной модели для современного мира. Его речь вызвала в мире недоумение и усмешки.

После событий «арабской весны» «валдайская речь» российского президента 24 октября 2014 г., которую многие аналитики сочли «продолжением мюнхенской», была встречена иначе. В.В. Путин сказал: «Мы вновь скатываемся к тем временам, когда не баланс интересов и взаимных гарантий, а страх, баланс взаимоуничтожения удерживает страны от прямого столкновения. За неимением правовых и политических инструментов оружие возвращается в центр глобальной повестки, оно применяется где угодно и как угодно, без всяких санкций Совбеза ООН» [1]. Financial Times назвала эту речь «одним из самых важных внешнеполитических заявлений» [2].

Экономические и социальные достижения Китая окончательно поколебали распространенный постулат западной теории международной безопасности о том, что международный мир и процветание прямо пропорциональны распространению либерально-демократических порядков. Вашингтон увидел в Китае своего главного стратегического конкурента и два года побуждал Поднебесную принять вызов острыми политическими абзацами в «Стратегии национальной безопасности» 2017 г., «Стратегии национальной обороны» 2018 г. и «Отчете о военной мощи Китая» за 2019 г.

24 июля 2019 г. Пекин, наконец, откликнулся, и в документе под названием «Национальная оборона Китая в новую эпоху» указал на стратегический сдвиг в политике США от «войны с терроризмом» к соперничеству с Китаем и Россией. Авторы китайской белой книги по обороне признали конкуренцию между единственной в мире сверхдержавой и быстрорастущим Китаем и указали на дестабилизирующую роль армии Соединенных Штатов в Азиатско-Тихоокеанском регионе [3]. Китай поставил себе задачу к середине века превратить Народно-освободительную армию Китая (НОАК) в вооруженные силы мирового класса.

Планета вернулась к ситуации противоборства двух систем, где военная сила становится опорой и для соперничества, и для возможных компромиссов. На это указывают рост военных расходов, жесткая риторика военных доктрин, признаки гонки вооружений, новые способы экономического и финансового давления, растущая вовлеченность гражданских корпораций в военные проекты. Стороны «наращивают мускулы» перед лицом возможных военных столкновений, либо чтобы повысить шансы реализовать свои внешнеполитические амбиции в будущих договоренностях по региональной и глобальной безопасности.

К этому моменту человечество оказалось на обломках системы международных договоров и инфраструктуры, которая на минимальном уровне обеспечивала безопасность и давала представление о том, какие технологии использует или будет использовать другая сторона. Современные цифровые технологии делают материальный мир прозрачнее, но формируют новые зоны пугающей неизвестности в киберпространстве, космосе, биоинженерии, сфере квантовых вычислений при полном отсутствии реальных диалогов о стратегической стабильности. Мало кого заботит разворачивающаяся на глазах всего света новая гонка вооружений. На протяжении полутора десятилетий стороны убеждали себя, что они находятся в состоянии виртуальной войны, но при этом стремились добиться своих целей, не прибегая к военной силе: через использование экономических рычагов и информационных ресурсов, переманивание партнеров. В современных реалиях сложно представить, какими будут новые принципы мироустройства, и кто может стать инициатором новых решений.

Несмотря на то, что страны «ядерной пятерки» приступили к самому масштабному и радикальному обновлению арсеналов за последние полвека, а Индия, Пакистан, Израиль и Северная Корея развивают разнообразный «тактический» ядерный потенциал, ядерное оружие перестало быть синонимом апокалипсиса и начинает восприниматься в мире, как анахронизм XX века. В Европе спокойно восприняли обстрел ВСУ самой крупной европейской АЭС. Ядерное сдерживание дает сбой, оказывается не вполне надежным инструментом сохранения мира, когда даже прямые угрозы выглядят блефом. Общественное мнение привыкает к возможности ограниченной ядерной войны на театре военных действий. Более того, Вашингтон пытается за счет миниатюризации приспособить ядерный арсенал к новым реалиям.

Черты современного этапа в применении военных технологий

Новое издание РСМД «Международные отношения: грани настоящего и будущего»

Технологии и методы цифровой эпохи коренным образом меняют возможности в области обороны и безопасности. Война XXI века будет вестись со скоростью машин, и вооруженные силы вынуждены спешить с внедрением инновационных технологий, чтобы сохранить стратегическое превосходство.

В своей истории человечество никогда не обходилось без войн. За всю историю своего существования люди жили в условиях мира только около 300 лет, т.е. менее одной недели каждые 100 лет [4]. И сегодня на планете происходит порядка 26 военных конфликтов (по состоянию на август 2023 г.) [5]. Из случившихся в XXI веке конфликтов можно выделить два столкновения держав, обладающих сопоставимыми военными потенциалами в обычных вооружениях и применявших на поле боя относительно передовые военные технологии. Конфликт в Нагорном Карабахе 2020 г. стал бенефисом для ударных беспилотных дронов турецкого производства «Байрактар», а специальная военная операция России на Украине показала, что грамотно организованная разведка и связь в сочетании с высокоточным м могут в разы увеличить ударный потенциал подразделений.

Военные действия последних десятилетий показали:

• Конфликты XXI века отличают беспрецедентные разведывательные возможности. Космические, воздушные, электронные и иные разведывательные средства позволяют эффективно и в онлайн-режиме отслеживать силы и средства противника. Незаметно сформировать ударный кулак для внезапного удара становится почти невозможно.
• Присутствие сотен и даже тысяч дронов над полем боя обеспечивает небывалую прозрачность: Интернет подтверждает это огромным количеством боевых видеосюжетов.
• Резко выросли масштабы информационной войны: социальные сети позволили включиться в нее военкорам, блогерам и волонтерам. Отсутствие цифровых границ фактически превратило цифровое пространство в еще одно поле боя.
• Объединение потоков разведывательной информации с сетями связи и управления в разы увеличило эффективность воинских подразделений.
• Цифровизация военных технологий позволила увеличить точность и оперативность боевой работы даже устаревшей военной техники.
• Кибервойна с использованием цифровых технологий для разрушения или повреждения критически важной военной инфраструктуры страны стала одной из новых форм ведения войны.
• Высокоточные боеприпасы подтвердили свою надежность при нанесении ударов как на близком расстоянии, так и на глубину по стратегическим объектам противника.
• Современные конфликты активно вовлекают партнеров противоборствующих сторон в военное сотрудничество для поставок оружия и снаряжения, обмена разведданными, оказания политического и экономического давления на противную сторону.
• Конфликтующие стороны активно используют гражданскую инфраструктуру для логистики, разведки, связи и управления, информационных и киберопераций.
• Новые военные технические решения и проекты нередко рождаются не в конструкторских бюро, а в поле, продвигаются умельцами на волне народной инициативы с использованием коммерческих комплектующих и подручных средств.
• Круг услуг, предоставляемых частными военными компаниями, расширился за счет сбора разведданных, логистики и даже кибербезопасности. Их клиентами становятся не только правительства и крупные международные корпорации, но даже международные организации. ЧВК перенимают субподряды на обеспечение безопасности, за которую ранее отвечали вооруженные силы.
• Военные ведомства активно привлекают сугубо гражданские корпорации в военные проекты.
• Прокси-войны становятся ареной противоборства держав, как это было во времена «холодной войны».

Конфликты современности уже проявляют черты войн шестого поколения (например, нанесение ударов по стратегическим объектам высокоточным обычным оружием бесконтактным способом), однако они еще не похожи на битвы роботов. Они чаще демонстрируют черты войн четвертого поколения (боевые действия с применением автоматического оружия на танках, самолетах, кораблях). Кое-что в них напоминает даже сражения Первой мировой войны. Столкновения XXI века еще носят черты «окопных» войн предыдущего столетия: по-прежнему важны фортификационные сооружения, столкновения не обходятся без артиллерии и пехоты, «снарядного голода». В видеосюжетах можно в большом количестве увидеть технику производства 1970-х и даже 1950-х гг. Бесконтактные войны пока возможны только против заведомо слабого противника.

Прогресс боевых систем: остановить нельзя ограничить

Конфликты XXI века еще не продемонстрировали миру всех разработок, которые в скором времени составят ударную силу ведущих армий. Ожидается, что в XXI веке будут модернизированы все сферы военного дела, которые возможно автоматизировать, роботизировать и «зарядить» искусственным интеллектом. Такая перспектива вызывает в мире беспокойство и желание приостановить наступление «прекрасного далеко».

В ООН предпринимаются попытки ограничить или запретить разработку и применение смертоносных автономных систем (САС), способных убивать без участия человека. Пока применение САС в мире ограничивает только неформальное моральное табу и активность неправительственных организаций, например, The Stop Killer Robots Compaign. Но сегодня невозможно проверить, не были ли полностью автономными и контролировал ли оператор те удары дронов по бронетехнике и скоплениям людей, многочисленные видео которых распространяет интернет. Разработки автономных дронов-убийц, способных наводиться на цель по хранящимся в памяти машины образам, ведут многие страны. И нет причин сомневаться, что однажды мир увидит их впечатляющий дебют.

Другая волнующая мировую общественность проблема: возможность подключения стратегических ядерных сил (СЯС) к системам принятия решений на базе искусственного интеллекта. Экспертов волнует перспектива ядерной войны, которую искусственный интеллект начнет без согласия человека. Системы управления СЯС являются строжайшим секретом любой ядерной державы, и военные абсолютно не настроены обсуждать с экспертами их устройство. Но от этого дискуссии становятся только драматичнее.

Кибервойска приобретают разрушительную силу, способность останавливать электростанции, открывать плотины, уничтожать критическую инфраструктуру городов. Международный Комитет Красного Креста беспокоят возможные масштабы ущерба для гражданского населения. В МККК разрабатывают «электронную эмблему», которая в сети сможет просигналить злонамеренному хакеру, что он вторгается в запретную зону — систему больниц и социального обеспечения населения.

Но количество киберкомандований в мире растет, растут их бюджеты, а стратегии все больше указывают на переход от обороны к «превентивному нападению».

Военные технологии XXI века

Денис Федутинов:
Гуманизация дронов

Какую военную силу мир увидел в действии в XXI веке, и какие сюрпризы готовит будущее?

В воздухе

Высокоточные ракеты показали свою эффективность еще в ходе войны за Мальдивские/Фолклендские острова в 1982 г., при бомбардировках Югославии в 1999 г. и в ряде последовавших конфликтов, в том числе при ударах по базам террористов. Возможность решать сложные проблемы простыми ракетными средствами вдохновила Соединенные Штаты даже принять концепцию «Быстрого глобального удара».

Сегодня в ракетной области разгорается гонка гиперзвуковых технологий, в которую, помимо ведущих военных держав включились даже Япония и КНДР. Первую демонстрацию практического применения гиперзвукового оружия в Сирии и в ходе конфликта на Украине осуществила Россия (комплексы Циркон, Кинжал, Искандер). Существующие средства ПРО не способны перехватывать маневрирующие гиперзвуковые аппараты. Особо дестабилизирующую роль гиперзвук будет играть для близко соседствующих государств-соперников, поскольку позволит нанести быстрый обезоруживающий удар.

Конфликты в Карабахе, на Донбассе и на Украине открыли эру беспилотников на поле боя. Турецкий «Байрактар» заслужил всемирную славу и на короткое время стал синонимом победы. Но противовоздушные средства скоро показали, что большой беспилотник в небе сам по себе беззащитен и представляет легкую мишень для ПВО. Небольшие разведывательные и ударные дроны становятся боевыми «рабочими лошадками». Недорогие беспилотники-камикадзе типа «Герань» заменяют или дополняют сложные крылатые ракеты. В 2020 г. сирийские террористы наносили подобными дронами-снарядами удары по российской авиабазе «Хмеймим» в Сирии. Миру следует опасаться массового распространения подобных технологий, поскольку умельцы смогут создавать такое оружие из доступных коммерческих комплектующих и подручных средств.

Еще в 2021 г. никто не мог представить повсеместное распространение «летающих видеокамер» на поле боя, а через несколько месяцев, вероятно, никого не удивят автономные беспилотники-бомбардировщики, против которых будут бессильны классические средства радиоэлектронного подавления.

Универсальным оружием стал китайский коммерческий квадрокоптер DJI Mavic 3. Он превратился в средство разведки и наведения артиллерийского огня, также пригодное для сброса гранат и ВОГов на голову противника. Дешевые дроны-убийцы стали массовыми и смертоносными. Но и против них нашлось немало недорогих антидрон-систем. Заработал вечный механизм противоборства меча и щита, снаряда и брони. Инициативные команды уже собирают беспилотники следующего уровня — с помехозащищенной антенной спутниковой навигации и закрытой связью.

Конфликты современности указывают на необходимость держать в арсеналах, либо быть в готовности приобрести или изготовить тысячи недорогих дронов, которые станут недорогим расходным материалом.

США остаются бесспорным лидером в разработке перспективных летающих беспилотников. Высший хайтек среди дронов — широкая линейка стратегических разведывательно-ударных американских дронов — была много раз модернизирована. Нынешнее поколение американских беспилотников может находиться в воздухе десятки часов, нести дюжину ракет или мощное разведывательное оборудование. Пока в мире создано лишь несколько моделей БПЛА, способных наводиться и связываться через космические системы. Для этого стране необходимо обладать собственной системой спутниковой навигации и связи. В погоне за лидером участвуют Китай, Россия, Израиль, Великобритания, Турция и Иран.

Свежей прорывной технологией в области БПЛА считаются дроны-конвертопланы с вертикальным взлетом и посадкой (vertical takeoff and landing — VTOL), машины, которые умеют взлетать и зависать как коптер, но при этом лететь как самолет. Технология позволяет экономнее использовать энергию и совершать точную посадку. Китай одним из первых начал производить такие беспилотники и даже оснастил ими свои авианосцы.

Отдельные страны разрабатывают БПЛА с реактивным двигателем. Считается, что они смогут нести корректируемые бомбы, противорадиолокационные и противокорабельные ракеты, либо служить дальними высотными разведчиками. Некоторые государства, включая Россию, видят будущее реактивных беспилотников в роли БПЛА сопровождения пилотируемых истребителей. Предполагается, что во время боевых заданий дрон сопровождения будет нести на борту системы наблюдения, РЭБ, связи, а также вооружение. «Дроны-партнеры» должны стать «расходным материалом» войны, они возьмут на себя часть функций пилота, а при необходимости примут удар вместо него, действуя как приманки. ВВС США видят в дронах сопровождения мультипликатор силы. Беспилотные партнеры увеличат радиус боевых вылетов и расширят дальность действия сенсоров, позволяя меньшему числу пилотируемых самолетов охватить большее пространство.

Сегодня в разработке в мире находится ряд перспективных технологий с использованием БПЛА, например:

• Автономные самолеты-заправщики. Они заменят пилотируемые летающие танкеры и позволят увеличить безопасную дистанцию, с которой авианосец сможет наносить удары по территории противника.
• Дроны многоразового использования (в частности американский проект Gremlins). Предполагается, что после выполнения ударных, разведывательных или других заданий в составе роя дроны будут возвращены на борт самолета и через несколько часов готовы к новой миссии.
• Микродроны размером с ладонь для разведки территории в ходе боя в городской застройке.
• Дроны для разведки внутри помещений, действующие автономно при отсутствии системы навигации.

Возможно, вскоре могут появиться проекты дронов, вооруженных стрелковым оружием, а также оружием нелетального действия; дроны-перехватчики дронов; транспортные «материнские» беспилотники, доставляющие в зону действия небольшие дроны; комбинированные подводные летающие дроны, запускаемые с подводных аппаратов. Поле деятельности для воздушных беспилотников неистощимо.

На море

Александр Ермаков:
Ядерное будущее. Под водой и в небесах

Атаки украинских морских беспилотников на Севастополь и корабли российского ВМФ стали первыми в мировой практике нападениями безэкипажных судов на корабли, стоящие в порту. Созданный на базе американского морского дрона MANTAS T-12 украинский дрон-камикадзе «Микола-3» — это несущая 200 кг взрывчатки 5,5-метровая лодка с автономностью до 60 часов и максимальной скоростью в 80 км/ч. О разработке подобных проектов было известно давно, хотя страны, обладающие необходимыми компетенциями, можно пересчитать по пальцам — США, Россия, Норвегия, Израиль, Великобритания и Китай. Например, КНР строит «Великую подводную китайскую стену» по наблюдению с помощью дронов за деятельностью подводных лодок, надводных и воздушных судов в прилегающих к Китаю морях.

В 2017 г. США приняли концепцию «Призрачного флота» (Ghost Fleet), которая подразумевает синхронное взаимодействие наземных, воздушных и морских беспилотников, интегрированных в авианосные и экспедиционные ударные группы. ВМС США уже создают надводные роботы четырех разных классов: большие надводные робокорабли с тяжелыми разведывательными системами и вооружением, средние роботы с разведывательными системами и оборудованием радиоэлектронной борьбы, малые с системами постановки мин и ретрансляционным оборудованием и миниатюрные беспилотники.

В 2022 г. состоялись первые учения ВМС США, которые объединили морские беспилотные системы ячеистой сетью (Mesh) — своеобразным интернетом из беспроводных радиоустройств, объединенных в перекрывающуюся «сетку». В перспективе одного-двух десятилетий американский флот может поменять свою архитектуру в пользу большей рассредоточенности беспилотников с объединением их в глобальную сеть и с управлением из удаленных и мобильных центров.

В широкой линейке американских морских беспилотников можно выделить принятый на вооружение ВМС автономный беспилотный надводный противолодочный корабль Sea Hunter, а также разработанный компанией Boeing 25-метровый 50-тонный подводный аппарат Orca XLUUV, имеющий на вооружении 12 торпед.

Россия ведет около сотни проектов создания подводных роботов, но большинство из них находятся на стадии опытных разработок и не запущены в производство. Самый известный российских проект (также находящийся в разработке) — подводный беспилотник «Посейдон», способный благодаря ядерной энергетической установке перемещаться на глубине до 1000 метров на скорости 100 км/ч и нести ядерный заряд.

Вероятно, события на Черном море в период СВО заставят военно-морские ведомства пересмотреть свои стратегии и уделить в них больше внимания как беспилотным судам, так и средствам противодействия им.

На земле

«Танки сейчас — это смертельная ловушка», — написал в своем Twitter Илон Маск [6]. Однако, факты опровергают популярное в последние годы мнение о том, что «танки умирают». Ожидается, что мировой рынок бронетехники увеличится с 24,1 млрд долл. США в 2022 г. до 33,4 млрд долл. США в 2027 г. при среднем росте на 6,7%. Расходы на беспилотные наземные транспортные средства (Unmanned Ground Vehicles — UGV) за тот же период по расчетам составят только 3 % от мирового рынка бронемашин [7].

В январе 2023 г. экс-руководитель «Роскосмоса» и глава отряда военных советников «Царские волки» Дмитрий Рогозин сообщил об отправке в зону боевых действий на Донбассе четырех боевых роботов «Маркер». Он отметил, что «Маркеры» смогут автоматически обнаруживать и поражать Leopard 2, M1 Abrams и другие танки, используя электронный каталог с изображениями вражеских машин в своих системах управления [8].

Ранее, в 2018 г., в Сирию для проверки боевых качеств отправлялся российский робототехнический комплекс «Уран-9». По итогам испытаний комплекса в опубликованном на российской конференции по безопасности докладе было перечислено множество недостатков фундаментального характера. Основной вывод доклада: боевые робототехнические комплексы в ближайшие 10–15 лет будут неспособны выполнять задачи в условиях боевых действий [9].

Следует отметить, что UGV всех стран показывают приличные результаты на полигонных испытаниях, но посредственно проявили себя в автономном режиме и даже в режиме дистанционного управления в реальных боях в Сирии, Афганистане, Ираке, Ливии.

Наземные дроны будут играть ключевую роль при патрулировании и штурме, разведке, инженерном обеспечении, логистике, разминировании, связи и спасательных операциях. Сотни разработчиков в разных странах создают для этого тысячи проектов, лидеры в этой области — США, Китай, ЕС и Россия.

Считается, что наземные дроны будут незаменимы при проведении операций в плотной городской среде. Военные разработки сосредоточены на совершенствовании лидаров, радаров, сенсоров технического зрения, датчиков ультразвукового диапазона, средств межтранспортной связи, а также технологий искусственного интеллекта и машинного обучения. Некоторые разработчики пытаются оснастить автономными возможностями существующие платформы, например, превратить в дроны обычные танки и бронемашины. Конвертация такого рода неплохо удается с вертолетами и самолетами. Но сложности наземного поля боя, особенно непредсказуемый ландшафт, создают непреодолимый пока набор проблем.

Александр Ермаков:
Зеркальная крепость

В настоящее время США, Израиль, Россия, Китай, Германия, Франция, Индия, Австралия, Южная Корея, Турция, Эстония разрабатывают и даже принимают на вооружение небольшое количество безэкипажных систем для выполнения задач разминирования, транспортировки или патрулирования периметра.

В последнее время на волне разработки проектов по борьбе с воздушными беспилотниками получила популярность идея размещения на бронемашинах автономной системы для обнаружения, вывода из строя и уничтожения БПЛА. Различные программы исследований и разработок в этом направлении ведут США, Россия, Китай, Канада и Германия. Основными средствами обнаружения и противодействия считаются электрооптические, инфракрасные, акустические или радиочастотные датчики, радарные системы, системы радиоэлектронной борьбы, оружие направленной энергии (мощные микроволновые излучатели и лазеры) и обычные системы противовоздушной обороны. В американской компании Northrop Grumman, разрабатывающей систему Counter Unmanned Aerial Systems (C-UAS), считают, что автономный режим работы сети машин, несущих датчики и средства поражения, будет наиболее эффективен.

Скоро ли безэкипажные бронетанковые войска пополнят сухопутные силы? Можно предположить, что, когда беспилотные такси заполонят улицы городов планеты, это будет сигналом о том, что автономные UGV тоже готовы выйти на поля сражений. И когда это случится, война приблизится к канонам фантастических фильмов.

Неосязаемы перемены в военном деле

Значительная часть новых военных технологий остается скрытой от глаз, удаленной от поля боя, в облачных вычислениях и системах анализа данных, связанных с планированием, логистикой и профилактическим обслуживанием.

Конфликты XXI века подтвердили мнение военных теоретиков о том, что объединение в единую сеть средств разведки и систем связи и управления, подключение к ним в онлайн-режиме средств наведения и управления огнем дает мультипликационный эффект. Это сложная техническая задача, и не у каждой страны для ее решения достаточно финансовых и инженерных возможностей. Кроме того, некоторые важные компоненты необходимой архитектуры, например, военный интернет вещей, военные облачные хранилища, появляются только сейчас. Интернет вещей тесно завязан на технологию передачи данных 5G. Американская версия 5G проходит тестирование у военных. И неспроста технология 5G стала предметом принципиального спора между США и их союзниками по НАТО, которые решили использовать готовые решения от китайской компании Huawei.

Украина стала площадкой для отработки передовых технологий в области сбора разведанных и слежения. Их, в частности, предоставляет ВСУ американская компания Palantir. Программное обеспечение от Palantir может объединять вместе данные со спутников и социальных сетей, визуализировать позиции армии противника, идентифицировать танки, артиллерию или другие цели, отмечать морские суда в движении и поставлять по запросам военных нужную информацию из больших данных. Это позволяет военным аналитикам в короткие сроки реагировать на быстроизменяющуюся обстановку на поле боя.

Нейронные сети сопоставляют информацию, извлеченную из спутниковых снимков, с данными из открытых источников (например, фотографиями из социальных сетей), видеозаписями с беспилотных летательных аппаратов, облегчая распознавание объектов и целей.

Чиновники из Пентагона утверждают, что подключение артиллерийских систем к спутниковой разведке с применением ИИ-технологий позволяет затратить на уничтожение цели при наличии надежной связи 20 секунд вместо 20 минут [10].

Современные технологии сегодня позволяют нацеливать артиллерию и ракеты не только по излучающим радарам систем ПВО или звукам выстрелов противника, но также по источникам сотовой связи, по пультам управления беспилотниками или по антидронным излучателям.

Концепция «сетецентрической войны» (Network-centric warfare), подразумевавшая интеграцию разведывательных систем с системами связи и управления, была изложена в 1998 г. в статье вице-адмирала Артура К. Себровски и известного военного теоретика Джона Гарстки [11]. Сегодня США избрали основной военной доктриной концепцию многодоменных операций (Multi-Domain Operations). Она предусматривает объединение в единую сеть возможностей информационной разведки, киберсредств, радиоэлектронной борьбы и космических активов для нанесения ударов высокоточным оружием на большие расстояния. Нельзя сказать, чтобы американские планы воплощались гладко, одно из существенных препятствий — разногласия по архитектуре «Объединенной системы контроля и управления» (Joint All Domain Command and Control) между родами войск.

В КНР разработана концепция «интегрированных электронно-сетевых боевых действий» [12]. Проекты информационной интеграции сил и средств по мере возможностей ведут и страны НАТО: в частности, Германия финансирует проект «Прозрачное поле боя» (gläsernen gesichtsfeldes). Российская армия осуществляет мероприятия по интеграции и освоению Единой системы управления тактического звена.

На протяжении десятилетия американские эксперты вели дискуссии о будущей информационной архитектуре вооруженных сил. Один из ключевых вопросов заключался в том, где надлежит хранить и обрабатывать полученную информацию — на борту боевой платформы, в центре управления, либо в облачном хранилище. В последние годы архитектура начинает приобретать определенные формы.

Искусственный интеллект

Андрей Кортунов:
На пути к искусственному интеллекту — пришествие демона Лапласа

За последние 25 лет в мире появилось много сигнальных датчиков, которые успевают предупредить об опасности раньше, чем она материализуется. Глобальной прозрачности в значительной мере способствует искусственный интеллект. Программы на базе ИИ помогают человеку освоить невероятные объемы информации. Компьютерное зрение позволяет буквально «найти иголку в стоге сена», ИИ-алгоритмы могут распознать аномальное поведение, составить сети связей и контактов и журнал передвижений любого объекта, зафиксировать мельчайшие изменения в ландшафте. Искусственный интеллект позволяет быстрее обнаруживать и нейтрализовать угрозы в киберпространстве.

В 2019 г. армия США провела боевые игры, которые продемонстрировали, что боевая мощь пехотного взвода, усиленного возможностями искусственного интеллекта, возрастает в десять раз [13]. То есть ИИ отменяет старую формулу, согласно которой для победы атакующая сторона должна располагать трехкратным превосходством в силе над обороняющимся противником.

В то же время ИИ формирует новую область неизвестности, неопределенности и недосказанности, порожденную вторжением цифрового разума в сферу человеческих отношений.

В 2017 г. корпорация Google начала проект в интересах Пентагона под названием Maven. В рамках проекта алгоритмы на основе ИИ обрабатывали гигантские массивы фото- видеоинформации, собранной беспилотными летательными аппаратами в Ираке и Афганистане. Впечатляющие успехи проекта привели к появлению десятков новых программ. После начала СВО в 2022 г. проект Maven передали в ведение Национального агентства геопространственной разведки США (National Geospatial-Intelligence Agency- NGA).

В 2021 финансовом году Пентагон получил на проект Maven 230 млн долл. Бюджет проекта на 2023 год неизвестен, поскольку детали бюджета разведывательного сообщества засекречены [14]. Сообщается, что в 2024 г. объем передаваемой оперативному командованию США информации в рамках проекта достигнет одного петабайта (в сравнении с 2023 г. увеличится в 10 раз) [15].

Сегодня с помощью ИИ NGA ежедневно обрабатывает и анализирует для разведывательного сообщества США поток спутниковых снимков объемом почти в петабайт данных. Этой информации достаточно, чтобы заполнить около 20 миллионов картотечных шкафов.

Компания Primer из Кремниевой долины в режиме реального времени просеивает огромное количество связанной с конфликтом на Украине информации и предоставляет украинским военным автономно генерируемую разведывательную картину боевого пространства. С помощью ИИ Primer объединяет и обрабатывает входные данные разведки (аудио, визуальные, текстовые материалы). Программа умеет в онлайн-режиме переводить более чем со 100 языков, по исходной информации определять местоположение, идентифицировать людей, организаций, объекты, отсеивать лишние сведения по различным военным, дипломатическим экономическим и прочим признакам.

В 2021 г. в Пентагоне осуществлялось более 685 проектов с использованием искусственного интеллекта, в том числе несколько, связанных с основными системами вооружения [16].

Пекин делает ставку ни искусственный интеллект в своем асимметричном ответе на военно-политическое доминирование США. Достижение решающего преимущества в «стратегических передовых» технологиях, в ряд которых входит и ИИ, позволит Китаю избежать прямой военной конфронтации и захватить «командные высоты» с помощью военных инноваций. Помимо разработки различных вооружений с ИИ-элементами КНР внедряет ИИ в системы управления и целеуказания для быстрой передачи информации об изменениях обстановки и помощи в принятии решений [17].

Многие страны сегодня разрабатывают программы, способные находить скрытые закономерности и механизмы происходящих в мире процессов. Военные используют такие инструменты, чтобы «поломать игру» противнику. Например, американская военная программа COMPASS разработана, чтобы обнаруживать конфликтные зоны, вскрывать намерения и цели участников, а затем предлагать «прощупывающие действия» и отслеживать реакцию сторон.

Генри Киссинджер в посвященной искусственному интеллекту статье «Метаморфоза» написал: «Вряд ли какая-либо из этих стратегических истин может быть применена к миру, в котором искусственный интеллект играет значительную роль в национальной безопасности. Если искусственный интеллект разрабатывает новое оружие, стратегии и тактики с помощью симуляции и других тайных методов, контроль становится неуловимым, если не невозможным. Эволюция режима контроля над вооружениями научила нас тому, что большая стратегия требует понимания возможностей и военного развертывания потенциальных противников. Но если все больше и больше разведданных становится непрозрачными, как политики будут понимать взгляды и способности своих противников и, возможно, даже союзников? По мере того, как искусственный интеллект становится повсеместным, должны появиться новые концепции его безопасности» [18].

Вполне возможно, что менее продвинутые в технологическом отношении страны будут более расположены передавать ИИ-алгоритмам полномочия человека, поскольку не смогут состязаться в скорости анализа информации и принятии решения со своими опасными соседями. Искусственный интеллект остро ставит перед человечеством вопрос о качестве аналитических систем и способности управлять государственной машиной в условиях ускорения всех процессов и информационного шума.

ВВС и Космос

Иван Дубровский:
Развитие искусственного интеллекта в вооруженных силах США и КНР на заре новой революции в военном деле

Большую угрозу для глобальной безопасности будет представлять милитаризация космоса. Этот процесс уже начат, все ведущие страны обзавелись космической военной инфраструктурой. Опасность следующего шага — вепонизации или размещения оружия в космосе — не всеми до конца понимается. Космическое оружие будет иметь глобальный охват, будет скрытно находиться в высокой готовности и сможет действовать как против наземных, так и против космических объектов. Оно будет особенно эффективно для нанесения превентивного удара. Специалисты отмечают наличие прямых и косвенных, финансовых и научных признаков подготовки к размещению оружия на орбите. Новые технологии — миниатюризация аппаратов, способы перехвата аппаратов с применение спутников-инспекторов, роевые технологии и технологии кинетического и некинетического воздействия — создают условия, позволяющие сделать это быстро и скрытно.

Космические программы, как правило, засекречены, что создает дополнительные риски для стратегической стабильности. Ядерные державы уже подозревают друг друга в стремлении использовать космос для направленного воздействия на управление ядерными силами. Опасения вызывают американские проекты по созданию многоразовых космических гиперзвуковых систем. Четыре страны — США, Россия, Китай и Индия — имеют опыт уничтожения спутников с помощью ракет наземного или воздушного базирования.

В обозримой перспективе космические, воздушные и наземные лазеры считаются наиболее перспективными средствами нейтрализации баллистических и гиперзвуковых ракет. Пентагон и американская промышленность работают над технологией, которая может достичь необходимого уровня в течение нескольких лет. Рассматривается возможность размещения боевых лазеров на орбите, на БПЛА, барражирующих на самых высоких высотах в атмосфере Земли, на кораблях и платформах ПРО. Предположительно к 2024 г. на вооружение Пентагона может быть принята лазерная система Indirect Fires Protection Capability-High Energy Laser (IFPC-HEL) мощностью до 300 киловатт. Ее потенциала будет достаточно для перехвата не только БПЛА, но и крылатых ракет противника.

Аналогичные разработки ведут другие страны НАТО: так, Франция официально признала, что разрабатывает спутники, вооруженные лазером, которые она будет использовать против вражеских спутников, угрожающих космическим силам страны.

Военные активы в космосе — связь и управление, разведка, дальнее обнаружение баллистических ракет, навигации — становятся все более интегрированы. Космос откроет новые возможности для радиоэлектронной борьбы, противоракетной обороны и обеспечит взаимозаменяемость ПРО и противоспутникового оружия.

Количество спутников военного назначения увеличивается в США, Китае, России, Великобритании, Японии, Индии и ЕС. Китай в 2021 г. создал группировку из 12 военных спутников оптико-электронной разведки, США планируют развернуть раннюю версию сети предупреждения о гиперзвуковых ракетах. В 2019 г. Президент США Дональд Трамп подписал меморандум о создании Космических сил США. Космические силы призваны помочь Соединенным Штатам «подготовиться к новым вызовам безопасности в эпоху конкуренции великих держав» [19].

Пентагон строит новую космическую архитектуру, в большой мере опираясь на активы гражданских компаний, в том числе тех, спутники которых сегодня используются в интересах Киева: StarLink, Planet Labs, BlackSky Technology и Maxar Technologies.

Угроза космической войны возрастает, специалисты считают, что эта война будет скоротечной, и, возможно, закончится за один день.

Кибербезопасность

В конце 2021 г. на фоне растущей международной напряженности Соединенные Штаты направили группу киберэкспертов на Украину для защиты цифровых сетей. Ранее американские специалисты помогали укреплять кибероборону в Хорватии, Эстонии, Литве, Черногории и Северной Македонии.

По мере развития технологий зависимость граждан, предприятий и государственных учреждений от интернета увеличивает возможности для шпионажа и атак на ценные ресурсы. В XXI веке большинство стран мира создали подразделения по киберзащите, многие сформировали кибервойска и киберкомандования, приняли кибер-стратегии и приобрели опыт боевых кибер-операций. Пятерка ведущих государств мира в этой области состоит из США, Китая, Великобритании, Южной Кореи и России.

Многие страны признали кибератаки видом оружия, которое поражает со скоростью света. Британский журнал The Economist описывает киберпространство как «пятую область войны, после земли, моря, воздуха и космоса» [20]. В отличие от ядерного оружия кибер-средства нетранспарентны и непредсказуемы, что придает им дестабилизирующий потенциал. Трансграничный характер современных средств коммуникаций позволяет локальным инцидентам в киберсфере быстро перерасти в масштабный конфликт.

Пока государства не сумели согласовать универсальный международный кодекс поведения в этой области. Ряд западных стран заявили, что они будут готовы ответить на разрушительные кибератаки военной силой. Киберстратегии США и Китая фактически прямым текстом декларируют стремление обеспечить глобальное доминирование.

На 2023 финансовый год Пентагон запросил 11,2 млрд долл. на кибероперации, защиту сетей и критической инфраструктуры, а также расширение Киберкомандования [21].

НОАК разработала стратегию под названием «Интегрированная сетевая электронная война», которая предполагает объединение во время конфликта средств сетевой войны и средств радиоэлектронной борьбы против информационных систем противника [21]. Целью считается захват контроля над информационным потоком противника и установление информационного господства. Китай собрал большое количество личной информации о чиновниках и обычных гражданах США, и надеется, что его стратегия позволит оказать когнитивное влияния на людей в том числе с использованием личных предпочтений и страхов. Арсенал киберопераций пополняется не только цифровыми, но и когнитивными инструментами.

Справедливости ради необходимо заметить, что непредсказуемость и непрозрачность киберсферы имеет определенный стабилизирующий эффект. Инфраструктура современного мира взаимозависима и уязвима. Когда живешь в стеклянном доме, опасно кидаться камнями.

Военные облачные хранилища

Леонид Ковачич:
Битва за полупроводники: будут ли победители?

Идеальная распределенная военная мультиоблачная система обеспечивает доступ к хранилищам, базам данных и сетям по всем миру, позволяет производить облачные вычисления, разрабатывать программы, тестировать кибербезопасность и проверять качество цифровых продуктов разработчикам и пользователям в вооруженных силах в общем операционном пространстве.

Немногие страны располагают достаточными ресурсами для развертывания полноценной облачной системы. В 2022 г. Пентагон заключил сделку с Amazon, Google, Microsoft и Oracle на создание облачной инфраструктуры для американских военных Joint Warfighting Cloud Capability стоимостью 9 млрд долл [23].

В 2022 г. рынок облачных вычислений в материковом Китае составил 30,3 млрд долл. США. Четыре крупнейших поставщика облачных технологий в материковом Китае — Alibaba Cloud, Huawei Cloud, Tencent Cloud и Baidu AI Cloud.

Alibaba Cloud активно ищет возможности для расширения клиентской базы в правительстве и государственном секторе, но при этом запустила шесть новых центров обработки данных, охватывающих три континента, в Азиатско-Тихоокеанском регионе, на Ближнем Востоке и в Европе.

Huawei Cloud заняла второе место на китайском рынке и продемонстрировала впечатляющий рост выручки в зарубежных регионах благодаря своей стратегии оказания помощи китайским предприятиям в экспансии за рубежом. В 2023 г. компания планирует открытие новых дата-центров в Турции, Саудовской Аравии, на Филиппинах, в Египте и других регионах [24].

До последнего времени самым тесным «облачным» партнером Минобороны США была компания Microsoft. В феврале 2022 г. Microsoft помогла Украине, переместив ресурсы правительства и большей части учреждений страны в облако за рубежом. «Microsoft исполняет заказ Пентагона и спецслужб по взятию под полный контроль всей информационной инфраструктуры Украины и лишению ее какого-либо “цифрового суверенитета”», — заявил замглавы МИД Олег Сыромолотов [25].

Военные ведомства всех стран будут стремиться обладать собственными облачными хранилищами не только ради резервного копирования. Эксперименты ВМС США по переносу в облако инструментов планирования ресурсов флота, которые ранее располагались в правительственных центрах обработки данных, показали три положительных эффекта: обеспечили надежное управление; повысили осведомленность о боевом пространстве; позволили различным подразделениям наносить согласованное огневое поражение.

Во все времена военные стремятся использовать возникающие технологии для повышения обороноспособности и обеспечения национальной безопасности. Однако сегодня можно обнаружить другие индикаторы возрастающей военной активности, помимо быстрого внедрения и частого применения военных новинок на практике.

Рост военных расходов

Начиная с 2015 г. эксперты отмечают последовательный рост военных расходов в мире, что может указывать на возрастание угроз для международной безопасности.

Пятерку крупнейших военных бюджетов, на долю которых вместе приходилось 62 % расходов в 2021 г., составили бюджеты США, Китая, Индии, Соединенного Королевства и России. Значительно увеличивают военные расходы Япония и Австралия, Иран и Катар.

В 2022 г. оборонный бюджет США составил 770 млрд долл., а в 2023 г. он может стать рекордным в истории страны, достигнув 858 млрд долл [26].

Второе по величине военных расходов государство — Китай — выделило на свои вооруженные силы в 2021 г., по оценкам экспертов, 293 млрд долл., что на 4,7 % больше, чем в 2020 г. [27]

Резко, более чем на 20% увеличен в 2023 г. военный бюджет Франции: он составит 43,9 млрд евро. Приоритетными направлениями станут модернизацию ядерного арсенала и военная разведка — ее бюджет увеличат на 60% [28].

Обращает на себя внимание тот факт, что в приоритетном порядке военные ведомства ведущих государств финансируют перспективные военные разработки. Например, финансирование военных НИОКР в США в период с 2012 по 2021 гг. выросло на 24 %, в то время как финансирование закупок вооружений за тот же период сократилось на 6,4 % [29]. Пентагон вкладывает средства в искусственный интеллект, гиперзвуковое оружие, кибероборону и квантовые вычисления [30].

Объемы китайских инвестиций в разработку новых вооружений засекречены, но впечатляющие достижения военных разработчиков КНР не позволяют сомневаться, что они велики.

В Совместном заявлении СССР и США относительно будущих переговоров по ядерным и космическим вооружениям (июнь 1990 г.) стороны закрепили понятие стратегической стабильности, которое было основано на двух концепциях: кризисная стабильность и стабильность гонки вооружений. Появление стимулов для резкого наращивания своего стратегического потенциала Москва и Вашингтон в 1990 г. определяли как нарушение стратегической стабильности, что могло указывать на подготовку к нанесению первого удара. Наблюдаемый ныне рост военных расходов можно оценить как начало гонки вооружений, ведущей к подрыву стратегической стабильности.

Вовлечение гражданских компаний в военные проекты

Артур Хетагуров:
Новый инструментарий США и НАТО для информационного и киберпротивоборства с Россией в Восточной Европе

В отличие от предыдущих времен, когда новые технологии, такие как Интернет, глобальная навигация или СВЧ возникали в военной области и перетекали в гражданский сектор, в последние десятилетия наоборот — военные ведомства черпают гражданские ресурсы для оборонных нужд. Гражданские системы космической связи, коммерческие спутники наблюдения за земной поверхностью, коммуникационные сети 5G, интернет вещей, приборы виртуальной и дополненной реальности и большинство упомянутых выше технологий были созданы компаниями, которые практически никогда ранее не получали военных подрядов. XXI век развернул эту тенденцию. Американские компании SpaceX, OneWeb, Amazon, Google, Microsoft, Oracle и даже Google подключились к военным подрядам. Поначалу участие в военных контрактах вызывало резко негативную реакцию у гражданских разработчиков. Но проведенная патриотическая пиар-кампания переломила этот тренд. У Пентагона в Кремниевой долине открыт специальный офис для привлечения перспективных стартапов.

Китай перенял опыт использования гражданских высоких технологий для развития военного сектора и несколько лет внедряет систему государственно-частного партнерства в сфере разработки и обслуживания вооружений. Китайская оборонная промышленность и НИИ НОАК в своих исследованиях сотрудничают с частными предприятиями. Даже небольшие частные фирмы в КНР могут получить подряд, если смогут предложить НОАК то, чем армия пока не обладает.

Эта тенденция универсальна, ее можно проследить, например, в Японии и Южной Корее. Масштабное государственно-частное военное партнерство ведет к милитаризации глобальной экономики в целом, включая ее IT и кибер-активы, космические, логистические, робототехнические, энергетические технологии, а также все области перспективных квантовых, нано-, био- и прочих разработок.

Россия в этом вопросе является скорее исключением. Государственное регулирование осложняет участие частных подрядчиков в выполнении оборонзаказа, производством вооружения и нуждами армии в России традиционно занимаются мощные государственные корпорации.

Роль экономического фактора в военном соперничестве

Использование гражданских наработок позволяет военным быстро и относительно недорого внедрять новые технологии и привлекать лучших специалистов в интересах национальной безопасности. Коммерческие компании богатеют на военных подрядах, и такой симбиоз позволяет шестерням военной и гражданской экономики крутиться быстрее.

Считается, что военные расходы становятся более эффективны с использованием новых технологий. Например, ожидается, что беспилотные системы избавят военные ведомства не только от необходимости содержать военный персонал, но также сэкономят средства на строительстве гражданской инфраструктуры, пенсионном и социальном обслуживании семей военных.

С ростом участия ведущих технологических корпораций в военном строительстве экономическая конкуренция держав приобретает выраженный военный подтекст. Он проявляется технологическом протекционизме: в драматической битве США и Китая за глобальное внедрение стандарта связи 5G, запрете Вашингтона на слияния и поглощения между компаниями Китая и США в высокотехнологичном промышленном секторе, в нерыночных методах конкуренции производителей компьютерных процессоров.

Геополитическое соперничество Соединенных Штатов и Китая выражается не только в военном противостоянии, но и в формировании двух технологических экосистем. Многие страны мира, которые сегодня предпочитают сохранять нейтралитет и не вовлекаться в военные союзы, по экономическим причинам будут вынуждены причалить к той или иной технологической экосистеме, что со временем повлечет и их военно-техническую привязку. В мире уже получил распространение термин «дипломатия беспилотников». Страны, не способные самостоятельно производить современные дроны, вынуждены закупать их у более продвинутых партнеров, соглашаясь на технологическую и отчасти политическую зависимость на годы, а может быть и десятилетия вперед.

На планете немного стран, способных самостоятельно осилить технологический барьер, десятилетиями формирующийся в сфере оборонной промышленности. Современные технологии подошли к рубежу, когда расходы на разработку следующего поколения вооружений и военной техники становятся почти непосильны для отдельного государства. Соединенные Штаты стремятся решать эту проблему, разделяя финансовое бремя разработки новых военных систем со своими союзниками по НАТО и партнерами в АТР. Одновременно Пентагон убеждает партнеров унифицировать вооружения, стандарты и калибры, переходить на американские вооружения.

Союзники США, как правило, и сами заинтересованы в подобном партнерстве, позволяющем им не только экономить бюджет, но и получать определенные технологии. Например, Японии полагается на сотрудничество с США в разработке перспективного боевого самолета, крылатых ракет, систем ПРО, беспилотных аппаратов и инструментов кибербезопасности.

Стремление Вашингтона выйти победителем в технологическом соперничестве проявляется в усилении экспортного контроля. В годы холодной войны США и их союзники создали Координационный комитет по экспортному контролю (КОКОМ) для многостороннего контроля над экспортом в СССР и другие социалистические страны. После распада СССР КОКОМ был упразднен, и взамен него в 1996 г. было заключено Вассенаарское соглашение для контроля экспорта обычных вооружений и товаров и технологий «двойного применения». Сложилось так, что Россия тоже является участником Вассенаара, что не позволяет Соединенным Штатам превратить эту международную площадку в механизм для строительства технологического «железного занавеса». Вашингтон строит такой «занавес» иначе, через двусторонние соглашения с союзниками. Например, чтобы помешать Китаю в развитии его полупроводниковой промышленности, США убедили Японию и Нидерланды ограничить экспорт станков для производства чипов в КНР. Очевидно, что убытки от этого соглашения понесут производители оборудования — компания ASML в Нидерландах и Tokyo Electron и Nikon в Японии. Токио, Амстердам и Вашингтон не разглашают подробности соглашения из-за деликатного характера.

Андрей Губин:
«Жнецы» и «птеродактили»: как повлияют роботы на судьбу АТР?

Самые жесткие меры против политических и военных соперников, которые могут предпринять нации, если не считать войны — это санкции. Многолетний опыт пребывания под санкциями имеют Куба, КНДР, Иран и даже КНР (в 1989 г. США и ЕС ввели эмбарго на продажу вооружения Китаю). В последние годы под жесткое санкционное давление попали Россия и Беларусь. В свете событий на Украине страны Запада уделяют особое внимание блокировке доступа недружественных стран к высокотехнологичным компонентам, в которых нуждается их военный сектор. Многочисленные журналистские расследования показывают, что, несмотря на препоны, сторонние дистрибьюторы и подставные компании продолжают поставки материалов и компонентов в подсанкционные страны. Вашингтон постарается туже затянуть санкционную удавку, чтобы задушить текущее производство вооружений государств-оппонентов и затормозить перспективное технологическое развитие своих геополитических соперников.

Исследования показывают, что применение алгоритмов искусственного интеллекта к доступным цифровым данным, включая использование информации из открытых источников, интеграцию современных методов анализа и использование коммерческих технологий, позволяет выявлять механизмы обхода санкций. То есть санкционный пресс будет становиться тяжелее по мере развития коммерческой аналитики и роста числа поставщиков данных.

Москва может ответить (и иногда отвечает) Вашингтону встречными санкциями: например, запретить экспорт урана и палладия в Соединенные Штаты. Американская атомная энергетика зависит от российского урана, а оборонный комплекс использует уран при производстве высокоскоростных летательных аппаратов и танковой брони.

Санкции станут серьезным вызовом для будущего России, перед которой стоит задача выстоять в нынешнем противостоянии с достаточно ограниченным технологическим потенциалом. В схожей ситуации Советский Союз мог опираться на сотрудничество стран Варшавского договора и ряда государств Движения неприсоединения. Сегодня у Москвы есть сильный партнер в лице Пекина. Однако Китай ведет собственную игру, он опасается вторичных санкций.

Санкционный прессинг на Россию усугубляют десятилетия «утечки мозгов». Многие годы этой проблеме не уделяли должного внимания, что привело к потере значительного инженерного потенциала, так необходимого в технологическом противостоянии. С аналогичной проблемой в свое время столкнулся Китай. В последние два десятилетия усилиями государства «утечка» из КНР была прекращена и, наоборот, осуществлялся обратный «переток» специалистов на родину. Опыт Пекина в решении этой проблеме может быть полезен для Москвы сегодня.

История Северной Кореи показывает, что даже под жесткими санкциями и пристальным наблюдением страна может выживать и создавать новые виды вооружений. При этом внешние угрозы вынуждают разрабатывать наиболее разрушительные антигуманные виды оружия.

Военная сила в нынешний исторический период

Подъем Китая вернул фактор военной силы в мировую повестку. СВО отрезвила тех, кто считал его пережитком прошлого.

Конфликт на Украине заставил государства вспомнить такие архаичные понятия как мобилизационные мощности и военный потенциал. Он ускорил развитие военных технологий за счет беспрецедентного финансирования и вовлечения ресурсов ведущих военных держав мира.

Нынешнее геополитическое соперничество отчетливо ведет мир к формированию двух «технологических экосистем» — американской и китайской. Между этими системами уже развернулась конкуренция, которая приобретает форму войны платформ и стандартов. К борьбе за энергетические и минеральные богатства добавляется соперничество за транспортные маршруты (включая Северный морской путь), космические орбиты, полосы радиочастот для спутниковой связи. В разряд оспариваемых активов попали международные стандарты связи (5G, а в перспективе — 6G), базы big data, архивы персональных данных, права интеллектуальной собственности. Полем мирных «боевых действий» может стать соперничество за кадровые ресурсы.

Подобно тому, как технологии Индустрии 4.0 формируют цифровую среду государств, в военной сфере новые технологии открыли возможности для создания «службы одного окна» — сетецентрических систем, объединяющих военные активы для обеспечения нужд каждого отдельного «абонента» от главнокомандующего до командира взвода.

Конфликт на Украине сделал явным то, что не афишировалось: военные машины черпают ресурсы в невоенных сферах в космосе, связи, разведке, хранении и обработке информации, робототехнике. Интеграция военных и гражданских активов в единую сеть становится мультипликатором военного могущества, первой демонстрацией того, как в будущем управляемый искусственным интеллектом конфликт может вестись практически без участия человека в принятии решений.

Конфликт на Украине стал полигоном для новейших технологий, проверкой способности инженеров быстро находить новые решения. Он отчетливо показал, что даже небольшая задержка может оказать большое влияние на национальную военную мощь.

Новые военные технологии вернулись в сферу особого интереса и мировых СМИ, и политических элит. Страхи и новые перспективы подстегивают расходы на военные НИОКР и разгоняют гонку вооружений. Военно-технологические альянсы позволяют не только усилить военные и политические потенциалы, но также разделить бремя расходов на создание военных новинок. Альянсы становятся мощным магнитом для сохраняющих обособленность государств.

У мирового военного истеблишмента не вызывает сомнений, что в будущем войны будут вестись беспилотными машинами на земле, на воде, под водой и в воздухе. Логика технологического развития ведет к тому, что боевые роботы будут самостоятельно принимать решение об атаке, что порождает протест мировой общественности. Еще большую тревогу вызывает технология, которая лишь обозначилась на горизонте, но может стать трамплином в военном деле — квантовые вычисления. Страна, которая применит эту технологию к боевым роботизированным системам с искусственным интеллектом, возможно, получит решающее преимущество.

Отстающие в технологическом развитии страны будут вынуждены для обеспечения своей безопасности полагаться на самые антигуманные формы разрушения: ядерное, противоспутниковое, кибер-, и возможно — биологическое оружие.

Возвращение в мир прокси

Евгения Дрожащих:
Борьба за мир в космосе: о подходах России и США по предотвращению гонки космических вооружений

Милитаризация АТР идет быстрыми темпами, Вашингтон сколачивает военные коалиции, строит новые военные базы, стягивает в регион средства ПРО. Но гигантская американская военная машина изнашивается, многие корабли и самолеты требуют ремонта и замены. И не всегда Пентагон получает достаточные средства.

НОАК переживает подъем. Китайские инженеры перешли от стадии копирования и обратного инжиниринга к собственным разработкам, и американской разведке приходится выуживать потенциальные угрозы в непрозрачных военных проектах КНР.

Динамика американо-китайского вооруженного противостояния будет зависеть от результатов экономического и технологического соперничества, и не в последнюю очередь от действий политического руководства этих стран. Сегодня Вашингтон умело разыгрывает в регионе карту Тайваня, провоцируя Китай на локальный конфликт и сплачивая вокруг себя его обеспокоенных соседей. Китайские лидеры в разное время демонстрировали как умение делать серьезные ошибки, так и способность извлекать из ошибок мудрые уроки.

Ядерные державы не могут позволить себе прямого столкновения. Для соперничества есть способы и пространство для борьбы за политическое лидерство в Азии, экономическое влияние в Африке и Латинской Америке. С китайской стороны здесь идут в ход инвестиции, создание новых логистических маршрутов, установление «особых» отношений с местной элитой и перспективными политиками, привлечение китайских частных охранных фирм. Соединенные Штаты могут предложить некоторые инвестиции, меры по поддержке демократии и «услуги безопасности» в виде военных баз и ЧВК. Россия перенимает и китайский, и американский опыт.

Конфликт на Донбассе и Украине показывает, насколько аккуратно Запад тестирует «красные линии» Москвы. Стороны соблюдают сдержанность даже в словесной войне. Для Вашингтона прокси-война на удаленной украинской территории — не самый худший сценарий разрешения накопившихся с начала века противоречий в российско-американских отношениях. Не станет большим сюрпризом, если однажды выяснится, что американские спецслужбы подталкивали Россию начать СВО, как в свое время ЦРУ подтолкнуло советских вождей вторгнуться в Афганистан.

Возможно ли ожидать, что в XXI веке будет сокращаться набор международных проблем, для решения которых не обойтись без военной силы?

Сегодня на фоне СВО кажется, что ответ отрицательный. Однако возможно допустить, что результат СВО покажет обратное, и по окончании конфликта начнется предметная дискуссия о том, какими инструментами человечество намерено решать наиболее важные глобальные проблемы, заслуживают ли применения силы разногласия государств по правам человека, демократии, экономическим системам и внешней политике, и так ли велики существующие политические и идеологические различия, чтобы за них подвергать угрозе глобальную безопасность.

1. Заседание Международного дискуссионного клуба «Валдай» // Президент России. 24.10.2014.. URL: http://www.kremlin.ru/events/president/news/46860

2. Buckley N. Putin unleashes fury at US ‘follies’ // Financial Times. 24.10.2014. URL: https://www.ft.com/content/fa42acf8-5b9f-11e4-81ac-00144feab7de

3. Huang C. China takes aim at the US for the first time in its defence white paper //South China Morning Post. 07.08.2019. URL: https://www.scmp.com/comment/opinion/article/3021273/china-takes-aim-us-first-time-its-defence-white-paper

4. Слипченко В.И. Войны шестого поколения: Оружие и военное искусство будущего. – Москва: Вече, 2002. – 384 с.

5. Homepage // Global Conflict Tracker. URL: https://www.cfr.org/global-conflict-tracker/

6. Tanks Are a Deathtrap Now. With Neither Side Having Air Superiority, ... - Latest Tweet by Elon Musk // LatestLy. 07.01.2023. URL: https://www.latestly.com/socially/world/richardgarriott-tanks-are-a-deathtrap-now-with-neither-side-having-air-superiority-latest-tweet-by-elon-musk-4682590.html

7. Armoured Vehicle Programmes 2023, International Armored Vehicles // Defense IQ. URL: https://www.defenceiq.com/events-internationalarmouredvehicles

8. Рогозин обозначил цели своего возвращения в зону боевых действий // Ведомости. 06.02.2023. URL: https://www.vedomosti.ru/technology/articles/2023/02/06/961839-rogozin-vozvrascheniya-boevih-deistvii

9. BAE Systems раскритиковала российский боевой робот "Уран-9" // Военное обозрение. 31.05.2019. URL: https://topwar.ru/158542-bae-systems-raskritikovala-rossijskij-boevoj-robot-uran-9.html

10. Army seeks to use artificial intelligence (AI) and satellites to speed attacks on targets of opportunity // Military+Aerospace Electronics. 12.05.2021. URL: https://www.militaryaerospace.com/sensors/article/14203067/artificial-intelligence-ai-satellites-targeting

11. Arthur K. Cebrowski, John J. Garstka. Network-Centric Warfare: Its Origin and Future // Academia.edu. URL: https://www.academia.edu/28905216/Network_Centric_Warfare_Its_Origin_and_Future

12. Кокошин А., Кашин В. О подходах руководства КНР и китайских силовых структур к противоборству в киберпространстве // Российский совет по международным делам. 25.07.2022. URL: https://russiancouncil.ru/analytics-and-comments/comments/o-podkhodakh-rukovodstva-knr-i-kitayskikh-silovykh-struktur-k-protivoborstvu-v-kiberprostranstve/

13. Gady F.-S. What does AI mean for the future of manoeuvre warfare? // International Institute for Strategic Studies. 05.05.2020. URL: https://www.iiss.org/blogs/analysis/2020/05/csfc-ai-manoeuvre-warfare

14. Pentagon shifting Project Maven, marquee artificial intelligence initiative, to NGA, Justin Doubleday, April 26, 2022. URL: https://federalnewsnetwork.com/intelligence-community/2022/04/pentagon-shifting-project-maven-marquee-artificial-intelligence-initiative-to-nga/

15. Perreault D. Intelligence, surveillance, target acquisition, and reconnaissance // Tgdperreault.Wordpress. URL: https://tgdperreault.wordpress.com/2023/03/21/intelligence-surveillance-target-acquisition-and-reconnaissance/

16. Hundreds of AI projects underway as Defense Department eyes future combat // C4ISRNET. 22.02.2022. URL: https://www.c4isrnet.com/artificial-intelligence/2022/02/22/hundreds-of-ai-projects-underway-as-defense-department-eyes-future-combat/

17. Дубровский И. Развитие искусственного интеллекта в вооруженных силах США и КНР на заре новой революции в военном деле // Российский совет по международным делам. 09.12.2022. URL: https://russiancouncil.ru/analytics-and-comments/columns/military-and-security/razvitie-iskusstvennogo-intellekta-v-vooruzhennykh-silakh-ssha-i-knr-na-zare-novoy-revolyutsii-v-voe/

18. Kissinger H., Schmidt E., Huttenlocher D. The Metamorphosis // The Atlantic. August 2019. URL: https://www.theatlantic.com/magazine/archive/2019/08/henry-kissinger-the-metamorphosis-ai/592771/

19. Милитаризация космоса — следующий шаг США. SpaceX и лазеры на орбите // Военное обозрение.

07.03.2019. URL: https://topwar.ru/155082-militarizacija-kosmosa-sledujuschij-shag-ssha-spacex-i-lazery-na-orbite.html

20. War in the fifth domain. Are the mouse and keyboard the new weapons of conflict? // The Economist. 01.07.2010. URL: https://www.economist.com/briefing/2010/07/01/war-in-the-fifth-domain

21. Pentagon seeks $11.2 billion for cyber in FY23 budget request, Colin Demarest // C4ISRCOM. 28.03.2022. URL: https://www.c4isrnet.com/cyber/2022/03/28/pentagon-seeks-112-billion-for-cyber-in-fy23-budget-request/

22. Sharma D. Integrated Network Electronic Warfare: China's New Concept of Information Warfare. [Journal of Defence Studies], 2010. Vol 4. No 2. Pp. 36-49. URL: https://indianstrategicknowledgeonline.com/web/jds_4_2_dsharma.pdf?__cf_chl_tk=6l_Ys6CDGMJ5gobZfVqzNsiMWXq9eFRHc96XLmLk6To-1679517087-0-gaNycGzNCrs

23. Pentagon splits $9 billion cloud contract among Google, Amazon, Oracle and Microsoft // Reuters. 08.12.2022. URL: https://www.reuters.com/technology/pentagon-awards-9-bln-cloud-contracts-each-google-amazon-oracle-microsoft-2022-12-07/

24. China cloud service spending to grow by 12% in 2023 // Catalys. 20.03.2023. URL: https://www.canalys.com/newsroom/china-cloud-market-Q4-2022

25. В МИД заявили, что Microsoft лишает Украину цифровой самостоятельности // РИА Новости. 17.07.2022. URL: https://ria.ru/20220718/microsoft-1803305452.html

26. Военные расходы стран НАТО вырастут в 2023 году на 13% и приблизятся к $1,3 трлн // Ведомости. 22.12.2022. URL: https://www.vedomosti.ru/politics/articles/2022/12/22/956459-voennie-rashodi-stran-nato-virastut

27. Военные расходы в мире гораздо выше затрат на энергопереход и борьбу с голодом // Ведомости. 25.04.2022 г. URL: https://www.vedomosti.ru/politics/articles/2022/04/26/919722-voennie-rashodi-v-mire

28. Власти Франции увеличили военный бюджет более чем на 20 процентов // РИА Новости. 09.11.2022. URL: https://ria.ru/20221109/frantsiya-1830188509.html

29. World military expenditure passes $2 trillion for first time // SIPRI. 25.04.2022. URL: https://www.sipri.org/media/press-release/2022/world-military-expenditure-passes-2-trillion-first-time

30. Мировые военные расходы в 2021 году впервые превысили $2 трлн // ТАСС. 25.04.2022. URL: https://tass.ru/ekonomika/14460999