Возвращение «арабского голоса»: через портал из потустороннего мира

«Арабский голос» и характер гордого бедуина, о которых рассказывали в отечественных университетах на лекциях молодым арабистам, ушли из региональной политики в подполье, но не исчезли. Можно предположить, что, затаившись, арабские националистические движения выжидают созревания необходимых внешних и внутренних условий.

Проблески же сопровождающих эти движения идей, хотя и громко звучали на улицах во время протестов 2019–2020 годов в арабском мире, пока еле заметны. Арабские националистические движения не набрали внутренние ресурсы. Внешние игроки прошли мимо происходящих массовых выступлений, словно не заметив их, но элиты арабских стран — разобщённые и обладающие ограниченной легитимностью — почувствовали растущий запрос населения на справедливость.

Протесты в арабских странах несут в себе арабский националистический заряд, направленный как против вмешательства их соседей (Турции, Ирана и даже Израиля, несмотря на нормализацию), — так и против Запада. Отдельная проблема в восприятии арабских националистов — продавшиеся Западу региональные режимы и их лидеры. Всё это приводит к ограниченной поддержке Западом этих протестов (в отличие от «арабской весны»), желанию использовать их, пробовать управлять за кулисами, но не усиливать. Иллюзий же по поводу того, что в случае прихода националистических сил придётся сокращать своё присутствие как иранцам и туркам, так и американцам, быть не должно.

Представьте, что вы играете в компьютерную игру, где есть портал. Так вот, вы идёте по одной карте, а потом заходите в портал — и переноситесь на ту же карту, но другого цвета, с другим содержанием и другими задачами. Это параллельные миры. Пользуясь этой аналогией, один мир Ближнего Востока — тот, который мы привыкли видеть на политической карте, другой — с реальным положением дел. Первый мир — это мир придуманных национальных государств, второй — сращённый с первым сложный мир кланов, племён, исламистских движений и внешних интересов, не видных на первой карте. Это более наполненная, комплексная структура, но главное в ней — нити связей, которые ведут от одного актора к другому, невзирая на границы. И именно границы на этой второй карте не существуют. Сегодняшний Ближний Восток погружён в эту «вторую карту». В ней, например, шейхи иракских племён связаны с представителями своих племён — руководителями крупных и часто высокотехнологичных корпораций — в Саудовской Аравии, Катаре или Кувейте. Поставленные управлять Ираком вестернизированные кланы своими нитями и финансами плотно связаны с Лондоном. Или на этой карте чётко видно, что приверженность идеям ассоциации «Братьев-мусульман» рождает неожиданные альянсы многих групп по всему Ближнему Востоку.

Само существование этого потустороннего мира требует участия тех, кто вообще хочет остаться на первой карте. Государства, режимы также должны были пройти через портал, чтобы держать руку на пульсе этой игры — они это делают в целях выживания. Отсюда и, например, специфичный подход Тегерана с использованием шиитских группировок в подорванных государствах.

Ещё полвека назад «арабский голос» в мировых делах исходил из Каира. Египет Гамаля Абдель Насера заставлял глобальные державы подстраиваться, работать друг с другом и друг против друга, искать ответы на не всегда ими ставившиеся вопросы. Само формулирование арабской позиции в международных отношениях было представлено в том или ином виде. Арабский социализм, на деле скрывавший под собой арабский национализм, был общепринят и распространён. Позднее скажут, что режимы не справились, идеология арабского национализма провалилась. Где-то её постараются заменить исламистские движения, но и они, оказавшись у власти, не смогут решить насущные проблемы. Специфичные кейсы с ХАМАСом или «Хизбаллой» не считаются подходящими для национальных государств, есть и вопросы, связанные с тем, насколько эффективны могли бы быть эти структуры в условиях возрождённых арабских государств. Представляется, что при восстановлении государственных институтов для них осталось бы немного места. Но это может случиться только в тот момент, когда игрок подойдёт к решению поставленных в «потустороннем мире» задач — найдёт портал, который либо выведет его на новую карту, либо вернёт обратно — на старую, но понятную, привычную, с установленными правилами игры. И подстегнуть этот процесс могут не внутренние, а внешние условия.

Внешние условия формируются «осыпающимся» миром. Именно сквозь него может быть услышан «арабский голос». Сам голос вновь может зазвучать из Каира — столицы государства с наибольшей численностью арабского населения и богатой историей, активно развивающего свои вооружённые силы, экономику, а также обладающего политическим опытом и региональным признанием. Страна, где находится штаб-квартира Лиги арабских государств, может выгодно отличиться в течение следующего десятилетия не только и не столько по причине собственного развития, но скорее ввиду серьёзного упадка соседей, которые не успеют оправиться (в Ливане, Сирии, Ливии и другие).

В целом регион может получить шанс на восстановление, а «арабский голос» — на возвращение в региональные и мировые дела благодаря «осыпанию миропорядка», с одной стороны, и наличию нескольких полюсов влияния — с другой. Угасающий — а точнее рекалиброванный — интерес США к Ближнему Востоку создаёт пространство возможностей для арабского мира, который сможет не просто вернуться в игру между двумя полюсами (США, СССР) второй половины XX века, но воспользоваться благами нового мира. Этот новый мир для Ближнего Востока может не ограничиваться выбором между США, Россией и Китаем, а быть способным — в самом оптимистичном сценарии и при должной «домашней работе над ошибками» — дать рождение особым формам внутреннего развития и устройства.

Начавшиеся десять лет назад события «арабской весны» считались тектоническим сдвигом, способным перевернуть предыдущую логику развития Ближнего Востока. Если коллективный Запад рассчитывал на «демократизацию» в лоне либеральной идеологии, то в России или Китае призывали к более осторожной оценке происходящего. Сам регион был растерзан столкновением идеологий, идентичностей, войнами, терроризмом, засухой и, самое главное, застоем или недостаточным развитием социально-экономических систем. Во многом именно тупик развития государств (и государственности) вкупе с внешним фактором на определённом этапе истории и предопределил масштаб этих проблем.

В докладе Валдайского клуба «Ближний Восток в поисках утраченного возрождения» о ближневосточных лидерах говорится следующее: «Эта плеяда, оказавшаяся на авансцене истории в силу чрезвычайных обстоятельств, создавшихся в растерзанном регионе “осыпающегося мира”, становится поколением тактиков». «Зашкаливающий прагматизм» и отсутствие «философских исканий» — эти слова действительно характеризуют нынешние элиты в регионе. Так сложилась история Ближнего Востока — особенно та её часть, в которой был нарушен баланс влияния между глобальными силами (после распада СССР). Во многом элитам государств Ближнего Востока приходится реагировать, поскольку, принадлежа к ставшему полем для экспериментов региону, каждое из этих государств могло оказаться в положении «изгоя». Причём никто не собирался такого «изгоя» оставлять в покое, он уничтожался — если не соседями, то внешними интересантами. Последним хватало сил, ресурсов, возможностей и влияния для реализаций стратегий и «романтических» (но ужасающих на деле) идеологий.

Василий Кузнецов:
Пессимизм разума — оптимизм воли. Арабский мир послезавтра

В постбиполярном мире слишком сильно выразился внешний фактор — США, обратившие своё особое внимание на дела Ближневосточного региона. Американская идеология для Ближнего Востока была упакована в красивые коробки, но за ними скрывалась жестокая реальность военного подавления. И только сопротивление рождало переиначивание подходов, перекройку политики, использование других методов реализации интересов и в конечном счёте принятие во внимание интересов «другого». Но оказывать прямое сопротивление без необходимых ресурсов и складывания внешних условий игры между глобальными полюсами — лезть на рожон. Арабские лидеры были к этому не готовы. В такой региональной неопределённости со «слоном в посудной лавке» могло возникнуть только желание реагировать, а не выстраивать стратегию; отвечать, избегая столкновений, но не «идти на ты».

В этих условиях наиболее ценными умениями стали сокрытие своего мнения — во избежание дополнительных проблем — и реагирование. «Арабский голос» и характер гордого бедуина, о которых рассказывали в отечественных университетах на лекциях молодым арабистам, ушли из региональной политики в подполье, но не исчезли. Можно предположить, что, затаившись, арабские националистические движения выжидают созревания необходимых внешних и внутренних условий. Проблески же сопровождающих эти движения идей, хотя и громко звучали на улицах во время протестов 2019–2020 годов в арабском мире, пока еле заметны. Арабские националистические движения не набрали внутренние ресурсы. Внешние игроки прошли мимо происходящих массовых выступлений, словно не заметив их, но элиты арабских стран — разобщённые и обладающие ограниченной легитимностью — почувствовали растущий запрос населения на справедливость.

Несмотря на то, что протестовавшие в первую очередь адресовали свои вопросы своим же правительствам, существует ещё один аспект, касающийся внешних сил. Прежде чем сказать об этом, мы должны обозначить, что мы говорим в первую очередь о пострадавшем в период «арабской весны» арабском же мире.

Существует разница между Ближним Востоком — придуманным британцами конструктом для обозначения стран на пути своих кораблей в Индию — и арабским миром.

Арабский мир включает в себя арабские государства, и участие в их делах израильтян, иранцев или турок многими представителями арабского национализма тоже может считаться проявлением внешнего влияния. Таким образом, существуют два уровня внешнего влияния на дела арабского мира — условно региональное и глобальное. Протесты в арабских странах несут в себе арабский националистический заряд, направленный как против вмешательства их соседей (Турции, Ирана и даже Израиля, несмотря на нормализацию), — так и против Запада. Отдельная проблема в восприятии арабских националистов — продавшиеся Западу региональные режимы и их лидеры. Всё это приводит к ограниченной поддержке Западом этих протестов (в отличие от «арабской весны»), желанию использовать их, пробовать управлять за кулисами, но не усиливать. Иллюзий же по поводу того, что в случае прихода националистических сил придётся сокращать своё присутствие как иранцам и туркам, так и американцам, быть не должно.

Параллельные миры, но без портала

Политическая карта Ближнего Востока всем хорошо известна — как и то, что зачастую она не отражает реальное положение дел. Сами государства не только не существуют в своих границах — даже в тех, что определены последствиями колониального прошлого, — но и с трудом располагаются на части земель, на которые претендуют. Безусловно, такое положение дел сложилось не без участия неоколониализма, в качестве характерной черты которого следует указать безответственность. Но суть не в этом — мы говорим о самом регионе. И здесь хорошо отражает ситуацию «игровой» подход.

Андрей Кортунов:
Диффузная идентичность Ближнего Востока

Представьте, что вы играете в компьютерную игру, где есть портал. Так вот, вы идёте по одной карте, а потом заходите в портал — и переноситесь на ту же карту, но другого цвета, с другим содержанием и другими задачами. Это параллельные миры. Пользуясь этой аналогией, один мир Ближнего Востока — тот, который мы привыкли видеть на политической карте, другой — с реальным положением дел. Первый мир — это мир придуманных национальных государств, второй — сращённый с первым сложный мир кланов, племён, исламистских движений и внешних интересов (конкретных бойцов, танков, самолётов и авианосцев), не видных на первой карте. Это более наполненная, комплексная структура, но главное в ней — нити связей, которые ведут от одного актора к другому, невзирая на границы. И именно границы на этой второй карте не существуют.

Сегодняшний Ближний Восток погружён в эту «вторую карту». В ней, например, шейхи иракских племён связаны с представителями своих племён — руководителями крупных и часто высокотехнологичных корпораций — в Саудовской Аравии, Катаре или Кувейте. Поставленные управлять Ираком вестернизированные кланы своими нитями и финансами плотно связаны с Лондоном. Или на этой карте чётко видно, что приверженность идеям ассоциации «Братьев-мусульман» рождает неожиданные альянсы многих групп по всему Ближнему Востоку (от элит в Катаре и Турции до ушедших в подполье оппозиционеров Египта; от интегрированных в политический процесс исламистских партий Туниса и Марокко до растворившихся между группами сирийской оппозиции исламистских движений в Идлибе). Там же существуют радикалы разных мастей, способные устанавливать контроль за территориями, вести контрабандную продажу нефти (и всего, что приносит средства для поддержания ещё одного фейк-мира — и такие сценарии в компьютерных играх известны — внутри параллельного мира). Само существование этого потустороннего мира требует участия тех, кто вообще хочет остаться на первой карте. Государства, режимы также должны были пройти через портал, чтобы держать руку на пульсе этой игры — они это делают в целях выживания. Отсюда и, например, специфичный подход Тегерана с использованием шиитских группировок в подорванных государствах. И всё это опять же без оглядки на границы, которые легко растворялись перед главой подразделения КОДС Корпуса стражей исламской революции Касемом Сулеймани. Убившие его американцы самим этим убийством показали, что в целом никаких границ не знали. И уже никто и не вспомнит, как и когда был открыт портал хаоса в этот параллельный мир.

Сегодня эксперты монархий Персидского залива или американские Think Tanks считают, что иранцы виноваты в бедах региона из-за своей «хомейнистской» или неошиитской идеологии. Но если проанализировать недалёкую историю региона, можно прийти и к другим выводам. Речь даже не о моменте организованного американскими спецслужбами свержения правительства Мохаммеда Мосаддыка и государственного переворота в Иране в 1953 году. Когда американцы вторглись в Ирак — одно из крупнейших и наиболее значительных для баланса сил в регионе государств — в 2003 году, появилась зияющая и никем не контролируемая дыра на Ближнем Востоке. За два года до того американцы вторглись в Афганистан. И на всём этом промежутке времени они усиливали свой военный контингент в странах Залива — Саудовской Аравии, Катаре, ОАЭ и других странах. В этих условиях Иран не мог оставаться в стороне. Он был окружён странами, которые США разрушили и из которых хлынул поток беженцев. Портал был уже открыт, необходимо было действовать — обеспечивать свою безопасность. И Иран стал использовать всё те инструменты, которые он имел, развивая широкую и специфичную сеть контактов по всему региону. Лучше всего это работало там, где люди цеплялись за свои идентичности в условиях разрушенных государств (Ирак разрушили американцы, в Сирии или Йемене многие нити тянутся к региональным игрокам, в том числе в Заливе). Но представляется, что с восстановлением государственности роль и влияние внешних сил — как и иранцев — будет ослабевать.

«Арабский голос» из потустороннего мира

Василий Кузнецов:
Арабский мир между насилием и согласием

Во многих регионах мира существуют региональные структуры, целью которых объявляются интеграция и взаимодействие. В арабском мире все предлагавшиеся с XX века проекты распадались, не успев воплотиться. Ключевой наднациональной организацией, периодически представлявшей голос арабского мира, была Лига арабских государств (ЛАГ). В XX веке участие ЛАГ в региональных делах обеспечивало легитимность. Организация, конечно, подвергалась критике, но продолжала функционировать. В XXI веке многое изменилось. Целый ряд принятых решений привёл к дискредитации этой организации, и о ней стали забывать. Но исчезло ли наивное желание найти «арабскую нацию»?

В арабском сегменте соцсетей можно встретить понятие «джанахей аль-алям аль-арабий» или «два крыла арабского мира». Речь, как правило, идёт о Египте и Саудовской Аравии. Действительно, кооперация между двумя этими странами могла бы дать интересный синергический эффект, который заставил бы неарабские региональные и глобальные державы считаться со странами с самой большой численностью арабского населения и с самыми большими углеводородными ресурсами. Тем не менее такой расклад пока не сложился. Проведя ряд активных внешнеполитических акций с целью демонстрации своих возможностей в течение 2010-х годов, Саудовская Аравия так и не получила статус признанного лидера арабского мира (на который она хотя и претендовала в предыдущие периоды, но всё же весьма сдержанно). Как мы уже отмечали, Ирак был подорван внешним вторжением, в то время как сирийский вопрос — а Сирия считается «сердцем» арабского мира — окончательно продемонстрировал отсутствие у региональных сил способности искать компромиссы и ущербность «регионалов» в деле самостоятельного разрешения конфликтов. Существует и проблема структурного возвращения такой крупной силы, как Египет, которая всё последнее десятилетие не занимала достойного своего статуса места в региональных делах.

Ещё полвека назад «арабский голос» в мировых делах исходил из Каира. Египет Гамаля Абдель Насера заставлял глобальные державы подстраиваться, работать друг с другом и друг против друга, искать ответы на не всегда ими ставившиеся вопросы. Само формулирование арабской позиции в международных отношениях было представлено в том или ином виде. Арабский социализм, на деле скрывавший под собой арабский национализм, был общепринят и распространён. Позднее скажут, что режимы не справились, идеология арабского национализма провалилась. Где-то её постараются заменить исламистские движения, но и они, оказавшись у власти, не смогут решить насущные проблемы. Специфичные кейсы с ХАМАСом или «Хизбаллой» не считаются подходящими для национальных государств (от которых рано отказываться), есть и вопросы, связанные с тем, насколько эффективны могли бы быть эти структуры в условиях возрождённых арабских государств. Представляется, что при восстановлении государственных институтов для них осталось бы немного места. Но это может случиться только в тот момент, когда игрок подойдёт к решению поставленных в «потустороннем мире» задач — найдёт портал, который либо выведет его на новую карту, либо вернёт обратно — на старую, но понятную, привычную, с установленными правилами игры. И подстегнуть этот процесс могут не внутренние, а внешние условия.

***

Григорий Косач:
Прошлое и настоящее арабских компартий м

Эти внешние условия формируются «осыпающимся» миром. Именно сквозь него может быть услышан «арабский голос». Сам голос вновь может зазвучать из Каира — столицы государства с наибольшей численностью арабского населения и богатой историей, активно развивающего свои вооружённые силы, экономику (впечатляющие достижения в последней пятилетке), а также обладающего политическим опытом и региональным признанием. Страна, где находится штаб-квартира Лиги арабских государств, может выгодно отличиться в течение следующего десятилетия не только и не столько по причине собственного развития, но скорее ввиду серьёзного упадка соседей, которые не успеют оправиться (в Ливане, Сирии, Ливии и другие).

В целом регион может получить шанс на восстановление, а «арабский голос» — на возвращение в региональные и мировые дела благодаря «осыпанию миропорядка», с одной стороны, и наличию нескольких полюсов влияния — с другой. Угасающий — а точнее рекалиброванный — интерес США к Ближнему Востоку создаёт пространство возможностей для арабского мира, который сможет не просто вернуться в игру между двумя полюсами (США, СССР) второй половины XX века, но воспользоваться благами нового мира. Этот новый мир для Ближнего Востока может не ограничиваться выбором между США, Россией и Китаем, а быть способным — в самом оптимистичном сценарии и при должной «домашней работе над ошибками» — дать рождение особым формам внутреннего развития и устройства.

Впервые опубликовано на сайте Международного дискуссионного клуба «Валдай».