По выражению французского публициста Альфонса Карра, чем больше все меняется, тем больше все остается по-старому. Логику сохранения порядка вещей путем перемен как лейтмотив сближения между японо-американским альянсом и странами Юго-Восточной Азии можно усмотреть в недавно выпущенном докладе гавайского East-West Center «U.S.-Japan Relations and Southeast Asia. Meeting Regional Demands». Как следует из названия и раскрывается в докладе, авторы — Сату Лимэй и Цутому Кикути — призывают Вашингтон и Токио проявлять стратегическую инициативу в регионе, при этом отталкиваясь прежде всего от запросов самих стран Юго-Восточной Азии в формировании новых партнерств.
Контекст
Подписанный еще в 1960 г. оборонный договор между США и Японией — одна из «несущих конструкций» американского стратегического присутствия в Азии и, возможно, наиболее крепкая из существующих. К слову, заключен пакт был во время правления премьер-министра Нобусукэ Киси — деда Синдзо Абэ и важного ориентира для нынешнего главы японского правительства. До настоящего момента Юго-Восточная Азия не входила в сферу действия «разделения труда» между Вашингтоном и Токио, как отмечается в докладе. После окончания холодной войны основным периметром безопасности для Японии оставалась Северо-Восточная Азия (на районировании мы еще остановимся), возможными источниками угроз в которой считались прежде всего КНДР и КНР. Важность же Юго-Восточной Азии как для Японии, так и для США была в первую очередь экономической, хотя некоторые из крупных стран региона — Таиланд и Филиппины, отчасти Индонезия — имеют тесные оборонные связи напрямую с Пентагоном. Анализируемый доклад предлагает распространить диапазон японо-американского сотрудничества и на ЮВА.
Предпосылки для этого есть самые различные. Во-первых, в Южно-Китайском море нарастает нестабильность — как вокруг спорных территорий, так и из-за пиратства: на ЮВА в последние два десятилетия приходилось до 41% всех пиратских нападений в мире. Кроме того, военнослужащие США и японских Сил самообороны эффективно проявили себя во время ликвидации последствий аварии на АЭС Фукусима-1, и этот опыт в докладе предлагается распространить на частые стихийные бедствия в ЮВА. Во-вторых, принятые при С. Абэ законы о безопасности добавили Японии возможностей в области коллективной обороны, позволив шире сотрудничать с вооруженными силами других стран, прежде всего США, а также и ЮВА. В частности, С. Абэ добился смягчения Японией самоограничений на экспорт оборонного оборудования и техники. Бенефициарами этого нововведения в первую очередь станут страны АСЕАН: их оборонный потенциал в докладе предлагается активнее укреплять.
Наконец, речь идет об амбициях США по разветвлению сотрудничества в области безопасности все более многополярной Азии за счет разнообразных форматов с целью сохранения существующей архитектуры. Видение регионального порядка, впрочем, может не совпадать у северных и южных стран АТР: если США и Япония выступают за порядок, основанный на нормах и правилах (rules-based order), то эксперты ЮВА предостерегают своих американских и японских коллег от акцента на правилах и продвижении универсальных ценностей. Такая расстановка акцентов может пойти вразрез с «путем АСЕАН», поскольку Ассоциация объединяет страны с разными политическими системами и ставит во главу угла согласованность между участниками. Помимо практических моментов, доклад дает широкий простор и для концептуальных интерпретаций: от теории баланса сил до (ре)конструирования регионов.
Север и Юг Восточной Азии
Помимо очевидного обозначения субрегионов Азии, термины СВА и ЮВА имеют и особый историко-политический контекст, отчасти являясь наследием холодной войны. Японский международник Акихиро Ивасита указал на сконструированность концепции СВА вкупе с ЮВА как площадок для проекции американской внешней политики в стратегической борьбе против коммунистических государств или движений: СССР, КНР и КНДР — на севере, Вьетнама, Камбоджи и Лаоса — на юге. Однако если в случае ЮВА политическое и культурное разнообразие стран не помешало сформировать АСЕАН и позднее принять в ее ряды бывших противников времен холодной войны, то СВА до сих пор сохраняет серьезные противоречия даже между союзниками США — Японией и Кореей.
Подробно эти и другие проблемы СВА проанализированы, например, в монографии The Making of Northeast Asia (2010) под авторством Кента Калдера и Е Минь [1]. В частности, авторы отмечают «организационный дефицит» внутри СВА, препятствующий коллективному сотрудничеству, и заключают, что в истории региона критические моменты в области безопасности (например, тайваньские и корейские кризисы) имели более значительные институциональные последствия, чем финансовые кризисы.
Вместе с тем Калдер и Е Минь подчеркивают отличие восточноазиатского регионализма от европейского, заключающееся в преобладании неформальных и аполитичных сетей. Такой «мягкий институционализм» особенно четко выражен в АСЕАН, и не исключено, что отдача от сближения японо-американского союза с ЮВА простимулирует динамику регионализма в рамках всей Восточной Азии, в том числе на северо-востоке. С другой стороны, как отмечается в анализируемом докладе, Япония больше не единственная крупная страна СВА, активно действующая в ЮВА, а ее отношения с КНР и Южной Кореей имеют прямые последствия для стран АСЕАН. Таким образом, перспектива возможного «реконструирования» азиатских субрегионов во внешнеполитической повестке и связанном дискурсе оказывается связанной с балансом сил в Азии.
От конструктивизма к неореализму
Поскольку современные международные отношения в Восточной Азии характеризуются меняющимся соотношением сил в сторону Китая, то стандартной стала трактовка ответного поведения держав региона в терминах внешнего и внутреннего балансирования (balancing), присоединения к сильнейшему (bandwagoning), сформулированных неореалистом Кеннетом Уолцем, или их комбинаций — т.н. «хеджирования», или перестраховки.
Так, внутреннее балансирование, помимо стимулирования экономики, включает в себя укрепление собственного оборонного потенциала — эта тенденция особенно заметна в странах Азии, где военные расходы растут на фоне их сокращения в общемировом масштабе. Обратная сторона — и менее «гладкий» синоним — укрепления оборонного потенциала — гонка вооружений. С точки зрения экспортеров военной техники, включая российских, эта тенденция означает рост рынка сбыта. С точки зрения государств АТР, включая Россию, как стейкхолдеров, для которых на кону стоит собственное развитие в рамках региона, подстегивание и без того высокой конфликтогенности в Азии — это угроза.
Внешнее балансирование подразумевает укрепление внешних союзов, а присоединение к сильнейшему — альянс более слабых государств или с действующим гегемоном, или с основным претендентом на этот статус. В ЮВА прослеживаются оба типа поведения: сотрудничество в области безопасности постепенно укреплялось между самими странами региона, тогда как в выборе внешнего «покровителя» одни государства делали ставку скорее на КНР (Камбоджа, КНДР, Лаос, Мьянма), а другие — на США (Таиланд, Филиппины и др.).
В данном контексте Вашингтон оказывается перед несколькими дилеммами сразу. Во-первых, США придется исхитриться, чтобы предотвратить возможное присоединение большего числа стран региона к КНР как перспективному гегемону, при этом избежав принятия на себя роли «регионального полицейского» и не разозлив Пекин. В докладе East-West Center прямо отмечается озабоченность некоторых стран Юго-Восточной Азии возможной конфронтацией с КНР. Во-вторых, хотя инициатива по сближению с ЮВА со стороны США пока сравнительно сильнее, чем запрос «на местах», директивное продвижение сверху вряд ли устроит обе стороны, особенно учитывая, что государства региона настаивают на «асеаноцентричности» процесса. В этих обстоятельствах Токио по ряду причин может выступить региональным партнером и посредником, тем более что общественное восприятие как Японии, так и С. Абэ в ЮВА весьма положительное.
«Бриллианты безопасности» и геометрия партнерств
И С. Абэ, и президент США Барак Обама отметились частыми визитами в ЮВА за время своего правления. Американский «разворот в Азию», декларированный в 2009 г., таким образом срезонировал с «проактивным пацифизмом» С. Абэ, вернувшегося к власти в 2012 г. Изначально С. Абэ в качестве доктрины в Азии предложил концепцию «демократического алмаза безопасности», под которым подразумевалось укрепление связей по ромбовидному контуру Япония-Индия-Австралия-Гавайи (как штат США) для сохранения status quo. В частности, в этой концепции С. Абэ предостерегал, что Южно-Китайское море может стать «Пекинским озером», китайским эквивалентом Охотского моря как места базирования атомных подводных лодок. В японском дипломатическом обороте «алмаз безопасности» не устоялся, хотя отношения с Вашингтоном, Дели и Канберрой С. Абэ продолжил развивать, параллельно, однако, упрочив и диалог с Пекином.
В рассматриваемом докладе наряду с активизацией диалога по линии оборонных ведомств, в частности в формате ASEAN+2 и «на полях» ADMM Plus, предлагается развитие трех- и четырехсторонних партнерств, аналогичных вышеупомянутому «алмазу». В такие «многоугольники безопасности» предлагается вовлечь прежде всего Вьетнам и Филиппины — страны региона, особенно близкие к Японии. При этом резким контрастом будут выглядеть контакты между японскими и китайскими оборонными ведомствами, сведенные к нулю за последние пять лет.
Удачным партнером для США Япония выглядит и ввиду необходимости балансировать между прагматикой и идеологией с учетом разнообразия политических систем АСЕАН. С. Абэ не колеблется регулярно совмещать приверженность демократическим ценностям с прагматизмом, особенно когда речь заходит о японо-китайском соперничестве, масштабы которого иногда выходят за пределы Азии.
Дуэль Токио-Пекин и повышение «весовой категории» Японии
Эхо японо-китайского противоборства в отношении ЮВА докатывается до глобальных институтов, что особенно наглядно видно в 2016 г., поскольку Япония председательствует в «Группе семи», а Китай — в «Группе двадцати». Так, С. Абэ намерен поднять вопрос спорных территорий в Южно-Китайском море на встрече «Группы семи», чему Пекин активно противодействует. Таким образом, итоговая повестка саммитов в Исэсиме и Ханчжоу покажет, насколько мировое сообщество готово реагировать на японо-китайские трения.
На более локальном уровне свежим примером прагматизма С. Абэ может послужить визит президента Зимбабве Роберта Мугабе в Токио и готовность Японии выделить кредит в 600 млн иен (5,3 млн долларов) на инфраструктуру в этой стране. С одной стороны, сумма для Токио и дорожного финансирования некритичная, а приоритет инфраструктуры в экономическом развитии японскими экономистами подчеркивался всегда. С другой стороны, при всем значительном японском вкладе в содействие развитию Африки, отношения Японии, декларирующей приоритет демократических ценностей, с Зимбабве могли бы выглядеть иначе в отсутствие китайской экспансии на этом континенте и оппозицию Пекина японской кампании за статус постоянного члена СБ ООН.
Возвращаясь к ЮВА, отмечу, что авторы доклада считают стратегическое использование японской помощи развитию в ЮВА предпосылкой к усилению роли Японии в области региональной безопасности. Что интересно, прямая корреляция между военными расходами и финансовым содействием развитию в целом характерна для развитых стран, согласно Глобальному индексу миролюбия. Япония здесь не стала исключением, будучи одновременно одним из крупных мировых доноров и располагая 7-м в мире военным бюджетом (в абсолютных цифрах) при известном ограничении расходов на оборону на уровне 1% ВВП. В правление С. Абэ расходы на оборону росли на протяжении 4 лет, достигнув рекордного показателя в 44 млрд долларов в 2016 г.
Оборонная диалектика Японии
Важность прагматизма для японских политических элит можно проиллюстрировать цитатой бывшего посла Японии в Таиланде Хисахико Окадзаки, сторонника тесного союза с США и многолетнего советника как С. Абэ, так и его «правой руки» Сётаро Яти. В 1992 г. Х. Окадзаки подчеркнул значимость геополитических императивов, так ответив американскому журналисту на вопрос о принципах Японии во внешней политике: «Ваша страна была построена на принципах. Япония была построена на архипелаге» [2]. Хотя за прошедшие годы ситуация в регионе изменилась, можно наблюдать преемственность в стратегическом видении правоконсервативных политиков в Токио. При растущей — и поощряемой США — автономности Японии в вопросах безопасности, союз этих стран только окреп, а попытки его пересмотреть, например, при Юкио Хатояма, не увенчались успехом.
Более того, по мнению исследователя Гейдельбергского университета Джулио Пульезе, расширение оборонительного сотрудничества с США в 2015 г. привело и к увеличению рычагов влияния Вашингтона на Токио [3]. В обмен на включение спорных островов Сенкаку/Дяоюйдао в зону действия пакта и вытекающую поддержку со стороны США, но на несколько расплывчатых условиях, Япония решила «подставить плечо» США по Южно-Китайскому морю — возможно, даже перестаравшись с услугой за услугу, учитывая меньший выигрыш Токио по сравнению с Вашингтоном [4]. Впрочем, оценки здесь тоже разнятся: кандидат в президенты США Дональд Трамп, напротив, счел Японию и Южную Корею большими «выгодополучателями» от союза с США, чем сами Штаты, и посоветовал им обзавестись собственным ядерным арсеналом, параллельно пообещав вывести американские войска в случае дальнейшего «иждивенчества» восточноазиатских союзников.
Японскую общественность при этом значительно больше заботит ситуация в Восточно-Китайском море, где находятся Сенкаку, чем в Южно-Китайском. Соответственно, возникает вопрос, насколько нынешнее оборонительное сближение США и Японии, включая его распространение на проблемы Южно-Китайского моря и озабоченность подъемом Китая, переживет правление С. Абэ. Обстоятельства пока благоволят премьеру: рейтинги доверия кабмина колеблются на вполне приемлемом для Японии уровне в 47%, градус несогласия японской общественности с изменениями законодательства по безопасности постепенно снижается, а вопросы внутренней экономической политики традиционно превалируют над внешней. Шансы остаться у власти как минимум до 2018 г. у С. Абэ сохраняются даже в случае проведения блиц-выборов в нижнюю палату парламента в 2016 г. Таким образом, в среднесрочной перспективе можно ожидать продолжения существующих тенденций с оговоркой в отношении летних выборов в верхнюю палату японского парламента и, разумеется, президентских выборов в США.
России, как одному из государств Северо-Восточной Азии с амбициями по углублению интеграции с АТР, следует пристально следить за происходящими сдвигами в тектонике азиатской безопасности, в меру возможностей поддерживая динамическое равновесие в регионе. Неформальные связи в Восточной Азии имеют особое значение, поэтому важно активное присутствие в различных региональных форматах и оборонных диалогах, включая «полуторные» и «вторые дорожки» и независимо от лояльности площадок той или иной державе. Национальным интересам России отвечают соблюдение регионального баланса интересов и одновременное укрепление связей с различными «полюсами» многополярной Азии без присоединения к тому или иному лагерю. Примером перспективного функционального взаимодействия может стать арктическое сотрудничество России и стран СВА. Отдельно стоит отметить значение контроля над вооружениями в региональном масштабе, где многое будет зависеть и от военно-технического сотрудничества России и стран АСЕАН. Говоря простыми словами, в условиях «холодного мира» в Азии надлежит сохранять хладнокровие.
1. Kent Calder & Min Ye, The Making of Northeast Asia, Princeton: Princeton University Press, 2010.
2. Okazaki, Hisahiko, “Ajia chōtaiken e no shinsenryaku,” This is Yomiuri, August 1992, pp.42-90. Цитируется по источнику: Kenneth Pyle, Japan Rising: The Resurgence of Japanese Power and Purpose, New York: Public Affairs, 2007.
3. Pugliese, Giulio, “Japan 2015: Confronting East Asia’s Geopolitical Game of Go,” Asia Maior XXVI, edited by Michelguglielmo Torri and Nicola Mocci, forthcoming, 2016.
4. Там же.