Забытая и незабываемая научная дипломатия: к юбилею соглашения Лэйси-Зарубина

27 января 2023 г. исполняется 65 лет со дня подписания соглашения Лэйси-Зарубина — одного из значимых договоров в истории советско-американских отношений. С 1958 по 1973 гг. это первое в своем роде соглашение регламентировало порядок обменов в области науки, культуры, техники и образования между двумя сверхдержавами, находившимися в состоянии холодной войны.

С американской стороны старшим должностным лицом при разработке и подписания документа выступал Уильям Стерлинг Лэйси — советник по вопросам обменов между Востоком и Западом американского госсекретаря Джона Даллеса. С советской — Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР в США Георгий Зарубин. Обоих, несмотря на их богатые заслуги, нельзя причислить к когорте карьерных дипломатов, но фактор личности, как нам видится, сыграл здесь не последнюю роль. До некоторой степени, вероятно, сказалась близость формации участников переговоров. Конечно, не совсем «свои люди», но вот «сочтись» профессиональным экономистам, имевшим к тому же внушительный опыт руководящей работы в сферах культуры, техники и образования, было проще. А в дипломатии, и особенно в ее научном измерении, это уже полдела.

Теперь посмотрим на то, что же было прописано в этом соглашении. На самом деле, много чего: от намерений развивать туризм и установить прямое воздушное сообщение между странами до гастролей конкретных артистов, не говоря уже о выступлениях на американских подмостках балетной труппы Большого театра и иных именитых коллективов, а на советских сценах — соответственно, американских.

Два из четырнадцати разделов документа были посвящены визитам ученых и академической мобильности, соответственно. С советской стороны операторами поездок должны были выступать Академия наук, Минсельхоз и Минздрав, с американской — Национальная академия наук. При этом индикативно фиксировалась продолжительность поездок (от двух недель до одного года), численность делегаций (например, 3–4 ученых-медиков) и даже география (в СССР — Москва, Ленинград, Киев). Схожим образом указывалось количество профессоров, преподавателей и студентов, призванных участвовать в программах академического обмена. На наш взгляд, этим документ весьма выгодно отличался от последующих поколений договоренностей. Будучи по форме рамочным, он в то же время содержал четкие плановые показатели, а в отдельных смежных пассажах даже конкретные имена.

За первый год действия соглашения СССР посетили 58 американских ученых, преподавателей высшей школы и студентов, а США — 54 их советских коллег. В первом полугодии 1959 г. тоже наблюдался устойчивый положительный тренд, и уже с перевесом в пользу советских специалистов: 24 отечественных против 19 американских участников программ обмена в сфере науки и технологий. Всего за первые полтора года действия соглашения Лэйси-Зарубина было реализовано 124 двусторонних проекта в областях теоретической и молекулярной физики, неорганической химии, гастроэнтерологии, ветеринарии, фармакологии, вакцинологии, исследований Арктики и других сферах.

О чем это говорит? Соглашение Лэйси-Зарубина работало! При том не на бумаге и в бюрократических эмпиреях, но на деле, то есть на кафедрах, в лабораториях, на полях симпозиумов и конференций. Чем не образец для подражания!

Подводя итог анализу, позволим себе определить следующий критерий успеха большинства научно-дипломатических процессов. Совсем не обязательно, чтобы соглашения подписывали первые лица или ученые с мировым именем. Вне узкого круга международников ни Лэйси, ни Зарубин как при жизни, так и посмертно не пользовались широкой известностью, но были профессионалами высокого класса. Порой специфические и занудные документы (скажем, дорожные карты) реализуются лучше самых добрых и высокопарных рамочных меморандумов (столь же красивых, сколь аморфных). Рассмотрение кейса Лэйси-Зарубина служит еще одним тому подтверждением.

Жить в эпоху свершений, имея возвышенный нрав,

к сожалению, трудно...

И.А. Бродский, 1969 г.

Эхо прекрасной эпохи

27 января 2023 г. исполняется 65 лет со дня подписания соглашения Лэйси-Зарубина — одного из значимых договоров в истории советско-американских отношений. С 1958 по 1973 гг. это первое в своем роде соглашение регламентировало порядок обменов в области науки, культуры, техники и образования между двумя сверхдержавами, находившимися в состоянии холодной войны. Его заключение, имплементация и регулярное продление происходили в крайне непростой международной обстановке: космическая гонка, запущенная вместе с первым спутником в 1957 г., Карибский кризис 1962 г., локальные противостояния двух флагманов биполярной системы в самых разных уголках планеты. Среди резонансных «мемов» того периода можно вспомнить и «кухонные дебаты» Никиты Хрущева с вице-президентом Ричардом Никсоном в 1959 г., и обросший мифами эпизод с ботинком первого секретаря ЦК КПСС, да и еще много всякого разного. И тем не менее на этом далеко не радужном фоне культурный и научный диалог стран-антагонистов не просто продолжался, но получал новый импульс и приобретал институциональные формы.

Лев Панин:
«Доктрина безумца» и риски ядерной эскалации

В нынешних реалиях подобная вещь сама по себе видится граничащей с фантастикой. Параллели упорно не проводятся ни в одной из известных геометрий. Да и широкого чествования юбилейной даты с учетом текущего градуса отношений Москвы и Вашингтона ждать не приходится. На дворе не 1988 г., когда в честь 30-летия уже прекратившего к тому моменту свое действие соглашения почта СССР выпустила коммеморативную марку. Не та, что называется, эпоха. С другой стороны, дата все-таки памятная.

В свете нее уместно освежить в памяти обстоятельства заключения и реализации названного двустороннего договора и попытаться ответить на вопрос о том, почему в 1958 г. он было возможен, а в 2023 г., как видится (хотя, конечно, мечтать не вредно), едва ли. Кто знает, может быть, призраки научных дипломатов послевоенных лет дадут подсказку относительно того, как исправлять ситуацию?

Научная дипломатия — это люди

Финальная стадия переговоров по соглашению Лэйси-Зарубина началась 28 октября 1957 г. и заняла три месяца. С американской стороны старшим должностным лицом выступал Уильям Стерлинг Лэйси — советник по вопросам обменов между Востоком и Западом американского госсекретаря Джона Даллеса. С советской — Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР в США Георгий Зарубин. Обоих главных переговорщиков, несмотря на их богатые заслуги, нельзя причислить к когорте карьерных дипломатов.

Лэйси пришел в эту сферу в 36 лет, имея за плечами опыт работы по основной специальности — экономиста — в различных государственных органах. Съездив в две загранкомандировки по линии госдепартамента (Индонезия, Филиппины), в 1955 г. он был назначен американским послом в Республике Корее. В Сеуле, если не вдаваться в подробности, «что-то пошло не так», и уже через семь месяцев глава дипмиссии подал президенту Дуайту Эйзенхауэру прошение об отставке, которое было удовлетворено. Вернувшись в Вашингтон, Лейси по рекомендации Национального совета безопасности, а также министров иностранных дел трех стран-победительниц — СССР, США и Великобритании — был назначен специальным помощником руководителя Госдепа, курировавшим культурные связи со странами Восточного блока.

Андрей Кортунов:
Семь отличий от Карибского кризиса

Трудовая биография советского посла тоже была интересной и нелинейной. Окончив в 1918 г. курсы счетоводов, Зарубин шесть лет отслужил в РККА. Демобилизовавшись после Гражданской войны, в 1931 г. окончил текстильный факультет Промышленной академии и в том же году был сам назначен ее директором. В 1935–1938 гг. возглавлял Главное управление учебных заведений Наркомата легкой промышленности, а с 1938 по 1940 гг. трудился в должности заместителя генерального комиссара и председателя художественного совета советской части Всемирной выставки в Нью-Йорке.

Перейдя на ответственную работу в НКИД в 40 лет, Зарубин стал сначала заведовать Консульским отделом (1940–1941), затем отделом США (1941–1944). Далее последовали его назначения послом СССР в Канаде (1944–1946), в Великобритании (1946–1952) и, наконец, в США (1952–1958).

Примечательно, что на момент подписания соглашения 27 января 1958 г. Зарубин формально уже не числился главою дипмиссии в Вашингтоне: 4 января он был повышен до заместителя министра иностранных дел, а 7 января новым послом Советского Союза в Соединенных Штатах был назначен другой выдающийся государственный и партийный деятель, бывший министр внешней торговли (1949–1951) и экс-посол в Индии (1951–1957) Михаил Меньшиков. Прибыв в американскую столицу в конце января и вручив верительные грамоты 11 февраля 1958 г., именно он впоследствии стал работать над воплощением в жизнь положений соглашения. И все же под документом стоит подпись «Его Превосходительства» Посла СССР Зарубина.

Его сменщик Меньшиков тоже происходил не из горчаковского и даже не из чичеринского «племени», но из числа крепких, как раньше говорили, хозяйственников. До указанных выше должностей — блестящий и типичный для этой номенклатурной категории трудовой путь. Добавим лишь, что в 1943–1946 гг. он служил заместителем директора Администрации помощи и восстановления Объединенных Наций (ЮНРРА), где пересекался с работавшим там же Лэйси.

К чему, казалось бы, эти навевающие тоску выписки из личных дел? К тому, что фактор личности, как нам видится, сыграл не последнюю роль в процессе достижения договоренностей. До некоторой степени, вероятно, сказалась близость формации участников переговоров. Конечно, не совсем «свои люди», но вот «сочтись» (в хорошем смысле, а не по ходу пьесы) профессиональным экономистам, имевшим к тому же внушительный опыт руководящей работы в сферах культуры, техники и образования, было проще. А в дипломатии, и особенно в ее научном измерении, это уже полдела.

К сожалению, результатов сделки Зарубин практически не увидел, так как скоропостижно скончался в ноябре 1958 г. Лэйси пережил его на двадцать лет. Меньшикова на посту посла в 1962 г. сменил легендарный Анатолий Добрынин, с приходом которого начался новый этап развития советско-американских связей. Однако соглашение Лэйси-Зарубина оставалось в силе.

Роман Райнхардт:
Научные дипломаты: кот Леопольд и кот Матроскин

Научная дипломатия — это конкретика

Теперь посмотрим на то, что же было прописано в этом соглашении. На самом деле, много чего: от намерений развивать туризм и установить прямое воздушное сообщение между странами до гастролей конкретных артистов (Эмиля Гилельса, Бланш Тебом и других) при поддержке знаменитого музыкального и театрального продюсера Сола Юрока (в доэмигрантском прошлом — Соломона Гуркова). Впоследствии импресарио приписали фразу о том, что культурный обмен между СССР и США, по сути, сводился к тому, что «ему в Штаты привозили своих одесситов, а он в Союз — своих». Это опять же к вопросу о значении выдающихся личностей. Не говоря уже о выступлениях на американских подмостках балетной труппы Большого театра и иных именитых коллективов, а на советских сценах — соответственно, американских.

Нас здесь больше интересуют научные и академические обмены. И в этой части соглашение тоже отличалось конкретикой, пусть и меньшей по сравнению с межстрановым диалогом муз.

Два из четырнадцати разделов документа были посвящены визитам ученых и академической мобильности, соответственно. С советской стороны операторами поездок должны были выступать Академия наук, Минсельхоз и Минздрав, с американской — Национальная академия наук. При этом индикативно фиксировалась продолжительность поездок (от двух недель до одного года), численность делегаций (например, 3–4 ученых-медиков) и даже география (в СССР — Москва, Ленинград, Киев). Схожим образом указывалось количество профессоров, преподавателей и студентов, призванных участвовать в программах академического обмена между Московским государственным и Колумбийским университетами, а также между Ленинградским государственным и Гарвардским университетами в 1958–1959 и 1959–1960 учебных годах.

На наш взгляд, этим документ весьма выгодно отличался от последующих поколений договоренностей. Будучи по форме рамочным, он в то же время содержал четкие плановые показатели, а в отдельных смежных пассажах даже конкретные имена. Ведь одно дело, когда «стороны намерены развивать в духе …» (далее — прелестные и витиеватые дипломатические формулы), а совсем другое — цифры. Ученым, причем не только адептам точных и естественных наук, больше понятны последние.

То же можно сказать о подготовленном в августе 1959 г. Докладе Комитета Сената США по международным отношениям [1]. Тогда его возглавлял Джеймс Фулбрайт — тот самый, который в 1946 г. инициировал знаменитую и до сих пор функционирующую программу обменов и грантов. Впрочем, советско-американское взаимодействие в рамках нее началось лишь полтора десятилетия спустя, а Фулбрайтовский доклад 1959 г. содержал подробные количественные данные и качественные оценки реализации соглашения Лэйси-Зарубина.

Дабы не перегружать читателя статистикой, приведем лишь несколько значений. К лету 1959 г. порядка 75% проектов, определенных в соглашении, были уже полностью завершены, а 90% находились на различных стадиях реализации. За первый год действия соглашения СССР посетили 58 американских ученых, преподавателей высшей школы и студентов, а США — 54 их советских коллег. В первом полугодии 1959 г. тоже наблюдался устойчивый положительный тренд, и уже с перевесом в пользу советских специалистов: 24 отечественных против 19 американских участников программ обмена в сфере науки и технологий.

Круглый стол РСМД и НИУ ВШЭ «Вопросы продвижения российской науки на международные рынки». Тезисы

Всего за первые полтора года действия соглашения Лэйси-Зарубина было реализовано 124 двусторонних проекта в областях теоретической и молекулярной физики, неорганической химии, гастроэнтерологии, ветеринарии, фармакологии, вакцинологии, исследований Арктики и других сферах. На момент публикации доклада Фулбрайта был согласован и инициирован еще 31 проект. По многим из них в тексте доклада можно найти имена конкретных участников и исполнителей.

О чем это говорит? Без лишних слов: соглашение Лэйси-Зарубина работало. При том не на бумаге и в бюрократических эмпиреях, но на деле, то есть на кафедрах, в лабораториях, на полях симпозиумов и конференций. Чем не образец для подражания!

«Для последней строки, эх, не вырвать у птицы пера…»

Подводя итог анализу, позволим себе определить следующий критерий успеха большинства научно-дипломатических процессов. Для их эффективного протекания необходимы (но, разумеется, не всегда достаточны) профессионализм участников вкупе с ясностью, предметностью в части целеполагания, средств и путей достижения поставленных целей. «Банально», — заметит читатель. «Жизненно», — возразят историк и практик. Совсем не обязательно, чтобы соглашения подписывали первые лица или ученые с мировым именем. Скажем прямо: вне узкого круга международников ни Лэйси, ни Зарубин как при жизни, так и посмертно не пользовались широкой известностью. Но, как явствует из биографий этих в полном смысле слова «научных дипломатов», они были профессионалами высокого класса. О том, почему специфические и занудные документы (скажем, дорожные карты) реализуются лучше самых добрых и высокопарных рамочных меморандумов (столь же красивых, сколь аморфных), мы уже писали прежде. Рассмотрение кейса Лэйси-Зарубина служит еще одним тому подтверждением. С юбилеем, товарищи ученые! Take care.

Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда (проект № 18-78-10123-П); https://rscf.ru/project/18-78-10123/; https://rscf.ru/project/21-78-03019/

1. United States Exchange Programs with the Soviet Union, Poland, Czechoslovakia, Rumania and Hungary. Committee on Foreign Relations. United States Senate. August 20, 1959. Washington: Government Printing Office, 1959. — 57 p.