Борис Джонсон как зеркало кризиса/ренессанса политической культуры

«Паршивая овца» Голливуда и «белая ворона» британского истеблишмента — одного поля ягоды, хотя поля разные, как, впрочем, различны и масштабы воображения, без которого не приходится говорить о творчестве. Отличие еще в том, что Квентин Тарантино ни за что не отвечает, а Борис Джонсон, став премьер-министром, отвечает за свою страну. Что это может значить для Великобритании?

Джонсон всегда жил по своим правилам, которые и пришлись к месту в новых условиях. Это — правила знаменитости, которой он стал значительно раньше своих восьми лет в качестве мэра Лондона. Право на эту свободу ему давали яркая личность и недюжинный интеллект. Те, кто отвечал за его учебу в Оксфорде, отдавали должное его «блеску» и писали отцу, что «наибольшее впечатление он производит там, где успех может достигаться чистым интеллектом, не сопровождаемым упорным трудом». Его колонки-эссе в Дейли Телеграф (интеллектуальный эквивалент трамповских твитов), от которых он не отказывается, всегда на злобу дня — за ними нет никакой идеологии, кроме здоровых консервативных инстинктов и здравого смысла в его различных проявлениях, включая плохо прикрытый цинизм и преступления против политкорректности. Никто не отказывает ему в британском патриотизме («одна страна»), ни умении устанавливать контакт с людьми, проецируя оптимизм (что толку вздыхать по «мрачной реальности»?), ни в юморе, остроумии и элегантности стиля.

Эпоха столь фундаментальных перемен, причем без революций и всякого иного насилия, ставшего банальностью и историческим пережитком в Европе, всегда отвечает законам карнавального жанра — если не убивать друг друга, то веселиться.

Можно предположить, что Джонсон, который является единственной значимой фигурой в своем кабинете и партии, не будет следовать «правильной грамматике», а просто «управлять катастрофой», такой как Брекзит, по ее собственным правилам, которые в стремительности запущенного процесса не будут оставлять особого пространства для опций и вариантов. Электорат доверяет Джонсону: 72% опрошенных британцев не хотят, чтобы парламент мешал ему в деле вывода страны из ЕС. Подводя карнавальную черту под десятилетиями нудной западной политики, он в то же время символизирует её ренессанс, качественное обновление в соответствии с духом времени. И тут кто опоздал это понять, тот безнадежно отстал.

Появление в западной политике таких личностей, как Трамп и Джонсон, создает конкурентную среду там, где её до сих пор не было. Речь идет об импровизации и непредсказуемости, составлявшими важнейшее конкурентное преимущество российской власти, которую судили по требованиям обычного времени и потому осуждали за то, что она делает не то, чего от неё ожидали, будь то в Крыму, Сирии или гонке вооружений, оказавшейся заочной, мало затратной и высокотехнологичной. Теперь здесь надо конкурировать. Быть основоположниками тренда — слабое утешение. Нельзя впасть в банальную предсказуемость во внешней и внутренней политике, не забывая при этом, что стиль — и есть содержание.

Совершенно возмутительный, дезориентирующий, безответственный, но также блестящий.

«Гардиан» о фильме К. Тарантино «Однажды в Голливуде»

Чего же вы хотите — чтобы было вкусно или вам нужна правильная грамматика?

Из американской рекламы 1960-х годов

«Паршивая овца» Голливуда и «белая ворона» британского истеблишмента — одного поля ягоды, хотя поля разные, как, впрочем, различны и масштабы воображения, без которого не приходится говорить о творчестве. Отличие еще в том, что Тарантино ни за что не отвечает, а Джонсон, став премьер-министром, отвечает за свою страну. Что это может значить для Великобритании?

Обложка «The Spectator» от 22 июня 2019 г.

Как и Трамп в США, Борис Джонсон с его смесью еврейской, турецкой и аристократической крови не возник ниоткуда. Пройдя Итон и Оксфорд, он выбрал стезю журналистики. В решающем для всей Евроатлантики 1989 году, который, как выяснилось впоследствии, стал точкой отсчета в системном кризисе западного общества, ему пришлось уйти из принадлежащей медиамагнату Р. Мердоку «Таймс» за выход за рамки скучных или недостаточных фактов, что в наше строгое время окрестили «фейковыми новостями» (речь шла о мелочи по современным меркам — обстоятельствах, связанных с найденными на южном берегу Темзы следами одного из дворцов Эдуарда II). Второй шанс ему дал у себя в консервативной «Дейли телеграф» (ДТ) журналист и военный историк Макс Гастингс, который, кстати, в 2015 г. в связи с 70-летием Победы писал: «Если бы Гитлер не напал на Россию и русские не сопротивлялись бы со стойкостью и духом самопожертвования, которые недостижимы в западных демократиях, мы, возможно, продолжали бы бороться с ним до сих пор. Крайне маловероятно, чтобы британские и американские армии когда-либо смогли бы самостоятельно одержать победу над вермахтом». Что говорит о непредвзятости его суждений.

Теперь, когда вселение его бывшего подопечного на Даунинг-стрит стало неизбежным, М. Гастингс на страницах литературно-политического «Спектейтора» (в котором к тому времени успел поредакторствовать Б. Джонсон) за 22 июня 2019 г. так объяснялся на предмет того, что четыре года назад заявил, что переедет в Буэнос-Айрес, если тот станет премьер-министром: «Италия (откуда он писал) — это страна в состоянии хронического политического паралича, при котором ее жители умудряются вести приемлемый образ жизни. Возможно, это и наша судьба — иметь слабые, неспособные решать проблемы страны правительства, при которых большинство британцев, тем не менее, смогут как-то двигаться вперед, не замечая того, что становятся сравнительно беднее. Такой исход был бы предпочтительнее правления премьер-министра-фантазера».

Кстати, работая на ДТ в Брюсселе, Б. Джонсон немало фантазировал насчет ЕЭС, потакая евроскептическим настроениям значительной части консервативной аудитории. Тогда это смотрелось невинно — «для красного словца…». Но проблема компартментализации аудитории и общественного мнения существовала всегда: каждый читал свою газету с ее фактами и ее правдой. Поэтому ничего радикально нового не произошло, когда благодаря Интернету все его пользователи, а не только истеблишмент, стали ньюсмейкерами и апостолами своей веры. Новое в том, что исчез контроль элит над информационным пространством. И преуспевать в этой высоко конкурентной среде можно только по ее правилам.

Александр Крамаренко:
Правительство Бориса Джонсона: кому пристёгивать ремни?

А Джонсон всегда жил по своим правилам, которые и пришлись к месту в новых условиях. Это — правила знаменитости (celebrity), которой он стал значительно раньше своих восьми лет в качестве мэра Лондона. Право на эту свободу ему давали яркая личность и недюжинный интеллект. Те, кто отвечал за его учебу в Оксфорде, отдавали должное его «блеску» и писали отцу, что «наибольшее впечатление он производит там, где успех может достигаться чистым интеллектом, не сопровождаемым упорным трудом». Его колонки-эссе в ДТ (интеллектуальный эквивалент трамповских твитов), от которых он не отказывается, всегда на злобу дня — за ними нет никакой идеологии, кроме здоровых консервативных инстинктов и здравого смысла в его различных проявлениях, включая плохо прикрытый цинизм и преступления против политкорректности. Никто не отказывает ему в британском патриотизме («одна страна»), ни умении устанавливать контакт с людьми, проецируя оптимизм (что толку вздыхать по «мрачной реальности»?), ни в юморе, остроумии и элегантности стиля.

Эпоха столь фундаментальных перемен, причем без революций и всякого иного насилия, ставшего банальностью и историческим пережитком в Европе, всегда отвечает законам карнавального жанра — если не убивать друг друга, то веселиться (эта мысль удачно проводится в «Том самом Мюнхгаузене»). У Жана Бодрийяра это звучит по-философски фундированно: все поглощает энергию своей противоположности, вступая в режим симуляции; такое удвоение, стирающее всякую оппозицию (того же добра и зла), создает эффект экстаза (разве все не в экстазе?!); а что касается сложных систем, которые по своей природе функционируют на грани коллапса, то «все уже давно вышло за пределы своей функции, своей потребительной стоимости, чтобы взойти на призрачную эскаладу финальности» [1]. Одновременно все перешло в потребление знаков, включая политические институты и даже гонку вооружений (F-35 у американцев, у нас образцы новейших вооружений, включая гиперзвуковые — еще одна гиперреальность?). Бодрийяр не мог обойти стороной Италию — «коллективно живущую глубокой имморальностью», имея в виду буржуазную мораль/протестантскую этику, и потому не впадающую в депрессию.

Такие личности, как Джонсон, находятся в полной гармонии с требованиями этого времени. Более того, своими действиями они обеспечивают событийность им только ведомой истины и того, что Ален Бадью назвал «расширением индивида» в своей «Истинной жизни» (пусть в данном случае индивид не имеет ничего общего с Артюром Рембо, его «Одним летом в аду» и Парижской коммуной). Стиль становится равен содержанию, о чем мечтал Флобер, не доживший до эры постмодерна.

Александр Крамаренко:
Карнавализация политической жизни на Западе: смех сквозь слезы, или время «призывать клоунов»

Можно предположить, что Джонсон, который является единственной значимой фигурой в своем кабинете и партии, не будет следовать «правильной грамматике», а просто «управлять катастрофой», такой как Брекзит, по ее собственным правилам, которые в стремительности запущенного процесса не будут оставлять особого пространства для опций и вариантов. Электорат доверяет Джонсону: 72% опрошенных британцев не хотят, чтобы парламент мешал ему в деле вывода страны из ЕС. Подводя карнавальную черту под десятилетиями нудной западной политики, он в то же время символизирует её ренессанс, качественное обновление в соответствии с духом времени. И тут кто опоздал это понять, тот безнадежно отстал.

Наконец, появление в западной политике таких личностей, как Трамп и Джонсон, создает конкурентную среду там, где её до сих пор не было. Речь идет об импровизации и непредсказуемости, составлявшими важнейшее конкурентное преимущество российской власти, которую судили по требованиям обычного времени и потому осуждали за то, что она делает не то, чего от неё ожидали, будь то в Крыму, Сирии или гонке вооружений, оказавшейся заочной, мало затратной и высокотехнологичной. Теперь здесь надо конкурировать. Быть основоположниками тренда — слабое утешение. Нельзя впасть в банальную предсказуемость во внешней и внутренней политике, не забывая при этом, что стиль — и есть содержание.

1. См. Жан Бодрийяр, Фатальные стратегии. – М., РИПОЛ классик, 2018, стр. 14