Элитный консенсус в США

В современных США разница между людьми с высшим образованием и теми, кто его не имеет, столь велика, что авторитетные обозреватели и вовсе приходят к выводу о существовании двух кардинально отличных друг от друга Америк. Сфера внешней политики является одной из наиболее гротескных областей, демонстрирующих наличие такого разделения. Хотя кампания Байдена выстраивалась вокруг весьма привлекательной идеи «внешней политики для среднего класса», его реальный трек-рекорд в данном направлении по меньшей мере смешанный. Сам проект гегемонии США также является отражением чаяний вполне конкретного правящего класса и различных стейкхолдеров, влияющих на процесс принятия решений и извлекающих выгоду из существующей политической линии, что особенно заметно на примере реакции на украинский кризис.

На данном этапе мы наблюдаем своего рода формирование так называемой «демократии дипломов», в которой доминируют граждане с самым высоким уровнем формального образования. Основной характеристикой такого строя при этом выступает «политическая меритократия». Однако, вопреки ожиданиям, меритократия отнюдь не создает платоновское царство философов, а скорее приближает олигархию по Аристотелю. Классовый бэкграунд оказывает влияние на решения, поддерживаемые политическим классом, и у представителей более привилегированных слоев существует преимущество в продвижении своей политической линии. Сам факт вероятного личного знакомства, а также наличие общего классового происхождения, связанного с доступом к образовательным учреждениям, и общая культурная парадигма могут быть дополнительным подспорьем для продвижения интересов элиты.

Внешнеполитический аппарат, в частности дипломатический, является своего рода микрокосмом, отражающим данные тенденции. Однако такое положение распространяется и на другие области в сфере национальной безопасности и международных отношений, в частности на разведку. В условиях количественного роста образованных кадров и учитывая элитизм в США, связанный с возможностью получения высшего образования, можно предположить, что и классовый состав (а, как следствие, и культура, в том числе стратегическая) внутри Госдепа становится все более гомогенной, что едва ли способствует выработке пресловутой внешней политики для среднего класса.

Как говорил один классик, «кадры решают все». Простые решения в виде увеличения финансирования или, следуя логике современного капитализма, наращивания пресловутого «разнообразия» едва ли способны всерьез повлиять на общий вектор политики, так как его истоки коренятся в более глубоких, системных основаниях, изменение которых возможно при радикальном изменении всей социально-экономической модели. Впрочем, такая перспектива на данный момент в полной мере не просматривается, а это значит, что и кардинальные изменения в политической линии, на которые периодически рассчитывают комментаторы, ожидающие прихода «удобной конъюнктуры», едва ли являются чем-то большим, нежели плодом некритического восприятия американских публикаций, носящих во многом политтехнологический характер.

Не секрет, что мир состоит из синтеза разнонаправленных тенденций. Например, в военной сфере классическим является соревнование «меча и щита». Социально-политическая сфера не является исключением. Так в силу того, что правящие круги осознают потребность в поддержании стабильности своего привилегированного положения, возможности массового просвещения сопровождаются наращиванием репрессивно-цензурного аппарата. При этом, вспоминая Ги Дебора, формальная разница политических режимов в данном контексте влияет лишь на «обертку» аппарата цензурирования, но не на суть процесса [1]. Со времен активной неолиберальной трансформации, начавшейся примерно в 1970-е гг. [2], западные элиты, вероятно, неосознанно, но вполне планомерно проводили такую политику, результатом которой де-факто стало снижение качества среднего образования и ограничение возможностей получения высшего, особенно ярко проявлявшуюся в вопросах финансирования учебных заведений. В современных США разница между людьми с высшим образованием и теми, кто его не имеет, столь велика, что авторитетные обозреватели, основываясь на массивном пласте социо-экономических исследований, и вовсе приходят к выводу о существовании двух кардинально отличных друг от друга Америк [3]. Во многом эта ситуация представляет собой своего рода «прокси» классового конфликта, приводящего к последовательному изменению политических партий, а его отголоски слышны и на полях культурных сражений. По сути, процессы, развернувшиеся в рамках неолиберальной трансформации, могут быть описаны как бегство элиты от демократии за счет последовательной технократизации и ограничений порядка доступа в высшие эшелоны политики для рядовых граждан (в том числе и на образовательном уровне).

Сфера внешней политики, которая и вовсе исторически была своего рода «элитным видом спорта», не просто подвержена тем же тенденциям, а, скорее, является одной из наиболее гротескных областей, демонстрирующих наличие такого разделения. Хотя кампания Байдена и выстраивалась вокруг весьма привлекательной идеи «внешней политики для среднего класса», его реальный трек-рекорд в данном направлении по меньшей мере смешанный. Не стоит забывать, что, как замечали классики, «современная государственная власть — это только комитет, управляющий общими делами всего класса буржуазии» [4]. Как показывают современные исследования, и сам проект гегемонии, который реализуют США, также является отражением чаяний вполне конкретного правящего класса и различных стейкхолдеров, влияющих на процесс принятия решений и извлекающих выгоду из существующей политической линии. Что, к слову, особенно заметно на примере реакции на украинский кризис.

Одной из доминирующих объяснительных моделей поддержания такого консенсуса, который некоторые исследователи характеризуют как «интернационализм истеблишмента» (Establishment internationalism), проявляется введением понятия Blob. В определении известного международника П. Портера оно представляет собой класс чиновников и комментаторов, которые непрерывно беспокоятся о «крахе американского порядка безопасности» и работают на воспроизводство статус-кво. Несмотря на то, что за последнее время появились исследования, анализирующие идеологические предпочтения составных частей Blob’а, они, тем не менее, способны лишь постулировать и без того очевидный перекос в сторону более «ястребиных» воззрений. Однако эти исследования в полной мере не объясняют, почему Blob столь успешно воспроизводится. Как представляется автору, крайне значимым аспектом выступает именно радикальная трансформация принципа меритократического отбора, произошедшая в связи с более широкой социально-экономической трансформацией, которая и обеспечивает кадровый потенциал, осознающий себя как «класс для себя». Анализу именно этой — классовой — компоненты и посвящен данный материал.

Политическая меритократия

Егор Спирин:
Перестройка по-американски. Запрос на обновление и поднимающаяся элита Демократической партии

По мере углубления процессов в рамках неолиберальной трансформации (так, например, в политической сфере мы стали свидетелями рождения такого феномена, как «политический капитализм»), переформатировалась и социальная сфера. По сути, мы наблюдаем, что современные модели демократии, следуя логике дерегуляции и демонтажа социального государства, диктуемой неолиберальными реформами, все больше трансформируются в фасад здания корпоративного господства, и устанавливается режим, который британский социолог Колин Крауч охарактеризовал как постдемократия [5]. Разумеется, столь значимая сфера, как образование, не осталась в стороне от общих процессов. Практика не раз показывала, что доступ к высшему образованию, от которого в Америке зависит очень многое, включая как вопросы, лежащие в плоскости электоральной политики, так и продолжительности жизни, является весьма элитарным. Хотя процесс культивирования элит остается неизбежным для любой политической системы, сегодня он становится еще более закрытым, несмотря на риторическое сохранение приверженности идеалам демократии. Как отмечают некоторые прозорливые наблюдатели, «американская элита выстроила целый ряд социальных технологий вокруг концепции меритократии. Облеченная в одежды равенства, меритократия позволяет скрытым бастионам аристократии процветать в демократических обществах. Лучшие университеты Америки уже давно используют эту систему, мобилизуя язык заслуг для защиты институтов производства и воспроизводства элиты».

Можно сказать, что на данном этапе мы наблюдаем своего рода формирование так называемой «демократии дипломов», которая определяется как «демократия, в которой доминируют граждане с самым высоким уровнем формального образования. В менее академических терминах: демократия дипломов управляется гражданами с самыми высокими степенями». Основной характеристикой такого строя при этом выступает «политическая меритократия» [6]. На первый взгляд может показаться, что такая система есть ни что иное, как воплощение идеалов Платона. Однако, как водится, реальность все же обстоит несколько сложнее. Согласно одному из наиболее авторитетных исследователей меритократии Даниэлю Марковитцу, меритократия порождает три основных проблемы, среди которых блокирование возможностей для среднего класса; безжалостная эксплуатация инвестиций, вложенных в образование; усиление классовых противоречий и поляризации. Обобщая указанные тенденции, он приходит к выводу, что «меритократия — прежде благожелательная и справедливая — стала тем, для борьбы с чем она была придумана. Механизмом концентрации и династической передачи богатства и привилегий от поколения к поколению. Кастовый порядок, который порождает вражду и раскол» [7]. К слову, эти же выводы во многом подтверждаются и экономической статистикой, приводимой известным французским ученым Т. Пикетти, который и вовсе постулирует возвращение к «наследственному капитализму» [8].

Помимо этого, нельзя не отметить и тот факт, что американская система отнюдь не уникальна и также подвержена коррупции и разным формам непотизма, что находит свое отражение и в доступе к высшему образованию. Можно привести ряд анекдотических примеров и вспомнить историю о том, как, например, Джаред Кушнер попал в Гарвард, а можно изложить это на языке сухих цифр. Статистически складывается ситуация, при которой «в 38 колледжах Америки, включая пять из Лиги плюща — Дартмут, Принстон, Йель, Пенн и Браун, — больше студентов из верхнего 1% шкалы доходов, чем из всех нижних 60%». Известный философ Майкл Сандел объясняет такое положения двумя основными факторами. Так, он пишет, что «это ошеломляющее неравенство в доступе к образованию частично объясняется приемом по наследству и благодарностью за донорство (черный ход), но также и преимуществами, которые позволяют детям из обеспеченных семей пройти через парадную дверь» (не прибегая к «серым» схемам — прим. автора) [9]. При этом данные тенденции возрастали по мере усугубления неравенства и развития неолиберализма, которые, помимо сугубо материальных причин, сказались и на введении рыночной логики в сферы, ранее не затронутые тиранией экономизма [10], в том числе в вопросы родительства и воспитания. Сандел так характеризует последствия этих изменений: «По мере увеличения разрыва в доходах растет и страх падения. Стремясь предотвратить эту опасность, родители стали интенсивно вмешиваться в жизнь своих детей — управлять их временем, следить за оценками, направлять их деятельность, следить за их квалификацией в колледже. Степень, полученная в известном университете, стала рассматриваться как основное средство восходящей мобильности для тех, кто стремится подняться, и как надежный оплот против нисходящей мобильности для тех, кто надеется остаться в комфортном классе» [11]. Совокупность данных тенденций сказывается на развитии элитизма и выхолащивании меритократии, формируя, выражаясь старым марксистским языком, элитный «класс для себя».

Более того, описывая существующий элитизм и его последствия, нельзя не отметить, что, как показывали исследования, лежащие в области внутренней политики, классовый бэкгарунд оказывает влияние на решения, поддерживаемые политическим классом [12]. Отмечается и тот факт, что у представителей более привилегированных слоев существует преимущество в продвижении своей политической линии [13], что в немалой степени связано с социально-экономическими изменениями эпохи неолиберализма, направленными на ослабление силы труда. Кроме того, как отмечали исследователи Джейкбос и Скочпол, «государственные чиновники... гораздо больше реагируют на мнение привилегированных, чем на мнение средних граждан и наименее обеспеченных слоев населения. Граждане с низким или умеренным доходом говорят шепотом, который теряется в ушах невнимательного правительства, в то время как обеспеченные люди ревут с ясностью и последовательностью, к которым политики охотно прислушиваются». Дополняя их выводы, можно сказать, что и сам факт вероятного личного знакомства, а также наличие общего классового происхождения, связанного с доступом к образовательным учреждениям, и общая культурная парадигма могут быть дополнительным подспорьем для продвижения интересов элиты.

Подводя промежуточный итог, можно сказать, что, вопреки ожиданиям, меритократия отнюдь не создает платоновское царство философов, а скорее приближает олигархию по Аристотелю, в трудах которого содержится следующий пассаж: «Реальное различие между демократией и олигархией заключается в бедности и богатстве… Там, где люди правят благодаря своему богатству, будь их мало или много, — это олигархия, а там, где правят бедные, — это демократия».

Кадровый состав Государственного департамента

Арег Галстян:
Кризис системного мышления в США

Внешнеполитический аппарат, в частности дипломатический, является своего рода микрокосмом, отражающим описанные выше тенденции. Хотя дипломатическая служба состоит не только из кадровых дипломатов в силу как крайне активного использования механизма «вращающихся дверей», так и просто политических назначений, тем не менее, основной костяк все же формируется из менее заметных, но не менее образованных (как формально, так и реально) людей.

В стране, раздираемой бесконечными «культурными войнами», коей стала современная Америка, Госдеп, как и в целом аппарат национальной безопасности, не раз становился объектом критики за свой образ заведения для «белых» мужчин с дипломом Йеля. Такая ситуация, впрочем, не нова. Как отмечал У. Бернс, «в начале 1990-х гг. дипломатическая служба Госдепартамента США все еще была относительно обособленным подразделением. В ней насчитывалось около 5 500 человек, работающих в примерно 230 американских посольствах и консульствах, а также на различных должностях в Вашингтоне. Она заслужила репутацию ведомства, отбирающего сотрудников исключительно по принадлежности к белой расе и мужскому полу, а также наличию диплома Йельского университета. Действительно, 9 из 10 сотрудников были белыми, а по меньшей мере три из четырех — мужчинами. Замужних дам и женщин, имеющих детей, стали принимать на службу всего 10 лет назад, и примерно тогда же при ежегодной аттестации сотрудников перестали оценивать умение их жен выступать хозяйками приемов» [14]. К слову, сам Бернс во многом является отражением этой же тенденции и, хотя он не заканчивал Йель, тем не менее, учился в Оксфорде, а, как показывают современные исследования [15], в Британии на протяжении долгого времени проходят во многом аналогичные США процессы на уровне формирования элиты, что легко объясняется логикой доминирующего неолиберализма.

И если на фоне актуализации проблем, лежащих в плоскости так называемой «политики идентичности», не столь значимые вопросы расово-гендерного состава и подверглись изменениям, то фундаментально в отношении доступа и, что даже более значимо, продвижения по службе для людей с менее элитными дипломами (важно отметить, что, учитывая специфику направления «международные отношения», не все элитные в данной когорте университеты формально входят в Лигу плюща) едва ли видны существенные изменения. Так, в 2012 г. издание Foreign Policy, проведя опрос ученых и практиков в области международных отношений на тему лучших вузов для дальнейшей работы в государственном аппарате, в частности на внешнеполитическом треке, выделило следующие основные заведения: Гарвард, Джорджтаун, Джон Хопкинс, Принстон, Стэнфорд, Тафтс, Колумбийский университет, Йель, Университет Джорджа Вашингтона, Чикагский университет и т.д. Согласно более свежей и более точечной, фокусирующейся сугубо на Госдепе, статистике, ситуация не сильно изменилась.

Особо значимым в данном отношении является то, что социальный капитал, приобретенный за счет наличия диплома престижного вуза, в частности учебного заведения Лиги плюща, оказывает положительное влияние на карьерные перспективы. Так, Politico, ссылаясь на анализ, проведенный американской Счетной палатой, отмечает, что «выпускник Лиги плюща, желающий перейти из класса 4 в класс 3, имел на 22,5% больше шансов на продвижение по службе, чем сотрудник дипломатической службы без такого диплома. Вероятность перехода из класса 3 в класс 2 у этого человека была на 12,6% выше, чем у человека без диплома Плюща».

При этом немаловажно, что выпускники элитных образовательных учреждений подчас имеют лучшие стартовые позиции. В той же статье отмечается, что «многие студенты Лиги плюща или других известных колледжей и даже частных средних школ уже знают о дипломатической службе и о том, как она работает. Некоторые из них стремятся пройти стажировку в Госдепартаменте, что дает возможность наладить контакты».

Игорь Истомин, Ольга Ребро:
Кадры решают всё? Краткий путеводитель по рекрутингу администрации Байдена

К слову, такое положение распространяется и на другие области в сфере национальной безопасности и международных отношений, в частности на разведку. Помимо этого, несмотря на существование таких рекрутинговых кампаний, как «Дипломаты в резиденциях» (Diplomats in Residence), в соответствии с рекомендациями которых сотрудники и экс-сотрудники дипслужбы направляются в колледжи по всей стране для консультаций студентов и специалистов по карьере, стажировкам и стипендиям, наиболее отлаженные механизмы, подкрепленные авторитетными именами, все же концентрируются именно в престижных учебных заведениях.

В целом наблюдается тенденция на количественный рост образованных кадров, а, учитывая описанный ранее элитизм, связанный с возможностью получения высшего образования, можно предположить, что и классовый состав (а, как следствие, и культура, в том числе стратегическая) внутри Госдепа становится все более гомогенной, что едва ли способствует выработке пресловутой внешней политики для среднего класса.

***

О кризисе американской дипломатии пишут очень много. Часто представителями лагеря, тяготеющего к большей сдержанности (restraint) во внешней политике, отмечается факт ее недофинансирования, в силу чего выбор падает на более милитаризованные способы продвижения своих интересов. Все это, безусловно, не лишено оснований, однако, как говорил еще один классик, «кадры решают все». Простые решения в виде увеличения финансирования или, следуя логике современного капитализма [16], наращивания пресловутого «разнообразия» едва ли способны всерьез повлиять на общий вектор политики, так как его истоки коренятся в более глубоких, системных основаниях, изменение которых возможно при радикальном изменении всей социально-экономической модели. Впрочем, такая перспектива на данный момент в полной мере не просматривается, а это значит, что и кардинальные изменения в политической линии, на которые периодически рассчитывают комментаторы, ожидающие прихода «удобной конъюнктуры», едва ли являются чем-то большим, нежели плодом некритического восприятия американских публикаций, носящих во многом политтехнологический характер.

1. Дебор, Г. Общество спектакля. М: Опустошитель, 2017. 280 с.

2. Harvey, D. A Brief History of Neoliberalism. Oxford University Press, 2007. 254 p.

3. См. также: Bunch, W. After the Ivory Tower Falls: How College Broke the American Dream and Blew Up Our Politics ― and How to Fix It. ‎William Morrow, 2022. 320 p.

4. Маркс, К., Энгельс, Ф. Принципы коммунизма. Манифест Коммунистической партии. М.: Издательство ИТРК, 2016. C. 31.

5. Крауч, К. Постдемократия [Текст] / пер. с англ. Н.В. Эдельмана. М.: Изд. дом ВШЭ, 2010. 192 с.

6. Bovens, M., Anchrit, W. Diploma Democracy: The Rise of Political Meritocracy. Oxford Academic, 2017. P. 5.

7. Markovits, D., The Meritocracy Trap: How America's Foundational Myth Feeds Inequality, Dismantles the Middle Class, and Devours the Elite. Penguin Press, 2019. P. 10.

8. Пикетти, Т. Капитал в XXI веке. Москва: Ад Маргинем Пресс, 2016. 592 с.

9. Sandel, M.J. The Tyranny of Merit: What's Become of the Common Good. Farrar, Straus and Giroux, 2020. P. 11.

10. Харви, Д. Состояние постмодерна: Исследование истоков культурных изменений / пер. с англ. Н. Проценко; под науч. ред. А. Павлова. М.: Изд. дом ВШЭ, 2021. 576 с.

11. Sandel, M.J. The Tyranny of Merit: What's Become of the Common Good. Farrar, Straus and Giroux, 2020. P. 12.

12. Carnes, N. White-Collar Government: The Hidden Role of Class in Economic Policy Making. University of Chicago Press, 2013. Pp. 188.

13. Carnes, N. White-Collar Government: The Hidden Role of Class in Economic Policy Making. University of Chicago Press, 2013. P. 10.

14. Бернс, У. Невидимая сила. Как работает американская дипломатия. М.: Альпина Паблишер, 2020. C. 48.

15. Goodwin, M. Values, Voice and Virtue: The New British Politics. Penguin UK, 2023. Pp. 272.

16. Проценко Н.П. Новый дух Давоса, овладевший корпорацией-психопатом: способен ли капитализм доказать, что теперь все точно будет иначе? // Union magazine, № 1, 2021. С. 61–71.